— Тебе не стоит выходить, — услышал я голос Белема. — Мы сейчас в камере передатчика заброшенного космического корабля и находимся у Беты Центавра. Он очень древний. Мы знаем немало передатчиков подобных этому. В таких ситуациях они бывают очень полезны. Я не мог установить настройку так, чтобы мы сразу попали на нашу планету. По индикаторам Пайнтер легко мог бы нас вычислить.
Я чувствовал, насколько мне тяжело дышится, но механдроид сказал, что нам нужно торопиться.
— Мы захватили с собой несколько кубических ярдов воздуха, но надолго их не хватит. Не мешай мне сейчас.
Я смотрел, как мои руки крутили заржавленные диски на стене, и мне стало не по себе, когда я подумал о мрачных глубинах космоса, окружающих нас. И еще о том, какой песчинкой в мироздании является наше прибежище. Песчинка, которая летит в чужой звездной системе и из которой с каждой секундой улетучивается наш последний воздух. К счастью, для моего душевного равновесия, в течение этих часов пребывания в будущем, у меня осталось мало времени, чтобы обдумывать все происходившее со мной. Я так внезапно очутился в мире, культура которого была для меня абсолютно чуждой, что мог совершенно спокойно сойти с ума. Стены завибрировали и стали расплываться. Сквозь прозрачный металл я уже видел ярко-зеленую траву и круг домов с низкими крышами, похожими на китайские. Единственные живые существа, которых я увидел тут, были голубь с красной лентой в клюве, летящий низко над землей, и дурашливый пес, который бежал за голубем и безуспешно пытался схватить зубами ленту. Я мог бы даже слышать его лай.
— Скорее, — сказал Белем, и мои руки снова стали крутить диски и нажимать кнопки. Я и не подозревал, что может существовать столько передатчиков. Некоторые из них имели прозрачные стены, и я мог видеть, что нас окружает, другие же были начисто отрезаны от внешнего мира, и я исчезал оттуда, так и не узнав, где побывал. В одной из камер я увидел на полу два огромных красных цветка странной формы, их, наверное, оставил тот, кто пользовался передатчиком до нас.
После нескольких перемещений Белем наконец сказал:
— Здесь нам нужно выйти и перейти на другое направление. Я думаю, что теперь мы уже можем переместиться в нашу лабораторию, открой дверь.
Я вышел в город, похожий на тот, который я уже видел в этом мире. Толпы людей в самых разнообразных одеждах кишели на улицах. То один, то другой человек исчезали в кабинках и снова появлялись уже из других.
Я снова повернул диски. Стены завибрировали и исчезли. Затем все успокоилось, и я открыл дверь. Снова та же площадь, но на этот раз толстый мужчина уже почти исчез в толпе, хотя я и успел боковым зрением увидеть его белый плащ.
— Закрой дверь, — сказал Белем.
Я ощутил, что им уже владеет паника, и понял, что он был сильно испуган, хотя и старался не показать этого.
— Все очень просто, — сказал он скорее себе, чем мне. — Приемник в моей лаборатории больше не работает, и значит это только одно — Пайнтер обнаружил нас. Правда, я не знаю как, но от этого не легче, во всяком случае, он успел выслать туда свое оружие. — Белем не назвал оружие, но у меня в мозгу сразу же всплыло видение стеклянного ящика с куском золотого мрамора в нем.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Тогда отпусти меня, с нами все кончено.
— Совсем нет, — резко ответил Белем. — Нам нужно найти ближайший к лаборатории действующий приемник, а оттуда мы дойдем пешком. Там есть тайные ходы, которые правительству не обнаружить. В конце концов, прошло еще слишком мало времени, чтобы произошло что-либо серьезное. Я должен вернуться в свое тело, а ты с нами будешь в большей безопасности, чем с правительством. Поверни ручки, быстро.
Кто-то нетерпеливо забарабанил в дверь, но стены уже завибрировали, и мы стали перемещаться в бесконечном пространстве к тому миру, где находилась лаборатория. Я предполагаю, что для такого перемещения в пространстве тело человека рассыпается на молекулы, которые вновь собираются в приемнике, хотя я могу и ошибаться. Когда я снова стал самим собой, то уже находился в маленькой кабине, где сильно пахло машинным маслом. Я открыл дверь и сразу же узнал этот странный бледный дневной свет, полосы света на черном небе и далекое холодное двойное солнце над полуразрушенным городом.
Сейчас город был очень оживлен, люди в униформе двигались по улицам на низких квадратных карах, летящих почти над землей. Гражданские то исчезали, то появлялись снова из кабинок передатчиков, а над ржавыми крышами домов виднелась ослепительно-голубая игла. Я знал, что это.
— Быстрее, — сказал Белем. — Иди за угол и вставай на диск, на его черную половину. Если ты поторопишься, то тебя здесь не успеют узнать, я думаю, что ищут здесь именно нас.
— Меня, а не нас, — сказал я, выходя из кабины. — Не удивлюсь, если Пайнтер специально выпустил меня, чтобы выследить, где находишься ты, правда, я уверен, что он не догадывается о том, что ты был все время рядом со мной. Вот диск. Теперь что?
— Вставай на него, на темную его половину.
Диск был диаметром около шести футов. На темной его половине была нарисована стрела. Я осторожно встал на нее и теперь уже стоял на светлой половине, и диск был точно такой же, но вокруг меня уже стояли другие дома. Отряд солдат вдали быстро подошел к большому диску, погрузился на него и исчез.
— За угол, — торопил меня Белем. — На темную половину диска. Скорее!
Одним прыжком я пересек темное пространство этого странного города. Вскоре мы остановились возле массивного забора. Это было похоже на свалку, здесь громоздились летательные аппараты самого разного вида, кары и еще какие-то машины, о назначении которых я не мог догадаться.
— Иди туда, ты увидишь маленький корабль, только смотри, чтобы тебя никто не видел, когда будешь входить в кабину.
Я нашел корабль, влез внутрь и сел в кресло пилота с ободранной обшивкой. Интересно, кто в последний раз сидел в этом кресле, направляя корабль в пучины космоса? Белем нетерпеливо прервал мои мысли, и по его приказу я закрыл дверь и откинул трап. Никто нас не заметил, хотя я все время ощущал, что на меня нацелено сопло рапиры с раздувающимися губами. Мгновение спустя кто-то уже открывал дверь кабины. Огромная лаборатория была голубой от дыма, наполнявшего ее, и еще более голубой от пронзительного света самого конуса иглы, которая прорывала голубое небо. Неподвижная фигура Белема стояла там, где я оставил ее, когда уходил.