Оставшийся в живых

Глава 19

– Лондон-Старт, я Консул 2802, прошу условия. – Капитан Роган начал терять терпение. Он не выносил никаких задержек на взлете, его раздражала бессмысленная трата горючего, когда приходится сдерживать рвущуюся наружу мощь, накопленную четырьмя реактивными двигателями. Пока что их задержка не превышала и минуты, но у командира и так уже было испорчено настроение, правда по другим причинам, скорее личного характера, и опоздание со взлетом только подлило масла в огонь.

– 2802, ждите, – ответил жесткий металлический голос.

– Ну, давай же, – раздраженно проворчал Роган, правда про себя, а не в переговорное устройство.

Келлер посмотрел в его сторону, но капитан, избегая его взгляда, смотрел прямо перед собой в ночную тьму.

"Боже, – подумал второй пилот. – Это же конец нашим добрым отношениям. Ну зачем надо было Бет говорить все это? На что она рассчитывала, рассказав мужу о своей измене с его учеником и другом. Ведь у нее был достаточно большой выбор, она могла назвать любого, но почему именно его? И всего-то одна ночь. Ничего серьезного. Оплошность с его стороны. Непростительная, верно; однако, на фоне других многочисленных и, наверное, более серьезных случаев, этот не стоил даже упоминания. Видимо, Бет хотела как можно чувствительнее ударить по самолюбию Питера Рогана, и это ей удалось. Он страдал не столько от ее неверности, сколько от унижения, что ему наставил рога его же подчиненный! Человек, которому он полностью доверял. И вот еще вопрос – скажет ли он об этом Кэти?"

Для себя Келлер уже решил, что, как только представится случай, он сам сделает это. Глупо жить в постоянном страхе, ожидая, что кто-нибудь тебя разоблачит. Конечно, она будет глубоко оскорблена, услышав его признание, но если она узнает это от кого-нибудь другого... Он запретил себе даже думать об этом. Она переживет, если по-настоящему любит его и если он будет с ней полностью откровенным. Если же не переживет... Об этом он тоже не хотел думать. Что бы ни случилось, он ни за что не должен ее потерять. Она была слишком дорога ему сейчас. Но Роган – это другое дело. Келлер понимал, что ему никогда уже не удастся загладить свою вину перед ним, и то, что вчера Роган упал от его толчка, отнюдь не способствовало их примирению. "Прости меня, командир, – мысленно извинился он, – может, и с тобой мы помиримся когда-нибудь".

– Консул 2802, – металлический голос прервал раздумья обоих пилотов, – вам разрешается выполнять полет по намеченному маршруту до Вашингтона, Даллес. Штат-полет по приборам по трассе Давентри 2, эшелон полета 350, код ответчика Альфа 4208.

Облегченно вздохнув, капитан Роган повторил в микрофон полетное задание.

– Понял, Консул 2802, подтвердили правильно. Работайте один-два-один, точка, три.

– Лондон-Старт, Консул 2802, на предварительном полосы двадцать-восемь, правая.

– 2802, после посадки Ди Си 8 занимайте полосу и ждите.

– Я 2802, после посадки Ди Си 8 занимаю полосу.

– 2802, взлет разрешаю.

– Я 2802, взлетаю.

Самолет, набирая скорость, покатил по взлетной полосе, ускорение, которое придавала ему возрастающая тяга двигателей, мягко вдавило пассажиров и членов экипажа в спинки кресел. За несколько секунд самолет набрал скорость, после которой пилот уже не имел права прервать взлет. Капитан Роган продолжал разгон пока самолет достиг скорости отрыва, и затем плавно поднял нос аэробуса вверх. Огромная машина, невероятно мощная, начала подъем, легко пронзая воздух, и с неожиданной для своих размеров грацией устремилась в ночное небо.

Когда аэробус набрал заданную высоту и описал в небе огромную дугу, ложась на заданный курс в выделенном ему воздушном коридоре, Келлер расслабился. И это было понятно: когда взлетаешь на такой послушной воле пилота машине, то как бы оставляешь все свои тревоги и заботы внизу, на земле. После того, как они завершили процедуру послевзлетной проверки, по лицу командира можно было понять, что и его постепенно покидает состояние напряжения, обычное для этапа взлета. Келлер наблюдал за ним, пока объявлял пассажирам разрешение отстегнуть ремни и курить. На какую-то долю секунды командир задержал взгляд на Келлере, затем отвернулся и с непроницаемым выражением лица стал изучать показания приборов.

Именно в этот момент дверь кабины распахнулась и влетела Кэти.

– Капитан Роган, – обратилась она к командиру с тревогой в голосе.

– В чем дело, Кэти? – холодно спросил он, не отрывая взгляда от приборов.

– Один из пассажиров первого класса обнаружил в своем портфеле какое-то устройство. – Она бросила быстрый взгляд на Келлера, и между ними словно бы проскочил эмоциональный разряд. – Это похоже на... бомбу!

Капитан быстро повернул голову.

– Ты уверена? – отрывисто спросил он.

Его резкий тон заставил Кэти вздрогнуть.

– Оно... Похоже, в нем есть какой-то часовой механизм. Пассажир не знает, как эта штука попала к нему в портфель.

– А другие пассажиры уже знают об этом?

– В салоне первого класса – да. В салоне второго класса – те, что сидят впереди, заинтересовались, что за суматоха там возникла.

– Ладно. – Он повернулся к Келлеру. – Спустись вниз и выясни, что там такое.

– Ты будешь переключать ответчик на сигнал бедствия?

– Не раньше, чем ты проверишь, в чем там дело, – отрезал Роган.

Кэти посмотрела на обоих пилотов с удивлением, позабыв на мгновение об опасности, притаившейся внизу. Она прежде никогда не слышала, чтобы капитан разговаривал с Дэйвом в таком тоне, а ведь им и раньше приходилось бывать во всяких переделках. Келлер уже выбрался из кресла пилота и стоял, глядя на командира, словно собираясь что-то сказать. Роган окинул его холодным взглядом, и Кэти явственно ощутила напряженность в отношениях между обоими мужчинами.

– Ну, – зло сказал капитан, и в его взгляде, обращенном на Келлера, сквозила ярость, но не страх. – Какого черта ты здесь торчишь? Ступай вниз!

Не проронив ни слова в ответ, Келлер повернулся и, пробравшись к выходу из кабины, очутился прямо перед Кэти. Увидев ее побледневшее лицо он понял, что она обеспокоена не столько грозящей опасностью, сколько их размолвкой с командиром. Он ободряюще улыбнулся и взял ее за руку.

– Ну, показывай дорогу.

Проходя мимо бортинженера, которого от страха уже прошиб пот, Келлер похлопал его по плечу и крикнул, стараясь перекричать шум двигателей:

– Подожди надевать парашют, Эл!

Бортинженер вымученно улыбнулся в ответ и поднял вверх два больших пальца. Кэти и Келлер быстро проскользнули через узкую дверь кабины и стали спускаться по винтовой лестнице. Кэти обернулась и посмотрела через плечо на Келлера, она была очень бледна, глаза широко раскрыты. Он наклонился к ней, коснулся ладонью обращенного к нему лица и ласкового провел пальцами по нежной щеке. Он еще раз ободряюще улыбнулся, в то время как оба продолжали спускаться вниз.

Старший стюард, Броуди, ждал их у подножья лестницы и, увидев Келлера, показал рукой в направлении салона первого класса. Второй пилот не стал тратить время на расспросы. Он быстро вошел в салон и двинулся вперед, не обращая внимания на встревоженные лица сидящих вокруг пассажиров, от волнения нервно покусывающих губы. И тут же замер как вкопанный, пораженный увиденным.

Сэр Джеймс Баррет сидел в кресле как-то боком, выставив ноги в проход между рядами, на коленях у него лежал раскрытый изящный черный кейс, а лицо было сведено судорогой ужаса. Состояние других пассажиров варьировалось от нервного любопытства до откровенной паники. Сидящий рядом с Джеймсом молодой человек, его личный секретарь, съежившись от страха, прижался спиной к иллюминатору, словно хотел пробиться сквозь фюзеляж, только бы быть подальше от опасной штуковины, находящейся в кейсе. Четыре японских бизнесмена, занимавших следующий ряд кресел, перебрались в переднюю часть салона и там встревоженно тараторили, возбужденно жестикулируя. Женщина укачивала на руках маленькую плачущую девочку, а сама едва сдерживала слезы. На полу в проходе рядом с ними лежала пластмассовая кукла, которая, казалось, обозревала происходящее вокруг холодными невидящими глазами. Мужчина с американским акцентом громогласно требовал, чтобы для него хоть что-нибудь сделали, в то время как его приятель, дергая его за рукав, пытался его утихомирить.

Немного в стороне от остальных стоял человек, который одной рукой опирался на спинку своего кресла, другой – на спинку кресла предыдущего ряда. Он отличался болезненной худобой, его кожа имела неестественный оттенок, лицо избороздила сеть глубоких морщин. Он улыбался. И в этой его улыбке были одновременно и страх, и возбуждение. И насмешка.

Сэр Джеймс, казалось, был не в силах оторвать взгляд от кейса, лежащего у него на коленях, но как только Келлер подошел к нему, он осторожно повернул кейс так, чтобы тот мог увидеть его содержимое. Едва взглянув на хитросплетение проводов, пластмассовые трубки и часовой механизм, Келлер сразу же понял, что перед ним настоящая бомба. Одновременно он понял и то, как она могла попасть на борт. Он хотел сказать сэру Джеймсу, чтобы тот не двигался, но в этот момент ослепительно белая вспышка сверкнула перед его глазами, и испепеляющий вихрь поглотил его, превратив в подобие сияющего кокона, оторвал от пола и отбросил к стенке салона.

Келлер почувствовал, как его ударило обо что-то твердое, затем он свалился на пол. К своему удивлению он не чувствовал никакой боли, все его тело как бы онемело. Он с трудом раскрыл глаза и первое мгновение никак не мог понять, почему все вокруг как-то странно накренилось; пассажиры барахтаются и скатываются вниз по наклонному полу, а стены салона охвачены языками пламени. Потом он заметил, что передняя дверь для пассажиров сорвана со своего места и висит, каким-то чудом удерживаясь на тоненьких полосках металла, а в образовавшийся проем со свистом врывается холодный ночной воздух. И тут в его потрясенном сознании постепенно начала вырисовываться картина того, что произошло.

Он попытался встать, недоумевая, почему не чувствует боли, но ему удалось лишь немного приподняться, опираясь на локоть. Он невольно вскрикнул, увидев ползущую к нему Кэти. Ее искаженное ужасом лицо было в крови, глаза широко раскрыты от страха и сострадания, рот застыл в крике. Но он не услышал ни звука, все пространство внутри самолета превратилось для него в безмолвный мир хаоса. И в последний момент, когда окружающий мир начал тускнеть и расплываться, когда его глаза уже отказывались воспринимать весь этот ужас, перед его угасающим взором промелькнул образ Кэти, пытающейся преодолеть крутой наклон пола и подползти к нему ближе, ее протянутая к нему окровавленная рука, ее глаза, полные страдания и скорби.

А затем все исчезло, погрузившись в темноту, в умиротворяющий покой беспамятства и забвения.

Он почувствовал, как кто-то приподнимает ему веки, и тотчас же пришел в себя, моргая глазами и отворачиваясь от назойливых прикосновений чьих-то пальцев. Его взгляд уперся в встревоженное лицо отца Винсенте.

– Как вы себя чувствуете? – спросил священник. – Не двигайтесь, пока мы не проверим, нет ли у вас переломов.

Келлер спокойно лежал и ждал, пока чьи-то умелые руки ловко и осторожно ощупывали его тело, стараясь вернуться в своем сознании к реальной действительности. Перед ним снова пронеслись сцены пережитого кошмара: бомба, взрыв, крутой наклон салона падающего самолета, боль и страдание на израненном лице Кэти, ее попытка дотянуться до него. Глаза наполнились слезами и он заморгал, отгоняя их прочь. Может быть, лучше было бы не вспоминать все это.

Но теперь он, наконец, точно знал, что произошло! Их вражда с капитаном не имела никакого отношения к гибели "Боинга". Ни он, ни командир не совершили никакой ошибки; они были бессильны предотвратить случившееся. И теперь он понял, почему бомба не была своевременно обнаружена и каким путем она попала па борт самолета. Он попытался сесть, по руки отца Винсенте решительно удерживали его.

– Минуточку терпения, мистер Келлер. Я почти закопчил, – сказал священник.

– Но со мной все в порядке, – настаивал Келлер, озираясь вокруг. – А где Хоббс? – с беспокойством спросил он.

– Я здесь, Дэвид, – донесся из темноты приглушенный голос. Нетвердой походкой медиум подошел к Келлеру, прижимая к губам покрытый красными пятнами крови платок. Свечи снова зажгли, а свет от карманного фонарика стал ярче. Внутри самолета царили покой и тишина.

– Хоббс, это точно была бомба! Пока я находился без сознания, я вспомнил все, что произошло в ту ночь!

– Да, я знаю, что это была бомба, – устало сказал Хоббс.

Келлер, освещенный светом карманного фонарика, который был направлен прямо на него, силился разглядеть черты лица медиума в мерцающем свете.

На его щеках и на лбу появились воспаленные темно-красные рубцы, волосы в нескольких местах полностью сгорели, и на их месте от ожогов образовались пузыри, некоторые из них продолжали расти прямо на глазах.

– Боже мой! – только и смог вымолвить Келлер.

– Кажется, переломов нет, мистер Келлер, – констатировал, выпрямляясь, отец Винсенте, завершив свой быстрый, но тщательный осмотр.

– Я же говорил, что чувствую себя хорошо, – ответил Келлер, не в силах отвести взгляда от обезображенной головы Хоббса.

– Мистера Хоббса необходимо срочно доставить в больницу, – сказал священник. – У него несколько весьма сильных ожогов, а раны вокруг рта снова открылись, их необходимо обработать. И я думаю, никому из нас не повредит сильнодействующее успокоительное.

– Нет. – Хоббс отнял ото рта окровавленный платок, чтобы его слова были слышны более отчетливо. Священника и Келлера даже передернуло при виде его распухших, кровоточащих губ. – Нужно еще кое-что сделать сегодня ночью.

– Но вам нельзя ничего сделать в таком состоянии, – запротестовал отец Винсент.

– У нас нет выбора, – просто ответил Хоббс.

– Он прав. Это еще не все. – Келлер приподнялся и сел на полу. – А вы почему уверены, что это была бомба? – обратился он к Хоббсу.

Хоббс безуспешно пытался остановить сочащуюся из губ кровь. Он заговорил, морщась от боли:

– Когда я был... под... Со мной заговорил еще один голос. Это был совсем другой голос, тоже растерянный и испуганный, как и остальные, но другой. – Он пошатнулся от охватившей его слабости, Келлер и священник поддержали его. – Нет, нет со мной все в порядке. Только дайте мне передохнуть минутку.

Они молча ждали, пока медиум соберется с силами, чтобы продолжить дальше.

– Этот... этот голос... он сумел сообщить мне... что произошло... кто виноват. Нам нужно... мы должны отыскать этого человека... сегодня ночью... – он снова со стоном качнулся вперед.

Келлер поддержал его за плечо.

– Этот голос. Кто это был? Кто говорил с вами?

Хоббс пытался побороть свою слабость.

– Я... я не знаю. Голос был не очень отчетливый... и все же он старался помочь нам... Я могу доставить вас... к тому человеку.

– К какому? К тому, который подложил бомбу?

– Да!

– Но как вы можете сделать это? – вмешался в разговор священник.

– У меня в голове... схема. Он... показал... мне.

– Тогда это дело полиции, – решительно заявил отец Винсенте.

– Нет времени... некогда.

– Он прав, – согласился Келлер. – И кроме того, как мы объясним все это полиции?

– Нам нужно... торопиться. Мы должны добраться туда... этой ночью.

Хоббс с трудом стоял на ногах, Келлер и священник поддерживали его. Хоббса пошатывало, но он мог идти.

Мысли теснились в голове Келлера. Бомба. Ее пронес на борт самолета сэр Джеймс. Это так просто. Будучи директором целого ряда компаний, он играл важную роль и как директор авиакомпании, в которой работал Келлер, и одна из его привилегий состояла в том, что при полетах на самолетах компании его личный багаж не подвергался таможенному досмотру и контролю, и он имел право подниматься на борт самолета вместе с экипажем. Конечно, все это было неофициально, и пользовался сэр Джеймс своими привилегиями далеко не всегда. Но Келлер был уверен, что на этот раз все так и было. Это же элементарно.

Но кто же подложил ему бомбу? Какой маньяк не остановился перед убийством трехсот с лишним человек, чтобы отправить на тот свет одного единственного? А может, массовое убийство и было истинной целью? И почему сэр Джеймс ничего не знал о бомбе до того, как оказался в самолете? Была еще масса других вопросов, па которые необходимо было найти ответ. Например, вопрос о его собственном спасении. Прежде он слышал о таких случаях, когда человек, находящийся прямо на пути распространения взрывной волны, каким-то сверхъестественным образом оказывался невредимым. Это было как-то связано с напором воздушной массы, которая несла человека впереди взрывной волны, образуя вокруг его тела как бы защитную оболочку. Неправдоподобно, но не невозможно. Его тело ударилось обо что-то массивное и было отброшено почти к самой лестничной шахте. Возможно, именно это защитило его от огненной вспышки, сопровождавшей взрыв. Затем, когда Боинг рухнул на землю, еле державшаяся дверь оторвалась, отлетела назад и, как и предполагал Тьюсон, ободрала крыло самолета. А его, лежащего у самого дверного проема, выбросило наружу, и он упал на мягкую луговую землю.

Келлер почувствовал облегчение: облегчение от того, что нашел объяснение своему спасению, облегчение от сознания того, что ни его действия, ни действия капитана Рогана ни в коей мере не были причиной трагедии. Но это было облегчение, не принесшее ему успокоения.

Они выбрались из самолета, удивившись тому, что он не развалился окончательно, а также и тому, что не увидели полицейских, прибывших, чтобы устроить им торжественную встречу. Ведь жуткий грохот от сотрясавшихся обломков самолета, несомненно, должен был привлечь к себе хоть чье-либо внимание. Но тут священник показал в ту сторону, где находилась очевидная причина отсутствия внимания к событиям на месте катастрофы.

Там, на востоке, в районе итонской Хай Стрит ночное небо было озарено красным светом, и в воздух взвивались языки пламени. Было похоже, что в одном из магазинов или зданий па Хай Стрит начался пожар.

И этот пожар разрастался.