Осенняя заваруха

МАРИЯ ПОМОРОВА

Эта безумная идея принадлежала мне. Мне невыносимо было ждать. Мы три дня отдыхали на курорте, больше отдыха я вынести не смогла.

Основную часть пути мы преодолели на флаер-такси, а затем пришлось идти пешком. Несмотря на смену власти, на осианском лесоповале дежурил хорошо вооруженный полицейский кордон. Полицейские проводили нас глазами, но ничего не предприняли. На их запрос мы не ответили. Выходить на просеку мы остерегались, опасались нарваться и на полицейских, и на бандитов. Мы добрались почти до самого бандитского лагеря, но увидели расставленных по всему периметру часовых и остановились. Часовые вели себя безалаберно: один читал книжку, другой курил марихуану, третий вообще безмятежно дрых в кустах… Я предложила убрать часового, но Иваненко молча показал мне из густых зарослей камеры наблюдения. А потом он предложил мне убраться отсюда подобру-поздорову, пока нас не обнаружили. Он был прав: наверняка охранялись и шлюпки. До нас доносился свист нейтринных пил и шум валившихся деревьев. Впервые до меня дошла вершащаяся в лесу трагедия, мне стало до слез жалко волшебные деревья. Я погладила теплый бархатистый ствол дерева, которое, возможно, скоро уронит под пилой роскошную изжелта-зеленую крону. Я задрала голову и залюбовалась золотистой листвой лечебного дерева. Ветви у него располагались высоко. Я по-обезьяньи ловко вскарабкалась по шершавому стволу наверх, чтобы рассмотреть листья. Нетолстый ствол дерева легко обхватывался руками. Листья росли пучками по семь штук, длинные-длинные, упругие и довольно мясистые, теплые на ощупь. Каждый лист имел по краям резные зазубрины. Каждый пучок напоминал асимметричной формой человеческую пятерню, только из семи пальцев. Я невероятно расстроилась, что нам не удалось захватить пиратскую шлюпку, а теперь, в обнимку с деревом, неудача меня уже почти не беспокоила. А ведь еще утром я надеялась проникнуть на "Адмирал Грот" и взять командование над судном. Я, перебирая руками и ногами, чтобы не расцарапаться, скользнула на землю.

— Пошли отсюда, пока мы не нанюхались древесины и не стали такими же беспечными, как часовые, — шепнул мне Иваненко. И мы пошли прочь. Вернее, полезли сквозь непролазные лесные заросли обратно. Иваненко производил непростительно много шуму, и бандиты, видимо, не обнаружили наше присутствие только благодаря влиянию лечебного дерева, усыпляющего всякую бдительность. А может быть, обнаружили, но не отреагировали по той же причине.

— Федор Семеныч, это невыносимо, — скулила я по дороге.

— Ничего, скоро выйдем на просеку, и станет легче, — ответил Иваненко, пыхтя, паровоз.

— Я не о том. Я не могу больше сидеть на этой планете.

— Я сделал все, что мог. Ты сама понимаешь, насколько бредовой была эта идея. Ну, угнали бы мы шлюпку, пристыковались бы к "Адмиралу", и что дальше? Ты всерьез собралась отобрать крейсер у офицера, прирожденного командира, который держит банду висельников и убийц в железной дисциплине?

Я еще не забыла о Рыжакове, хотя была бы рада. При одном только воспоминании о нем у меня от страха холодело в груди и в животе. Я думала о Рыжакове даже чаще, чем о потерянном навсегда Юрии Табунове.

— Отобрать? Нет. У нас договор.

— Договор с бандитом, — напомнил Иваненко. — Еще неизвестно, что бы у него перевесило: офицерская честь или бандитская алчность. Судя по моим наблюдениям, об офицерской чести он забыл.

— Собакин наверняка успел переправить на крейсер достаточное количество леса. Честь не помешала бы алчности. К тому же бандитов наверняка скоро сгонят с планеты доржиане; если бандиты и успеют пополнить свои трюмы еще, то совсем не намного. Он ведь хотел получить крейсер вместе с лесом?

— Что не помешает ему перерезать нам обоим глотки, несмотря на договор.

Я чертыхнулась.

— И что теперь, сидеть, сложа руки?

— Именно так. Вернемся в город, снова поселимся в гостинице и будем ждать окончания заварухи. Когда-нибудь она кончится, и мы отправимся на Онтарию.

— Но когда же, когда? А если это затянется на месяц?

— Мария, на Осени полно туристов, желающих по окончании путевки вернуться домой. Доржианам наверняка не нужны лишние осложнения. Они откроют космопорт при первой же возможности. Надо набраться немного терпения, только и всего.

Иваненко, прущий по зарослям, запалённо дышал и говорил с великим трудом, и я от него отцепилась. Хотя не могла смириться с грядущим ничегонеделаньем и хотела без остановки на это жаловаться. Кроме того, я испытывала непреодолимое желание чем-нибудь помочь осианам и гибнущему лесу. Иваненко остановился, и я ткнулась в его мокрую от пота спину. Я выразила удивление, затем выглянула из-за его спины и увидела причину остановки. На связиста таращились два обрезанных дула. Дула принадлежали двум обросшим щетиной мужчинам. Мы с Иваненко в молчании подняли руки. Двое вооруженных охотничьими ружьями людей все в том же молчании повели нас по лесу. Разоружать нас не надо было, единственное, что мог отдать Иваненко — охотничий нож, купленный им в сельпо на берегу озера Мильгун. Нас направили на невидимую тропу. Я толком ее не видела. Нам не позволяли сбиться с нее, и идти стало гораздо легче. Тащились довольно долго, пока не дошли до небольшого просвета между деревьями, уставленного несколькими шалашами. С воздуха такие шалаши под сенью деревьев не увидишь. Между шалашами находились люди, человек десять. Они окружили нас.

— Кто такие? — сурово спросил один из них.

— Бродили по лесу, — ответили мужчины, взявшие нас в плен. — Оба без оружия. Шли со стороны бандитского притона.

— Подождем Михалыча. Он живо с ними разберется, — решили эти люди, загнали нас в один из шалашей и приставили охрану.

— Что-то мне надоело. Со стражей, — пожаловалась я. Меньше всего мне хотелось сидеть на попе, зато я имела сильнейшее желание завыть с досады. Страха я не чувствовала. Федор Семенович завалился на круглый бок и почти сразу захрапел.

Ждать пришлось до вечера. Нас накормили горячей ухой с хлебом и напоили чаем. Даже дали двухлитровую бутылку с водой. Самое удивительное, что мне по-джентльменски позволили сходить в кусты. Сопровождавший меня человек деликатно дожидался в стороне.

Вечером появился пресловутый Михалыч, и нас вызвали из шалаша. Михалыч сидел среди шалашей на траве, по-турецки скрестив ноги, люди вокруг тоже сидели. Нам сесть не предложили, стояла и наша стража.

— Кто вы и что делаете в наших лесах? — вопросил Михалыч.

— А сами-то вы кто? — буркнул в ответ Иваненко.

— Отвечайте, когда вас спрашивают.

Иваненко вздохнул. Правда была на стороне силы. Сила была не на нашей стороне.

— Мы с Онтарии. Отдыхали на озере Мильгун. Может, теперь скажете, кто вы?

— С Онтарии? Бандиты, значит.

— Мы не бандиты, — оскорбилась я. — Онтария имеет почти такой же статус в Содружестве, как и Осень. Нам только запрещено закупать оружие, вот и вся разница.

— Значит, не бандиты, — ухмыльнулся Михалыч. — Только родом с бандитской планеты, и взяли вас рядом с бандитским логовом.

— Заметьте, мы были без оружия, — напомнил Иваненко.

Лесные люди негромко засмеялись.

— Потому что думали, что с вами и без оружия ничего не случится, — промолвил один из мужчин.

— Хорошо живется в нашем лесу, не правда ли? — смеялся второй. — Ни о чем не тревожишься…

— Как называется лечебное дерево? — вдруг спросил Иваненко.

— А вам не все равно? — рявкнул Михалыч, и смех умолк. — Вам же не надо заполнять коносамент, зачем вам тогда название товара?

— Мы не из шайки, — с обидой сказала я. — Еще неизвестно, кто вы сами. На вид — бандиты из бандитов. Хватаете женщин средь бела дня, тащите их куда-то…

Иваненко ухитрился с хрустом отдавить мне ногу, и я приложила немало усилий, чтобы не скривиться от боли. Скривилась, куда же деться. Маневр связиста не укрылся от глаз главаря непонятной лесной шарашки.

— Поаккуратней с девушкой, туша, — посоветовал он. — Мы — партизаны, так что ничего хорошего не ждите.

Словами не описать, как я обрадовалась. Мы с Иваненко переглянулись, у того рот расплылся аж до самых ушей.

— Значит, сопротивление все-таки есть, — подытожил он.

— Не пойму, чему вы так обрадовались оба, — с подозрением сказал Михалыч.

— Федор Семеныч, давайте все им расскажем, — предложила я. — Это же партизаны! Может, они нам помогут.

— У них свои задачи, — резонно ответил Иваненко. — У них дела, которые нас не касаются. Единственное, чем они могут нам помочь — отпустить восвояси.

— Чего захотел — отпустить! — хмыкнул один из мужчин.

— Ну-ка, выкладывайте, что там у вас, — велел Михалыч.

Мы с Иваненко выложили им все, что с нами приключилось, утаив только причину, по которой я понадобилась Собакину. Мы сказали, что нужны были бандитам, как заложники.

— Что-то такое я уже слышал, — отреагировал предводитель партизан. — Маклайн и Стивенс, сгоняйте-ка в соседний лагерь за кем-нибудь из Авилкиных.

Нас снова загнали в шалаш. Ужином нас не обнесли, сунули в шалаш хлеб, холодное мясо и незнакомые овощи. Авилкины явились оба. Уже опустилась звездная ночь. Ночью в лесу было гораздо приятнее, чем днем, во время паркой жары. В теплом воздухе вилось бесчисленное множество насекомых, создающих характерный ровный звенящий гул. И никто не кусался! Насекомые не любили кусать людей даже со страшной голодухи. Предпочитали питаться местной кровью. Огней партизаны не зажигали. Авилкины опознали нас при свете крошечного фонарика, зажженного в шалаше на одну секунду. Михалыч удовлетворенно хмыкнул в бороду.

— С вашим происхождением, значица, разобрались, — прогудел он. — А теперь объясните мне, сивому, какого хрена вы делали у бандитов.

— Мы у них не были, — сказал я. — Мы до них не дошли. У них кордон.

— А зачем вы туда шли?

Иваненко тяжко вздохнул и посмотрел на меня.

— Мы хотели угнать шлюпку, — сказала я.

— Чего? — большой шалаш предводителя дрогнул от дружного хохота, невзирая на маскировку.

— А потом что? — сквозь смех спросил Михалыч.

— А потом угнать крейсер, — ответила я. Меня жутко смутил хохот, и я рассердилась.

— И вы считаете, что это вам по силам?

— А что тут такого? — ощетинилась я.

— Ничего страшного, — сказал Иваненко. — Лес гасит излишнюю тревогу и делает человека беспечным, на это мы и понадеялись. Честно говоря, я ни на что не рассчитывал, но чем черт не шутит…

— Так на крейсере ж леса нет! Ну, есть, только в трюме! Команда там вряд ли отдыхает, — хохотали партизаны.

— Мы с Марией полжизни провели на военных судах, знаем их, как свои пять пальцев. К тому же когда-то я участвовал в захвате кораблей.

— Военных?

— Разных, — честно сознался Иваненко и добавил:

— А банда Собакина почти вся на поверхности планеты. У нас был шанс.

Позже Иваненко сознался мне, что покривил душой. На самом деле он считал, что шансы захватить крейсер у нас отсутствовали начисто. Не признаваться же этим суровым, обросшим щетиной мужикам, что он потащился в лес, чтобы успокоить извывшуюся от скуки девчонку, то есть меня! Он рассчитывал прямо на месте убедить меня в невозможности захватить шлюпку, что я немного остыну и наберусь терпения.

— Ну, и что с ними делать? — смеялся предводитель.

— Отпустите вы их, Михалыч, — вступились за нас Авилкины. — Завтра мы отвезем их ближе к городу.

— Может, вы лучше поможете нам захватить шлюпку? — вскинулась я.

Ответом был новый взрыв хохота. Прохохотавшись, Михалыч с серьезным видом пообещал мне до утра подумать. Нас снова отправили в шалаш, и снова под стражей. К нам сунулся один из братьев Авилкиных.

— Привет, Игнат, — поприветствовал его Иваненко. Как он отличил братьев друг от друга, да еще и в потемках, я не уразумела. Мужчины пожали друг другу руки.

— Такая вот каша у нас заварилась, — развел руками Игнат Авилкин. — Всю жизнь жили тихо, и вот — на тебе!

— А я еще думаю — будет сопротивление или нет, — произнес в темноте Иваненко. — А вы не боитесь карательных мер против населения?

— Мы об этом думали, — степенно ответил Авилкин, затем отбросил степенность и горячо заговорил:

— Мы сейчас оккупантов не трогаем, хотя я бы лично голыми руками бы их вот так… мать их за ногу! Мария, прости. Думаете, они заявились к нам в строительстве помогать? Держи карман шире! Грабить пришли, зачем же еще? Тут у нас такой лес… Они же первым делом взялись его валить, и валят так, что бандюганы просто отдыхают. Мы их пока не трогаем до поры до времени, Михалыч запретил. Он так и сказал: мы в них стрелять начнем, а они потом наших жен и детей на наших глазах, мать их так и эдак… Мы пока с бандюганами воюем. Они в нашем лесу беспечные стали, мы их потихоньку режем. Они тут против нас давеча отряд послали. Отряд етот мы с Темкой за пять километров услыхали. Ну, мы их ето… А оккупантов пока не трогаем, нет. До поры до времени. Михалыч сказал: пока они мирных жителей не трогают, мы их тоже не будем трогать. Такая вот арихметика. Да я за наш лес любого бандита на первом же суку! И братишка то же самое сделает.

— Хлеб у вас откуда? — спросил Иваненко.

— Как откуда? Родные дают, сельчане. Они ж на нашей стороне, вестимо.

— Как деревья-то называются?

— Лечебные что ли? Лимпопо.

Надо же, какое смешное название.

— Река такая на Земле течет, под названием Лимпопо, — пояснил мне Иваненко. — Значит, вы знаете, что лимпопо это ваше — лечебное?

— Так кто ж не знает?

— Никто не знает, кроме коренных жителей Осени. И то не всех. Рыжаков-то не знал!

— А ты как хотел? Только каркни где-нибудь, что тут такое богатство, то-то каша заварится! От леса вмиг останутся одни опилки. Да так оно и получилось. Мы лес пуще ока берегли, и что теперь? Поубивал бы!

— Однако лимпопо все-таки продается за пределами Осени, только в малых количествах и по страшным ценам, — заметил Иваненко. — Значит, кто-то лес все-таки рубит.

— Мы и рубим. От Правительства поступает заказ: вырубить столько и столько лимпопо. Но мы же не как бандиты рубим, а так, чтобы в лесу убытка не получилось. На что егеря? Они каждое дерево считают и сообщают цифры наверх, во как!

— Значит, контрабанда контрабандой не является. Вот это номер! — удивился Иваненко. — Значит, лесом вполне легально торгует правительство Осени тайком от всего Содружества. Ах ты, мегера!

Я догадалась, что Иваненко имеет в виду Сурепову.

— Теперь-то что скрывать, все равно теперь весь мир узнает о нашем лесе, — с сожалением вздохнул Авилкин. — Ладно, спите. Завтра мы с Тёмкой подбросим вас до города. Только километра четыре до него пешочком прогуляетесь.

Пока Иваненко и Авилкин беседовали друг с другом, я прислушивалась к сигналам из галактики М54. Кто-то заблудился. Кто-то спешит к нему на помощь, чтобы указать дорогу к родному порогу. Я почти привыкла к таким сигналам, однако каждый раз мне хотелось подорваться с места и бежать на помощь. Вот только… куда? Сигналы приходили ко мне довольно часто, но из разных мест, и никогда — из нашей собственной Галактики, чтобы я могла хотя бы прощупать "фонариком", кто шлет сигналы и кто на них отвечает.

Утром, пока мы завтракали тем же хлебом, холодным мясом и чаем, ежась от сырого воздуха, разведчик принес известие:

— Бандюганы-то как вчера закемарили часиков эдак в пять вечера, так до сих пор и спят. С боку на бок иногда переворачиваются, но до сих пор ни один из них не встал.

— Совсем оборзели, — удивился кто-то из партизан.

— Так давайте их и перережем, пока они спят!

— И дело с концом!

В лагере поднялся шум, Михалыч урезонил партизан резким окриком:

— Ша! Пошумели, и хватит. Бандитов, я думаю, усыпил лес. Он же у нас живой…

— Живой, живой!

— … и не такой дурак, как мы о нем привыкли думать. Ведь нам, лесорубам, спать от него не хочется. Сделаем так. Подберемся к притону, посмотрим. Если они так крепко спят, мы этому Собакину крылушки обломаем без разговоров. Одной заразой на нашей земле станет меньше. Принесло же откуда-то, и сразу в таком количестве!

На том и порешили.

— Мы с вами! — крикнула я.

— Чаво? — ответили мне. — Сиди тута, женщина.

— Сам сиди, невежа. А я, как обычно, воевать буду.

— Глотки резать? — буркнул Иваненко, мигом почуяв недоброе.

— А мы зачем здесь, Федор Семеныч, вы забыли?

— Пусть с нами тащатся, не привязывать же их, в самом деле, — махнул рукой Михалыч. — Отсидятся в кустах неподалеку. Им кунгас нужен — нехай берут. А будут шуметь — мы и их придушим.

Вооруженный отряд партизан тронулся в сторону бандитского лагеря. Огнестрельного оружия взяли ограниченно, в основном взяли с собой ножи. Местные двигались по лесу относительно легко, по незаметным тропам, производя совсем немного шума. Мы с Иваненко держались в кильватере. Недалеко от "притона" Михалыч приказал нам с Федором Семеновичем дальше не ходить, дабы "шумным сопением и топотом не будить бандитов". Мы послушно завалились в кустах, резонно рассудив, что в чужой каше нам делать нечего. Сначала было тихо, потом со стороны лагеря поднялся отдаленный шум и крик. Мы переглянулись.

— Дай-ка я схожу туда на разведку, — сказал Иваненко. — А ты сиди.

— Я с вами.

— Сиди, кому сказал. Еще там тебя не было, а так уже везде побывала. Не вздумай куда-то лезть, а не то потеряем друг друга, одна останешься.

Туша Федора Семеновича растворилась в зарослях. Наловчился-таки передвигаться по кустам не слишком шумно. Последнее предупреждение Иваненко приковало меня к месту, иначе бы я полезла в пекло тоже. Через десять бесконечных минут он вернулся.

— Резня там, девочка моя, век бы не видал. Бандиты начали просыпаться, только поздно, сейчас защищаются. Не привыкну к крови, хоть убей. Пара "кастрюль" стоит бесхозная, бери — не хочу. Только будь готова: трупов вокруг навалено, ногу поломать можно.

Вид трупов меня не смутил. Не пойму, что такого люди в них находят, что блюют и теряют сознание. Меня больше смутили штабеля стволов лимпопо. Я жалела загубленные деревья, словно они были людьми. Через убитых бандитов я перешагивала, будто через бревна. Мы разоружили несколько трупов и угнали обе шлюпки, ведь ничто не мешало это сделать. Правда, Иваненко сказал мне все, что он думает о захвате крейсера. Ну и ладно. У меня было подозрение, что я надышалась лесом лимпопо, как уснувшие бандиты. И Иваненко тоже, иначе мы бы не направили вожделенные шлюпки прямиком к "Адмиралу Гроту", находившемуся под командой бывшего офицера Рыжакова.