Операция «Рокировка»

Глава десятая

Новую «усадьбу» Залевские разбили недалеко от старого дома. Напрямую и полтораста метров не будет. Вот только нет в тех местах прямых дорог. Трясина…

Жилье погорельцев состояло из землянки, что молодым грибом выпиралась на поверхность. Над землей едва на метр поднимались всего три венца, завершенные островерхой двускатной крышей. А еще на лесном подворье, чуть в сторонке, имелся обширный навес для скота и прочих хозяйственных нужд с уже возведенными двумя стенами из плотно подогнанных жердей. Несущими столбами для навеса служили живые деревья. Понятное дело, их никто специально не высаживал под линейку, а потому постройка в одном конце была раза в полтора шире. Но, ни стоящую под навесом лошадь с жеребенком, ни пару коров это нисколько не волновало.

Моложавой хозяйке, доившей одну из буренок, если и не очень нравилось новое жилье, то она ничем этого не показывала. В конце концов, даже самый добротный и уютный дом всего лишь имущество. А богатство, как известно — дело наживное. Куда важнее, что муж и сыновья успели уйти и остались в живых.

— Кася! Смотри, кто к нам пожаловал! — закричал Куба, едва только разглядел в просвете между деревьями платье жены. — Ты ни за что не поверишь!

— Неужто, Збых? — повернула женщина голову, не прекращая дойку. — Такой гармидер ты обычно поднимаешь, только когда любимого кума встретишь.

Но ворчала она больше для виду, потому как отставила в сторону подойник и поднялась на встречу гостью. Не забыв поправить платье и платок, повязывающий голову.

— И правда, Збышек! — радостно сплеснула ладонями. — Живой. Целехонький!.. Вот радость-то в дом нежданная.

Женщина церемонно перекрестила гостя, то ли изгоняя дьявола, то ли благословляя.

— Да чего мне станется, — смутился чуток тот, но благословение принял. Взял хозяйку за руку и поцеловал. Как священника. — Святым апостолам и без меня есть кем заняться. Столько грешников в одночасье в Чистилище пожаловало. И не рассортировать.

Но долго оставаться серьезным он, по-видимому, не умел. Потому что уже в следующий миг, со словами: «Дай-ка я тебя кума расцелую!», - сгреб женщину в охапку и смачно чмокнул в губы.

— Вот-вот… — теперь неодобрительно проворчал Куба, жестом призывая Телегина в свидетели. — Всегда такой был. Только отвернись…

— Ну, так что же это за кума, что под кумом не была? — вроде кстати вспомнил одну из любимых присказок своего учителя старшина, молодецки подкручивая усы. — А глядя на красоту такой панны и железный чурбан не устоит.

Проводник только крякнул, а пани Катерина мгновенно заалела щечками.

— А вы что тут забыли?! — шугнул улыбающихся сыновей Куба. — Дежурить кто будет? Святой дух? И чтоб не палить без спросу в белый свет как в копейку!

— Ой, да что же мы на пороге… — хозяйка привычно хотела прибавить: «Прошу в дом, дорогие гости!», да вспомнила, что дома-то и нет. Замолкла на полуслове, оглянулась на землянку и растерянно закончила. — Видишь, как оно, кум…

— Вижу, Кася. Но это ничего. Главное — все живы.

— Верно, — поддержал его хозяин. — Были бы кости — мясо нарастет. Кася, ты давай, на стол собери чего-нибудь. Люди с дороги… А мы здесь, на воздухе. За встречу… И чтоб наша доля нас не чуралась.

— За встречу обязательно, — кивнул Збышек, — но на этом и остановимся, Кубусь. Не время еще для горилки… По делу я к тебе.

— А то я не понял, — пожал плечами тот. — Давно тут не хаживал. Стало быть, гатями интересуешься?

— Угадал.

— Опять кого-то выводишь? — посмотрел на Телегина.

— Нет, кум, нынче как раз наоборот.

— Правда, что ли? Диверсанты?

— В точку.

— Это хорошо, — посерьезнел Куба Залевский. — Тогда у меня тоже к вам дело будет. Пан диверсант, не хотите немного подкалымить? Или лучше к вам обращаться — товарищ?

— Товарищ более привычно, но и на пана не обижусь, — ответил Кузьмич. — А можно просто — старшина Телегин.

— Кубусь, ты что, с дуба свалился? — напустился на кума проводник. — Какой еще калым? Нашел когда поденщиков нанимать. Огород вскопать некому что ли?

— Отстань… — отмахнулся хозяин. — Вам тропинка через болота нужна — покажу, а как же. Но и мне помощь нужна. Так что все по-честному. Пан старшина, вы про объект секретный спрашивали? Так вот я о нем и говорю. Скажите, нельзя ли вашему отряду задержаться на денек, да и уничтожить его к чертовой матери?

— Группа…

— Простите?

— Не отряд, говорю, — повторил Кузьмич, — а только группа.

— И сколько же вас?

— Нет, кум, ты точно головой ушибся! — возмутился проводник. — Кто ж в военное время такие вопросы задает?

— Я к тому, что швабов там немного. Плутон* (*пол., - взвод), не больше. А ночью все солдаты в одной казарме спят. И пары гранат хватило бы. Только дежурят вшестером, сволочи. Четверо на вышках, а двое по периметру ходят. Так что мне с парнями одному никак не управиться.

— Отомстить хочешь? — понимающе кивнул Збышек.

— Какое там, — махнул рукой кум. — Господь всем воздаст. Детишек мне жаль…

— Присаживайтесь… Чем богаты… — позвала хозяйка гостей к накрытому чуть поодаль, под разлогим дубом, столу.

— Добре, добре, Кася… Ты иди, мы сами… Слышишь, Рыжая мычит. Как бы молоко не пропало… — рассеянно отослал жену Куба. — Ну, так что? Поможете в добром деле?

— Давай, все же, по рюмке сперва опрокинем… — помотал головой Збышек. — А то я что-то никак не соображу, о чем ты, кум, толкуешь? Какие еще детишки?

— Можно и по рюмке… — хозяин сделал приглашающий жест, и сам пошел к столу. А пока наполнял из бутыли тяжелые, зеленого стекла стаканы, продолжил объяснять. — Я точно не знаю, что там, но вряд ли доброе дело будут в болотах прятать, да колючкой оплетать. Вот… А еще — дети там сплошь еврейские или русские. Я подкрадывался. Сам разговоры слышал. Ну, будем, кум… — Куба поднял стакан. — За встречу…

— Здоров будь…

— За победу.

Выпили, дружно крякнули от забористого самогона. Закусили…

— Дети напуганы, — продолжил хозяин. — Много уже умерло. Как хоронили не видел, но недавно еще подвозили. На двух грузовиках. А нового барака не строили… Тут недалече, мили три будет, отряд Армии Краевой квартирует. Я было к ним сунулся… за подмогой. А командир сказал, что за жидовских и комиссарских ублюдков своих хлопцев под пули посылать не станет… Зараза.

Поглядел на гостей, потом на бутыль.

— Наливать?

— Не стоит, — отказался Кузьмич. — Думаю, пан Куба, надо тебе с нами пойти. Времени в обрез, но и этого так оставлять нельзя. Будь моя воля… — старшина скрипнул зубами. — Нет, ничего больше не скажу, не в моей власти. Как капитан решит, так и будет. Собирайся. Если капитан даст добро — все еще этой ночью сделать придется.

— Это я мигом. Кася!

— Не глухая…

Хозяйка стояла рядом, держа в руках туго набитый вещмешок.

— Горилку со стола берите, остальное я сложила. Хлопцев тоже возьмешь?

— Только Томаша. Но ты не переживай. Мы аккуратно. Правда, пан старшина?

— Обязательно. Зря рисковать не станем. Нам же еще свое задание выполнять… — прибавил зачем-то Кузьмич, словно это обстоятельство могло уберечь от немецкой пули.

— Храни вас Бог, — женщина перекрестила всех троих. — Храни вас Бог…

— Здоров, Кузьмич! — сияя улыбкой, вышел навстречу старшине Иван Гусев. — Как погостили у кума? Нам, сирым и убогим гостинец прихватить не забыли, товарищ старшина?

— Пароль чего не спрашиваешь? — проворчал тот.

— Слепой я что ли? — пожал плечами тот. — И потом, какой немец сможет под тебя замаскироваться? Где он такие усищи найдет? У Семена Михайловича одолжит разве.

— Положено… — не отступал Телегин. — Видишь, чужие люди со мной. Откуда ты знаешь, что да как? А может, меня под дулами ведут? Ты пароль спросишь, я неправильно скажу, сигнал, значит, подам…

— Это точно, — согласился старший лейтенант. Посмотрел на незнакомцев, настороженно прислушивающимся к разговору, передвинул автомат на грудь и строго рявкнул: — Пароль?

— Вот, другое дело, — Кузьмич расправил усы. — Люди сразу видят, что мы не босота подзаборная, а боевое подразделение.

— Кузьмич, ты мне зубы не заговаривай, — передернул затвор Гусев. — Говори пароль, или стрелять буду.

— Чего у вас тут? — сонно зевая, высунулся из ближайших кустов Петров.

— Да вот, товарищ капитан, — едва сдерживая смех, пожаловался старлей. — Старшина Телегин пароль назвать не хочет. Я, правда, и сам его не знаю, но ведь положено.

— Совсем сдурели, — еще раз зевнул Виктор. — То командир за девками гоняется, теперь вы театр устроили. Поспать не дадут. А ты знаешь, что для окружающих нет ничего опаснее не выспавшегося сапера? Разве что — сапер с похмелья.

— Какие еще девки? — удивился Телегин.

— Откуда я знаю? — Виктор протер глаза. — Местная какая-то. По нашим следам шла. Вот командир ее и повязал. Теперь допрашивает. А она только краснеет и глазищами зыркает.

— Может, по-русски не понимает?

— Может, — согласился сапер. — Все, я спать. И только попробуйте разбудить зря!.. — капитан подумал, чем бы таким весомым пригрозить, и многозначительно закончил: — Растолкаю Пивоваренко, не обрадуетесь… Блин, проходной двор, а не отряд. Скоро гражданских больше чем бойцов будет…

— Русским не понравилось, что вы с паном Михалом нас сюда привели? — негромко спросил у кума Залевский.

— Не будь глупцом, — отмахнулся тот. — Понравилось, не понравилось… Я что, на смотрины вас привел. Говорят, девка к ним какая-то прибилась. По следу шла. И, кажется, я догадываюсь у кого из тутошних белоголовых* (*пол., - женщин) заноза в заднице… Пан Михал, идем к командиру. Я его мигом от лазутчицы избавлю.

— Само собою. Только и капитан прав, все-таки не в колхозе. Пан Куба, вы с сыном, пока здесь подождите.

— Как скажете, пан Михал, — старший Залевский присмотрел место поудобнее и опустился на землю с таким видом, словно готов был сидеть здесь хоть до зимы. Автомат положил чуть поодаль. Указал рукой рядом, и сын молча повиновался.

— Добро…

Телегин вопросительно посмотрел на Гусева, тот указал глазами направо. Как раз в ту сторону, куда уже двинулся проводник.

— Ты что же, сквозь листву видишь? — пошутил Телегин.

Проводник демонстративно понюхал воздух.

— После вчерашней ночи Баська еще долго хлебным духом пахнуть будет. Чистая сдоба, а не девка.

— Думаешь, это она?

— А некому больше, — пожал плечами поляк. — Смекаю так, что командир ей ваш приглянулся. Только и разговоров было о ее спасении русским. За самовольство следовало бы розг всыпать дурехе, но теперь от ее глупости польза может выйти.

— Детишек увести? — догадался старшина.

— В точку, — кивнул проводник. — Куба далеко от дома не пойдет. А Томусь тех лесов не знает. Мне возвращаться нельзя. И детей, когда швабов побьем, в лагере не оставишь… Вот и выходит, по всему — вовремя Баська влюбилась. О, а я что говорил? — Збышек остановился, давая Телегину поравняться. — Полюбуйся сам. Она, голубушка. Как намалеванная…

— Здравия желаю, товарищ капитан.

— Вернулись уже… — Малышев поднялся навстречу. — Хорошо. А то я тут лазутчицу изловил… — указал подбородком на сидящую возле дерева девушку. — Шпионила за нами. А поговорить не удается. По-русски она понимает не больше, чем я по-польски.

— Дядя Збышек! — вскочила та на ноги Бася. — Чего они на меня, как на врага глядят? Я же ничего плохого не сделала. Наоборот, помочь хочу!

— А кто же ты такая, если тайком подкрадываешься? — резонно заметил Збышек. — Настоящая шпиенка и есть. Сама приперлась или стрый Анджей прислал?

Девушка покраснела и опустила голову.

— Что она говорит?

— Говорит, что ее к вам командир отряда направил, — и глазом не моргнул проводник. — Вы двоих бойцов в отряде оставили… Вот он и решил, что справедливо будет вам тоже двоих взамен дать. Чтоб поровну, значит. Сразу не сообразил, вот Баське нас догонять и пришлось.

— Так прислал бы бойца. Зачем нам девушка?

— То есть? — удивился Збышек. — А в разведку сходить. Кто ж ее заподозрит? Баська! Сними платок!

От неожиданности та сдернула косынку с головы раньше чем успела удивиться… Косы у девушки оказались чистого пшеничного цвета.

— Вот. Убедились?..

Малышев только хмыкнул.

— Чего вы, дядька Збых? — заволновалась Баська, торопливо повязывая платок обратно. — Что вы ему сказали?

— Правду, детка. Одну только правду. Кто ж союзника обманывать станет?

— Какую еще правду?

— Ну, что ты влюбилась в красного командира по уши и готова за ним хоть на край света. А он попросил, чтоб ты волосы показала. Он темненьких не любит… Сама видела — из двух радисток, при себе белокурую оставил. Правда, товарищ капитан? — последнюю фразу Збых произнес по-русски. — Не будем ее обратно отсылать?

Малышев механически кивнул, а потом отрицательно помотал головой.

Кузьмич надул щеки и вытаращил глаза, едва сдерживая смех.

— Сдурел, черт старый?! — Баська взвилась на ноги, как взбешенная кошка. — Да как ты… Да чтоб я…

— Тихо, коза… — засмеялся Збышек. — Шучу. Хотя, судя по твоей ярости, в самое яблочко угадал. Ведь правда? — и не дожидаясь ответа, сам сменил тон. — Ладно-ладно, все. Успокойся. На самом деле я говорил, что это стрый тебя в подмогу прислал. Вон, хоть у пана Михала спроси… И не зыркай, не зыркай! Не пугай мне командира. Молодой он еще… Видишь, растерялся совсем. Никак не решит, что безопаснее: приголубить тебя или пристрелить сразу?..

— Старшина! — Малышеву надоело чувствовать себя дураком на чужом пиру. — Что за цирк?! Ну-ка угомони обоих. Беда с этими гражданскими. Война, не война — а им все хихоньки, да хахоньки. Скажи, если еще раз такое повторится, обоих из отряда выгоню. Независимо от важности!..

— Есть, угомонить… Ты бы, пан Збышек, и в самом деле… — укоризненно посмотрел на проводника Телегин. — Не в бирюльки играем. Ну и ты, дочка, не обижайся на нас. Беда вокруг, горе… Если совсем перестать улыбаться — душа истлеет. Теперь помолчите, оба. Или — в сторонку отойдите…

— Хорошо, — проводник взял девушку за руку и потащил за собою, что-то вполголоса выговаривая. Та только сопела в ответ.

— Андрей, разговор важный имеется…

— И чего ждешь? Выкладывай.

— Тут к нам еще одна делегация из местных…

— Совсем сдурели? — Малышев постучал себя по лбу. — Кузьмич, ну-ка дыхни…

— Погодь, командир. Дело действительно серьезное. Очень серьезное. Ты же меня не первый день знаешь.

— Серьезное, говоришь? — капитан устало вздохнул. — Ну, тогда излагай, старшина. Кратко, четко и по порядку. Чтоб не переспрашивать…

— Так значит, жидовских и комиссарских детей они спасть не хотят?

Это высказывание командира отряда Армии Крайовой больнее всего задело Малышева. Как капитан не крепился, а заливающееся мертвенной бледностью лицо любимой, нет-нет да и вставало перед глазами офицера. И не было в нем умиротворения, а только обида и страх…

— Советские солдаты, наши жены и дети могут умирать на их земле, чтобы Польшу от фашистов освободить, а они себя для мирной жизни берегут. Без жидов и комиссаров… — прибавил зло. — Нет, ты ответь мне: чем тогда эти ваши патриоты лучше фрицев? Попрятались в лесах и ждут чья возьмет?

Наверняка Збышек нашел бы пару примеров, чтоб указать красному командиру на различия между немцами и польскими патриотами, а так же о том, что Красная армия Тухачевского творила всего двадцать лет тому, но решил не обострять. Да и какая в том польза. Мертвые сраму не знают… На войне разное случается. После многое спишется, еще больше забудется со временем, а что-то и проститься, но…

— Прошу прощения, пан… товарищ капитан, я тоже считаю, что отказывать детям в помощи грех. А что до земляков моих — Бог им судья. Ибо сказано, что каждому воздастся по заслугам. Только не ко времени разговор… мы уже на месте. Вон, просвет… — указал рукой. — Метров через десять на опушку выйдем, а там и лагерь.

Малышев остановился, хмуро поглядел на проводника, словно видел сейчас перед собой не его, а тех «лесных братьев», что бросили на произвол детей и кивнул.

— Согласен. Потом договорим… После войны. И спросим… У всех и за все спросим. По совести.

Немецкий солдат, отчаянно зевая, неторопливо брел вдоль колючей проволоки и время от времени останавливался протереть глаза. Погода менялась, или еще что-то, но спать бедняге Курту хотелось невыносимо… до смерти. Вот прямо здесь бы и улегся. Хоть на часок…

Курт в очередной раз протер глаза, проморгался от выступивших слез, поправил мозолящий плечо ремень винтовки и недоуменно уставился на человека, возникшего перед ним. Сигнал тревоги попытался пробиться сквозь сонный туман обволакивающий разум, но не успел.

Человек приложил палец к губам, произнес: «Тсс…», - а когда солдат кивнул, ударил его ножом в сердце. Сильно и точно. Курт умер не издав ни единого звука. Как уснул…

— А нас в войске учили, что часовых надо сзади снимать, — не удержался от замечания Збышек. — Зачем пан капитан на немца спереди попер? Он же мог тревогу поднять.

— Не мог, — отмахнулся Малышев. — Когда человек так зевает, ему не до крика… Воздуха в легких не хватит.

Капитан приложил ладони к губам и издал резкий, недовольный крик потревоженного филина, извещая группу, о проделанной работе. Подождал немного, но остальные «птицы» молчали. Гусев и Пивоваренко ждали сигнала от Телегина, а у того, судя по всему, рандеву еще не случилось.

— Пошли дальше…

— Ближе к проволоке жмись, пан Анджей… Вон там болотная жижа почти вплотную к лагерю подступает. Даже призрак хлюпать начнет.

Проводник потому и увязался с капитаном, что с этой стороны было самое труднопроходимое место.

— Не начнет, — усмехнулся Малышев, услышав про призрака. — О, а вот и Кузьмич отработал.

Второй филин отозвался с противоположного боку охраняемой территории. Таким же одиночным криком.

Капитан последовал совету поляка, и двинулся вдоль заграждения, едва не задевая маскхалатом за колючки. И все-таки болото своего не упустило. Очередная, с виду надежная и твердая кочка, когда Андрей перенес на нее вес тела, вдруг уползла в сторону, увлекая за собою опорную ногу. Капитан потерял равновесие, взмахнул руками и… устоял. Но чавканье раздалось такое, что ой-ей-ей… Тем более, в ночной тишине?

— Эй, Ганс? Чего шумишь? Упал что ли? — весело окликнул Малышева еще невидимый часовой.

— Да, черт возьми! — капитан отвечал невнятно, словно с набитым грязью ртом. — Проклятье!..

— Свинья болото везде найдет… — продолжал веселиться часовой. — Чему удивляться, имея такую фамилию? Ха-ха-ха… Ганс Отто Мария Швайне* (*Свинья). Ха-ха-ха! О, шайсе…

При чем здесь навоз, Малышев не понял, но крик филина, раздавшийся с того места, откуда раньше доносился голос немецкого часового, все объяснил. И почти сразу же после этого, ночные хищники через короткие промежутки заухали еще в трех углах лагеря.

Минутная тишина и ночь разбудил грохот рвущихся гранат. А последовавшие за ними крики боли, заглушили еще два взрыва…

— Все что ли? — спросил самого себя Малышев, не верящий в возможность легкого успеха. Особенно, если операция проводится нахрапом — без разведки и подготовки. И не ошибся…

По ушам ударил рев сирены, слепя глаза полыхнули прожектора, заливая территорию лагеря ярким светом. А вслед за этим сухо захлопали пистолетные выстрелы.

— Мать вашу!

Капитан рванулся на звук, забирая вправо.

Но, к счастью, охрана лагеря все же была поставлена небрежно. Видимо, немцы считали непроходимость и глухомань болот достаточно надежными факторами безопасности. Не нуждающимися в дополнительном усилении.

Еще раз бухнула граната. Судя по звуку, в помещении менее просторном нежели казарма. А еще полминуты спустя утихло и завывание сирены. Свет прожекторов остался…

Малышев к тому времени уже вбежал на территорию лагеря, на всякий случай прижимаясь к стене ближайшего здания.

— Эй! Все целы?!

— Из наших все… — из-за угла строения вывернулся запыхавшийся старший лейтенант Гусев. — А сына хуторянина зацепило… Хохлов уже смотрит.

— Серьезно?

— Ерунда. Мякоть предплечья задело. Через пару-тройку дней даже следа не останется. Старший поляк ругается… Говорит, что там, откуда стреляли и сирену включили — медицинская лаборатория. И в ней на ночь никто никогда не оставался. Днем у двери пост стоял. А ночью…

— Мало ли, — пожал плечами Малышев, прикрывая глаза ладонью. — Ни черта не видно. Свет приглушить надо, или убрать половину.

— Виктор сказал, что посмотрит, где там регулятор…

В этот момент прозвучал одиночный выстрел, звон бьющегося стекла и глазам стало немного легче. А еще секунду спустя все повторилось. Свет от двух уцелевших прожекторов, направленных вдоль ограждение был уже не столь ослепителен.

— Вижу, что нашел… — хмыкнул Малышев.

— Пан командир, прошу прощения, моя оплошность… — подошел к ним Куба Залевский.

— Выяснили, кто стрелял?

— Да, — Телегин, возник за спиной поляка. — Какой-то доктор с медсестрой уединиться решили. Пан Куба, вы к сыну идите… Мы сами дальше. И не вините себя. На войне без случайностей не бывает.

Поляк кивнул и торопливо ушел.

— В общем, все чисто, командир. Только дети остались. Если никто из фрицев под кровать не заполз… Мы пока камеры не открывали. Чтобы паники не создавать.

— Правильно. Збышек где?

— Тут я, пан Анджей.

— Возьмите Олю, Басю и ступайте вместе с Кузьмичом в бараки. Мы в немецкой форме, а дети и без того, наверняка, напуганы. Старику с девушками больше доверия будет. Успокойте их и объясните, чтоб соблюдали порядок. Скоро начнем эвакуацию. На все про все у вас минут двадцать. Максимум — полчаса. Я в канцелярию. Петров! Ты и Пивоваренко смотрите за периметром. Иван! Гусев! Пройдись вдоль подъездной дороги, километра два… Послушай. Вдруг, у них тут парочки не только в лаборатории уединяются… Хуторян тоже в охранение… Хохлова пришлите ко мне. Мало ли, какие там документы обнаружатся. По медицинской части. Все понятно?

— Так точно.

— Выполняйте. Дольше необходимого задерживаться не будем. Хватит с нас и этих сюрпризов.