Глава 24.2 Ведьма желает - ведьма делает

Хохмин караулил нас в курилке возле главного входа. И делал он это, кстати, не в одиночестве, а в компании Мочалина. Вид у паренька был такой, словно он попал в плен к племени варваров и обдумывает пути для бегства. А так как он пленник, вроде, неглупый и понимает, что у него ничего не получится, парень улыбался, в тщетных попытках сделать вид, что всё прекрасно и вообще он очень любит, когда ему связывают руки.

В общем, как ни странно, я начала считать Серафимочку чуть более колоритным персонажем — особенно после того, как всю прошлую ночь и сегодняшнее утро выслушивала, какой он невообразимо прекрасный в этих своих клетчатых рубашечках и с рыжими волосиками. Я даже специально поразглядывала его руки, которым Нина пела пьяные оды, и пришла к выводу, что дифирамбы заслуженные: кисти очень даже эффектные. Чем-то на Даровы похожи: с такими же длинными пальцами и выступающими венами, а ещё с огрубевшими старыми мозолями. И если братец свои нарабатывал на струнах, то этот, наверное, кистью. К тому же, у Мочалина оказались искривлённые средние пальцы, что мне показалось безумно забавным. В голове так и летали фразы из разряда «кривой f*ck» и «криво послал».

В Ниночкином исполнении они и вовсе могли бы быть шедевральны.

Но долго залипать на предмет воздыханий Яйцевой мне не позволил Никита. Он окинул нас с Ташей цепким взглядом глубоко раненого в самое сердца человека и произнёс:

— Ели, значит? И без меня! Бросили свою кровинушку на произвол судьбы, — даже руки к груди прижал, словно за сердце схватился. — Если бы ни Серафим, я бы умер с голоду. И вы плакали бы.

— Не-е-е, — покачала головой я. — Не плакали бы.

— Бессердечная! — с придыханием выдал он.

— Ага, — кивнула я. — Более того, мне в аду отдельный котёл заготовлен.

Мочалин маячил за спиной Хохмина, отчаянно делая вид, что он здесь вообще ни при чём, а взгляд так и косил на дверь.

— Никит, если ты хотел пойти с нами, мог бы и позвонить, — голосом разума вклинилась в наш бред Таша.

— А кто говорил, что я хотел с вами идти? — Никита перевёл взгляд на Ташу, и его лицо, казалось, начало светиться изнутри. — Мы командой ходили обедать. Корпоративный дух и всё такое. Да, Фимочка?

Мочалин как-то неуверенно промямлил: «Да!»

— Посидели мы, значит, дружной компанией, поговорили о насущном, обсудили рабочие моменты. Да, Фимочка?

— Да, — пискнул Мочалин.

— У нас, знаете, Фимочка последнее время в облаках витает. Поэтому у нас все сроки горят, — Хохмин выдавал всё это с такой милой улыбкой, а меня не отпускала мысль, что я попала на публичную экзекуцию. Так что мне даже жалко парня стало, особенно после того, как я узнала, в какой каше варился последнее время художник.

— М-можно я пойду раб-ботать? — запинаясь, попросил Мочалин.

— Иди, Фимочка, иди, — великодушно отпустил его Хохмин. И мы втроём смотрели, как парень припустил в сторону Агентства.

— Зачем ты так с ним? — спросила Таша, когда парень скрылся за раздвижными дверями. Собственно, она задала тот же вопрос, что мучал и меня.

— Тебе честно ответить? — спросил Никита, закинув руку ей на плечо слегка собственническим жестом. Таша кивнула. — Он мне за последний месяц всю душу измочалил — классный каламбур получился, кстати! Я не знаю, что у него там в жизни творится, но он работает спустя рукава. Отрисовывает всё в час по чайной ложке, а у нас горят все сроки. Я его уже несколько раз отлавливал, чтобы поговорить по-человечески, а толку — ноль. Он просто молчит.

— Да уж, — протянула я, присев на каменную плиту, которая обрамляла клумбу.

— Саш, он мой штатный художник, не хочется искать замену. К тому же, я понимаю, как он может работать. И мне его жалко, честно говоря, — Хохмин тяжело вздохнул. — Я ему не раз говорил: если какие-то проблемы, ты подойди и скажи; если даже помочь не смогу, то хотя бы поддержу. Даже подумал действовать, как Серж — у него всё, как часы, работает. Его ж ваши боятся, как огня: раз наорал, два наорал — и послушные работнички уже пошли делать дело дружным строем.

Я фыркнула от смеха. Как бы это ни выглядело со стороны, но на деле у Психа постоянно что-то шло не так — и мы бегали, как угорелые, и переделывали то одно, то другое. А иногда он мог в последний момент завернуть готовый проект и заставить всё делать с нуля. Так что Никитины слова показались мне очень забавными. Таша успокаивающим жестом погладила Хохмина по спине, а он поцеловал её в лоб.

Эх, какие же они всё-таки милые со стороны… Не знаю, осознают ли они сами, что постоянно тактильно тянутся друг к другу, как два магнита. Таша гладила Никиту по спине таким естественным, совершенно не наигранным жестом. И смотрели они друг на друга искренне, примерно как мои родители, когда Марфа Васильевна позволяла себе хоть ненадолго становиться не железной леди. Хотя подобное случалось редко.

Но умиляться у меня вышло не долго. Хохмин вдруг окинул Ташу критичным взглядом и сурово произнёс:

— Солнышко, я только сейчас заметил…

— Что заметил? — Таша подняла голову и вопросительно на него посмотрела, а Хохмин ткнул ей пальцем в грудь.

— Ты опять в моей футболке.

— И что?

Если бы Никита не сказал, я бы и не заметила, что белая футболка, которую Таша заправила в джинсы, была ей слегка просторной.

— Это уже ни в какие ворота не лезет. Ты постоянно таскаешь мои вещи! — он выглядел таким возмущённым, словно она не футболку надела, а, скажем, машину разбила.

— Никит, это всего лишь футболка. Что ты возмущаешься так? Думаешь, я специально? Схватила белую футболку и пошла.

— Саш, — за каким-то фигом вплёл меня в их спор Хохмин, а я уже пожалела, что не свалила раньше, — ты вообще слышишь, что она говорит?

Как ни странно, внешне он выглядел, как образец глубоко обиженного и негодующего человека, а глаза так и лучились смехом, выдавая его с потрохами.

— Слышу, слышу, — тоном волка из мультика ответила я. Даже интересно стало, куда его тропки тупых шуток заведут на этот раз.

— Значит, когда она забирает мои вещи в своё пользование — это нормально. Это случайно. Без задней мысли. А когда я — по её же наставлению — надеваю её чулки, она обзывает меня извращенцем и требует, чтобы я их снял. Ещё и угрожает, что из дома меня выгонит!

— Всё было не так! — воскликнула Таша.

— А чего ты ожидал? — вторила ей я. — У мужчин очень жёсткие волосы на ногах, ты мог их порвать. Ты вообще в курсе, сколько стоят хорошие чулки?

— Саша, ты что, с ума сошла? Как я могу порвать чулки в сеточку — они и так дырявые!

— Легко! — ответила я, мысленно пытаясь припомнить, сколько пар порвала на своём веку, прежде чем поняла, что на свете нет ничего лучше джинсов. Но даже они иногда предают и протираются.

— Я предлагала тебе компрессионные гольфы, а не мои чулки, — прошипела Таша и ущипнула Хохмина за бок. Сильно так ущипнула, что мужчина аж отпрыгнул от неё, ойкнув высоким голосом, а потом ругнувшись низким. Я рассмеялась над тем, как страдальчески Никита смотрел на Ташу.

— Родная, ну за что? У меня от твоих щипков уже столько синяков, что раздеться при людях стыдно! Меня Идка в прошлый раз обозвала жертвой домашнего насилия.

— А с чего это ты прилюдно раздеваться вздумал? — Таша вскинула брови и скрестила руки на груди. — И, насколько я помню, она обозвала тебя жертвой пьяной акушерки, а не домашнего насилия.

Чёрт возьми, не знаю, кто эта Ида, но она мне уже нравится.

Я переводила взгляд Никиты на Ташу и думала о том, что мне не хватает попкорна, чтобы впечатление от представления было полным.

Но тут Таша перевела взгляд на меня и пояснила:

— Он пожаловался, что у него, кажется, варикоз. Ну я и предложила компрессионные гольфы — у меня папа в таких ходит.

— Вон оно что, — кивнула я.

— А этот придурок, — последнее слово у Таши получилось каким-то придушенным, — распаковал мои новые чулки и напялил на себя. Затем вынул из шкафа мою юбку-солнце и говорит: «Солнышко, бронируй билеты! Мы летим в Таиланд!»

Я прыснула со смеху, представив, как Хохмин натягивает юбку-солнце на сетчатые чулки.

— Я и сказала ему, чтобы выметался из квартиры, потому что я не буду жить с извращенцем.

— Ага, — кивал Хохмин. — А потом она била меня этой юбкой. Больно, между прочим.

— Может вам на свадьбу комплект парных чулок подарить? — сквозь смех пискнула я.

И Хохмин мне совершенно серьёзно ответил:

— Лучше Таше новую юбку, а то предыдущая пала смертью храбрых.

— Дома прибью, — процедила Таша, зло посмотрев на Никиту, словно он был нашкодившим ребёнком.

Мужчина в ужасе округлил глаза, а потом торжественно выдал:

— А я маме пожалуюсь!

— Жалуйся! — совершенно спокойно ответила Таша.

— Так я не своей, а твоей! — и, посмотрев на меня, добавил: — И Саше пожалуюсь!

Быть частью семейных разборок мне не хотелось, так что я решила свалить от греха подальше.

— Ребят, с вами, конечно, весело, но пошла-ка я работать. А то Псих со съёмок вернётся, а я тут тунеядничать удумала. Всыплет мне по первое число, а мне даже пожаловаться некому.

— Мне жалуйся, — весомо предложил Хохмин.

— Обязательно, — фыркнула я и поспешила в офис.

Загрузка...