Окаянь

Глава 4

4.

Сибиряк Брыся спрыгнул на пол и, держа на отлёте пушистый хвост, направился к двери кухни, где Прасковья Яковлевна и Вероника после ужина мыли посуду. Зотагин с облегчением вытянул ноги – котяра, до того мурчавший у него на коленях все-таки весил прилично, – откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Сейчас он наслаждался домашним уютом, которого так не хватало в бесконечных мотаниях по дорогам. Именно из-за таких минут, когда не надо никуда спешить, когда можно расслабиться и ни о чем не беспокоиться, Зотагин предпочитал ночевать в хозяйском доме, благо селений вдоль тракта было достаточно. Можно, конечно, сберечь копейку, ночуя в спальнике машины с брикетом сухой лапши на ужин. Если в колонне идёшь, то да, а так страшновато одному на пустой дороге. Разный люд по тайге шастает. Кто с ружьем, а кто вон даже с зениткой. Далась ему эта зенитка, будь она неладна! Не остановись он тогда, не встреть Егорыча, и в околоток бы не вызвали. А так… Ладно. В полиции главное покаяться. Торопился, дескать, груз доставить, потому и сглупил. Признаю: дурак, но больше такого не повторится. Теперь, как что, так сразу! Конечно, проведут профилактическую беседу. Там любят нервы потрепать. Неприятно, но перетерпеть придётся. Зато потом все пойдёт по-прежнему.

Мимо дома, мазнув по окнам светом фар, проехала машина. Из кухни доносились обрывки фраз. Зотагин оказался прав. Тётя Пана и Ника нашли общий язык. Он прислушался.

— … трудно воспринимают общую картину мира. А так, обычные дети.

— Мне с этими, как вы говорите, Прасковья Яковлевна, обычными детьми, хватило полгода работы. Сбежала, честно признаюсь! Ювеналка превратила их в настоящих монстриков. Слова поперек не скажи. Сразу жалоба в комитет по защите – и получай привет под роспись. А на уроках? Ответы – просто песня! Два притопа, три прихлопа! Знания на уровне детского сада. Невнятный лепет. Уши вянут! Эти тарелки куда?

— Вон туда, на полку… Двоечников, Вероника, всегда хватало. Лентяи такие попадались, что хоть кол на голове теши.

— Вы даже двойки ставили? И родители не возмущались? С ума сойти!

— Не возмущались. Ещё и подзатыльник могли недотёпе отвесить. Это у вас, в городе с ювенальными законами, как с писаной торбой носятся. А здесь не до них. Здесь работать надо… Как там Саша, не заснул?

— Сейчас посмотрю.

— Пойди, посмотри. И ещё. Спать будете в разных комнатах. У меня не публичный дом.

— Напрасно вы…

— Напрасно или нет, не скажу. Не знаю, да и знать не хочу. Дело в другом. Посёлок у нас маленький. На каждый роток не накинешь платок. Осуждать тебя не собираюсь, но предупредить должна. Чтобы без обиды.

Без обиды не обошлось. Обида красными пятнами читалась на лице Вероники, когда она, выйдя из кухни, так посмотрела на Зотагина, будто это он был виноват во всех её бедах. Причём, не только нынешних, но и прошлых и, возможно, будущих тоже. Розовый парик она сняла и сейчас, с короткой стрижкой, была похожа на пацана, готового броситься в драку. Следом, вытирая руки полотенцем, вышла Прасковья Яковлевна. Очки сползли на кончик носа, тонкие губы поджаты. Вот перед ней Зотагин действительно испытывал вину. За то, что приехал не один, а с профессиональной попутчицей, чем поставил хозяйку в двусмысленное положение. Правда, осознал он это только сейчас, после услышанного разговора на кухне. Прасковья Яковлевна права. Кто угодно мог пустить слух, будто бывшая учительница предоставляет заезжим определенные услуги. Это к постояльцам местные с добротой душевной, а какие у них между собой отношения – поди разбери.

Повисло неловкое молчание. Было слышно, как на дальнем конце курмыша методично, словно заведённая, лает собака. На кухне сорвалась с умывальника и гулко разбилась о раковину капля воды. Снаружи, за зашторенными окнами сухо тёрлись друг о друга высокие стебли мальв.

Последним из кухни вышел кот. Уселся посреди комнаты, оглядел всех собравшихся и стал умываться.

— Кис-кис-кис! — позвал кота Зотагин. Просто так, чтобы разрядить обстановку.

Брыся наградил его презрительно-желтоглазым взглядом, поднялся и, недовольно дернув хвостом, удалился на хозяйскую половину.

— Поздно уже, — сухо сказала Прасковья Яковлевна. — Спать пора ложиться, а то завтра вставать рано.

— Тётя Пана, а ты можешь узнать, что всё-таки там, у Карги случилось? По своим каналам? — неожиданно для себя спросил Зотагин.

— Каким-таким “своим каналам”? — недовольно посмотрела на него Прасковья Яковлевна. — У меня один канал: что сорока на хвосте принесёт. Да и зачем тебе это? Ну-ка признавайся!

Зотагин понял, что опять свалял дурака. Если ему известно, что хозяйка свободно ходит по Сети, то другим знать об этом совсем не обязательно.

— Просто так спросил. На всякий случай, — попытался исправить ошибку он.

— Не ври! Я тебя, Саша, сейчас насквозь вижу! У меня таких изворотливых за всю жизнь много было. Опыта хватает. Рассказывай.

И Зотагин рассказал. О том, что видел у Карги, про зенитку, наспех спрятанную возле Кедрача, про охотника-промысловика, который нашел эту зенитку, про Веронику, которую подхватил на трассе после того, как её выкинули из машины в тайгу, про извещение с вызовом в полицию… В общем, про день, который с самого начала пошёл у него наперекосяк.

— Что сказать… Таких новостей мне сорока на хвосте не приносила. Совсем, видно, отстала я от жизни… — Прасковья Яковлевна на секунду задумалась. — Надо было тебе, Саша, все полицейскому рассказать. Как тот охотник советовал. Что ж … Сделанного не воротишь. В полиции, конечно, нервы тебе потреплют, но скорее для острастки. Главное, им не перечить. Виноват, дескать, раскаиваюсь. Сразу не сообразил. Растерялся от увиденного. Что, как мне кажется, не далеко от истины, …

— Я и сам уже об этом думал, — согласился Зотагин.

— Там, Прасковья Яковлевна, и впрямь на кого-то важного покусились, — поддержала его Вероника.

— Ладно, — Прасковья Яковлевна взглянула на них поверх очков. — Попробую посмотреть, что там случилось у Карги этой. Но ничего не обещаю… А тебе, Саша, совет на будущее: следи за языком, — укорила она Зотагина.

Втроём они перешли в другую комнату. Прасковья Яковлевна включила торшер и задёрнула на окне занавески. В простенке у окна стоял письменный стол, где в бытность учительницей она проверяла тетрадки, и сама готовилась к урокам. Сейчас на столе было пусто, если не считать закрытого ноутбука. Одну стену полностью занимал стеллаж до потолка, плотно забитый книгами. На противоположной стене висело десятка полтора фотографий в рамках. Большинство снимков были групповыми.

— Мои выпускники, — заметила заинтересованный взгляд Вероники Прасковья Яковлевна. — Пристраивайтесь, где видите. Только за спиной не маячьте. Терпеть этого не могу, — она села за стол и раскрыла ноутбук.

Зотагин занял старый диван возле стены со снимками. Вероника подошла к стеллажу, провела пальцем по книжным корешкам.

— Первый раз вижу столько книг, — сказала она. — Зачем? Ведь все это можно уместить на одном носителе. Гораздо удобнее.

— Можно, — согласилась Прасковья Яковлевна. — Но мне больше так нравится. Люблю я книги. Жалко только никому они не нужны будут. Выкинут, наверное. Когда умру.

— Ладно тебе, тётя Пана, — сказал Зотагин. — Живи, пока живется.

— А я что, по-твоему, делаю… Всё, загрузился. Теперь не отвлекайте.

Сухие пальцы Прасковьи Яковлевны уверенно забегали по клавиатуре. В наступившей тишине слышался только легкий треск, прерываемый щелчками клавиши ввода.

— Хэлфорд Д. Маккиндер, — наконец сказала она. — Сопредседатель Департамента национальной безопасности Сибирской Республики. Охотились скорее всего на него. Остальные, как говорят в таких случаях, попали под раздачу. Охрана… В этой ситуации они смертники. Не выжил никто. Двенадцать трупов. Кроме американца погибли министр лесного хозяйства Шигульков Тимофей Карпович и его пресс-секретарь Ян-Сан-Тэ Фёдор Иванович. Но шум-гам подняли не из-за них. Хотя тоже не последние люди.

— Какой шум, когда в новостях об этом ни слова, — хмыкнул Зотагин.

Он и Вероника подошли к столу. Прасковья Яковлевна вывела фото на экран ноутбука. Там на фоне звёздно-полосатого флага стоял высокий худощавый мужчина с костистым лицом и ёжиком седых волос. Тот самый Хэлфорд Д. Маккиндер. Ещё живой.

— Наверху шум-гам, — уточнила Прасковья Яковлевна. — Интересно, кому ж он так не угодил, этот Маккиндер, что до убийства дошло? — вопросительно посмотрела она на Зотагина и Веронику, будто те знали ответ.

— Как вы смогли получить эту информацию, Прасковья Яковлевна? — удивилась Вероника. — Она ведь наверняка секретная.

— Тётя Пана, если хочешь знать, самый настоящий хакер! — гордо заметил Зотагин. — Это для неё семечки.

— Помолчал бы… Балабол… — пожурила его Прасковья Яковлевна, пробежав пальцами по клавиатуре. — Теперь посмотрим, что там случилось. Кортеж попал под обстрел в урочище Карга. Нападавшие скрылись. Ведется поиск. Так… Судя по времени, эта информация устарела. Ищем более позднюю, — снова быстрый треск клавиатуры. — Нет, это не то… опять, не то… Вот, нашла… Рапорт околоточного посёлка Кедрач статского капрала Калундзюги Юнгани Ивановича, составленный на основе показаний гражданина Радина Леонида Егоровича. — она пробежала взглядом текст на экране. — Редкостная безграмотность. Язык сломаешь. Читать я это не буду, проще пересказать. Суть такова… Некто Леонид Егорович…

— Егорыч что ли? — догадался Зотагин.

— Вы на удивление проницательны, молодой человек! — подтвердила Прасковья Яковлевна. — Кстати, Сашок, которого он упоминает, тебе случайно не знаком?

— Знаком. Это он про меня.

— В общем, гражданин Радин сигнализировал околоточному, что возле поселка обнаружена подозрительная находка, о которой тот сразу же доложил по команде. Находка оказалась тем самым орудием нападения на кортеж высокопоставленных лиц, среди которых, как мы знаем, был сопредседатель нашего Департамента национальной безопасности. Но и это ещё не всё. Сейчас-сейчас… На место срочно прибыла группа следователей из столицы. Подразделением следопытов-егерей соседней воинской части организован поиск лиц, причастных к преступлению. Пока всё. Ничему-то их жизнь не учит, — вздохнула Прасковья Яковлевна.

— Кого не учит? — не понял Зотагин.

— Тех, кто стрелял в этого американца, — сказала Прасковья Яковлевна. — кого ж ещё. Чего они показать хотели? И кому?

— А вдруг у них была на то причина, — неожиданно возразила Вероника.

— Уймись, девонька, — отмахнулась Прасковья Яковлевна. — Какая-такая нужна причина, чтобы отправить к праотцам столько людей!

— Зря иронизируете, Прасковья Яковлевна, — не унималась Вероника. — Вы же сами историю преподавали. Там ведь масса подобных примеров. И причины для выражения недовольства там тоже были. Ведь были?

— Ты это про террористов что ли? — обернулась к ней Прасковья Яковлевна. — Тоже мне, нашла примеры для подражания. Хотя бандитов всяких история и впрямь много знает, тут ты, девонька, права. И обязательно они все чем-то недовольны. И причину этого своего недовольства они привыкли устранять кардинально. Убивать, проще говоря. Только проку от этих их убийств всегда было, кот наплакал. На место убитых приходили другие, а самих убивцев показательно судили и наказывали. Этих тоже накажут. Когда поймают. А поймают обязательно. Вон уже егерей вызвали. И накажут строго. Чтобы другим пассионариям неповадно было по лесу с ружьями бегать, и остальных своим дурным примером заражать.

— Там зенитка была, — сказал Зотагин.

— В этот раз зенитка, — Прасковья Яковлевна закрыла ноутбук и развернулась к ним вместе с креслом. — В другой – что-нибудь ещё. Там, Саша, много чего было. Кроме зенитки этой. Пользовали без разбору всё, что под руку попадёт. Яд, кинжал, бомба… Хоть табакеркой в висок, как Российскому императору Павлу. И такое было. А потом шли на каторгу. Это в лучшем случае. Чаще их отправляли на виселицу.

— И откуда только, тётя Пана, ты всё это знаешь, — сказал Зотагин.

— Отсюда, Саша, — показала на книжные полки Прасковья Яковлевна. — Тут о многом сказано, лишь бы знать хотелось.

— Ну это давно было, — возразила Вероника. — Сейчас другое время.

— Время другое, а методы, как видно, совсем не изменились, — заметила Прасковья Яковлевна, кивнув на ноутбук, — Вот убили этого американца, а дальше что? — продолжила она. — А дальше на его место пришлют другого. И неизвестно, будет ли он лучше прежнего. Может, намного хуже будет. И что? Опять стрелять? Так ведь и другая сторона в долгу не останется. Тоже стрелять начнёт. А не стрелять, так сажать по малейшему подозрению. Надолго. Американцы, если дело касается их соотечественников, не церемонятся. А тут убили именно их подданого. Так что не завидую я этим стрелкам. Чем бы они не руководствовались, какими бы лозунгами не прикрывались.

— А им обязательно надо чем-то прикрываться? — усомнилась Вероника.

— В истории, Вероника, всегда прикрывались. Во все времена. — ответила Прасковья Яковлевна. — И всегда чем-нибудь высоким, зовущим к самопожертвованию. Либерте, эгалите, фратерните, к примеру. Это по-французки. Свобода, равенство и братство, если на наш перевести. Как сказала бы сейчас молодёжь, прикольная завлекалочка для крутой тусовки. С мордобитием и стрельбой. Исторически так всегда и было. Дрались не на жизнь, а на смерть. ради тех, кому эта драка выгодна. Да-да, девонька, и не спорь даже. После драки всегда появляются те, кто получит власть и деньги, и кто окажется на месте свергнутых недовольными. Власть и деньги, девонька. Вот что всегда движет провокаторами, что ведут дураков на убой, — повторила Прасковья Яковлевна. — А дураков этих, готовых плясать под чужую дудку, всегда в достатке было. И сейчас как видно не перевелись. Так что нечего их защищать.

— Почему сразу дураков? — продолжала стоять на своём Вероника.

— Почему дураков? — переспросила Прасковья Яковлевна. — Да потому что историю плохо учат. Каждый раз на те же грабли наступают. Хотя, какая сейчас история? — махнула рукой Прасковья Яковлевна. — Так всё перемешали, что сразу-то и разглядеть не получится, где правда, а где ложь. Ладно. — она посмотрела на Зотагина. — Заговорила я вас. Спать пора. Саша вон, уже носом клюёт.

— Пора, тётя Пана, — прикрыв рот ладонью, зевнул тот. — Завтра надо выехать пораньше. Чтобы в график попасть. И потом ещё околоток этот…