Окаянь

Глава 10

10.

Жагрин, как и предполагал Голубчик, приехал на следующий день ближе к обеду. Обе печки к тому времени были хорошо протоплены. Чайник на раскалённой плите призывно дребезжал крышкой, пуская из носика струи пара.

— Здорово, лишенцы! Чем гостя кормить собираетесь? — спросил Жагрин с порога.

Он аккуратно пристроил в угол автомат и стащил с себя овчинный полушубок. Повесил на вешалку. От полушубка тянуло холодом и бензиновым выхлопом.

— Мороз сегодня так себе, но на скорости пробирает, — Жагрин сунул мотоциклетные очки в карман полушубка, а шерстяную балаклаву, закрывавшую от холода лицо, в его рукав. Растёр ладонями щёки, — Ну, чем начальство кормить собираетесь? Не слышу!

— Лапшу можно запарить. С тушёнкой, — предложил Осокин.

— И всё? Чем же вы тут без меня занимались, если кроме китайской сухомятки ничего своему командиру предложить не можете? Лодыря гоняли да разговоры разговаривали? А с ружьишком по округе лень было прогуляться?

— Ладно, тебе, Иваныч, не заводись, — заступился за них Зотагин. — Сейчас сани разгрузим и что-нибудь из новых припасов придумаем.

— А нет саней, Саша. И припасов тоже нет. Пустой я сегодня, — Жагрин достал из настенной сушилки кружку, заглянул в неё, проверяя чистоту. — Ничего не привёз.

— Случилось что, Иваныч? — спросил Голубчик. — Какой-то ты не такой сегодня приехал. Взъерошенный и злой.

— Случилось, — подтвердил Жагрин. — Много чего случилось и всё разом. Плохие у меня для вас новости… И первая тебя касается! — ткнул он кружкой в направлении Зотагина. — Вот скажи мне, Саша, как на духу скажи: на хрена ты в того гвардейца стрелял?

— Ты о чём, Арсений Иванович? — опешил тот. — Ни в кого я не стрелял! Это Настасья стреляла. У неё пистолет был. Будто сам не знаешь!

Голубчик с Осокиным удивлённо переглянулись.

— Иваныч, это шутка, да? — спросил Сергей.

— Шутка юмора, ага, — Жагрин достал из коробки несколько пакетиков чая. Бросил в кружку. Зло глянул исподлобья. — Шутки шучу. Сам развлекаюсь и вас развлекаю… Я похож на клоуна? — неожиданно рявкнул он.

— В чём проблема-то, бригадир? — тоже разозлился Осокин. — Давай без загадок!

— Без загадок, так без загадок, — сбавил тон Жагрин. — Если совсем коротко, то ему, — он снова кивнул на Зотагина, — предъявлено обвинение в убийстве офицера Гвардии Сибирской Республики. Суд уже состоялся. Приговор вынесен заочно. Озвучить?

— Ерунда какая-то! — пожал плечами Голубчик. — Ладно бы монтировкой по башке приложил. Гвардейцу этому… А застрелить… Нет, не верю.

— И я не верю, — сказал Леонид. — Не мог Сашка этого сделать. Даже монтировкой. Прости, Сань, но для таких дел у тебя кишка тонка. И мотива не было.

— Какой суд? — происходящее всё ещё казалось Зотагину глупой шуткой. Жестоким армейским юмором, понятным только Жагрину.

— Полностью согласен, — бригадир налил в кружку кипяток из чайника. — Насчёт кишки. А насчёт мотива… У полиции другое мнение. Там считают, что всё дело в контрабанде. Согласно их версии, ты, Саша, вместе с легальным товаром перевозил золотишко, выделанные шкурки соболей. Или краснокнижного тигра, добытого браконьерами, к примеру. Для китайцев. У них к хозяину тайги особое пристрастие. От шкуры до костей. А может и камешками баловался. Якутскими алмазами. Тоже прибыльно. В общем грозил тебе за всё про всё приличный срок. Если бы это всплыло. Потому и стал стрелять, когда тебя накрыли. А потом удрал. Оставил вдовой жену убитого тобой гвардейца, а двух его деток сиротами, — Жагрин внимательно смотрел на Зотагина. — И это ещё не всё. Когда нашли твою машину, Саша, части груза там не хватало. Зато под сиденьем водителя – под твоим сиденьем, если ты чего не понял, – обнаружили пистолет. Тот самый, из которого был застрелен гвардеец. Баллистическая экспертиза данный факт подтвердила.

— Какая контрабанда, Иваныч! — возмутился Зотагин. — То, что пломбы были сорваны и груза не хватало, так это Дзьонь с Жиртуевым постарались! А пистолет… Эта стерва мне его и подбросила! Пока мы товар перегружали. Неужели не ясно?

— Пусть так, — согласился Жагрин. Глотнул из кружки. Поморщился. — Горячо… Пусть так, — повторил он. — Не стрелял ты в гвардейца. Допускаю. Отметь: я допускаю, а не полиция. В полиции не сомневаются, что стрелял именно ты. Им ведь что надо? Им надо виновного найти. Вот тебя и нашли. Отчитались в плюсе. А насчёт пистолета, как ты утверждаешь, якобы специально тебе подброшенного… В полиции допускают, что у дорожной проститутки Куропаткиной могла быть какая-нибудь дамская хлопалка. Для самозащиты. В дороге разное случается. Но не армейский пистолет с глушителем. Да и зачем ей стрелять в гвардейца? Самое большее, что ей грозило, это депортация или штраф. Даже если всё вместе. Из-за этого пальбу не открывают и людей не убивают. Тем более офицеров Державной Гвардии.

— Не из-за этого она стрелять стала, — попытался объяснить Зотагин.

— Недоказуемо, — хмуро отрубил Жагрин. — Кто из вас стрелял в гвардейца знаете только вы двое.

— А пальчики на пистолете чьи? — спросил Леонид.

— Нет там пальчиков, — ответил Жагрин. — Подтёрли.

— Попал ты, Саня, — в голосе Голубчика сквозило неподдельное сочувствие. — Такого гвардейцы не простят. Как я и говорил, они теперь тебя из-под земли достанут, а после обратно в неё и утрамбуют.

— Говорю же, не стрелял я!

— Это теперь, Саша, уже всё равно. — Осокин тоже взял со стола кружку. — Стрелял ты или не стрелял. Нет, мы тебе, Саш, конечно, верим. Но Голубчик прав. И отмазать тебя уже никому не получится. Даже Глебу. Да и не станет он с полицаями ссориться. Себе дороже.

— Глебу не до него, — Жагрин шумно отхлебнул из кружки. — У него сейчас своих забот по горло. Сейчас расскажу. А пока ознакомься, Александр. Специально распечатал, чтобы вопросов не возникало, — бригадир достал из кармана телогрейки сложенный лист бумаги. Протянул Зотагину.

Осокин с Голубчиком с интересом наблюдали, как тот разворачивает листок.

Первое, что увидел Зотагин была его фотография. Размером на половину листа. Над ней было написано: “РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК!”. Большими красными буквами. Ниже помельче, на английском “Wanted!”. Под снимком говорилось, что Зотагин Александр Сергеевич, такого-то года рождения, постоянного места жительства не имеет, водитель частного извоза, разыскивается за преднамеренное убийство офицера Гвардии Сибирской Республики.

— Дай-ка посмотреть! — протянул руку Голубчик.

Зотагин протянул ему листок. Сергей сравнил фотографию на распечатке с оригиналом.

— Похож! — заключил он. — Только… Ты, Саня, здесь какой-то слишком серьёзный. Куража не наблюдаю. На такие дела без куража не ходят. Но похож. Как две капли воды. Вылитый убивец! Пробу ставить негде!

— Хорош издеваться! — Зотагин попытался выхватить ориентировку из рук Голубчика.

— Да подожди ты! — отстранился тот. — Я не издеваюсь. Я, наоборот, помочь тебе, дураку, хочу.

— И как же ты ему помогать собрался? — вступился за Зотагина Осокин.

— В любой ориентировке есть подсказка. Кого в околоток тащить надо. Приметы подозреваемого, называется. Или объявленного в розыск, как в нашем случае. Удивительно, что я это тебе, уголовнику со стажем, сейчас объясняю! — вскользь попенял он Леониду. — А по приметам у нас вот что… Рост средний, телосложение нормальное, без особенностей. Не калека, в общем. На вид тридцать – тридцать пять лет. Жалко парнишку. Молоденький ведь совсем, — притворно вздохнул Голубчик, окинув Зотагина оценивающим взглядом. — Ладно, так и оставим. Хотя рюкзак отрастить тебе тоже не мешало бы, — похлопал он по своему животу. — Сразу другой вид будет. Это на будущее. А пока имеем, что имеем. Дальше… Дальше у нас морда лица…

— Эй, поосторожней на поворотах! — предупредил Зотагин. — А то я тебе тоже лицо в морду могу переделать!

Осокин фыркнул. Жагрин, прихлёбывая из кружки чай, молча наблюдал за происходящим.

— Тут пишут, что лицо у тебя, Саня, овальное, — не обратив внимания на угрозу, продолжил Голубчик. — Волосы тёмно-русые средней длины. Будто их покрасить нельзя, — хмыкнул он. — Или вообще, сбрить. Лоб высокий. Тогда лучше сбрить. Чтобы скрыть твою высоколобость. Мыслитель хренов. С пистолетом… Глаза серые, нос прямой, губы тонкие… В общем есть над чем поработать! —заключил Голубчик. — При желании можешь стать другим человеком. И даже документы новые себе выправить. Были бы деньги. Ого!

— Что там ещё? — насторожился Зотагин.

— Деньги! — ответил Голубчик. — Которые за твою поимку предлагают. От нулей в глазах рябит! Советую не появляться на людях, драгоценный ты наш. Наперегонки сдадут! — вернул он распечатку Зотагину.

— Водилы не сдадут. — возразил тот — Даже за большие деньги! Мы своих не выдаём. Хотя… какой я теперь водила! Без «Петрухи»! Помер Лешак! Сдох! — Зотагин в сердцах скомкал бумагу и швырнул к печке.

— Эта инфа наверняка сейчас на всех государевых сайтах висит. — предположил Осокин. — Не водители, так другие охотники до денег найдутся. Хотя, лично я и шоферов со счетов бы не сбрасывал. Уверен, что за всех говорить можешь?

Зотагин в ответ неопределённо пожал плечами.

— Правильно. Не можешь, — заметил Осокин. — Все люди разные. И водилы твои в том числе. А у Глеба что за проблемы, Иваныч? — напомнил он.

— У него жену готовят к экстрадиции. В Штаты, — сказал Жагрин.

— Анастасию? — удивился Осокин.

— Другой, насколько я знаю, у него нет!

— Китайцы? — не поверил Голубчик. — Они же своих граждан принципиально никому не выдают! Тем более Штатам! А Глеб с Настасьей давно уже китайское гражданство получили. Настоящие китайцы, хоть и сибиряки. Неужели я что-то пропустил, и чайники с матрасниками перестали друг друга по тихушному шпынять и настолько задружились, что забыли о принципах?

— Китайцы тут ни при чём. Настя сама виновата. В Австралии её Интерпол взял.

— А чего она там забыла? В Австралии этой? — опять удивился Осокин.

— И там кого-то грохнула, неужто не ясно! — бросил Зотагин.

— На Большой барьерный риф она туда полетела, — не обратив внимания на злую реплику Зотагина, пояснил Жагрин. — Дайвингом она увлекается. Давно. Жить без него не может. Там её и взяли. Обвиняют в терроризме. В убийстве американского подданого.

Голубчик присвистнул.

— Доигралась! Карга? — уточнил Зотагин.

— Откуда я знаю, Карга или ещё что, — пожал плечами Жагрин. — Мне не доложили. — Но похоже, что она. Карга.

— Удивляет, что американцы об этом не кричали, — задумчиво сказал Леонид. — Обычно они из каждого пука шоу делают, а тут словно воды в рот набрали. И откуда узнали, что Настасья среди исполнителей была?

— Выпотрошили кого-то, — ответил Голубчик. — Она ведь не одна там была. Вот кого-то поймали и выпотрошили.

Он, как и все здесь, подробности о случившемся в Карге знал от Зотагина.

— Следствие велось в закрытом режиме по договорённости сторон, — сказал Жагрин. — В Америке считали, что этот террористический акт был подготовлен не без участия Китая. Китайцы, понятно, всё отрицали и пошли на соглашение, чтобы не обострять и без того напряжённые отношения со Штатами, — Жагрин поставил на стол пустую кружку. — Это уже потом Глеб Львовичу поплакался. От него, от Львовича, и я эти тонкости узнал

— Не удивительно, — сказал Леонид. — Они давно из-за нас по-тихому дерутся. И тем, и другим Дальний Восток с Сибирью нужны.

— Вот-вот, — подтвердил Арсений Иванович. — Потому шум и не поднимали. До поры до времени.

— Зато теперь по полной отыграются, — заметил Осокин. — На весь мир чайников ославят!

— Китайцы тут ни при чём, — возразил Жагрин.

— Очень даже причём, — в свою очередь возразил Леонид. — У Анастасии, если вы не забыли, китайское гражданство.

— Я о другом. Тут вроде из Восточного Израиля уши растут. Под Биробиджаном какой-то террористический центр накрыли. Вместе с их главарём Бронштейном. Те тоже собирались американцев отстреливать.

— Не Львом Давидовичем случайно? — осторожно поинтересовался Леонид.

— Нет. По-другому его зовут Яиром вроде. Отчества не запомнил. А тебе зачем? По прошлым делам с ним знаком?

— Нет, не довелось. Просто один Троцкий в нашей истории уже отметился.

— У нас сегодня обед-то будет? — вспомнил Жагрин. — Или только водой меня поить собрались? Раз больше нет ничего, давайте хоть свою лапшу с тушёнкой. А то совсем командира голодом заморили!

Пока запаривалась лапша и разогревалась на большой почерневшей сковороде вываленная из нескольких консервных банок тушёнка, бригадир вышел укрыть брезентом мотонарты. Когда вернулся, всё уже было готово и стояло на столе. С едой расправились быстро. После обеда Голубчик присел возле приоткрытой печной дверцы и вынул из пачки сигарету. Зотагин достал с полки терракотовый заварочный чайник и ополоснул его кипятком.

— Не вздумай лимонник в чай добавить, — предупредил его Жагрин глядя как тот насыпает в чайник заварку и заливает кипятком. — Я и так последние дни на нервах. Хочется хоть сегодня нормально выспаться.

— А как всё это отразится на нас? — Голубчик выдохнул сигаретный дым в печку.

— Уже отразилось, — ответил Арсений Иванович. — В скором времени намечается серьёзная проверка фирмы Глеба. Если к его жене-террористке добавятся ещё и уголовники с политическими, ему совсем худо придётся. Поэтому от нас решили избавиться, а саму фирму продать от греха подальше.

— В каком смысле избавиться? — с подозрением вскинулся Голубчик. — Выражайся яснее, Иваныч. У нас ведь тоже нервы не железные.

— В экспедицию нас отправляют, — ответил Жагрин. — Я тоже с вами еду. Продолжу вам нервы портить. В общем, готовьтесь. Транспорт придёт со дня на день.

— Куда, если не секрет?

— Сюда и придёт.

— Я не об этом. Куда экспедиция, Иваныч? — уточнил вопрос Осокин.

— На Урал, Леня. За Топь, — ответил Жагрин

Голубчик у печки поперхнулся дымом и закашлялся.

— Лучше… в бега… — с трудом выговорил.