Одичалый мир

Глава 17

— Здравствуй, человек, — старец склонился перед Идаром. За ним стоят непривычно безвольные зеки. Их глаза пустые, губы сжаты и что-то шепчут, словно произносят молитву.

Идар цепко оглядел тщедушную фигуру старика. Отметил про себя, что тот смиренно прячет взгляд и старательно кутается в полинявшую спортивную куртку. Тренер, что ли? Нет, вряд ли. Тоже зек… это точно. Из старых. Может даже вор в законе. Но странно себя ведёт, словно какой-то монах. Может умом тронулся? Идару стало интересно:

— Ты кто, отец? — мягко спросил он.

— Обычный человек, обиженный судьбой, но поцелованный смертью, — старик быстро перекрестился.

— Так ты божий человек? — догадался Идар.

— Я то? Да! Я от него, — ещё ниже поклонился он.

— Что тебе надо? — Идар попытался разглядеть его лицо, но увидел лишь кончик носа и старческий подбородок.

— Приюта, мне и моим несчастным ученикам.

— С каких это пор они стали несчастными? — насмешливо произнёс Идар, скрещивая локти на груди.

— С тех пор как заблудились в своих душах. Но я их выведу из этого лабиринта.

— Берёшь на себя роль Мессии? — Идар захотел сказать язвительно, но голос невольно дрогнул, и от этого возникла злость.

— Что ты, я его лишь скромный слуга.

— Ты фанатик? — больше утверждая, говорит Идар.

— Фанатик это тот, кто верит, но не понимает сути своей веры, — смиренно произнёс старец, — а я знаю суть Его. Служу без остатка, отдав свою душу и жизнь.

— Значит фанатик, — понял Идар, но старик не стал спорить и наклонился в поклоне ещё ниже.

— Даже не знаю, — в раздумье говорит Идар, — чем вы можете быть мне полезными?

— Укрепив верой сердца людей своих, ты получишь ещё большую власть над ними, — старик впервые поднял лицо. Идар встретился с его безумным взглядом, и душа похолодела, словно качнулась в сторону открытого гроба.

— Ты странный старик, — словно в размышлении, Идар прикрыл глаза. Но на самом деле ему было невыносимо смотреть в воспалённые, красные глаза, в которых нет и следа от разума, но есть сила и она подавляет.

— А если я не дам тебе приют? Ты уйдёшь? — стараясь скрыть страх, спросил Идар.

— Я уйду… к твоему врагу.

— Что ж, я тебя не держу, — Идар отступил на шаг.

— Не делай опрометчивых решений. Это может быть для тебя опасно, — впервые в голосе старца появился металл.

— Тогда мне проще тебя убить, — усмехнулся Идар.

— Это невозможно. Я давно мёртв.

— Живой мертвец? — Идар откровенно улыбнулся.

— Нет. Я мёртв в понимании этого мира.

— Ты безумен.

— А что такое безумие? — старец засмеялся, словно простуженный ворон.

— Действительно, — задумался Идар. — Все мы в какой-то мере психи. А ты мне начинаешь нравиться, старик. Ты случаем… не урка? Впрочем, мне это не интересно.

— Ты проницателен, но я давно не мотаю срок, с тех пор, когда меня похоронили. Теперь меня призвал бог, и я служу ему, а не воровскому миру. К твоим услугам, правитель, — старец вновь поклонился.

— Пожалуй, я дам тебе приют и даже отдельный дом. Но мне не нужны эти людоеды. От них смердит мертвечиной.

— Они уже не едят людей. Я им разъяснил, что это плохо. Они встали на путь к очищению. Сейчас они мои ученики.

— Апостолы, мать вашу! — выругался Идар, — он скептически глянул в их тусклые глаза. — Ладно, веди своих… учеников.

Ворота со скрипом открылись, и странная процессия молчаливо вошла внутрь. Идар посмотрел им в спины и ещё не совсем понял, как извлечь из всего этого выгоду. Он раздражён тем, что в душе, словно хлопья жирного пепла, опустился страх. Старик ужасен своим безумством, и он может влиять на людей. Даже зеки-людоеды и те бредут за ним с покорностью жертвенных козлов. Ясно как день, он обладает внутренней силой, способной парализовать волю. Но он не стремится её использовать против него. Может, старик затеял собственную игру? А быть может, на роду вот таких необычных людей, прописано подчиняться воли всякого рода правителям? В любом случае отдавать его своим врагам не следует. Пусть будет под присмотром. Если ситуация начнёт выходить из-под контроля, тогда его можно просто убить.

Идар подозвал Дмитрия. Надсмотрщик, с недоуменным видом взирающий на тщедушного, на первый взгляд готового даже от громкого чиха отдать богу душу, старика, подошёл к Идару. Он по привычке ударил плёткой по своим сапогам:

— Что за клоун? — осклабился он.

Идар недовольно нахмурился. Обжёг пронизывающим взглядом Дмитрия, на лице которого застыло брезгливое выражение. Тот с готовностью опустил взгляд. Плётку засунул за пояс, что свидетельствовало о его растерянности.

— Грот, что используем как тюрьму, — Идар задумался. Он даже не спросил имя старца, — отдашь ему. Трёх рабов дай и охрану выставь. Обо всех его телодвижениях сразу докладывай.

— Зачем нам нужен выживший из ума дед? — пожал плечами Дима.

— Если потребует каменщиков и плотников, выделишь, — Идар проигнорировал его вопрос. — Иди, действуй.

— Хорошо, сделаю, — Дмитрий вновь пожал плечами и скорым шагом догнал старика:

— Эй, как тебя? Стой!

— Меня будешь называть старцем Харитоном, — глухо промолвил тот. — Приведёшь мне трёх рабов, охрану выставь. А завтра, чтобы были плотники и каменщики, — после этих слов он продолжил путь, а за ним безвольно двинулись зеки.

— Ладно, сделаю, — в некотором потрясении сказал Дмитрий, а в животе становится гадко, словно выпил гнилой воды…

… Алик мнёт панаму, трясёт козлиной бородкой и горячо говорит:

— Так и было, дед глянул на зеков и те обсыкаться начали.

— А ты? — захохотал Антон.

— Что я? Мы с Машей в засаде сидели, — обиделся Алик. — Сами у неё спросите!

— Угомонись, Антон, — Виктор вскользь улыбнулся, но в глазах поселилась тревога. — Что дальше было?

— Собаки на поляну выскочили. Дед зеков в пещере спрятал. Да, вот ещё, он постоянно крестился.

— Поп, что ли? — поджал губы Виктор.

— На попа совсем не похож. Больше на старого вора… но крестится. Странно то, как! — Алик утёрся панамой.

— Бывали случаи, и преступники приходили к Богу и становились на путь очищения, — глубокомысленно произнёс Викентий Петрович.

— Не похож он на раскаявшегося, — упрямо мотнул козлиной бородкой Алик.

— Значит, сектант, — помрачнел батюшка.

— Кто ж его знает, может и так, — бородка понуро свесилась вниз, Алик обтёр вспотевшее лицо панамой и нахлобучил её на голову. — Одно скажу, дед очень опасный, если пойдёт к Идару, проблем у нас прибавится.

— Сект нам здесь не хватает, — вздохнул батюшка. — Сейчас на свет повылезает такое, что и в годы Перестройки при иуде Горбачёве не снилось.

— Дед старый, скоро сам загнётся, — Алик стянул панаму с головы и вновь вытер лицо.

— Из-за старческого склероза они забывают о смерти и живут в одной поре. Переживают своих нетерпеливо ждущих детей, а затем и внуков, — невесело хохотнул Антон.

— Мы не внуки, чтобы ждать его смерти, — невесело улыбнулся Виктор.

— А может его как-то нейтрализовать? — Алик скис, как молоко и стал лицом, походить на свою истерзанную панаму.

— Правильная мысль, — Виктор окатил его внимательным взглядом, — мой приказ, как только он окажется в прицеле…

— Жестоко! — дёрнулся Алик и тихо добавил:

— Он такой старый… на моего дедушку похож… только он давно умер.

— А этот живой и с удовольствием заберёт твою молодую душу, — Викентий Петрович со вздохом погладил парня по голове. — Видно мне лично придётся идти на разведку. Тучи над нами сгущаются. С забором надо поторопиться.

— С тобой пойдёт тренер, — кивнул Виктор. — И вот ещё, калаш возьмёшь. При случае деда ликвидируй. Если получится, Идара тоже отправь на тот свет.

— Для священника мне тягостно слушать твои слова, — вздыхая, перекрестился Викентий Петрович. — Пойду, помолюсь. Может бог даст мне какой-то знак. В раздумье я. Всё переворачивается в моей вере. Нельзя священникам убивать. Но и жизнь близких в смертельной опасности. Не спасать вас, значит быть сообщником убийцам и не будет за это прощения. Но в то же время…. ударили по одной щеке, подставь другую…

— Иди, молись, — мягко тронул его за плечо Виктор, — Бог даст тебе знак. Я думаю, здесь иной случай.

Викентий Петрович, бледный как смерть, обливаясь потом, молится. Никто не имеет права его отвлечь. Душа в страхе. Он ждёт божьего знака и истово верит. Сомнения терзают и выворачивают душу. Смирение — вот одна из главных заповедей. Но тогда — смерть. И что останется? Неужели душа, созданная по божьему подобию, безропотно, словно тупая овца, даст убить её тело? И после этого она останется светлой и чистой? А может, это Бог проверяет? Боже, дай мне знак!

Гадюка скользнула в щель. Змея зависла над виском священника. Она заметила бьющуюся жилку сонной артерии и стремительно бросилась. Викентий Петрович интуитивно уловил движение и мгновенно расплющил её голову кулаком. Затем долго смотрел и с потрясением произнёс:

— А ведь это враг! Вот он, знак свыше!

Лицо просветлилось, всякие сомнения разлетелись, словно мрак после ночи. Викентий Петрович достал нож, проверил лезвие на остроту и решительно бреет бороду. Затем, вытянул из рюкзака пятнистый камуфляж. На период военных действий он решил с себя снять сан священника. Викентий Петрович стал спецназовцем, прошедшим подготовку в мыслимых и немыслимых горячих точках. В данный момент он нужен именно в этом качестве. Его взгляд потерял всякое смирение. Энергия зазвенела в теле. Рефлексы вспомнили все навыки, несколько приглушенные образом смиренного священника. На самом дне рюкзака Викентий Петрович нашёл ящичек с длинными гвоздями. Это не для плотнических дел. Он пальцами зажал холодный стержень и неуловимым движением швырнул. Раздался резкий свист и жирный паук растёкся, проткнутый сталью.

— О, что это ещё за мужик? — Антон споткнулся о свою ногу, встретившись с ясным взглядом безбородого Викентия Петровича. Тот не торопливо вышёл из своего укрытия, похлопывая ладонью по бритым щекам.

— Одеколоном бы сбрызнуть. Без бороды, словно без трусов. Оно, конечно, освежает. Но такое ощущение, что я прогуливаюсь с голой жопой. Приятно, но чрезмерно бодрит, — лучезарно улыбнулся Викентий Петрович.

— Ты ли это, батюшка? — Антон присел от неожиданности.

— Стоп. Сейчас я не батюшка. Можешь меня называть Виком.

— Вик?

— Так меня на службе окрестили.

— Как скажешь, Вик Петрович.

Антон пожал плечами, пытаясь прихлопнуть веками свои округлившиеся глаза, но лишь икнул и неожиданно заржал как лошадь:

— Ты словно сметаной отожрался, подбородок белый как снег, а всё лицо — коричневое!

— Потемнеет, — отмахнулся Викентий Петрович, — главное, чтобы человек был хороший. Верно, Антоха?

— Это точно, — живо поддержал его тот. — А ты как, надолго… в наш мир или как?

— А это как Бог подскажет. Виктор где?

— С Ниной шалаш утепляет.

— Это правильно. Женщине в интересном положении необходимо тепло, — кивнул Викентий Петрович.

— В каком положении? — не расслышал Антон.

— Ну, она же интересная женщина, — спохватился Викентий Петрович. Сам того не желая, он едва не выдав чужую тайну. Хотя, какая тайна, скоро свой живот Нина не от кого не скроет.

— Да, тётка она классная, — с почтением шлёпнул губами Антон. — Но Янка моложе, — с неким вызовом добавил он.

— Да кто ж спорит! — хохотнул Викентий Петрович. Он, по-дружески, хлопнул по спине Антона и пошёл сквозь лагерь. Оглядел незаконченные строения. Нахмурился. Ведь осталось крыши застелить и можно новоселье отмечать. Чуть-чуть не хватило времени. Жаль. Теперь все брёвна на забор уйдут. Но что делать, это сейчас важнее.

Ночь в разгаре. Дымятся угли в затухающих кострах. Из палаток доносится сопение и храп. Кроме выставленных постов, почти все спят. За день люди сильно умаялись. Работали на износ. Темп на гране человеческих возможностей. Ведь надо быть не только строителями, но и тренироваться, как гладиаторы. Даже Гурий, постоянно доказывающий, что лучший способ ведения военных действий это дипломатия, а не лук и стрелы, и тот овладел дубиной. Он научился отмахиваться ею достаточно прытко от разящих тычков тупых концов копий. Метод тренировок Викентий Петрович избрал достаточно жёсткий. Не увернулся, получай во всю дурь. На первых порах было много травм и даже весьма серьёзных. Затем, возросшее мастерство свело все эти мелкие неприятности почти на нет. Особая гордость для Викентия Петровича это его два вертящихся тренажёра с цепями, летающими на различных уровнях. Вскоре он решил к цепям приделать топоры, чтобы «жизнь мёдом не казалась». Он обоснованно посчитал, что именно в смертельной опасности оттачивается настоящее боевое мастерство. Несказанно удивляет Виктор. У него какое-то безумное свойство организма. Он учится невероятно быстро. Условные рефлексы закрепляются на уровне безусловных.

Викентий Петрович неслышно приблизился к шалашу. Он словно слился со скалой, наблюдая, как слаженно работают Виктор и его удивительная женщина с грацией дикой кошки. Нина подносит охапки сена, а Виктор прутьями прижимает их между основными балками, стараясь, чтобы стебли ложились вертикально крыше. Что-то они сегодня завозились. Очевидно, день был насыщенный, до придела. Лезть в общую палатку им не хочется. Они полноценные муж и жена. Викентий Петрович недавно провёл обряд венчания.

Виктор слегка замедлил движения, словно почувствовал взгляд и действительно, говорит:

— Что замер, Викентий Петрович?

— Зови меня Виком, — усмехнулся Викентий Петрович.

— Божий знак получил? — Виктор обернулся и улыбнулся вовсю ширь лица. Он увидел белые щёки и подбородок своего друга.

— Ой, что это с вами? — уронила сено Нина.

— На тропу войны вступил. Борода может в колючем кустарнике запутаться, — пошутил Викентий Петрович.

Нина оценивающе оглядела его:

— Я думала, вы старше.

— Это плохо?

— Забавно.

— Значит, Вик, — Виктор похлопал его по жилистому плечу.

— Меня так в спецназе называли. А ты как почувствовал, что именно я подошёл? — любопытствует Викентий Петрович.

— Просто понял и всё. Хотя, — задумался Виктор, — ночная цикада на дереве замолчала, значит, кто-то её спугнул. Шагов не слышал. Так бесшумно в лагере можешь передвигаться лишь ты.

— А если это был враг? — с некоторой иронией спросил Викентий Петрович.

— Агрессии не ощущал. Одно лишь нахальное любопытство, — улыбнулся Виктор.

— Чудесно. Наконец-то ты становишься настоящим профи.

— Учителя хорошие, — не думая льстить, обыденным тоном произнёс Виктор.

— Нет, здесь что-то другое… хотя и учителя первоклассные тоже, — с самодовольством сказал Викентий Петрович и попытался по привычке пригладить несуществующую бороду.

— Когда уходишь? — Виктор в упор глянул в глаза Викентию Петровичу и неожиданно невозмутимый спецназовец почувствовал дискомфорт, словно его вывернули наизнанку и швырнули как тряпку. С таким взглядом он в жизни ещё не сталкивался. Даже у тигра он проще.

— Завтра под вечер, — Викентий Петрович с немалыми усилиями выдержал его взгляд.

— Кроме тренера ещё будешь брать людей?

— Нет, с Николаем мне проще. Другие мешать будут.

— Как знаешь, — Виктор закрепил ещё один пласт сена.

— Уютный шалаш, получается, — вздёрнул подбородок Викентий Петрович, — почти как юрта.

— На одну комнату, но большую, — с сожалением хмыкнул Виктор.

— С милым рай и в шалаше, — тоскливо вздохнула Нина.

— Как разгребём дела, с забором закончим, в первую очередь вам дом построим.

— Это по блату или как? — ухмыльнулся Виктор.

— По положению, — Викентий Петрович многозначительно глянул на Нинин живот, и женщина смущённо прикрыла глаза пушистыми ресницами.

— Викентий Петрович, а что за знак был? Вы так резко поменялись? — не в силах обуздать рвущееся любопытство, спросила Нина.

Молодая женщина выпрямилась, с гордостью развела плечи. На груди полыхнули бусы из чёрных опалов. Их огонь, чарующим светом, пробежал по набухшим соскам, вызывающе оттопыривших тонкую ткань лёгкой рубашки. Спецназовец мигом спёкся. Не узнавая себя, он промямлил:

— Пожалуй, я пойду, царица.

— Царица?! — опешила Нина. Затем думает, что это шутка, весело засмеялась, показывая ровные зубы:

— И всё же, а какой знак был?

Викентий Петрович выдернул из-за пояса шкуру змеи:

— Она появилась в тот миг, когда меня сжигали сомнения. Зависла над моей шеей и уже открыла пасть.

— Это гадюка? — удивился Виктор. — Но, на Караби нет ядовитых змей.

— И я о том же. Ядовитая змея напротив сонной артерии. Раздавил её как врага и понял, я нужен Господу как воин.

— Даже озноб пробил, — Нина передёрнула плечами и прижалась к Виктору.

— Я пойду, необходимо, хотя бы немного, выспаться. — Викентий Петрович с грустью улыбнулся и старательно отвёл взгляд от упругих прелестей невероятной женщины.

— Пока, Вик, — махнула рукой Нина и украдкой бросила жадный взгляд на Виктора.

Уходя, Викентий Петрович услышал возбуждённый женский шёпот:

— Хватит с этим сеном возиться, завтра доделаем.

М-да, подумал Викентий Петрович, пора бы и мне женщиной обзавестись. Впору дрова колоть. Совсем невмоготу становится. Он пошёл к палаткам. Сел у тлеющего костра. Поворошил палкой и подкинул веточек. Нагнувшись, дунул на мерцающие угольки. Они ехидно перемигнулись быстрыми огоньками, и неожиданно вспыхнуло яркое пламя. Рядом кто-то подсел и тоже бросил в огонь сухие веточки.

— Ты кто? — не оборачиваясь, недовольно спросил Викентий Петрович.

— А вам без бороды идёт, — послышался голос Алёнки.

— Чего не спишь?

— А вы почему не спите? — шепнула одними губами девушка.

Викентий Петрович обернулся к ней и внезапно ошалел от её запаха и желания. Он силится отвести взгляд и проклинает себя, что сейчас напугает бедную девушку. Но она сама внезапно кинулась ему на грудь и, словно жестокий вампир, впилась в губы. Девушка завалила мужчину на землю, ошарашивая его напором неудержимой страсти. А ведь меня сейчас изнасилуют, мелькнула удивлённая мысль, и Викентий Петрович с бесцеремонностью сорвал с неё куртку. Он перевернул бедную девушку. Налёг на неё, плюща белые груди жёсткими пальцами.

— Давно тебя любила, — застонала Алёнка, истекая влагой.

— Прости меня, боже! — Викентий Петрович с силой придавил её к земле и головешки в костре выдали безумную чечётку.

— Уф! — отдувается Алёнка, поправляя непослушную чёлку. — И что это с нами произошло?

— А ты меня действительно любишь? — Викентий Петрович внимательно глянул на девушку.

— Как только ты появился в нашей секции… сразу. Но ты был попом и мне казался недосягаемым. А сейчас, без бороды… даже не знаю, что на меня нашло? — девушка стыдливо прикрыла глаза. — А я тебе нравлюсь? — внезапно Алёнка покраснела и шмыгнула носом.

— Даже не знаю что сказать, — искренне произнёс Викентий Петрович, — мгновение назад любил тебя, как сумасшедший, а сейчас меня терзают смутные сомнения. А прав ли я был?

— Ты мне скажи, — Алёнка тукнулась ему в плечо, — я хоть немного тебе нравлюсь?

— Немного? Хм. Да я готов тебя на руках носить! Ты мне послана свыше! От такого подарка большой грех отказываться, — искренне заявил Викентий Петрович.

— Правда? Я подарок? — она счастливо посмотрела на него и стыдливо заулыбалась.

— Ещё какой… подарок! Боюсь, после всего этого мне придётся на тебе жениться… что и сделаю с большим удовольствием… если, конечно, ты согласна.

— А куда мне деваться? В животе сладко и я ещё тебя хочу, — Алёнка вновь налетела на Викентия Петровича и угли в костре опять заскакали, как озорные чертенята.

Утро вновь радует росой. Прозрачные капли материализовалась из пустоты, и щедро облепили траву в долине, но ещё не сверкают. Солнце запаздывает, увязнув в тучах и лишь с трудом выталкивает жгучие лучи из немногих прорех. Игнат, вздрагивая от холода, стараясь, чтобы не промокла борода, решает изобразить из себя индейца. Боевой лук взял как грабли. Вложил оперённую стрелу. В нём горит желание порадовать несносную Аню жирным зайцем. По утрам эти ушастые твари повадились топтать поле, которое с такой любовью обихаживает красавица Нина. Но Игнату на неё и это поле плевать, перед его глазами маячит капризное лицо Анюты. Как хочется, чтобы её губы улыбались, а во взоре горела любовь. Но, в последнее время она всё чаще сердится, а на её прелестных щеках пламенеет злой румянец. А когда Нина вышла в безумно красивом украшении, Аня впала в бешенство. Тогда Игнату сильно досталось от её острых кулачков. После этого она отлучила его от своей постели. Но, может, заяц как-то погасит гнев, и счастливая улыбка скользнёт по её пухлым губам? Надо раздобыть зайца! Игнат в великом напряге, даже борода принимает боевую стойку.

Шорох в траве заставил в его артерии вылиться столько адреналина, что он едва не задохнулся. Руки задрожали, пальцы оттянули тетиву. Мгновение, и он едва не спустил стрелу. Но в траве появилась рыжая собачья морда. Псина держит в пасти обмякшее тельце ушастого зверька. Она глянула на Игната затравленным взглядом и метнулась в густую траву.

Игнат, обливаясь потом, сел. Его руки задрожали, в горле пересохло, грудь душит злость и досада. Затем его взгляд скользнул по мокрой траве. Он заметил тропинку, что проделала собака. Почёсывая бороду, Игнат приподнялся. Мужчина почему-то воровато оглянулся по сторонам и двинулся за собакой.

Тропа привела к дальним скалам. Там обрывы и неприступные стены. Груды камней от разрушительных обвалов сделали ту местность неприступной и опасной. Странно, что пёс туда стремится. А ведь там секретный лаз! Игнат хохотнул, представив, как его будут нахваливать товарищи. Радость распёрла грудь. От важности борода разлетелась в разные стороны. Но неожиданно он вспомнил, как Аня ему прошептала на ухо:

«Ты не хуже Виктора. При желании его можно спихнуть. Ты заключишь союз с Идаром Сергеевичем и наступит день, когда я тебя сделаю царём».

Игнат вздрогнул от видения рабов с опахалами. Он, словно наяву, видит рядом с собой царицу Аню. Его челюсть отпала, изо рта потянулась липкая слюна. А ведь это шанс! Глаза забегали, и он побежал по тропинке. Между камней мужчина заметил собачий хвост. Он произвёл стремительный бросок и остановился у широкого хода. Игнат сразу понял, этот ход соединяет долину с противоположной стороной скал.

Некоторое время он размышлял. Тоска сжала сердце. Игнат вспомнил своих товарищей, с кем делил еду и кров. Виктора с Ниной, которые спасли его от голодной смерти. Но внезапно всё заполняет сердитое Анино лицо и борода у Игната безвольно повисла. Он сам себе говорит:

— Аня права, она достойна быть царицей. Я выдам Идару Сергеевичу этот ход! — голос бородача зазвенел от возбуждения и от вожделения.

Вдруг Игнат испугался, что его может кто-то услышать. Он присел и осмотрелся, но вокруг тишина. Лишь ласточки, почти у земли, шуршат крыльями. К дождю должно быть. Он вполз в собачий лаз, побежал на четвереньках и оказался в пещере. Некоторое время мужчина брёл в темноте, но вскоре заметил тусклое пятно. Он ускорил шаг и вот Игнат широко вдохнул грудью свежий воздух уже с противоположной стороны скал. Вот он его главный козырь! Теперь расклад сил резко поменяется! Даже Викентий Петрович со своим автоматом ничего не сделает. Игнат засмеялся. Его борода судорожно дёргается. Теперь и заяц не нужен, Аня будет им довольна. Ай да какой он молодец!

Игнат выбрался обратно и размышляет, если собаки вновь будут шастать по долине, рано или поздно поп найдёт этот ход. Это совершенно неприемлемо! Обдирая пальцы, и скрипя зубами от натуги, Игнат завалил лаз камнями. Затем сел на корточки и отдыхает, а на лице блуждает счастливая улыбка.