Объединенные разумом

Глава 31

Звено Маттин внесло такую сумятицу в определение слова «одновременность», что вынесение окончательных решений по всем вопросам, связанным со временем, стало поручаться Энджелам. По их критериям, в тот самый момент, когда Чен созерцал призрак Лии Рэйнбоу в глубоких тоннелях Траванкора, Эсро Мондрайн стоял посреди коридора в недрах земного «муравейника». Он находился у двери, ведущей в апартаменты Татьяны Снайпс. Три раза его рука поднималась и вставляла ключ в кодовый замок, и три раза в нерешительности он вынимал его обратно.

Тетти наблюдала за ним с помощью скрытой камеры. Загадка. Что случилось с Мондрайном? Грустный и задумчивый — это так; нерешительный — никогда.

Четвёртая попытка увенчалась успехом, и дверь отворилась. Мондрайн шагнул внутрь и огляделся вокруг. Меньше года тому назад это место было его излюбленным прибежищем. Он знал, что может сюда прийти, отгородиться от всех забот безбрежного космического пространства, простирающегося от Сухого Тортугаса до Периметра, подумать здесь о самом сокровенном и набросать планы на будущее.

Тетти с пониманием относилась к его потребности уединяться, пожить внутренней жизнью. Она знала, когда он работал, знала, когда ему был необходим отдых. Никогда она не вторгалась к нему в неподходящий момент. Она пристрастилась к Парадоксу, и его тайные иглы вонзились глубоко в её душу, но Мондрайн никогда не видел, как она это делает. Она всегда была осмотрительной.

А теперь?

Мондрайн, который очень ценил точную информацию, не знал. Эта квартира более не была для него местом, где он обретал умиротворение и покой. Он снова посмотрел вокруг, подмечая перемены. Тетти была теперь намного более независимой, и он это понимал. Она переборола пристрастие к Парадоксу, и у неё это получилось, как ни у кого другого. Шрамы от него ещё надолго останутся у неё внутри, но комнату уже не украшали целые батарей маленьких пурпурных ампул. И теперь любой желание Мондрайна не было для неё безусловным приказом.

Она пережила превращение Чена на стимуляторе Толкова. Не это ли явилось тем испепеляющим переживанием, которое затронуло в ней буквально всё и имело решающее значение? В то время она отказывалась об этом говорить. Но, быть может, она изменила своё решение и скажет об этом теперь?

Мондрайн не знал. Но самым худшим было то, что Тетти стала непредсказуемой. Теперь он не мог с уверенностью предугадать, как она прореагирует на его слова, что скажет или что сделает.

Мондрайн знал единственно верное решение: то, с чем нельзя совладать и что нельзя уничтожить, должно быть отторгнуто. Ему нужно было полностью порвать с Тетти. Но он не мог этого сделать.

Мондрайн стоял на пороге и размышлял о своей слабости. Его захлёстывало чувство, не поддающееся определению.

— У меня они есть. — Тетти прошла и закрыла за ним дверь. — Вы готовы начать?

Мондрайн кивнул.

— В любое время, когда пожелаешь.

И в этом с ней произошла перемена. Ни одного тёплого слова, даже никакого приветствия. Ни нежности, ни желанного прикосновения. Он отодвинул раздирающую его досаду на задний план. То, что нужно было сделать, имело для него слишком большое значение.

— Не всё будет так скверно, Эсро. — Она почувствовала его мрачное расположение духа, но не поняла причины, вызвавшей его. — Воспринимай это просто как осмотр земных достопримечательностей.

— Но большая часть из этого именно таковой и будет. Скриноль права, одна из этих сцен может воскреснуть из прошлого и убить меня.

— Как же она может на тебя повлиять?

— Скриноль не может этого сказать. А если уже и Фроппер не знает, я даже не буду пытаться угадать. Мондрайн указал жестом на пузырёк с обезболивающим аэрозолем, который Тетти спрятала в поясе своего брючного костюма. — Держи его поблизости, но смотри, чтобы я не наложил на него свою руку. Надеюсь, я не буду даже и пытаться, но Скриноль сказала мне, кто мы такие есть, после того как мы зашли так далеко, что я могу попытаться совершить убийство или самоубийство, прежде чем это всплывёт на поверхность. — Он уселся на раскладное кресло с высокой спинкой и откинулся назад. — Что толку ждать. Начинай сразу, как только захочешь.

Тетти привязала его запястья к подлокотникам, прикрепила электроды к ладоням, кончикам пальцев и вискам, установила микрофоны на горле и грудной клетке. Наконец она заняла место возле дисплеев камер, откуда ей было видно лицо Мондрайна.

Тетти поставила записи. Так как он ничего ей не говорил о том, в каком порядке он хотел бы просматривать хроники, она расположила их по своему усмотрению. Сцены его раннего детства представали в систематической последовательности, с соблюдением перекрёстных связей, охватывающих Землю от полюса до полюса. Насколько ей подсказывала фантазия, в каждом месте она на запись трёхмерного изображения сделала своё наложение голосов, добавила характерные для каждой местности звуки и запахи.

Она начала с того места, вокруг которого сплетались её собственные кошмарные видения. Возможно, здесь Мондрайн разделил бы с ней её страхи. Дева Мария лежала в том месте, которое раньше называлось американским западом. Она представляла собой район полного опустошения тысячу миль в длину и три сотни в ширину. Грудь девы Марии была расположена в Твин Страйкс, на севере. Два похожих друг на друга кратера по десять миль в диаметре, находящихся в эпицентрах ядерного взрывов, образовывали соски. Широкие бёдра простирались на юг; они получились из расплавившейся округлой долины в результате Ошибки Малькольма. Тетти пролетела над обеими областями, затем посадила корабль посередине между ними. «Пуп девы Марии», — спокойно прокомментировала она. Этого было достаточно. Место говорило само за себя. Пуп был самым истерзанным и самым необитаемым местом на всей земной поверхности.

В первые несколько лет, прежде чем начало тускнеть свечение расплавленной массы, эксперты произвели измерения и выдали свои прогнозы: в ближайшем тысячелетии земные формы жизни не смогут обитать на пупе девы Марии.

Они ошиблись, жестоко ошиблись. Первые семена дали ростки менее чем через десять лет. На протяжении поколения вдоль отвесных берегов и на глубоком, влажном дне цвели крокусы.

Но в некотором смысле прогнозы экспертов оправдались. На сегодняшний день дева Мария изобиловала своими собственными растениями и животными. Но не было там слышно ни пения птиц, ни жужжания пчёл, ни воя луговых волков. Крокусы с пурпурными прожилками, высота которых превышала человеческий рост, были плотоядными. Да, дева Мария кишела жизнью, но это был молчаливый, болезненный мир, чуждый всему земному. В камере медленно проплывал неровный ландшафт. Мондрайн продолжал смотреть, сохраняя глубокое молчание, а Тетти снова и снова содрогалась при виде того, что она записала — при виде растений, которые либо прекратили свой рост, либо чудовищно переросли, при виде обезображенных животных, представлявших собой горькую насмешку над Природой. Наконец Мондрайн заговорил:

— А ты знала, что с Луны видны контуры девы Марии? Не думаю, что это цвет почвы. Должно быть, это мутация растительности.

Он говорил спокойно. Тетти остановила демонстрацию. Продлись она ещё немного, и Мондрайну пришлось бы применить обезболивающее.

Она перешла к другой ненавистной ей сцене. Мондрайн вспоминал, как когда-то давно, когда он едва перерос младенческий возраст, его взяли в Антарктику. У него остались об этом самые неприятные воспоминания. Та же история была у Тетти, но её впечатления были свежее. Во время того путешествия проводники только и говорили, что о наступающем полярном лете и о новом гибриде зерновых, которые проходят весь цикл от прорастания до созревания урожая менее чем за тридцать дней, на протяжении которых круглые сутки светит солнце. Но Тетти вернулась оттуда с другими впечатлениями: о свирепых ветрах, вековых льдах и жестоких чёрных водах, окружающих ледниковый покров. У края берега плавали в ожидании дельфины-касатки, пока, наконец, не получали свежую добычу — замороженных трупов, за хранение которых не была вовремя внесена плата, и которых теперь извлекали из антарктических катакомб и сбрасывали в чёрные воды. Касаткам, очевидно, люди казались замороженными, а порой неуклюжими и шумными тюленями.

В её образах этот момент не запечатлелся. Трупы выбрасывались, когда рядом не было свидетелей. Но она знала, что это происходит, и в её записях со всей полнотой отразилась жгучая ненависть к короткому лету, во время которого природа спешит воспроизвести весь годовой цикл за несколько коротких солнечных недель. Скорость роста растений была такой, что создавалась иллюзия замедленной съёмки и ускоренного воспроизведения ленты.

Мондрайн наблюдал, как его взору открылась огромная стая императорских пингвинов, стоящих у кромки льда. А он, казалось, всё ещё был расслабленным.

— Если тебе не нравится там сейчас, — он поймал выражение лица Тетти, — тебе лучше отправиться туда зимой. Ты можешь представить себе жизнь одной из этих птиц? Они спариваются при стоградусном морозе. Потом они противостоят снежным вьюгам, удерживая яйцо у своих ног.

Когда с экрана дисплея исчезала Антарктика, Тетти одарила Мондрайна свирепым взглядом. Казалось, в душе Мондрайн веселился.

Она перешла на Патагонию. К её удивлению эта самая удалённая точка Южной Америки оказалась просто очаровательной; среди двенадцати мест, которые она посетила, это занимало второе по своей прелести место. Когда Мондрайн впервые сказал ей, что ему нужно, это прозвучало очень нереально — обозреть сотни миллионов квадратных километров.

Но он, как всегда, убедил её, что она ошибается. Хотя начавшееся ещё много веков назад массовое переселение с Земли открыло своего рода предохранительный клапан для роста населения, пространства всё равно не хватало. Те, которые оставались, размножались быстрее, чем люди могли покидать планету. По мере того, как на большей части планеты плотность населения постепенно увеличивалась, она становилась всё более однородной. Тетти не нужно было делать записи БигСида или Ри-о-ди, потому что по всем основным признакам они были очень похожи на Босни или город Делмарва. Здесь не могли скрываться воспоминания Мондрайна о дикой и пустынной местности.

Оставались под вопросом только экваториальные и полярные заповедники, плюс ещё несколько регионов на поверхности Земли, до сих пор мало населённых по тем или иным причинам. Хорошим примером было Королевство Ветров, которое сейчас демонстрировала Тетти. Люди могли бы жить там, на незащищённой от ветра, суровой земле Патагонии, у подножия Анд, но мало кто выбирал себе это место. Западные ветры, непрерывно приносящие с холодных горных вершин сильнейшие штормы, создали психологический вакуум. В каждом поколении находились люди, которые заселяли этот регион, но через несколько лет они покидали свои жилища.

Но и это не было источником страданий Мондрайна. Он без особой радости глядел на продуваемый всеми ветрами ландшафт, но и безо всяких эмоций. Тетти изучала его безучастное лицо. Разве он не замечает эту красоту — красоту чёрных горных озёр, густых лесов, в которых сплетались кипарисы и росла секвойя и антарктический бук? Очевидно нет. Она нехотя перешла к другой сцене.

На это место она даже не возлагала больших надежд. Тетти никогда прежде не посещала больших африканских охотничьих заповедников, но то, что она увидела во время своей последней поездки, просто очаровало её. Она не могла представить, что это может повергнуть кого-то из путешественников в ужас.

Здесь был дом первых людей на Земле. Остатки земных травоядных и плотоядных до сих пор жили здесь в натуральных природных условиях, паслись и рыскали в поисках добычи так же как и миллионы лет назад, но лишь с одним отличием: теперь все они были безобидными для человека.

Тетти по много часов бродила здесь пешком, созерцая и записывая виды, запахи и звуки открытой равнины. Ей нравилось смотреть на то, как срываются и пускаются вскачь по пыльной земле стада, которым грозит настоящая или ложная опасность. И всё это на расстоянии нескольких световых лет от Трущоб — хорошая терапия после заключения на Горе. Она не брала с собой Парадокс, и впервые за многие годы она не испытывала в нём сильной нужды.

Мондрайн, похоже, не разделял её удовольствие. Он развалился в кресле и, очевидно, дремал, когда образы бродили взад и вперёд по холмистой местности. Тетти приготовилась перейти к другому региону, но тут ей показалось, что кадр, который проследовал в записи несколько секунд назад, воскресил в ней одно из её любимых воспоминаний.

— Посмотрите на это, — сказала она. — Вот оно. Кратер Нгоронгоро, правда захватывающе?

Дисплей показывал вершину вулкана во всём её великолепии с вечерним солнцем на заднем плане. Широкое красное светило уже касалось горизонта, оно заходило очень быстро, как это всегда бывает в экваториальной зоне. За вулканом в меркнущем свете лежала равнина Серенгети и сам заповедник, отливая зелёным и коричневым цветом.

— Прекрасно! — сказала Тетти. Она наблюдала, как день утопал в багровых сумерках, затем, наконец, бросила взгляд на Мондрайна. Он замер в кресле, конечности била жестокая судорога. Она увидела вылезшие из орбит глаза, измождённое лицо с набухшими венам, и потянулась к пузырьку с обезболивающим.

Он ей уже не понадобился. Прежде чем она смогла его вытащить, Эсро Мондрайн издал стон ужаса. Пока она наблюдала эту картину, приступ прекратился. Он вздохнул и опустился глубже в кресло.

Его глаза ещё один раз моргнули и медленно закрылись; Мондрайн спал.

Тетти одиноко стояла в круге света и размышляла, во что она себя впутывала. Сердце стучало, по телу катились обильные струи пота. На этой глубине, в самом низу лабиринта коридоров кондиционеры и вентиляторы едва успевали доводить воздух до той кондиции, при которой им можно было дышать.

Она подняла лампу выше и посмотрела вокруг. Должно быть, это и есть то самое место. Но где находилась она? Она стояла посреди длинного безлюдного коридора, в котором ни впереди неё, ни сзади не просматривалось ни одного бокового ответвления.

Тетти наклонила голову, чтобы ещё раз проверить показания охотника. Он показывал строго ноль. Маленькая красная стрелка исчезла. Сейчас она была не нужна! А выходя, она думала: «Какая же я хитрая и смышлёная».

Чтобы выкарабкаться из кататонического транса Мондрайну потребовался час — час, на протяжении которого его пульс замедлился почти до нуля, и Тетти пришлось ввести ему адреналин и сильно действующие сердечные стимуляторы. Едва придя в сознание, он собрался уходить и даже не захотел подождать, пока восстановятся его силы. Он схватил записи, которые сделала Тетти, и заковылял к выходу. Он выглядел как труп, но даже не пожелал сказать ей, куда он собрался идти. Он промолчал даже тогда, когда она сделала то, чего никогда себе не позволяла — не выдержала и набросилась на него с криками.

Он только соизволил сказать ей, что ему срочно нужно её покинуть. Но было и так понятно, куда он направляется! Он собирался встретиться со Скриноль и узнать, может быть она сможет внести ясность в то, что с ним только что произошло.

Посередине своей тирады Тетти вспомнила об охотнике. Он до сих пор лежал в маленькой дорожной сумке Мондрайна, бывшей единственным грузом, который он брал с собой на Землю. Она незаметно вытащила его, когда Мондрайн переустанавливал свой ИД-ключ, и спрятала прибор подальше от его глаз. Могло случиться, что Мондрайн не попросит её быть ассистентом во время встречи с Фроппером, но так или иначе, он туда собирался. Она могла бы описать его внешность, когда он находился в бессознательном состоянии, рассказать, что он говорил, приходя в себя.

Кроме этого способа, она сейчас не знала, как отыскать Фроппера. Она чувствовала себя полной идиоткой. Как только Мондрайн вышел из её квартиры, она включила охотник. Когда подвижная стрелка остановилась, Тетти взяла прибор и отправилась на поиски. Мондрайн находился в одном месте больше часа, затем стал возвращаться. Когда он проходил мимо неё, Тетти спряталась, а затем снова пошла вперёд, туда, где он только что находился.

Вперёд — в никуда! Разумеется, Мондрайн не мог устроить встречу, стоя прямо в коридоре.

Может быть, надо было знать какую-то хитрость, чтобы пользоваться Фроппером, обладать каким-то умением, которым она не обладала?

Она посмотрела на окружавшие её стены коридора. Это был узкий, не больше двух метров шириной, тоннель с высокими потолками, вдоль которого тянулись ужасные вентиляционные трубы. Если верить Кубо Фламмариону, охотник работал с разрешающей способностью не более двадцати футов. Но это было просто невозможно. Тоннель непрерывно тянулся пятьдесят метров или даже больше в обе стороны.

Она ещё раз внимательно посмотрела на охотника, поднеся фонарь ближе к прибору. Вдруг кто-то вырвал фонарь у неё из рук. Свет сразу же погас.

Она вскрикнула. Её окутала абсолютная тьма. Тетти попятилась назад пока не упёрлась в холодную стену тоннеля. Она обхватила руками тёплые, обитые звукопоглотителем вентиляционные трубы — единственную знакомую вещь в том месте, где она оказалась. Тут что-то схватило её за талию. Её без особого труда оторвали от пола, подняли вверх и потянули назад поверх воздуховодов, затем нежно положили на мягкую поверхность, туда, где не должно было быть ничего мягкого. Вокруг её запястий и лодыжек защёлкнулись толстые браслеты.

— Кричать и сопротивляться совсем не обязательно, — произнёс бодрый голос где-то высоко над её головой. — Всё равно этим ничего не добьешься. Эти действия были бы совершенно бесполезными, тем более, тебе ничего здесь не угрожает.

Тетти глубоко вздохнула, готовая в любом случае закричать. Но прежде, чем она издала бы первые звуки, пространство наполнилось бледным красным свечением. В этот момент она впервые смогла рассмотреть окружающую её обстановку. Но, вместо того, чтобы закричать, она задержала от изумления дыхание и посмотрела по сторонам.

Она находилась в «воровской норе»!

Об этих потайных комнатах, разбросанных в самых загадочных уголках нижних уровней «муравейника», ходили легенды. Они были последними пристанищами Скавви, в них скрывались преследуемые законом преступники и нарушители контрактов. Их расположение передавалось из поколения в поколение исключительно в устной форме. Официальные правящие круги Земли предпочитали замалчивать об их самом существовании, так как они оказывались бессильными найти и ликвидировать эти притоны.

Тетти прежде не бывала ни в одной «воровской норе», но сразу же узнала её по рассказам и описаниям Трущоб. Она была спрятана за главными вентиляционными трубами. Помещение имело десять метров в длину, пять в высоту и менее двух метров в ширину. Грубая врезка в проходящие у основания энергетические магистрали в одном углу комнаты питала флуоресцирующие светильники, переделанные таким образом, что отбрасывали вглубь помещения мрачный красный свет. Ещё одна врезка, сделанная в вентиляционные трубы, обеспечивала такой воздухообмен, при котором ещё можно было дышать. У дальней стены стоял древний синтезатор пищи, которым, очевидно, сейчас никто не пользовался. Рядом с ним находилась широкая ширма из потускневшего серебра, скрывающая за собой часть комнаты.

— Ты знаешь, где сейчас находишься? — послышался мягкий голос из-за ширмы.

— Знаю. Я в «воровской норе». — Тетти пыталась говорить так, чтобы её голос не дрожал.

— Совершенно верно. В таком случае, с вашего позволения. — Свет внезапно погас — без её позволения. Тетти почувствовала, как к её телу прикасаются холодные электроды и что-то ещё. Что — она не могла понять. Тетти пробрала дрожь.

— Это лишь для того, чтобы мне было удобнее работать, а не затем, чтобы доставить вам неудобства, произнёс весёлый голос. — Через несколько минут вы перестанете их замечать. Не беспокойтесь, сейчас включится свет.

— Но кто вы?

В темноте раздался пронзительный хохот.

— Послушайте, принцесса Татьяна Синаи-Перес, вы ведь прекрасно знаете, кто я такая. Это так же понятно, как то, что вас зовут Тетти Снайпс. Иначе вы бы здесь не находились.

— Вы — Скриноль. Фроппер, который лечит Эсро Мондрайна.

— В самом деле, это я.

— Послушайте, вы, конечно, можете называть это лечением, если вам так нравится. — К Тетти вернулась её храбрость, а вместе с ней и злость. — Но пока я вижу, что вы делаете ему только хуже. Боже, зачем я только сказала ему ваше имя? Включите же наконец эти чёртовы светильники! Вероятно вы и можете видеть в темноте, но я не могу.

— Ваша воля для меня закон. — Свет снова включился, но Скринолью даже и не пахло. — Даже если бы вы этого не сделали, — прозвучало из-за серебряной ширмы, — это сделал бы кто-то другой. Мне было совершенно необходимо с ним познакомиться. И так же важно было то, чтобы я его лечила. Тетти Снайпс, вы можете рассказать мне об Эсро Мондрайне? Вы его хорошо знаете?

— Так же как знаю всех остальных! — Но тут какие-то нотки нежного голоса Скриноль заставили Тетти подумать над этим ещё раз. Она уже давно не задавалась таким вопросом. — Он — самый умный и самый трудолюбивый из тех, кого я когда-нибудь встречала, ответила она наконец. — Но порой я спрашиваю себя: «А знаю ли я его вообще?» Иногда мне кажется, что он искренне любит меня. Но иногда я думаю, что он — сущее чудовище, которого вообще никто не волнует и которое воспользуется чем угодно и кем угодно, чтобы достичь своей собственной цели.

— Но всё же, вас связывает с ним многолетняя любовь. И вы всё время на него работаете!

— Я это знаю. — Смех Тетти был горькой насмешкой над собой. — Вам нет необходимости объяснять мне, какая же я дура. Это моя беда. Но иногда мне кажется, что Эсро, если хорошо постарается, может заставить меня сделать что угодно.

— Да, вы знаете его, очень хорошо знаете. Но есть нечто такое, связанное с ним, о чем вы даже не догадываетесь. Мондрайн в некотором смысле наиболее значительная фигура в солнечной системе. Но, кроме того, он — самый опасный человек во всей Звёздной Группе. Эсро Мондрайн — это причина, единственная причина моего пребывания здесь, на Земле.

Тетти увидела выползающую из-за ширмы громадную тень. Затем появилась ещё более громадная фигура, отбрасывающая эту тень — гигантское ссутуленное тело, ступающее по полу множеством сочленённых ног. Тетти отпрянула назад, когда Пайп-Рилла медленно приблизилась и села рядом с ней на корточки.

— Я решила, что не потеряю ровным счётом ничего, если открою вам правду. — Мягкий и весёлый голос Скриноль немного сглаживал гнетущее впечатление, создававшееся при виде её гигантской туши. — Понимаю, что вы напуганы, но здесь и в самом деле нет ничего страшного. Я не сделаю вам ничего плохого. Не робей, Тетти Снайпс, вы ведь храбрая женщина, к тому же вы знаете, что мы — миролюбивые существа. Мне нужна ваша помощь.

Тетти смотрела на длинное тело, растянувшееся возле неё. Оно сильно отличалось от тех, которые она видела в иллюстрированных книгах, и, главным образом, мясистыми передними конечностями вместо обычных когтистых лап.

— Не знаю, чем я смогу вам помочь.

— А я знаю. — Длинное тело приподнялось и подалось немного назад, чувствую, какой дискомфорт испытывает Тетти от такого близкого соседства. — Позволь мне хотя бы описать тебе суть дела. Вот уже много веков члены Звёздной Группы изучают человека, как вид, причём так же заинтересованно, как, я уверена, человек изучает нас. В каждом поколении мы пытаемся распознать тех индивидуумов, которые, как мы полагаем, наделены уникальными способностями, направленными как на пользу, так и во вред. Мы уже научились с превосходной точностью предсказывать поведение таких людей, но порой мы сталкиваемся с аномалией, человеком, который представляется нам тайной за семью печатями. За такими индивидуумами должно быть установлено более внимательное наблюдение, так как никогда нельзя предвидеть возможные последствия его деяний. Но в случае с Эсро Мондрайном мы имеем дело с предельной формой аномалии: человек с исключительными способностями, побуждающие мотивы которого сильны до такой степени, что могут привести его к самоуничтожению. И это ещё не самое страшное. Эти мотивы заключают в себе опасность для всей Звёздной Группы.

— Это же просто смешно. Я сказала, что не могу понять его полностью, так оно и есть. Но я скажу вам то, в чём абсолютно уверена. Эсро любит вас — Пайп-Рилл, Лудильщиков, Энджелов.

— Согласна. Но это ничего не меняет. Мондрайн — не такой простой человек. Есть и другие люди, такие, например, как коммандор Брейчис, который ненавидит чужих и даже этого не скрывает. Мы можем ему это позволить, иначе говоря, рассчитывать на такое отношение, и спокойно жить дальше. С Мондрайном всё гораздо сложнее. Мы ему нравимся, но в некотором смысле он терпеть нас не может. В глубине души ему невыносима мысль о той угрозе, которую представляет для него Звёздная Группа.

— Чем же вы можете угрожать Эсро?

— Мы не знаем. Мондрайн остаётся тайной, даже после всех моих с ним сеансов. В такой ситуации человеку с большой вероятностью может прийти мысль о том, что мы должны его уничтожить. Но для нас такая возможность полностью исключается. Мы должны помочь Мондрайну, мы должны отыскать источник этих разрушительных побуждений, мы должны в нём это искоренить. В этом-то вы можете оказать нам содействие.

— Вы не понимаете. Я пыталась помочь Эсро, Бог свидетель, я пыталась. Но я не смогла докопаться до него, не смогла заглянуть к нему в душу. Он никогда не говорит мне, что его гнетёт.

— Если вам будет от этого легче, я тоже не смогла проникнуть сквозь эту преграду, хотя вся моя жизнь и обученье преследовали целью именно это. Но во время своих сеансов с Мондрайном я убедилась в одном: его разрывают на части антагонистические противоречия. Он способен любить, но она тонет в его внутреннем страхе. Он одержим мыслью о бежавшем Создании Морган. Вы знаете почему?

— Создание должно быть уничтожено. И он работает над этим днём и ночью.

— Да, он работает. Работа — это его жизнь. Но известно ли вам, что Мондрайн дал начало программе, заложенной в Создания? Это началось по его инициативе. Когда бежавшее Создание стало представлять собой опасность для всего населяющего Звёздную Группу, послы очень неохотно согласились с тем, что оно должно быть уничтожено. Я не ставлю под вопрос их решение. Но я совершенно уверена, что идея возложить всю ответственность за операцию на Мондрайна явилась чудовищной ошибкой. Ему нужно это Создание.

— Он пытается его уничтожить! — возразила Тетти.

— Да неужели? Я в этом сомневаюсь. А что если он снарядил группы преследования лишь для наблюдения за Созданием, а не для того, чтобы они его уничтожили? Я знаю одно: Мондрайн никогда не допустит, чтобы исчезло последнее Создание, если есть хоть какой-нибудь мыслимый путь сохранить ему жизнь. Оно ему нужно для чего-то очень важного, для того, что заложено глубоко в его подсознании. Эта необходимость берёт начало от каких-то ранних впечатлений, до которых я пытаюсь докопаться. Спасибо тебе, теперь я знаю, что это происходило в Африке. Но оно уходит корнями так глубоко, что я начинаю впадать в отчаянье, что мне никогда не удастся до них добраться. Природа того, что мучит его, мне не понятна. Его страдания будут продолжаться… если вы не поможете мне пролить свет на вызвавшую их причину.

— Я уже сказала вам, что не могу ничего поделать с Эсро.

— С этим я не согласна. Разрешите задать вам один вопрос. Он продолжает пользоваться вашей помощью. Вы — сильный человек с незаурядным интеллектом. Почему вы продолжаете ему помогать, зная, что он, попользовавшись вами, снова обидит вас?

К своему удивлению Тетти почувствовала, что плачет. Солёные слёзы, смешиваясь с потом, бежали по щекам к верхней губе.

— Не знаю. Я думаю, потому… потому что у меня нет никого другого. Кроме Эсро у меня нет никого. Никого. Он — всё, что я имею.

— Возможно. — Мягкая передняя конечность потянулась вперёд, погладила Тетти по волосам и смахнула со щеки слезинки. — Но есть и другое объяснение. Давайте предположим, что вы остаётесь, так как знаете, что вы для него всё. Ежели это не так, у кого ещё он мог бы найти утешение? Вы же знаете, что любите его. Спросите себя, хотели бы вы, чтобы Мондрайна не стало?

— Нет! — Тетти попыталась сесть, но браслеты ограничивали её движения. — Вернее, я хотела сказать, не знаю. Много раз я проклинала его и желала ему смерти.

— И всякий раз ваше сердце смягчалось. Всегда вы были для него поддержкой. Если вы действительно хотите помочь Мондрайну, — а я должна сказать вам, что это может оказаться невозможным, и, увы, несвоевременным — вы должны пойти на один шаг, который поможет сделать его лечение более эффективным: лишите его вашей поддержки. Скажите ему, что ваша чаша переполнилась, и теперь ему лучше не появляться у вас и не искать прощения. Скажите ему, что теперь он остаётся один!

Скриноль подалась вперёд и расстегнула браслеты, удерживавшие Тетти. Тетти наклонилась и устало закрыла ладонями лицо.

— Ну, предположим, я сделаю это. Какая ему от этого будет польза?

— Возможно никакой. Возможно ему уже поздно оказывать какую бы то ни было помощь. Но, может быть, благодаря этому для меня откроется то маленькое окошко, его уязвимое место, которое мне так необходимо, чтобы лечение было успешным. Скажу откровенно: я отчаялась в поисках найти хоть какое-нибудь действенное средство. Ваше отречение от него может послужить для меня этим средством.

Скриноль помогла Тетти подняться на ноги. Она стояла, облокотившись на гигантское ребристое тело.

— Вы думаете, это приведёт к успеху?

— Нет, я так не думаю. Я думаю, что, скорее всего, это закончится неудачей, — узкое тело Пайп-Риллы изобразила пожимание плечами. — Но разве у вас есть выбор? Раз это остаётся последней надеждой, ею стоит воспользоваться.

Скриноль потянулась вниз и взяла Тетти за руку, как взрослый, который ведёт маленького ребёнка.

— Идём, продолжала Пайп-Рилла. — Давай выберемся отсюда. Если ты всё-таки решила пойти на конфронтацию с Мондрайном, это должно произойти прежде, чем он снова покинет Землю.

Тетти бросила последний взгляд на «воровскую нору», и они ступили в адскую темень.

— Разве вы не собираетесь предупредить меня держать язык за зубами? Что, если я вздумаю кому-то рассказать об этой встрече? Это, наверно, расстроит все ваши планы.

— Можешь говорить кому угодно. — Скриноль захихикала, но в её живом голосе не было и тени юмора. Скажи всем, кому ты только пожелаешь, Тетти Снайпс. Но, не думаешь ли ты, что тебе кто-нибудь поверит?