Обмененные души

ЧАСТЬ 1 ГЛАВА 1

Когда-то она слышала, что большинство самоубийц, которые прыгают с большой высоты, пока падают, желают лишь одного — жить. Отменить свой последний шаг. В эти растянувшиеся последние мгновения жизни приходит полное её осмысление, и все проблемы, от которых убегает самоубийца, уже совсем не кажутся ему такими значимыми и нерешаемыми.

Филис не знала, откуда эти знания у того, кто это утверждал — возможно, это рассказывают выжившие, сделавшие тот самоубийственный шаг, а может, маги-менталисты, сумевшие как-то снять последние мысли с разбившийся тел… Но теперь она знала точно — это правда, всё действительно так.

Оказалось, что когда она решала уйти из своей жизни, переместить свою душу в тело более счастливой женщины, пока обдумывала все детали, делала слепок своей памяти для перемещённой в её тело души, пока раскрывала дверь своей комнаты, брала в руки артефект обмена душ, пока определяла параметры того человека, в тело которого хотела переместиться, пока читала заклинание активации артефакта и даже в самый последний миг, когда направляла поток своей магической энергии на артефакт для совершения предназначенного ему действия — всё это было своеобразным шантажом, она подсознательно считала, что некие силы, управляющие её судьбой, испугаются и всё переиграют. И не будет нежеланной помолвки с рябоватым и скучным Питтом Фаггартом, сама она не пропустит столько занятий в течение учебного года в магической академии, а его высочество Винсент… нет, не полюбит. Вообще не обратит на неё внимания. Или она сама не станет обольщаться этими внешними признаками внимания, за которыми так очевидно не было ничего, кроме желания телесной связи, да и той — на короткое время. Конечно же, вот так было бы всё правильно, теперь-то она обо всём этом догадалась!

Только где же те силы, которые вернут всё на свои места и дадут ей возможность исправить свои ошибки? Сама она уже даже не может поднять выпавший из её рук артефакт…

Эти силы или другие, но Филис казалось, будто бы что-то очень быстро уносит её куда-то далеко-далеко. Даже дальше, чем она предполагала, когда "заказывала" артефакту этот параметр — необратимость и невозвратность своего перемещения. В какой-то момент всё вокруг неё посветлело, так, что она не сразу поняла, что видит перед собой покрытую чистым снегом землю. Странно — почему сейчас зима, ведь только что было лето. Перед Филис возникла лежащая на снегу женщина, которую она даже не успела толком разглядеть до того, как словно бы ощутила удар всем своим существом — тем, которое только что двигалось и мыслило.

Филис открыла глаза и увидела над собой серое небо, низко затянутое тучами. "Скоро снова пойдёт снег" — подумала она. Над ней склонились какие-то люди, и среди них выделялось знакомое откуда-то лицо пожилой женщины с трагически заломленными бровями.

— Что с тобой? — спросила эта женщина, и Филис поняла её вопрос.

Кто эта женщина? Какие-то обрывки мелькают в памяти, в них есть ответ, надо только постараться его ухватить…

"Мама, познакомься, пожалуйста, это оля. Мы с ней собираемся пожениться" — и тёплый взгляд на неё улыбающегося молодого мужчины. Женщина тоже смотрит на неё и приветливо улыбается: "Добро пожаловать в нашу семью, оля".

Оля — такое забавное слово, нежное. Значит, эта женщина — мать её жениха, и она её любит.

— Матушка, — жалобно сказала Филис, впервые говоря на незнакомой речи; и перед тем, как сознание покинуло её, добавила, — Так больно…

Придя в себя, Филис обнаружила, что лежит на жёсткой кушетке в каком-то полутёмном помещении, освещаемым только светом из открытой в коридор двери. Филис застонала, пытаясь подняться, и к ней в комнату вошла та же самая женщина, которую Филис прежде назвала "матушка".

— Что с тобой случилось всё-таки? — нервно спросила женщина, — Доктор не нашёл у тебя никаких причин для болезни. Сердце в порядке, голова тоже.

— Я… ничего не помню, — ответила Филис, — почти ничего. Только вас и своего жениха.

— Какого ещё жениха? — возмутилась женщина.

— Вашего сына. Не помню его имени.

— Мой сын умер, мы его похоронили сегодня! А я даже на поминках не была из-за тебя.

— О… как жаль, — заплакала Филис, — Мы с ним так любили друг друга… кажется. Вот почему вы такая грустная.

— Так. Ясно. Или это притворство… хотя зачем оно тебе… Или здесь нужен психиатр.

— А кто это — психиатр?

— Доктор. Проверит, что у тебя с памятью.

— Нет, матушка, мне сейчас не нужен менталист, — забеспокоилась Филис, — Я всё вспомню, мне просто надо отдохнуть. Пожалуйста, отвезите меня домой.

— Куда — домой? Ты хоть помнишь, где живёшь? Потому что я лично этого не знаю!

— А разве мы не вместе живём? — растерялась Филис.

— Хм… а что, это мысль, — наклонила голову женщина, — Вы ведь официально не разведены, и дом Егора по закону твой. Вот сюрприз кое-кому будет. Значит, говоришь, не помнишь ничего? Ну и ладно, хорошо. Поднимайся, обопрись на меня. Где твоя сумочка? Сейчас мы поедем с тобой домой!

Сквозь густой снегопад женщина подвела Филис к какой-то странной коляске, усадила девушку на заднее сидение, а сама села на место водителя. Коляска двигалась с каким-то урчанием, но Филис это даже понравилось, как будто это живой зверь и он доволен тем, что находится при деле. Из-за снегопада Филис почти ничего не видела сквозь стекло, но она поняла, что они едут по большому городу, где широкие дороги освещали яркие высокие фонари. Вообще и на улице, и внутри коляски было много разноцветных огоньков, и Филис подумала, что эта незнакомая страна явно очень богата, раз может позволить себе так много тратить осветительных амулетов.

Через какое-то время женщина остановила коляску возле чего-то, похожего на будку рабочих-привратников у них в академгородке. Она опустила своё стекло и обратилась к подошедшему к ним мужчине:

— Володенька, мне, возможно, понадобится твоя помощь. Ненадолго, только чтобы войти в дом. Поехали со мной, вот, держи, это тебе за хлопоты, — матушка передала мужчине, по всей видимости, местные денежные купюры.

— Хорошо, Вера Игнатьевна, — обрадовался тот и обернулся в сторону будки, — Лёха, посиди пока один, я быстро!

После этого они с присоединившимся к ним Володенькой подъехали к каким-то воротам в высоком кирпичном заборе и матушка просигналила. Из ворот вскоре показался пожилой мужик в светлом толстом тулупе и смешной шапке.

— Степаныч, здравствуй. Пойдём-ка с нами тоже, — распорядилась Вера Игнатьевна, — на всякий случай.

Входная дверь особняка после некоторого ожидания открылась и Филис увидела на ярко осветившемся крыльце молодую красивую женщину — стройную, с пухлыми губами и странно нарисованными прямо по коже широкими бровями.

— Посторонись-ка, милочка, мы домой пришли, — с каким-то злорадством сказала Вера Игнатьевна.

— Домой? — удивилась женщина, не спеша освобождать проход, — И почему вы с этой?

Женщина кивнула в сторону Филис, которая опиралась на подставленную руку Володеньки.

— Домой-домой, — кивнула матушка, — ты ведь понимаешь, что это дом моего сына, а значит, мой и его вдовы?

— Но здесь же мы с Егором живём…

— Нет, вы видели, а, — обернулась Вера Игнатьевна к сопровождающим, — какая нахалка! Егор в могиле лежит, а эта забралась в чужой дом, сама нам — никто, и ещё права тут качает! Володенька, Степаныч, помогите-ка отодвинуть эту гражданочку…

— В самом деле, — пробубнил пожилой Степаныч, — вы бы посторонились, гражданка. Скока знаю, вы ведь с хозяином-то не расписанные жили.

— Как вы быстро переметнулись, Вера Игнатьевна! — обиженно воскликнула женщина, — Ещё вчера Ольгу грязью поливали, а теперь её в этот дом привезли!

— Ошиблась я, — назидательно ответила пожилая дама, — Думала, она нам не родная, а она очень даже родная. Правда, Оля?

— Правда, матушка, — ответила Филис, которая понимала только одно — ей хочется туда, где тепло и можно будет прилечь. А ещё — что к матушке мужа, пусть и умершего, надо относиться с почтением. Хоть она и занимается, судя по словам молодой жещины, каким-то странным грязевым поливом, как простолюдинка на чёрной работе.

Под нажимом обстоятельств и мужских тел женщина с нарисованными бровями была вынуждена всё-таки освободить проход в дом. Филис помогли снять верхнюю одежду с обувью и провели в большую комнату с горящим камином.

— Вот, ложись на диван, Оля, — суетилась Вера Игнатьевна, — Ты только что из больницы, так переживала, что сознание потеряла, и никто ведь тебе не помог, только я одна.

Молодая женщина продолжала что-то истерически кричать, но Филис уже не вслушивалась, ей хотелось только спать. А спать мешал этот визгливый голос рядом.

— Матушка, гоните эту женщину, она себя ведёт, как простолюдинка на рынке. Путь уходит из нашего с вами дома сейчас же! — попросила она.

— Вот, все слышали, что вдова моего сына сказала? Степаныч, Володя, помогите этой простолюдинке покинуть наш с Олей дом! За своими вещичками пусть завтра приезжает. Я сама их и соберу, нам чужого не надо, мы не как некоторые.

Утром Филис почувствовала себя намного лучше. Всё получилось, она перенесена в чужое тело, и это безвозвратно. И, судя по всему, "Оля" — это её имя, а не просто ласковое слово. Что ж, придётся осваиваться в этой жизни и в этой странной незнакомой стране. Похоже, свекровь поможет ей в этом — такая заботливая и добрая женщина. Дом тут красивый, и, судя по всему, богатый, раз на него явно была ещё одна претендентка. Интересно, кто она такая?

Филис поднялась с дивана, на котором лежала до сих пор, заботливо укрытая одеялом. Надетая на ней одежда была удобной, но не очень, по её мнению, приличной — юбка из немнущейся ткани вишнёвого цвета едва закрывала колени. Ну, может, здесь такая мода. Филис стала обходить дом. Обнаружила уборную и долго рассматривала своё новое лицо в зеркало. Красивая женщина, хоть и старше её, Филис. Глаза карие, а волосы русые. Фигура тоже хорошая. Такие ухоженные женщины могут быть только аристократками. Надо принять соответствующее выражение лица. Более серьёзное, а то она выпучилась и рот открыла, как маленький ребёнок. Филис умылась и причесалась с помощью лежащих рядом с зеркалом вещей. Попробовала вызвать у себя магию, но ничего не почувствовала. Ни магии, ни сожаления от её отсутствия у себя.

Вернувшись в большую комнату, она с интересом рассматривала разные штуки, стоявшие на полках и столиках. О назначении многих вещей она могла только догадываться, что-то ей и вовсе было не понятно. Например, что это за большой прямоугольник из чёрного стекла? Подобные есть почти во всех комнатах, которые она обошла. Понятно, что это, скорей всего, какие-то артефакты, но почему тогда на них не видно никаких камней?

— Желаете посмотреть телевизор, Ольга Сергеевна? — спросил женский голос за её спиной, — Пульт там, на журнальном столике.

Филис подпрыгнула от неожиданности. В дверном проёме стояла крупная женщина средних лет с неприлично короткими волосами.

— Я не слышала, как вы вошли, простите, — объяснилась она, — А вы кто? Наша родственница или служанка? Дело в том, что я вчера упала и потеряла сознание, а вместе с ним и память. Я всё вспомню, но мне, наверное, понадобится время.

— Я тут прибираюсь и готовлю, меня зовут Нина Петровна, — не понятно отчего обиженно поджала губы женщина, — Что вам приготовить на завтрак?

— А… что я обычно ем?

— Когда вы тут жили, вы предпочитали на завтрак яичницу и грейпфрут. Но сейчас грейпфрутов у нас нет. Инга Львовна предпочитает груши.

— А матушка?

— Какая матушка? — удивилась женщина, — Вера Игнатьевна? Она тут никогда не жила, поэтому я не знаю.

— А теперь буду жить! — сказала упомянутая особа, входя в комнату, — Приготовьте нам, пожалуйста, овсяную кашу и заварите зелёный чай. Будем есть здоровую пищу, да, Оля?

— Как скажете, маменька, — покорно склонилась Филис.

— А ещё налейте нам по бокалу красного вина. Помянем Егорушку, — женщина вытерла слёзы и трубно высморкалась в платок.

— Ну как ты себя чувствуешь? Вспомнила что-нибудь? — заботливо спросила свекровь после этого.

— Нет, — развела руками Филис, поймав себя на том же детском выражении лица, от которого хотела избавиться, когда рассматривала себя в зеркало, — Может, вы мне поможете вспомнить? Расскажите всё, что необходимо на первое время, пожалуйста.

Вера Игнатьевна показала Филис несколько альбомов с фотографиями, сообщив при этом, что многие другие снимки хранятся у сына "в компьютере". Показ фотографий она сопровождала разъяснением их семейной обстановки. Рассматривая картинки и слушая пояснения свекрови, Филис поражалась многому из того, что видит и слышит. Иногда она задавала вопросы.

— Матушка, а скажите, как называется наша страна? Россия… Красивое название! А Россия далеко от Плиссандрии?

— Что за Плиссандрия? Это в Африке, что ли? Там вечно названия стран меняются. Да, мы далеко, на другом материке.

Про другой материк Филис слышала только, что там живут полудикие люди. А оказывается, это совсем не так.

— Какой у нас статус? Мы аристократы? А, обеспеченные… Купцы или промышленники, значит… Жаль, я надеялась, что я — аристократка. Как — нет аристократов? Вообще-вообще? Как странно…

— Как зовут нашего короля? И короля нет? Как же тогда жить, если нет короля, кому народ служит? О! Вон оно что…

И, наконец, вопросы, которые заставил Веру Игнатьевну смотреть на Филис крайне подозрительно.

— А у нас есть родовые артефакты? Магией среди родных кто-нибудь владеет?

— Артефактов нет, — медленно ответила свекровь, — А магией владеет только Евдокия Свами-Дель-Мондо. Она нам не родня, а моя наставница в просветлении. Но она — очень сильный маг. Если хочешь, я отведу тебя к ней. У нас как раз ежемесячное собрание луча будет через неделю.

"Надо будет собрать в доме все световые амулеты, пусть магистр их зарядит!" — поставила Филис себе зарубку на память.

После завтрака Вера Игнатьевна сообщила, что вещи Инги — бывшей подруги Егора — она уже собрала, и если та заявится, чтобы Филис отдала ей пару баулов, стоявших в прихожей. Сама Вера Игнатьевна поедет за своими вещами, чтобы перевезти их сюда. А пока же, чтобы, мол, Ольга не скучала, свекровь включила ей телеканал с сериалами.

И Филис, забыв обо всём на свете, с головой погрузилась в море бразильских страстей.