Глава 7

Молл больше не пылала огнем, а ее светлые кудри прилипли ко лбу. Молл поставила меня на ноги и встряхнула за шиворот, хотя я увидел и у нее самой на щеках мокрые следы.

– Недоумок! – заорала она мне в лицо, и слова имели силу пощечин. – Нам нужно теперь о самих себе позаботиться! – То же самое она проделала с Джипом. – Подъем, парень! Вставай и убирайся отсюда! Или ты желаешь разделить ее судьбу?

Теперь уже не было нужды прятаться: купол сверкал и переливался, как маяк, и мы слышали крики охранников и лай собак. Молл схватилась за веревку и стала спускаться, перебирая по-морскому руками и время от времени отталкиваясь ногами от стены. Мы с Джипом отправились за ней. Когда Молл спустилась До уровня окон первого этажа, она отпустила веревку и ловко спрыгнула на лужайку. Мы плюнули на технику безопасности и тоже прыгнули почти с такой же высоты, но без ловкости Молл. Тут же покатились по земле кубарем.

Весь парк был полон переливающихся огней. На лужайке перед домом стало светлей, чем днем. Охранники, набежавшие по тревоге, сбились в кучу. Прежде чем Джип или я успели пальцем пошевелить, Молл нанесла сокрушительный удар в живот охраннику, оказавшемуся впереди. Его автомат упал на землю и дал очередь в воздух. Оружие, снятое с предохранителя без всякой опаски, – так не поступают обычные охранники. Остальные отскочили назад. Один дал очередь, и на том месте, где я был за секунду до этого, полетели в разные стороны комья земли. Но они действовали слишком медленно – им никогда не приходилось сражаться на Спирали. Я опустил меч; автомат сморщило, как консервную банку, а охранник закружился на месте и упал. Тем временем последний из них уже лежал, поверженный, у ног Молл.

И мы кинулись в направлении забора, прикрывая глаза руками от света мощных прожекторов, и наши длинные тени бежали рядом, как худосочные великаны. Однако мы не успели одолеть и половины расстояния до деревьев, как сзади послышался топот и хриплое, прерывистое дыхание. На нас спустили собак. Воздвигнутое Катикой призрачное прикрытие перестало действовать.

Молл, держа меч вертикально двумя руками, изготовилась защищаться. Она могла бы одним ударом перерубить и эти могучие шеи, но предпочла иное, и когда на нее кинулись звери, в самый последний момент она повернула меч так, чтобы от его клинка отразился нестерпимый свет прожекторов, и с нечеловеческой точностью направила его прямо в песьи глаза. Собаки буквально присели, ослепленные, а она принялась наносить удары мечом плашмя, раздавая шлепки направо и налево. Оба ствола пистолета Джипа тоже в свою очередь исправно работали. В результате ближайшие к нам прожекторы потухли под градом пуль, и мы снова погрузились во тьму. Молл понеслась впереди нас, направляясь к забору. Я увидел, как она пробежала мимо дерева, по которому мы спускались, и взлетела к проволоке, тянувшейся по верху забора. Слишком поздно было кричать, я только зажмурился. Раздался резкий щелчок разрывающейся проволоки, затем мощный взрыв, шипение, и гроздьями посыпались искры. Молл прекрасно знала о том, что такое электричество, но порой забывала.

Мы вытащили ее из кустов – она судорожно сжимала в руке покореженный меч, – проскользнули сквозь кустарник и начали уже перетаскивать Молл через ограду, когда раздались торопливые шаги, и мы спешно сбросили ее вниз. В опавшей листве внизу послышался звук приглушенного удара. Но только мы собрались спрыгнуть вслед за ней, как послышалось резкое: «Halt! Ruehren Sie sich nicht!» [68] Они таки пошевелили мозгами и послали людей за забор. Я не видел их самих, но слышал дыхание, тяжелое и учащенное. Немелкие парни, – наверное, охранники, стоявшие на воротах.

– Komm 'runter! [69] – пробасил один из них. – Und kein Scheiss… [70]

Молл, которая лежала у их ног, внезапно поднялась и, как некий лесной дух, вся в налипших на нее прошлогодних листьях, кинулась на них. Приземлившись, мы услышали звук последнего удара, а затем увидели, что она нам кивает. Я молча протянул ей меч. Она схватила его и побежала. Рядом со мной Джип наткнулся на что-то и выругался – это было первое слово, произнесенное им с тех пор, как мы спустились с крыши. Мы бежали по склону холма, пыхтя и задыхаясь. Я удивился, что умудряюсь не отставать от этих двух закаленных в испытаниях суперменов. С вершины холма я отважился и бросил беглый взгляд назад. Лучи прожекторов прочесывали лес, окружающий имение Лутца. Парк все так же светился огнями, но купол был темным.

Глаза Джипа, видящие в темноте, и его умение ориентироваться хранили нас и теперь, а монотонный ритм бегущих ног и кровь, пульсирующая в висках, помогали остудить бурлящие чувства. Мы пересекли поле, перебрались через ручей и оказались возле маленькой аккуратной фермочки, какие субсидирует Европейский союз, поддерживая немецких фермеров. За ней снова тянулись поля. Миновав заросшие развалины старой церкви, мы увидели лесок, в тени которого спрятали вертолет. Я уповал на то, что у нас все-таки хватит сил выкатить его из зарослей. К удивлению, никто нас не преследовал. Впрочем, я подозревал, что охранники не особенно и рвались бежать за нами, принимая во внимание то, как мы обошлись с их товарищами. Разумеется, если бы Лутц был в имении, дело могло бы принять совсем другой оборот.

Казалось, кто-то нагрузил вертолет партией свинца, да и Молл была лишь тенью прежней себя. Тем не менее нам все же удалось выкатить вертолет на открытое пространство.

Упав в кресло пилота, я обнаружил, что руки мои слишком трясутся, чтобы я решился взяться за рычаги управления. Я знал, что времени у нас немного. Скоро рассветет, и сюда набегут люди, ведь вертолет в поле будет виден издалека и обязательно привлечет внимание всех, и не в последнюю очередь полиции. Небо явно светлело, скрытое пока за тучами. Я оглянулся на своих пассажиров, переводящих дух развалившись на сиденьях. Они в ответ одарили меня ничего не выражающими взглядами. Выглядели они серыми и вымотанными, как, наверное, и я сам.

– Так что же произошло? – спросил я и удивился, каким прерывистым и слабым был мой голос. – Что же случилось?

– А сам ты как думаешь? – мрачно сказал Джип. – Как она и предупреждала, мы оказались недостаточно осторожны.

– Да, да, ради бога, это я понимаю! Но я имею в виду – куда она делась? Жива или нет?

У Джипа скривился рот.

– Смерть, с которой на этот раз она не смогла справиться. Впрочем, эти четыре сотни лет показались ей слишком долгими. Так что она и сама выбрала бы это.

– Но почему? Молл живет гораздо дольше!

– Ну да, и может совершенно свободно скитаться по морям Спирали, рыскать по всем заповедным уголкам земного шара! Словом, свободно развиваться!

Молл, все еще в короне из листьев, сидела не шевелясь, с опущенными глазами.

– А вот Катике пришлось прожить жизнь, не выбираясь за пределы таверны в маленьком порту, лишь изредка выходя из дому, да и то ненадолго, путешествуя лишь в пределах своего – отменного, впрочем, – зрения. Но она все это безропотно сносила, ей ни за что не хотелось снова окунуться в ту грязь, из которой она вышла. Но вот она снова там.

– Но разве мы не можем ее оттуда вызволить? Вернуть ее? Мы обязаны это сделать, черт возьми!

Молл разомкнула веки:

– Я не вижу для этого возможности. Она вернулась на Брокен.

– «Брокен, Брокен»! Это всего лишь гора, черт ее побери! Там что-то происходит до сих пор, так, что ли?

Молл откинула волосы и вздрогнула:

– Всего лишь гора, ну да. Но горы отбрасывают тень, как и всё прочее. А у этой горы тень более черная, чем у других. Есть места – их немного, – где силы Края могут пересекать границу между Спиралью и Сердцевиной. Кое-какие из них ты видел. Таков Борободур. Таков Город Грааля. Такова и эта гора. Пентаграмма на карте и вела прямехонько на Брокен.

Никто ничего не сказал, только ветер свистел за бортом; он пел песнь холода и пустоты. Пара капель скатилась по лобовому стеклу. Горящие глаза Молл потускнели.

– Уже в мое время это название было у всех на устах. И это не случайно. С тех пор как предки франков и саксов впервые пришли с востока, с тех пор как германский Урвальд [71] сдерживал могучие легионы Рима, с тех пор как на заре ледникового периода от нашествия младших братьев из рода человеческого старшим пришлось перебраться в горы – с тех самых пор в месте этом, в самой глубине его тени, обосновалось нечто и стало расти и накапливать мощь – некая сила, следовавшая по пятам за первыми истинными людьми во время Volkswanderung [72], кравшаяся словно волк за стадом.

Утро приближалось, но для взлета было все еще слишком мало света. Вот и дождь забарабанил по лобовому стеклу.

– Так что это за сила? – спросил я резко.

Джип фыркнул:

– Надеюсь, ты никогда не окажешься к ней настолько близко, чтобы это выяснить. Те, кому такое удалось, ничего не рассказывают, – как Катика. Я думаю, речь идет об аде, потому что одно очевидно: только он мог породить такую силу.

Я никогда не верил в такие вещи, как ад.

– Так это нечто гнездящееся рядом с Краем и похожее на Грааль? Нечто когда-то принадлежавшее Сердцевине, миру людей?

Молл издала звук, который даже отдаленно не напоминал смех:

– Похожее, да, но одновременно и совсем не похожее. А что до мира людей… Если и так, то сила эта пошла против них, ибо она издавна навлекает несчастья на человечество, радуясь его страданиям, сея зло и порок, где только может… И все же, – прибавила она, внезапно задумавшись, – вполне возможно, что когда-то она была из плоти и крови. Ибо от плоти она делается сама не своя – любит и упиваться ею, и разрывать ее на части. Наслаждение и боль, не знающие границ…

– Звучит как диагноз классического садиста, – произнес я, и от этой мысли меня слегка передернуло. – Только большими буквами.

– Буквами из крови и огня, – произнесла Молл. – Паника по поводу ведьм, охватившая всю Европу в мои времена и чуть раньше, была лишь отголоском этого. Конечно, то тут, то там возникали островки старого язычества или вполне невинного доморощенного колдовства – я говорю не о них. Чаще всего ведьмы устраивали свои дикие танцы только в больных мозгах охотников за ведьмами, помешанных на зле и жаждавших причинять боль или отбирать имущество. И все же под этой шелухой имелось зерно правды, хоть охотники как раз ему и не придавали большого значения. Наводящее ужас вечное средоточие древнего зла. Власть, пытавшаяся поработить человечество, выставляла таинственное знание, магические искусства и удовольствия в качестве приманок. И связывала по рукам и ногам отвратительным ритуалом и недостойным использованием магических умений в делах зла и мести. – И снова прозвучало горькое подобие смеха. – Происходит ли что-нибудь на Брокене? О да, и нечто ужасное – деяние без имени, без возраста, без начала и конца, – великий шабаш всех ведьмовских культов. Много раз Катика бывала там, сильно страдала, но и многому научилась, и обрела огромную мощь. И вот теперь ее вернули туда, и не для краткого визита, а навсегда. Может быть, она уже мертва, но более вероятно, что брошена обратно в этот жуткий котел и там затерялась, – и жертва, и преступница одновременно Если так, то сила эта уже никогда не отпустит ее. Возможно, и существует кто-то настолько могучий, что может спасти ее, но одно я знаю наверняка: это не я. Во мне таких сил нет. Для нас она потеряна.

На несколько секунд я совершенно утратил контроль над собой, а такое со мной нечасто случалось. В свое время я даже убедил себя, что мне никто не дорог и не нужен, что я прекрасно могу обойтись контактами на работе и мне вообще на всех глубоко наплевать. И тут, совершенно внезапно, перед моими глазами возникла «Иллирийская таверна» с Джипом, Мирко и прежде всего – с Катикой. Она была одновременно и самой доступной – чтобы не сказать больше, – и бесконечно далекой, голос из тени, теплая рука у тебя на щеке, легкое прикосновение губ и взгляд из-под густых ресниц, который рассказывал обо всем и в то же время ничего не говорил. Ее ласки были поставлены на коммерческую основу, хотя иногда она намекала на противоположное. Все, что я узнал о ней за время нашего знакомства, я узнал от других или догадываясь по случайно вырывавшимся у нее фразам. Она редко демонстрировала свои силы, только если кому-то из ее друзей требовалась помощь. И не однажды таким другом оказывался я. Таверну без Катики невозможно было представить – без ее душной комнатушки под самой крышей, наполненной благоуханиями старинных духов и мазей, с кроватью, перина которой буквально обволакивала тебя…

Я яростно вцепился в шлем, пытаясь его надеть. Если у вас когда-нибудь появится заблуждение, что у вас нет сердца, попробуйте потерять того, кто дорог вам, посмотрите, что произойдет…

– Ты прав, Джип, – выдавил я из себя почти спокойно. – Это моя вина, черт возьми.

– Нет, – твердо сказал он. – Нет, не так. Ясное дело, мне не очень-то понравилось, что она идет с нами, но ведь я согласился, так ведь? Если бы все касалось только тебя и этого ублюдка, я бы, пожалуй, и не согласился. Но Грааль… Это может изменить всю Европу, да и весь мир, в конце концов, и Сердцевину, и Спираль Ты ни в чем не виноват. Нам необходим был ответ. И мы его получили!

Я в ярости ударил по стартеру, мотор закашлялся и заглох.

– Да, благодаря ей. Мы теперь знаем, что это нечто на Брокене, что стоит за этим Лутц, а возможно, и Ле Стриж. И «Си-Тран» во все это каким-то образом втянут. Но все это лишь часть какого-то более масштабного плана. И… и… да и черт с ним со всем! – Гнев взял верх над горем. – Это чересчур грандиозно для меня! За последнее время я наделал целую кучу непоправимых ошибок! И больше не намерен рисковать друзьями!

Я снова толкнул стартер. Мотор затарахтел и наконец-то завелся, винты пробудились к жизни.

– И что ты собираешься делать? – заорал Джип, протягивая руку за своим шлемом.

– То, что нужно было сделать сразу. Отправлюсь в этот самый Гейленберг и попытаюсь с ними объясниться, что бы из этого ни вышло. Они вполне могут послать за копьем своих стражей, рыцарей, или как их там еще. И пускай займутся этим чертовым Брокеном и Ле Стрижем! А потом, – я тяжело вздохнул и подумал о том, что мне хотелось бы сделать с Лутцем, – видно будет! Джип, ты говорил, что город Грааля трудно найти. Но у меня записан курс, которым я следовал туда в первый раз. Если кто-нибудь и в состоянии отыскать его, так это ты.

Он посмотрел на серое небо и такой же серый экран монитора:

– Ладно, попытка не пытка.

Он перепрыгнул ко мне на переднее сиденье и посмотрел по сторонам. Облака сгущались, образуя высокие пики и колонны, огромные неприступные крепостные стены, совершенно одинаковые, куда ни глянь. Я дернул дроссель и рычаг управления, остановил педалями хвостовой винт, который уже собирался спилить соседствующие с нами деревья, и потянул рычаг управления главным винтом. И вот уже мы взмыли к облакам. Позади, поблескивая, горела полоска отвратительного света, разливаемого прожекторами, а вместе с ней распалялся и я, еще не расквитавшийся ни с ней, ни с ее хозяином.

Мы перелетали от облака к облаку, и опытные глаза Джипа то и дело перемещались с панели управления на однообразный серый пейзаж за бортом. Помогало это или нет, но казалось, будто он знает наверняка, что впереди что-то есть; и в его голосе ощущалось легкое возбуждение, так что скоро даже Молл уловила эту перемену. Она облокотилась на наши плечи, и с ее волос посыпались мокрые листья, а когда я обернулся, то увидел, что с ее лица исчезли усталость и отчаяние. Она снова оживилась при одной мысли о возможности увидеть город Грааля. Все это каким-то образом взбодрило в свою очередь и меня. Эти мои странные друзья видели так много и жили так долго, что рядом с ними я чувствовал себя едва ли не ребенком. Но сейчас где-то там, впереди, маячило то, что даже их приводило в трепет. Так что уж говорить обо мне. Я взглянул на пики облаков впереди и увидел, как они загораются, освещаемые первыми слабыми лучами еще скрытого от глаз солнца. Они были не похожи на те, что я видел в прошлый раз, – конечно, случайны и хаотичны, как любой облачный пейзаж. И все же у меня возникло ощущение, что это не имеет значения. В их рисунке было что-то знакомое, какая-то устойчивость, как будто я сейчас смотрел на тот же самый пейзаж, только под другим углом.

– Думаю, нам надо чуть повернуть, – не удержался я. – На запад…

Джип так и подскочил на сиденье.

– Да ты скоро сам станешь настоящим штурманом! – воскликнул он. – Я как раз собирался тебе это и предложить – взять чуточку западнее.

Я слегка ослабил хвост и выровнял винты, чтобы повернуть. Компас довольно быстро успокоился, но дисплей спутниковой навигации вел себя несколько странно, и я подумал, что сейчас раздастся голос франкфуртского диспетчера, возмущенно спрашивающего, что это я дурью маюсь? Они ведь знали, что я раньше никогда не совершал незапланированных посадок.

Крик Молл заглушил даже гудение двигателя, а ее рука чуть не вырвала провод интеркома. Но когда я посмотрел туда, куда указывала она, я простил ей эту выходку: далеко впереди, посреди огромного, на сей раз голубого пруда я увидел две громадные башни, венчавшие дворец Грааля. Я нажал на педали, толкнул рычаг и направил вертолет в сторону и вниз.

– Я не хочу близко подлетать к этому месту! – пояснил я. – Неизвестно, что им взбредет в голову. Мы приземлимся чуть поодаль и отправимся в город пешком, как я это сделал в прошлый раз.

Джип кивнул, наблюдая, как облака внезапно рассеялись и долина Гейленталь заиграла всеми красками. Небо очистилось, и рассветное солнце засверкало на грубой белизне скал и на зелени у их подножий; реки отливали сталью и бронзой, а над порогами сияла радуга. Молл схватила меня за плечо, когда из-за края горы возникли крепостные стены, а когда я повернул в сторону, стараясь остаться незамеченным, она разочарованно сникла. Для посадки я выбрал опушку леса, посредине которой стояла полуразрушенная хижина. От порыва ветра при посадке обвалилась вдобавок и ее передняя стена. Целое облако пыли и щепок поднялось в воздух, когда мы наконец-то приземлились. Я выключил мотор, и свист винтов постепенно стих.

Мы сели на траву; солнышко пригревало нас, а легкий ветерок обдавал своим дыханием. Прохладный рассветный воздух унес горе, гнев и отчаянное беспокойство, поселившееся в наших душах. Я мог теперь с этим жить и ждать освобождения.

– Вам лучше остаться и подождать здесь, – сказал я наконец. – Это будет разумно. Во-первых, если со мной что-нибудь случится, вы знаете, где меня искать; во-вторых, я в одиночку буду выглядеть более безобидным и как мишень не таким удобным. Ну а в-третьих, оставив вас здесь, я буду спокойнее за вертолет и у меня будет меньше шансов обнаружить здесь Ле Стрижа, когда вернусь.

Молл улыбнулась:

– Уж если нам суждено с ним встретиться, мы обязательно передадим ему твою любовь и благословение.

– Сделайте милость. И лучше всего осуществить это при помощи осинового кола. [73]

Я упал в густые заросли травы. В воздух взмыл пух чертополоха, повиснув в воздухе, словно снегопад в замедленной съемке.

– Если я не вернусь, действуйте по обстоятельствам. Но коль скоро тутошняя публика такова, как вы говорите, нам не должно ничего угрожать. Но, бога ради, будьте осторожны, хорошо?

– Забавно, – протянул Джип. – Именно это и я собирался порекомендовать тебе. Они славные люди, конечно, но наступили тяжелые времена, и не стоит им абсолютно доверять. – Он бросил мне одну из коробочек с ланчем, которые мы взяли с собой, но совершенно забыли про них. – Дорога неблизкая. Доброго пути.

Как ни странно, путь действительно оказался добрым. Я отправился вниз по течению небольшой речки, которая, как мне показалось, с большей вероятностью приведет меня к городу. Воздушный поток подхватил меня, и идти было невероятно легко. В некотором смысле я ощущал себя экскурсантом, ведь здесь было на что посмотреть: странные древние изваяния и дольмены, заросшие травой руины, выглядевшие наподобие римских. Мне попалась даже совершенно заброшенная деревушка. Поначалу я решил, что ее обитатели ушли в поле, но затем увидел покосившиеся ставни, прогнившую солому крыш и мельницу с обвалившимся колесом. Миновав деревню, я остановился на берегу реки, проглотил содержимое джиповой коробки, запив его речной водой. Я умылся и каким-то чудом забыл о том, как мало я за последнее время спал. Вода была ледяная, чистая и прозрачная, и она укрепила мой дух даже лучше, чем воздух, – и не с помощью какой-то магической силы, которую я смог бы ощутить, а за счет своей исключительной обыкновенности. Обычная вода, но лучшая из всех, какие только могут быть, без малейшего привкуса, даже без обычного и безвредного природного загрязнения. Если бы можно было разлить эту воду по бутылкам, никакой другой минеральной воде на рынке места бы не осталось. Нельзя было залить в бутылку эту долину, этот воздух, эти деревья, все, что здесь есть, – вода была лишь частью чего-то гораздо большего. Чего-то, что, впрочем, не очень-то сочеталось с заброшенной деревней…

Я, должно быть, задремал, всего на несколько минут, судя по часам, но почувствовал себя удивительно посвежевшим – так я не высыпался дома, проспав целую ночь. Я поднялся и продолжил путь.

Как часто бывает, башни оказались совсем не так близко, как я полагал. Прошло не меньше трех часов, прежде чем я вроде бы добрался до крепостных стен, но тут же заметил, что что-то здесь не так. Вокруг не было ни единого человека, и я почувствовал себя так же неуютно, как кузнечик на скатерти.

Я не решался просто так взять и подойти к огромным воротам, чтобы поговорить с часовыми. Ворота были закрыты, а над ними я увидел первый признак жизни за все это время – головы, сновавшие взад-вперед за крепостным парапетом. Они явно были настороже, едва ли не готовились к обороне. А потому могли оказаться очень бойкими: я уже начал жалеть, что не прихватил с собой что-нибудь подходящее в качестве белого флага. Двигаясь очень осторожно, не спуская глаз со стен, я выскользнул из-под прикрытия деревьев, глубоко вздохнул, оказавшись на открытом месте, и крикнул. Мышцы ног у меня были как две сжатые пружины, готовые понести меня прочь отсюда, но я поднял руку и замахал ею настолько естественно, насколько был в состоянии.

Реакция была мгновенной. Парапет ощетинился ружьями, и я едва справился с побуждением пуститься наутек. Сверху донесся суровый голос:

– Wer da? Halten Sie zuvor! [74]

– Freund! [75] – закричал я в ответ, держа руки так, чтобы их было видно. – Ich bringe gute Neues! Ich will mit einem Offizier sprechen! Darf ich hereinkommen? [76]

На стене спешно посовещались.

– Bleib da! [77] – прозвучал ответ. – Man soll den Каріtan holen. Steh, und kein Spass, sonst bist du Rabensfutter! [78]

Ничего лучшего я и не предполагал, хоть мне такие подачки для бедных и не особо по душе. Я скрестил руки на груди и стал ждать, пока в воротах не открылась маленькая калиточка и не вышли двое мужчин в черной форме безупречного военного покроя, какой в Сердцевине не видели уже наверное лет сто и напоминавшей о мире, закончившем свои дни в крови, грязи и экстремизме после 1914 года. Их длиннополые мундиры были застегнуты на серебряные пуговицы и перетянуты портупеями из белой кожи; серебряная окантовка тянулась по краям стоячих тесных воротничков и массивных манжет и двумя косичками спускалась вниз вдоль швов на бриджах. Сабли в узорчатых ножнах позвякивали у обоих на поясе, но они держали оружие и в руках. У того, что покрупнее, вышедшего вперед, когда они приблизились ко мне, в руках был маузер, жемчужина инженерной мысли, выглядевшая чересчур современной для изделия конца девятнадцатого века, каковым она являлась. Он был острижен наголо, на голове его сверкала черной эмалью Pickelhaube [79], а усы были нафабрены и лихо закручены кверху. Этакий карикатурный «Ганс», на картинке вызывающий смех, но если столкнешься с ним лицом к лицу и он вдобавок будет неплохо вооружен, то вид его представится уже отнюдь не столь опереточным. Тот, что помоложе, был худенький и поджарый, с длинными рыжеватыми волосами и маленькими глазками на чисто выбритом лице. Но шел он уверенно и враскачку, как атлет, что уже само по себе не слишком радовало. Словом, мне не понравился ни тот, ни другой. Так что самое время, решил я, вспомнить о хороших манерах.

Я поднял руку, и мы обменялись любезностями. Ганс, как выяснилось, был капитан Драговик, а вовсе никакой не Ганс, а второй представился в качестве лейтенанта фон Альберсвега, и оба были офицерами городской стражи Гейленберга. Оба были порядком взвинчены, однако стоило мне сказать, что у меня есть новости о недавней пропаже, причем новости важные настолько, что достойны незамедлительного доведения их до рыцарей, как их поведение резко изменилось. Капитан бросил строгий взгляд, а затем поразил меня, убрав свой жуткий пистолет в кобуру; лейтенант только опустил свое оружие, но капитан дал ему знак, и он последовал примеру старшего по званию.

– Лучше вам пойти с нами, – произнес капитан на вполне сносном английском. – Вы правы, о таких вещах следует докладывать немедленно. Пойдемте!

Его слова вселили в меня надежду, и я, едва ли не подталкиваемый моими провожатыми, направился к воротам. Пройдя под размеренно шагавшими по крепостной стене часовыми, я на секунду остановился в воротах, чтобы бросить взгляд на площадь сразу за ними. Ее я хорошо запомнил, и еще многое, многое другое. В память врезались аккуратные домики, сады и извилистые ленты аллей, пышная зелень, чистый воздух и ощущение полноты жизни и свежести. Но теперь я знал, что стоит за этим: могущество, благодаря которому этот островок не был подвержен влияниям времени, тогда как другие подобные ему места вместе со своими обитателями очень скоро вернутся обратно в Сердцевину и попадут в водоворот истории. Как же я умудрился в первый раз не ощутить ауру этого места? Я чуть ли не въявь видел сейчас светящуюся силу, исходящую от громоздких крепостных бастионов, от благородных классических колоннад, от короны белых облаков, венчающей взмывающие в небо башни. Что я, незряч был тогда, что ли? Нет, лишь на время ослеплен чарами Ле Стрижа.

– А, – тихо произнес капитан, – так я и думал. Вы уже были в Гейленберге. Не соблаговолите ли пройти сюда? Рыцарям будет крайне интересно выслушать ваше сообщение.

Он быстро провел меня в маленькую дверцу, прорезанную в углу мощных двустворчатых высоких ворот, и мы стали подниматься по длинной винтовой лестнице с безликими дверями по обеим ее сторонам и освещавшейся только сверху. На какое-то мгновение я решил, что мы собираемся подняться на самый верх, но тотчас капитан достал связку ключей, открыл дверь и вежливым жестом предложил мне войти. В коридоре было темно, и я остановился в нерешительности. Драговик, казалось, почувствовал мое замешательство.

– Все рыцари, которые сейчас в городе, участвуют… в некоем ритуале, – произнес он, церемонно извиняясь. – Мы вынуждены просить вас подождать в служебном помещении, пока они освободятся.

Я пожал плечами, мне это не особо понравилось, но я и не рассчитывал, что мне позволят свободно разгуливать по городу. Драговик подвел меня еще к одной двери, а когда та открылась, снова пропустил меня вперед. Свет проникал в комнату лишь через узенькое отверстие в стене, и прошло несколько секунд, прежде чем я разглядел пустые цепи для светильника, свисавшие со сводчатого потолка, и полинялые стяги, украшавшие голые каменные стены. Здесь было пыльно, и вообще казалось, что помещением давно никто не пользовался. Оказавшись тут, я решил, что тотчас услышу щелчок замка и останусь в одиночестве. Но я ошибся. Мои спутники остались здесь, а рука лейтенанта легла на эфес сабли.

– А теперь, – произнес он по-английски, – ты немедленно расскажешь нам, где Великое Копье и как его найти. Zur Stelle! [80]

Меня славно обвели вокруг пальца.

– Я буду рад обо всем рассказать, для этого я и здесь, – повторил я. – Но расскажу тому, кто наделен полномочиями, а не вам.

– Мы имеем все необходимые полномочия, – проговорил капитан ледяным тоном. – Шпион пойман, когда вернулся на место преступления, как собака возвращается на свою блевотину. И все же он согласен искупить часть вины, раскрыв местонахождение похищенной им собственности Рыцарям не стоит беспокоиться из-за такого пустяка, mein Bursch. [81] Последний раз спрашиваю: ты будешь говорить?

Прямо замечательно. Еще парочка с амбициями, желающая выслужиться за мой счет. Меня от такого уже тошнило, и я закусил удила.

– Я уже сказал, – прорычал я, – что стану говорить только с рыцарями и больше ни с кем другим. И это мое последнее слово.

– Как угодно, – холодно проговорил Драговик. – С такими, как ты, церемониться нечего. Если будешь молчать, мы вырежем из тебя правду по кусочкам.

Я снова зарычал:

– Рыцари будут вам весьма благодарны.

Фон Альберсвег пожал плечами:

– Если ты умрешь, вместе с тобой испарятся и чары, которые ты использовал, чтобы спрятать копье, и тогда мы сможем его вернуть. Und nun… [82]

Меч оказался у меня в руке прежде, чем его сабля покинула ножны. Лейтенант вспыхнул и вскинул саблю, подняв ее высоко над головой и встав в напыщенную гейдельбергскую оборонительную позицию. Я едва удержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Дуэль в Гейдельберге – это театральная постановка, где все действие расписано, а единственная ее цель – украсить зеленых юнкеров неглубокими, но эффектными шрамами. Я играл в игры посерьезнее. Я сделал шаг вперед, замерев в устрашающей позе и будучи для него абсолютно неуязвимым. Острие моего меча оказалось наставлено точно на солнечное сплетение фон Альберсвега, причем меч абсолютно не дрожал, что было приятно. Лейтенант в нерешительности уставился на мой меч.

– Zum Teufel! – прошипел он. – Sehen Sie doch diesen Stahl… [83]

Драговик покрутил свои усищи и фыркнул.

– Beruhe dich! [84] – гаркнул он и презрительно прибавил, обращаясь ко мне: – Значит, ты стащил и еще кое-что!

Затем, резко оттолкнув лейтенанта, он выхватил свою саблю и одним молниеносным движением, которое вышло у него по крайней мере не хуже, чем у меня, встал в оборонительную позицию. Острие его сабли, насколько я мог видеть, тоже абсолютно не дрожало. Я поднял меч для приветствия, а секундой позже он последовал моему примеру и тут же пошел в наступление, устрашающе быстро, и оттеснил меня к стене прежде, чем я успел что-нибудь сделать. Своим клинком он вышиб струйку селитры из каменной стены рядом с моим плечом. Мы сошлись corps-a-corps [85], и я отшвырнул его, нанеся сокрушительный удар по его сабле. Он без усилий высвободился, и мне пришлось парировать ослепительную серию ударов в плечо и бедро, – а затем еще и резкий выпад, нацеленный мне в живот. Я был к этому готов, одновременно отступив в сторону и быстро махнув мечом в направлении его головы. Он пригнулся, затем выпрямился и двинулся вперед, причем ужасно быстро. Я отскочил назад, задержал его выпадом appel [86] и едва успел парировать удар, направленный в горло.

Затем я пошел на него, копируя его стиль, и применил набор своих лучших ударов, не ослабляя ни на секунду оборону и постоянно изменяя частоту ударов, чтобы их нельзя было предугадать. Одним из них я задел его ухо, другим чуть не снес его чертовы усы. Его лицо постепенно делалось багровым, но он цепко оборонялся, а затем стал теснить меня. Все это время лейтенант носился вокруг, пританцовывая, как ребенок, которому тоже хочется принять участие в игре, – дурной ребенок, ибо, судя по тому, как он поднимал саблю, его не просто разбирал энтузиазм – он только ждал подходящего момента, чтобы хорошенько полоснуть меня. Как только такая возможность представилась, он кинулся, готовый нанести удар мне в спину. Но я не зевал; резко развернувшись, я сделал выпад и вонзил меч точно ему в бедро. Он закричал, пошатнулся и упал. Драговик перескочил через него, издав звук, похожий на удивленное хрюканье, и снова кинулся на меня. Это был настоящий фехтовальщик, а не просто школьный забияка-переросток, и я начал уставать. Удар, ложный выпад, выпад сменяли друг друга с молниеносной быстротой и не позволяли мне сдвинуться с места, потому что это было бы слишком рискованно. Вот и лейтенант начал шевелиться у наших ног. И тут я поскользнулся в луже его крови, потерял равновесие, а вместе с тем и инициативу. В отчаянии я попытался исполнить еще один траверс, но с позором его провалил..

– Halt! [87]

Крик потряс воздух, крик высокий и чистый. Капитан стоял как громом пораженный, а его коварный удар так и повис в воздухе Я похолодел, а затем поскользнулся до конца и упал на колено, причем всю тяжесть тела приняла на себя рука, державшая меч. Капитанские усы встали дыбом, его сабля закачалась И вновь раздался крик, теперь сопровождаемый топотом ног по коридору.

– Halt, sagte ich! Kem Schlag mehr! Versteh'n, Hauptmann? [88]

Капитан стиснул зубы и глубоко вздохнул. Его сабля безвольно опустилась, а шпоры звякнули. Он посмотрел в сторону коридора; на лице у него были написаны с трудом скрываемое разочарование и с неменьшим трудом сдерживаемое негодование. А о том, какие чувства передавало в этот миг мое собственное лицо, мне и думать не хотелось. Последний удар, если бы он достиг цели, не мог не быть действительно последним. Но главным, что я сейчас ощущал, была неимоверная слабость, причиненная моментом узнавания.

Мягкая светло-серая форма, которую я уже видел раньше. Она казалась весьма скромной по сравнению с яркими мундирами часовых или угольно-черным цветом формы городской стражи. Но даже в тени коридора знаки различия на ней ярко пылали золотом, особенно выделяясь на груди, потому что – и здесь ошибки быть не могло – это была женщина. Высокая, стройная, темноволосая, она возникла в дверном проеме, одним пронзительным взглядом охватив все происходящее Так продолжалось лишь мгновение; она увидела меня, и лицо ее стало непроницаемым. Но я уже оправился от своей порции шока и заговорил первым.

– Что ж, привет, – глуповато произнес я, пялясь на свои ноги – Вот это форма. Она вам идет куда больше, нежели обмундирование взломщицы, Мисс Тысяча Семьсот Двадцать Шесть.

Тут мне пришлось отскочить в сторону, ибо капитан поднял саблю снова, готовясь нанести предательский удар. И он бы, конечно, попал, если бы не еще один шок – путь ему преградил ее клинок. Молл, наверное, смогла бы придумать что-нибудь и похлеще, но вряд ли в этой ситуации было много вариантов. Сабля капитана отлетела в сторону; он схватился за запястье и разразился потоком брани.

– Вы что, не видите? – заорал он. – Это же он, вор! Его поймали, когда он снова пытался проникнуть к нам, и кто знает, что у него на уме на сей раз. Он вас оскорбляет, а вы…

Она даже не посмотрела в мою сторону. Одного ее взгляда хватило, чтобы весь его пыл моментально угас.

– Не забывайтесь! – отрезала она. – У вас будут серьезные неприятности! Вам еще повезло, что я случайно ушла пораньше с Тайного совета, а то неприятности были бы еще серьезнее! Разве вам не оставили достаточно четких указаний? Дело касается только Rittersaal [89], а городской страже вмешиваться в это не дозволено. Вы не имеете права заниматься делами такой важности исключительно из желания удовлетворить личные амбиции! Я сама позабочусь о пленном.

Его лицо из багрового стало мертвенно-бледным.

– У вас нет полномочий. Вы совсем недавно приняли дела и не можете решать. Я позову стражников!

Она уверенно смотрела ему в глаза.

– Извольте, но это значит изобличить себя. Я та, кто я есть, и перед вами я ответ держать не должна .

– Но вы поворачиваетесь спиной к вооруженному и опасному негодяю! – выпалил он.

– Опасному?

Она смерила меня взглядом. В ее лице не было не только и тени прежней озлобленности, но и даже намека на узнавание. Все, что она сказала, причем очень спокойно, было:

– Бросьте меч.

– Да выслушайте меня, в конце концов! – запротестовал я, хотя был совершенно ошарашен. – Я пришел сюда сам и не таясь, чтобы меня выслушали . Я знаю, где копье, с радостью помогу вам найти его, но только дайте мне все объяснить! – И тут я уже не мог больше сдерживаться. – Но что, черт возьми, ты-то здесь делаешь?

Она посмотрела на меня с холодным сознанием собственной власти. И только тогда я понял, как сильно изменилось ее лицо. Казалось, что передо мной удачная фотография или идеально отретушированный портрет. Как будто то, что я видел прежде, на самом деле было лишь маской. Морщины, следы дурного нрава и жажды мести, разгладились, как будто их никогда и не было на этом лице, и только благодаря одному этому она помолодела лет на десять. Но было и еще кое-что. Черты лица стали правильнее, и то, что представлялось грубо-простоватым, смягчилось и перестало быть таким резким. Волосы не очень-то изменились – они были все такие же короткие и слегка спутанные; но они перестали агрессивно торчать в разные стороны. Нос остался таким же крупным, но щеки стали круглее, и сейчас нос куда лучше подходил к ее лицу. Высокие скулы теперь составляли вместе с челюстью, которая лишь слегка выделялась, более изящную линию, а губы стали полнее, хоть линия рта осталась такой же твердой. Сильный подбородок не изменился, но и он теперь неплохо подходил к этому лицу. Морщина между бровями исчезла, как и хмурое выражение, и синяки под глазами. Я впервые заметил, что глаза ее яркого серо-голубого цвета. И даже голос ее стал мягче.

Чем больше я присматривался, тем труднее было поверить, что это тот же самый человек, а не его близнец или клон; и все же у меня не возникло и тени сомнения по поводу того, кто это.

– Кем бы я ни была когда-то в другом месте, здесь и сейчас я – рыцарь Санграаля. Вас выслушают, если вы больше не станете применять насилие. Но сперва вам следовало бы продемонстрировать свои добрые намерения, или, что, пустить вам немного крови, чтобы все-таки забрать ваш меч? Поверьте, уж такое мне по силам.

Я не стал возражать. Я и прежде справлялся с ней, причем без оружия. Но я устал, недоверие причиняло почти физическую боль.

– В последний раз, когда мы виделись, ты была абсолютно не в себе и пыталась ни за что ни про что прикончить меня. Какие у меня есть гарантии, что ты не попытаешься сделать это и сейчас?

Она слегка напряглась, а затем, к моему удивлению, чуть не улыбнулась.

– Посмотри на меня! – только и сказала она.

– Я смотрю! Но вот что с тобой случилось, скажи на милость?

– Посмотри на меня! – повторила она, на этот раз настойчивей.

Я присмотрелся. Дело было не в том, что осталось от нее прежней, полной напора и напряженности, – но в том, что в ее облике исчезло. Неуравновешенность, параноидальная ненависть – все это ушло, не оставив никаких следов. Как будто грязные окна внезапно вымыли, чтобы впустить яркий дневной свет. Как будто день всегда там был, но его скрывал грязный налет мира, разочарование и отчаяние. От этой мысли мне стало не по себе. Как же в таком случае выглядит мое собственное окно? Какие следы мир оставил на моем лице?

Поддаваясь порыву, я по всем правилам, эфесом вперед, подал ей меч. Она протянула руку, но меч не взяла; она лишь в изумлении смотрела на него, как, впрочем, и все прочие.

– Вы видите, meine Ritterin? [90] – прошипел капитан. – Нет, вы видите?

Она видела; и я теперь увидел тоже. Меч, который я протянул ей, был точь-в-точь такой же, как ее собственный. Она ничего не спрашивала; она просто смотрела.

– Вы видели его у меня в квартире, – произнес я. – Я его не крал – я добыл его в честном бою у того, кто не смог его достойно защитить. Все, что мне могли по поводу него сказать, – это что он, очевидно, баварского производства.

– Так оно и есть, – мрачно подтвердила она, взяв наконец его в руки и внимательно рассматривая. – Но это не обычное изделие. Этот клинок, судя по его форме и мощи, мог быть выкован только здесь. Это меч воина Грааля, рыцаря, причем очень древний. – Она подняла его к свету, присматриваясь к кружевной гравировке клинка. – Его выковали, должно быть, во времена Фридриха Барбароссы или около того. Несколько таких мечей затерялось в веках – но не много. Они обычно сами находят дорогу домой. – Она вдруг бросила на меня раздраженный взгляд: – А копье? Ты говоришь, что знаешь, где оно? Потому что и взял его именно ты? – Тень прежней злости мелькнула на ее лице. – Зачем? И уж коль скоро мы об этом заговорили, то каким образом?

– Зачем? А затем, что меня облапошила старая каналья по имени Ле Стриж. Он однажды помог мне, как раз тогда мне в руки и попал меч. И записал это мне на счет, хоть я и не знал об этом…

– Капитан! – резко проговорила она и посмотрела сверху вниз на изменившегося в лице Драговика. – Вы отведете лейтенанта туда, где ему окажут медицинскую помощь. А потом вернетесь на свой пост, где и будете дожидаться дальнейших распоряжений!

Фон Альберсвег поник головой. Драговик щелкнул шпорами, на сей раз как-то невыразительно, и проследил глазами за тем, как она убрала свой меч в ножны. Она молча указала мне на коридор. Свежий воздух никогда не казался таким манящим, как теперь, когда мы вышли из сторожевой башни. Я обрадовался, когда она подвела меня к скамейке возле ствола огромной старой липы. Я сел, повинуясь ей, но она осталась стоять, поставив одну ногу на скамью и опершись локтем о колено. Мой меч она держала без напряжения, но наизготове.

– Что ж, – мрачно произнесла она, – считайте, что на этот раз вас соблаговолили выслушать. И уж постарайтесь произвести должное впечатление!

Стараясь был предельно кратким, я поведал ей свою историю. Я ожидал вопросов, но не такого дотошного нескончаемого допроса, какой она учиняла мне по поводу каждой детали; в этой науке она явно преуспела. Но за этим стояло нечто большее, некая особенная прозорливость; все детали, о которых она переспрашивала, были существенными, важными, как будто из моего сбивчивого рассказа она моментально смогла восстановить целостную картину. Когда мне было позволено закончить, она снова подняла мой клинок и оценивающе на него посмотрела:

– А меч – вы ведь, кажется, сказали, что у кого-то его забрали?

– Да, много лет назад. Забрал у пирата, волка, старшего помощника на «Сарацине». Где он достал его, я не знаю. Когда я мог бы спросить, его уже не было поблизости.

– У волка? – Она подняла брови. – Это, наверное, было не так-то просто.

– Так вы с ними, значит, сталкивались?

– О да. – Ее лицо стало абсолютно непроницаемым. – Я только одного не понимаю: как это оружие могло попасть в их руки. Мы, наверное, никогда этого и не узнаем. Но, однако, есть одна вещь, о которой вы не рассказали. Вы спрятали копье – где? Что с ним?

– Оно в безопасности…

В безопасности?

Теперь выражение ее лица читалось без труда. Прежняя полуистерическая ярость превратилась в нечто гораздо более сдержанное и направленное, но все так же светилась в ее глазах.

– В безопасности? Как вы осмеливаетесь быть в этом уверены? Вы даже понятия не имеете, с каким огнем играете! Половина наших рыцарей рыщет по всей Сердцевине в поисках копья – как и не менее половины наших врагов, уж можете не сомневаться. И если вам каким-то образом удалось обезопасить его от них, это в лучшем случае чистое везение идиота!

– Послушайте, – удалось мне вставить свое слово, – я понимаю, что вы мне не верите, но…

Она подняла брови.

– О нет, я вам верю. Причем – по поводу этого дела – безоговорочно!

– Это что-то новенькое. И может быть, даже хорошее. Отчего такая резкая перемена?

– Вовсе и не резкая. Я поверила вам в ту же секунду, когда узнала, что именно вы его и похитили.

Я расхохотался. Может, она все-таки не в своем уме.

– Я… не совсем улавливаю…

– Хотите сказать, что продолжаете считать меня сумасшедшей? Нет, мистер Фишер. То, что мной было не так, и в физическом, и в умственном смысле, – исправлено. Это путь Санграаля. Да, я поверила вам потому, что вы оказались в состоянии похитить копье. Потому что вы смогли дотронуться до него безнаказанно. А это по силам только рыцарям. Ни один из простых смертных не смог бы даже близко к нему подойти, а уж если у несчастного еще и намерения дурные… впрочем, вы и сами видели. Только тот, кто обладает огромной силой, может держать его голыми руками.

– Да! – Я нервно сглотнул при воспоминании обо всем этом. – Я ничего не чувствовал. Так вы полагаете, что Ле Стриж меня каким-то образом защитил?

– Если бы он мог кого-нибудь защитить, он прежде всего защитил бы себя самого. Значит, хотя меня это и удивляет, Грааль позволил вам украсть копье. В этом должен быть какой-то смысл, о котором я могу только гадать. Я изучала ваше досье в Департаменте; но мои личные соображения в счет не идут. Но мой долг – идет И каждую секунду опасность, нам угрожающая, все возрастает. – Она повернулась ко мне; глаза ее сверкали. – Вы понимаете, что это значит? Без копья Грааль существует лишь как бы наполовину – он утратил всю силу, направленную вовне. А если копье попадет в лапы врагов, они смогут преодолеть и его защиту. – Она оглянулась на маленькую площадь, на колонну, и бастион, и башню за ними и вздрогнула. – Брокен мог бы с этим справиться. И еще с полдюжины других темных сил. Даже неудачная попытка может оставить здесь ужасные шрамы.

– Какие шрамы?

– Вы разве не видели развалины, разбросанные тут по всей округе? Вы не задумались, откуда они взялись? Когда-то люди могли безбоязненно селиться по всей земле Гейленталя, и наша община разрослась и стала селиться далеко за пределами крепостных стен. Но я имела в виду весь европейский континент – на его теле и так немало ран. Итак, мистер Фишер, где же копье?

– Ну, если это так срочно, я объясню вам, и вы сможете послать…

– Нет! Никого мы посылать не станем! – Она вытащила из кармана блокнот и что-то в нем записала. – Пойдемте! Это срочно!

Она не стала слушать моих возражений и, схватив меня за руку, потащила обратно к воротам. Выйдя на площадь, мы чуть не столкнулись с лейтенантом, который ковылял там с разорванной из-за наложенной широкой повязки штаниной. Женщина ответила на его почтительное приветствие:

– Вас освободили от исполнения обязанностей? Очень хорошо, значит, вы можете доставить мое донесение во дворец. На него требуется незамедлительный ответ. А затем снова ступайте туда. Может, Грааль и сжалится над вами.

– Zu Befehl, Ritterin Laidlaw! [91] – произнес он покорно, попытался звякнуть шпорами, моргнул и захромал прочь.

– Возьмите экипаж! – крикнула она вдогонку.

– Лайдлав, – повторил я. – Значит, вот как вас зовут. Неплохо, происходите из старинного рода угонщиков скота, а? Но я все равно ассоциирую вас с номером тысяча семьсот двадцать шесть.

Она проигнорировала мое замечание и крикнула что-то часовым, стоявшим перед городскими воротами. В следующее мгновение все высыпали из караульного помещения наружу, застегивая пояса и по пути хватая кивера, строясь в шеренги. За ними неуклюже ковылял Драговик; встав перед строем, он сделал каменное лицо и весь обратился во внимание.

– Ммм! – только и сказала она. – Кто еще из офицеров на дежурстве?

– Только я, госпожа! Все остальные на Тайном совете или на крепостной стене.

– Что ж, мы не можем их снять с постов. Такое впечатление, что ваше излишнее рвение получит большую награду, чем вы того заслуживаете. Следуйте за нами с шестью стражниками и выберите самых лучших людей для опасной миссии в Сердцевине.

Он щелкнул шпорами и склонил голову, его землистое лицо так и засияло.

– Zu Befehl! Zu Befehl, Ritterin! [92]

– Постойте-ка… – начал я.

Она резко повернулась ко мне:

– Ждать нельзя. Мы должны немедленно достать копье. Я и несколько стражников – на случай, если я вас переоценила. Этот ваш вертолет гораздо быстрее наших дирижаблей.

– Что? А почему вы не хотите взять с собой целый полк?

Она скорее кивнула, чем помотала головой:

– У нас нет лишних. Я известила рыцарей, но не думаю, что мы возьмем с собой кого-то из них. Мы не имеем права ослаблять оборону, даже ради возвращения копья. Да и потом придется переодевать их в подходящее для Сердцевины обмундирование, на что уйдет уйма времени. И вдобавок придется использовать дирижабли. А это привлечет ненужное внимание. Нет, единственный путь – небольшая молниеносная атака.

– Послушайте, в мой вертолет можно впихнуть четверых, от силы пятерых пассажиров…

– А ваших друзей на это время проводят в город в качестве гостей. Что же касается вас, то вам придется смириться с постановлением Грааля. Если все, что вы говорите, – правда и вы докажете свою искренность, приведя нас к копью без плутовства, вам нечего бояться. А теперь в путь! Предстоит неблизкий перелет.

– А может, и нет, – произнес я.

Она обернулась ко мне и нахмурилась:

– Что вы хотите этим сказать?

– Доберемся до вертолета – тогда посмотрим.


Я протянул руку в кабину и включил переговорное устройство. Оно не станет здесь работать лучше, чем радио, но пейджер должен был зарегистрировать последнюю запись компьютера «Си-Трана». Я ввел шифр и проверил страницу, открывшуюся на мониторе. То, что высветилось, доставило мне облегчение.

– Штутгарт! – сказал я. – Я так и предполагал. Сообщение выслали прямо перед нашим прилетом.

– Я начинаю понимать… – медленно произнесла темноволосая женщина. – Но если ты послал его туда, то не слишком ли просто будет нас вычислить?

– Туда, сюда и куда угодно, – проговорил я, с удовлетворением замечая подозрительный взгляд, которым она меня одарила. – Ты со временем все поймешь. Но лучше нам отправляться. – Я повернулся к Молл и Джипу: – Вы уверены, что не имеете ничего против?

Усмешка Джипа была суше, чем когда-либо.

– Стив, есть в этом мире места, где мне больше никогда не придется платить ни за один чертов стакан выпивки, если там услышат, что я побывал здесь. Думаешь, я упущу такую возможность? Я знаю парней, которые душу бы продали, чтобы оказаться сейчас на моем месте!

К моему вящему удивлению, женщина ему улыбнулась:

– Скажите им, что не обязательно идти на такие жертвы. Любого, у кого добрые намерения, здесь ждут с распростертыми объятиями. Вы же понимаете, что будете здесь не в качестве заложников? В обычное время вам была бы предоставлена полная свобода передвижения, но в настоящий момент…

Молл улыбнулась в ответ:

– Сие понятно. Я тоже не возражаю против оказанной мне чести, мадам. Но, Стив, в этом предприятии для тебя кроется опасность, от которой у меня душа в пятки уходит. Я должна быть с вами!

Я покачал головой:

– Я больше не намерен рисковать ни тобой, ни Джипом. И потом, это не займет много времени – просто туда и обратно. Вот увидишь.

Капитан и двое самых дюжих и уродливых стражников пытались втиснуться на заднее сиденье. Четверо других, вызванные для сопровождения Джипа и Молл, бросали тем временем на своих подопечных оценивающие взгляды. Женщина откинула назад свой меч и с изяществом уселась на переднее сиденье, причем я тут же вспомнил – ну ничего не мог с собой поделать – об одном чрезвычайно симпатичном виде сзади. Но, поймав на себе иронический взгляд Молл, я поспешно натянул шлем и помахал всем рукой на прощание. Мотор взвыл, и мы поднялись в воздух, причем никаких предупредительных знаков на панели не высветилось.

– Я прекрасно могу найти дорогу туда! – проговорил я в переговорник, вмонтированный в шлем, когда верхушки деревьев и фигуры размахивающих руками людей растаяли вдали. – Меня больше беспокоит возвращение.

Женщина слегка скривила рот и поправила микрофон.

– А вот это не должно вас волновать! Туда или обратно – дорогу путникам открывает сам Грааль. Если он пожелает, вы сможете прийти и уйти в любое время, а если не захочет, то можете хоть миллион лет искать его. – Ее лицо затуманилось. – Только если вы не настоящий мастер в этом деле, как Ле Стриж, будь он проклят! Он кружил возле наших границ долгие годы – он и его чудовища!

Она нетерпеливо скрестила пальцы и замолчала. Система звукоизоляции обрекла наши голоса висеть в пустоте, как будто это были единственные звуки во всей Вселенной. От этого возникло странное ощущение интимности. Конечно, остальные нас слышать не могли. Я взглянул на нее:

– А как твое имя?

Она уставилась на меня в упор:

– Почему я должна тебе говорить?

– Не должна. Но нужно же к тебе как-то обращаться. Я не могу каждый раз называть тебя «госпожа рыцарь». Если я стану так говорить, то буду походить на нью-йоркского таксиста.

Она ничего не ответила. Я сосредоточил все внимание на полете. Погода начинала меняться, небо затягивалось тучами. Я смотрел на монитор чаще, чем на лобовое стекло. Внезапно она проговорила:

– Элисон. Меня зовут Элисон.

– О'кей, Элисон. Мне наконец сбросили сообщение. Минут через двадцать мы должны быть на месте.

Она обернулась к стражникам, которые летели без шлемов и сгруппировались так, что подбородки упирались в колени, и подала им знак. Я в душе надеялся, что Драговика сдавили как следует. Через некоторое время она заговорила опять:

– Эти двое… твоих друзей, штурман и женщина с мечом – она ведь из елизаветинских времен [93], – я их совсем не такими представляла.

– Благодарю великодушно, Элисон. Да, они весьма благовоспитанные. Нелегко это далось, но я старался.

Она ухмыльнулась:

– Не строй из себя идиота. Ты рассказывал о них такое, что я вообразила себе каких-то головорезов. Они мне понравились. Молл и… Джип – это имя или фамилия?

– Понятия не имею, никогда не спрашивал. И вовсе я не выставлял их головорезами, ты сама это придумала. Они самые лучшие друзья – лучше не бывает.

– Думаю, так и есть. Интересно… – Она тряхнула головой. – Мистер Фишер, вас трудно вычислить.

– Поэтому я и не решился до конца отдаться бухгалтерскому делу. Если вам нужен человек с математическим складом ума, обратитесь к Джипу. Врожденные способности плюс около восьмидесяти лет обучения, с некоторыми перерывами. Ну а мне, полагаю, представляться вам смысла не имеет.

– Да, я о вас много знаю. Даже слишком.

– Ну да, досье, ты говорила. Знаешь, в каком я восторге от мысли о нем!

Я яростно дернул дроссель и хватил джойстик так, что машина ходуном заходила.

– Прекрати! – заорала она так, что у нас обоих чуть барабанные перепонки не лопнули. – Что еще оставалось делать? Ты, например, ни в чем не подозревал фон Амернингена, но от Департамента не скроешься. Мы знали, что он замешан в этой неофашистской ерунде, хоть я, конечно, тогда и не предполагала, что за всем этим стоит. И вдруг выплываешь ты, его новый партнер-вундеркинд, создавший этот удивительный «Си-Тран» и умноживший его и без того немалые богатства. А ты – ты производил благоприятное впечатление, господин Чистоплюй. Но, боже мой, твоя личная жизнь! – Она с отвращением присвистнула. – Выходило, что ты этакий хладнокровный сукин сын, ты… – Она пожала плечами. – Я тебя просто возненавидела. Все эти случайные интрижки, таинственные исчезновения…

Я застонал:

– Господи, женщина, твое чертово досье, что, не делает скидки на время? Вся эта канитель была лишь эпизодом, я таким уже давно не занимаюсь! Да и тогда переживал из-за этого не меньше других. Конечно, и потом у меня бывали мимолетные увлечения, но они кое-что да значили. Или я хотел, чтобы значили А что до исчезновений…

– Я знаю. – Она вздохнула. – Я должна была догадаться, но это мне в голову не пришло. В конце концов, с тобой случалось когда-нибудь такое, чтобы ты прошел на улице мимо человека и подумал: а может, это еще один странник со Спирали? Не сражается ли он в свободное время с драконами или не торгует ли какими-нибудь диковинными вещами?

– Да-да, конечно, такое бывает и со мной. Иногда это кажется довольно забавным.

Она выглядела удивленной.

– Вот как? Но ты никогда не думал так обо мне, правда? Или о бароне фон Амернингене. Ну и ладно. А что до тебя, то я никак не могла поверить, что такой человек может быть действительно чистым, тем более один из Совета директоров. И когда мы стали копать глубже и ничего не нашли, совершенно ничего, это только лишний раз убедило меня, что у тебя превосходная маскировка. И я возненавидела тебя еще больше.

– Пока тебя жареный петух не клюнул.

Она покачала головой:

– Я тогда и собой не очень-то была довольна. И Департаментом тоже. И вообще миром. Но ты был последней каплей.

– Ну спасибо, – сказал я. – Это понятно.

– Ничего ты не понял! Видишь ли, я забила себе голову идеалами. Собственно, поэтому-то я и занялась расследованием. Меня возмущало, почему никто ничего не предпринимает, я решила сама что-нибудь сделать. Но чем больше я старалась, тем меньше получалось. Это было похоже на плавание в смоле. Я все чаще и чаще стала ловить себя на том, что ругаюсь с коллегами и работниками Департамента. Они только занимались собственной карьерой и нисколько не пытались изменить мир к лучшему. – Она забарабанила пальцами по рукоятке меча. – Я же говорила, что ты не поймешь.

Я решил слегка изменить направление нашего разговора:

– Грааль не так уж сильно изменил тебя. Ты все еще делаешь чересчур поспешные выводы. Что до меня, то я заложил прочный фундамент карьеры еще в колледже – удачное начало бизнеса, налаживание контактов, опоры – и постепенно двинулся в политику. Я решил, что поступаю мудро, стал вроде бы свободным и независимым Только почему-то, чем лучше шли дела, тем меньше все это меня волновало. Я же сказал тебе, что это был только этап. А потом однажды ночью я свернул за угол…

– И тебе открылась Спираль!

Я слышал, как дрожит ее голос.

– Боже мой, да! Я перепугался до смерти. Потом я никак не мог вспомнить, что произошло. Думал, что напился или меня настиг нервный срыв… Прошел целый год, прежде чем я снова решился туда отправиться. Сначала у меня не получалось, но потом – это было все равно, что второй раз потерять невинность, мне это не слишком-то понравилось…

Ее щеки мгновенно вспыхнули, и она своими темными глазами искоса взглянула на меня, так что я сделал из этого кое-какие выводы. Этот какой-то скандинавский разрез глаз, из-за которого хмурый взгляд казался прилипшим к лицу, сейчас выглядел довольно экзотично, и в то же время от него веяло спокойствием, а рот был скорее чувственным, чем тяжеловесным. Носогубные складки все так же резко очерчивали рот, но изгиб, который они ему придавали, стал казаться насмешливым и умным, даже чуть смешливым, – мне он определенно нравился. Я решил, что хочу увидеть, как она улыбается по-настоящему, только не одну из тех хмурых осуждающих усмешек, которыми она награждала меня до сих пор. Она увидела, что я на нее смотрю, и отвернулась, уставившись в иллюминатор.

– Мне стало больно, а потом я испугался до потери пульса, – продолжил я. – Словом, я сунул нос не в свое дело, а потом вся эта круговерть налетела на меня и, как сильный удар кулаком, столкнула мою жизнь.

Она обернулась ко мне с удивлением:

– В сторону Спирали?

Я знал, что это не оставит ее равнодушной.

– Прямо туда. Мне пришлось воспользоваться помощью Стрижа. Так-то я и стал его должником – по крайней мере он это утверждает, – и таким образом ко мне попал этот меч. И я пристрастился к людям Спирали. Но я решился снова испытать все это только через семь лет, семь лет забвения того, что произошло. Я вспоминал об этом только иногда, в мечтах.

– А я потерялась, – сказала она. – Я поехала на лыжах не по тому склону, по крайней мере так думала. А потом упала и вывихнула ногу. Каждый шаг доставлял адскую боль, и о том, чтобы ехать дальше, не было и речи. Наступила ночь, и снег пошел сильнее. Я села на снег и заплакала, как маленькая девочка. Затем вдалеке я заметила свет; я заставила себя подняться и пойти, опираясь на лыжные палки. Добравшись до этого места, я обнаружила, что это монастырь, настоящий средневековый монастырь на окраине крошечной деревушки. Хозяева говорили на латыни. Но, услышав, что я говорю по-английски, они перешли на него. Они поили меня глинтвейном и вправили мой вывих. Казалось, они привыкли к тому, что к ним попадают люди со всех концов Спирали, – они пытались мне это объяснить, но я тогда не поняла. Там был мужчина, он не говорил ни на одном из знакомых мне языков, и выглядел он… боже мой, он, должно быть, был совсем древний, у него был кремневый нож! И бронзовый топор. Но он был весьма учтив. Беспокойный, но учтивый. Я ушла на следующий день, но я хотела вернуться и принести подарки. Дорогу я запомнила. Только когда попыталась…

– Ты не смогла попасть туда?

– Нет. О нет! Все, как ни странно, оказалось на месте. Только на этот раз деревушка рядом с монастырем была объята пламенем. Там шла битва, а у меня был пистолет. – И снова щеки ее вспыхнули. – Служебный, из Департамента, я его все время с собой носила, от мужчин защищаться. В общем, я ввязалась в драку, и нужно было видеть, как удивились эти существа!

– Существа?

– Отвратительные. Чем-то похожи на волков, полулюди, приспособленные для жизни в горах, всепроникающие и сильные, как гиббоны, и волосатые. Местные жители называли их Ruebezahlern. [94]

Как бы там ни было, но эти монахи стали первыми, с кем я подружилась на Спирали. Многие путники попадали в их приют.

– Что-то вроде таверны, наверное. Тихая гавань на границе Спирали. Как бар в Бангкоке.

Она наградила меня крайне старомодным взглядом:

– Тебе бы туда! Во всяком случае, я пристрастилась к путешествиям по Спирали. Иногда с теми, кого я там встречала, иногда в одиночку. Сначала это пугало, но в то же время и завораживало.

Я услышал, как в микрофоне, вмонтированном в шлем, раздается мое прерывистое дыхание.

– И ты, возвращаясь в Сердцевину, никогда ничего не забывала?

– Нет. По-настоящему никогда. Я не могла этого забыть. Когда я слишком долго туда носа не совала, вся эта история начинала временами вылетать из головы, казаться все больше и больше похожей на сон, но как только это начиналось, я сразу возвращалась назад. Я боялась потерять это. Но было еще кое-что. Каким-то непостижимым образом там мне удавалось то, что не удавалось в обычной жизни. Полная противоположность, и от этого я только еще больше злилась на то, что происходит здесь и винила себя. Действительно, почему я могу творить добро там, но здесь у меня ничего не выходит?

– И ты почувствовала, что разрываешься надвое?

Я не знаю, почему решился сказать это. Она посмотрела на меня с удивлением:

– Да, хотя… Впрочем, нет, не хочу рассказывать тебе об этом. В общем, Грааль позвал меня, и я повиновалась. Но я не хотела оставлять и Сердцевину, Департамент – они почему-то стали казаться более реальными. От напряжения меня кидало то туда, то сюда, пока наконец я и вправду не испугалась, что разорвусь на части, совершенно сломаюсь. Вот в каком состоянии я пребывала, когда мы начали тебя проверять. – Она смущенно поежилась, но не отвела взгляда. Я бы так не смог. – Ты… ты казался чертовски преуспевающим – такой самодовольный и холеный, одетый с иголочки и вообще красавчик. А на твою машину у меня не хватило бы денег, даже если бы я получала зарплату в Европейском союзе. И главное, у тебя была такая мерзкая личная жизнь. Хотя чем дальше, тем меньше у тебя, как выяснилось, было этой самой личной жизни.

Но все равно я думала, что все странники должны быть непременно похожи на меня – такие же несчастные неудачники. Мне и в голову не приходило, что ты такой же, как я. Или, может, я видела только одну сторону твоей натуры, а то, что в тебе было лучшего, оказывалось… где-то спрятанным. И я подумала: дайте мне только добраться до него – и тогда я смогу свободно уйти в Гейленберг, по-настоящему свободно. – Она вцепилась в угол панели управления и вздрогнула. – Вот поэтому я и стала гоняться за тобой, даже когда мой босс попытался прекратить расследование, потому что оно уводило в никуда.

А потом ты меня поймал и избил до посинения. Тут я стала лакомым кусочком для психиатров… И опять отложила свой отъезд. Тогда-то я и решила тебя пристрелить. – Она вытерла губы тыльной стороной ладони. – Господи, и что я тебе все это рассказываю? Но тогда… Если бы ты был человеком фон Амернингена, ты не стал бы оставлять меня в живых. Но ты даже вернул мне пистолет… – Она откинулась на спинку кресла. – Я чуть не пустила себе пулю в лоб. Я ничего не понимала и все же была уверена, что ошиблась, да, ошиблась. Это оказалось последней каплей. Я бежала. Я бежала навстречу Граалю, и он принял меня и вылечил Он вернул мне меня самое – какой я должна была быть. Годы, прошедшие с тех пор, были просто…

Годы? – Я чуть не выпустил дроссель, который хотел запустить. – Господи, но это было всего лишь пару ночей назад! Я с тех пор даже и не спал как следует… Хотя, нет, я чудно выспался в долине Гейленталь.

– Надо думать, – проговорила она, и лицо ее внезапно смягчилось. – Я помню, как в первый раз там заснула. Но ты же знаешь, что такое Спираль. Для меня с тех пор прошло пять лет.

– Да, я понимаю. Но если уж на то пошло, ты выглядишь куда моложе, чем прежде.

И тут она все-таки улыбнулась, и это само по себе было величайшим превращением из тех, которые я в ней до сих пор наблюдал. Но не успел я ей об этом сказать, как в моих наушниках тихонько запиликала радиосвязь. Мы приближались к Штутгарту, и я начал медленно выходить из-за облаков, стараясь не угодить в другой воздушный коридор. Настроившись на волну местной диспетчерской, я приготовился уже послать им контрольное сообщение, но тут женщина – нет, Элисон – положила руку мне на колено. Я не ожидал такой фамильярности и буквально окаменел, хотя она просто хотела меня остановить.

– Только не на вертолетную площадку, – произнесла она в переговорник. – Ты не мог бы посадить вертолет как можно ближе к тому месту, где находится копье? Это гораздо безопаснее.

Я нервно моргнул. Те дни, когда можно было спокойно порхать повсюду, давно миновали; с тех пор слишком много авиакатастроф произошло над городами. С другой стороны, мы держали курс на окраину города, и сесть там было бы проще, чем пытаться пробиться через охрану аэропорта с кучей гусар. Я развернул машину, чтобы обогнуть город, и сделал такой маневр, как будто улетаю назад, но продолжал снижаться. Если бы чертов ландшафт не был таким плоским, я бы с легкостью обманул радары. А так мне пришлось довольно долго лететь назад, а потом возвращаться, прыгая вверх-вниз, выписывая кренделя, и молить Бога, чтобы мы не наткнулись на линию электропередачи, ветряную электростанцию или еще какое-нибудь препятствие. Но наконец моим глазам предстали геометрический орнамент промышленных построек и сеть железнодорожных путей. Я осторожно посадил машину за подходящих размеров складом.

– Мы не можем оставлять его здесь надолго, – резюмировал я, когда от воздушного вихря, поднятого винтами, целая пирамида пустых коробок разлетелась во все стороны и поднялось облако пыли. – Кто-нибудь обязательно настучит, и нам на хвост сядут полицейские. Но нам и не потребуется много времени!

Я распахнул дверцу, и в кабину ворвался прохладный, омытый дождем ночной воздух. Драговик и стражники высыпали наружу, затыкая пальцами уши, в которых не смолкал гул винтов. Когда вниз сошла женщина по имени Элисон, Драговик подскочил к ней и прикрыл собой, едва я высунулся из кабины. Что, ветер, что ли, подул оттуда? Это следовало, без сомнения, объяснить его беспощадным стремлением к успеху.

– Это далеко отсюда? – прорычал он.

– Две минуты, – ответил я и повернулся к комплексу построек, расположенных в другом конце площадки.

– Ты точно знаешь, куда идти? – настойчиво спросила Элисон, когда мы быстро шагали по скользкому асфальту, а Драговик и стражники бросали вокруг хмурые взгляды. – Проблем с охраной не возникнет? А с сигнализацией? Мы знаем пару-тройку полезных приемов обращения с ними.

– Никаких проблем не возникнет. Я владелец этого места, то есть моя компания.

Я порылся в кармане в поисках футляра с ключами; из плотного кармана его было не так-то просто достать. Наконец я выудил пластмассовую полоску с тоненькими очертаниями вставленного в нее чипа. Когда мы дошли до ворот, я вставил ее в отверстие, произнес несколько слов в скрытый микрофон и прижал ладонь к загоревшейся зеленым светом открывшейся панели. Ждать пришлось не больше секунды, и во дворе зажегся свет.

– Вот шельма! Здешний менеджер добавил удобства, хотя я его и не просил. Пошли!

Я проделал ту же процедуру у внутренней двери, хотя на этот раз пришлось говорить дольше, а заодно и прижимать к панели указательные пальцы обеих рук.

– Удостоверение, голос и отпечатки пальцев, – кивнула женщина. – Неплохо. Плюс обычные системы сигнализации?

– Целая куча…

Мы открыли дверь и проскользнули внутрь. Ботинки наши скрипели на начищенном до блеска черном покрытии с широкими разноцветными полосками, раскиданными в беспорядке.

– Главное, не забывайте об погрузчиках – вот и один.

По желтой линии, тянувшейся впереди, скользила низкая прямоугольная тележка с желтыми полосками по краям, на которую была навалена целая груда маленьких ящиков и коробок. Еще там находились разгрузочные краны и баллоны с газом для воздушных подушек. Тихонько зашипев, тележка неловко развернулась, следуя выложенной в полу линии, и затерялась между рядами стеллажей. По одну ее сторону краны лязгнули, вернувшись в свои ниши. Присутствующие проводили тележку взглядами и были явно потрясены. Я повернулся к женщине:

– Поговаривали и о том, чтобы раздобыть еще и американских роботов-охранников для некоторых помещений. Обычный мобильный инфракрасный сканер с программируемой разрешающей способностью и вариантами патрулирования плюс встроенные высоковольтные ружья, стреляющие электрошоковыми иглами. Или автоматический «кольт-35», если вам действительно охота, чтобы вас оставили в покое. Но я на такое не согласился, так же как и местные копы. Мы однажды попробовали поставить одну модель с иголками. На следующую же ночь кто-то забыл выключить компьютер, и робот выпустил из него кишки. Замкнуло всю сеть. И робот отправился восвояси.

Женщина – нет, Элисон – фыркнула от смеха:

– Что же это за место такое странное?

– Местный филиал «Си-Трана». Я здесь никогда не был, но все они построены по одному проекту. Что нам нужно – так это местный терминал для главного компьютера, отвечающего за фрахт. Это, наверное, тот, что стоит прямо рядом с конвейером для тяжелых грузов, который перевозит по-настоящему большие тележки, механизмы и тому подобное. А, вот и он. Символика немецкая, но это неважно.

Он стоял на постаменте сбоку от длинного конвейера. Я принялся стучать по клавишам, а где-то дальше на складе послышался лязг кранов, занимающихся погрузкой. Машины тихонько жужжали, и в поле зрения появилась пара тележек.

Мои спутники явно нервничали.

– Так копье здесь или где?

– Да, подожди еще чуть-чуть. Черт!

– Что случилось? – чуть не задохнувшись, выпалила она.

Я уставился на мигающие буквы.


СРОЧНО ВО ИЗБЕЖАНИЕ НЕМИНУЕМОГО УНИЧТОЖЕНИЯ СИСТЕМЫ СОЕДИНИТЕ ПОРТ «К» С ПОРТОМ «Ч» СРОЧНО


– Ничего, ничего. Просто какой-то идиот-программист так шутит. А копье здесь.

Она как-то поникла.

– Слава Богу. Значит, ты просто запечатал его и отправил по своей системе фрахта. Лучше ничего не смог придумать, но ты ужасно рисковал, даже воспользовавшись кружным путем. Они же могли запросто залезть в компьютер и проследить за любой из посылок, отосланных из этого офиса примерно в это время. Лутц мог бы это проделать или еще кто-нибудь. Они могут позволить себе иметь хороших экспертов. Или они могли силой заставить тебя раскрыть маршрут.

Я усмехнулся:

– Нет, не могли бы. Они не сумели бы заставить и меня, потому что я ничего не знал. А компьютер не мог показать путь такой посылки, потому что его не существовало вообще.

– Тогда как…

Я щелкнул языком:

– Знаешь, как работает система? Нет? Замысел не такой уж и сложный. Меня достали все эти задержки в международных судоперевозках, когда грузы пылятся, ожидая пересылки по автотрассе, железной дороге или по воздуху. Или просто пока кто-нибудь не соизволит разгрузить контейнер или гарантировать возвращение груза, что-нибудь в этом роде. Даже когда Европейский союз уничтожил таможенные барьеры, их заменили волокитой проверок, которые в десять раз хуже, – так называемые службы охраны, здравоохранения и прочая ерунда. Кроме того, грузы посылались не туда, с ними неправильно обращались; всякая задержка повышала вероятность потери груза. Я провел немало времени в раздумьях о том, как упростить всю эту систему, сделать так, чтобы грузы отвечали за себя сами. И наконец начал понимать, как это можно было бы устроить. Единая фрахтовая система, постоянно действующая, где каждая автотрасса, железная дорога, водный или воздушный путь учтены и непрерывно отслеживаются компьютерной сетью. И пакуются грузы с умом – каждый груз, даже самая маленькая посылочка, снабжен встроенным компьютером вместо ярлыка. Довольно несложная машинка, надежная, защищенная от ошибок и погрешностей, но достаточно разумная, чтобы знать, кто она, что у нее внутри, каковы адреса отправления и доставки и все остальные необходимые сведения плюс постоянно поддерживаемая связь с основной сетью. Таким образом системе известно, где находится любой из грузов, и каждый груз знает, где он находится, и он выбирает самый оптимальный путь, даже если это путь с одного конца склада на другой. А если что-нибудь в пути случается, он может изменить маршрут. Поэтому наши перевозчики привыкли к большой свободе действий – ничто не мешается под ногами, и мы всегда знаем точно, где что находится и куда оно попадет, когда покинет систему. И все это едино, потому что компьютер знает, где какой груз затерялся. И невозможно добраться до компьютера, не уничтожив систему упаковки груза; а это невозможно без того, чтобы не дать сигнал на центральный компьютер. И никаких проверок, волокиты, задержек. Если вы повредите груз, он сам закричит и попросит о помощи. Если вы его задержите, он сам найдет дорогу. Чертовски просто. Необходимо только заставить все это работать.

Между двумя тележками с воздетыми, будто в приветствии, щупальцами кранов скользила еще одна, пустая, если не считать большой пластмассовой коробки, изящно перевязанной лентой с логотипом «Си-Трана» и его девизом на куче языков.

– Жаль, что я не могу это использовать в рекламных целях. Такая система, как наша, на сто процентов зависит от успешной циркуляции. Одна поломка где-нибудь, один незамеченный срыв, и мы сразу теряем все преимущества перед более консервативными методами. Поэтому необходимо постоянно отслеживать процесс, помещать в сеть систему контроля, которая действует все время, не отключаясь и не разгружаясь. И докладывает о продвижении грузов и всех других условиях перевозки с помощью встроенных компьютеров и телеметрического оборудования, которым должны быть оснащены они все. – Я усмехнулся. – Так оно и было до сих пор. Конечно, систему время от времени необходимо останавливать для ремонта и профилактики, но тогда мы работаем под грифом «хранение», а не «фрахт». И все ее проверяют, чтобы удостовериться, не используют ли систему для контрабанды.

Через день-два после того, как я запаковал твое драгоценное копье, оно отправилось в турне по Европе и назад, и его невозможно было выследить или заполучить, кроме как если бы кто-нибудь прознал о системе хранения и о том, как в нее проникнуть, а уж мой дорогой партнер Лутц и не помыслил бы о таком. И кто смог бы с уверенностью сказать, какая из многочисленных тестовых систем сработает сейчас, и оказался бы настолько искусным хакером, чтобы ее вычислить и взломать? Силой меня не заставить это сделать ни в коем случае, только если каким-то образом завладеть моим рассудком, но если я буду бдительным, то и такое не выйдет.

Элисон, рыцарь Грааля, стояла, расставив ноги и облокотившись на широкие перила, тянувшиеся вдоль конвейера, и широко раскрытыми глазами смотрела на тележку, которая, вздохнув, остановилась у самых ее ног.

– Я об этом читала в твоем досье, – проговорила она. – Но там ни слова не было о тестовых системах. И знаешь что? Странно, что я не поняла тогда, что тебе известно о Спирали и Сердцевине. Но ты умудрился создать здесь что-то вроде микрокосма, некий секретный мир, который находится в постоянном движении.

Я склонился над коробкой, просунул очередной чип-ключ в замок и откинул крышку. Элисон восхищенно ахнула. Внутри упаковки, на мотках проводов, которые соединяли между собой невеселого вида бежевые коробочки с механизмами, лежал вытянутый футляр, который Ле Стриж заготовил для копья. Я протянул было руку, чтобы взять его, но тут послышался лязг металла, который не был похож ни на один из складских шумов, – слишком уж близко он прозвучал. Глаза мои заскользили с одного предмета на другой.

Элисон, раскрыв рот и приготовившись закричать, схватилась за рукоятку меча, который она ни за что не сумела бы вытащить под таким углом, даже если бы действовала так же молниеносно, как Молл.

Рука Драговика замерла на полпути от кобуры, а его большой палец все еще покоился на предохранителе, с которого он снял пистолет, – он и не подозревал, каким оглушительным покажется этот звук в не нарушаемой даже ничьим дыханием тишине. Он испугал нас обоих, и ему это было известно. Никаких приготовлений, рассчитанных на публику, он собирался стрелять без предупреждения. Он обязан был так поступить.

Я так и застыл на месте; одна моя рука повисла в воздухе, а другая покоилась на краешке компьютерного терминала. Я вытянул пальцы и с силой ударил по устройству. Я почувствовал, как кнопка пуска в верхнем ряду подалась и щелкнула, но мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем что-то произошло, а между тем дуло поднялось уже к самым нашим лицам. И тут завизжала сигнализация, замигала красная лампочка, и конвейер пробудился к жизни. Я бросился вперед, схватил футляр, налетел на Элисон и оттолкнул ее от перил. Она перелетела через конвейер и растянулась на полу. Я мельком взглянул на Драговика, который стоял с раскрытым от удивления ртом, а в следующее мгновение мы уже покатились по полу. Раздался оглушительный залп, но огромный чемодан преградил ему дорогу; пули только поднимали в воздух облако щепок и пыли. Ему на подмогу тут же кинулись стражники, на ходу вытаскивая из-за поясов револьверы. Ничего удивительного, он сам их отбирал.

Мы с трудом поднялись на ноги, раскачиваясь из стороны в сторону и пытаясь не вылезать из-за коробок, пока стражники проносились мимо: этакая игра в прятки. Они сделали пару-другую выстрелов, но никуда, кроме как в грузы и рамы конвейера, не попали. Один, когда до него наконец дошло, что так ничего не получится, вскочил на борт конвейера, чтобы осмотреть поле сражения. Я протянул руку между тюков и рубанул мечом ему по ноге, чуть не оттяпав носок ботинка. Он закачался, нечаянно нажал на курок, попал в потолок и с грохотом упал на спину, сделав еще один выстрел в никуда. Другой разрядил обойму в скопление чемоданов, и я поспешил убраться оттуда, сопровождаемый летающими над самой моей головой обломками дерева и обрывками картона.

Стражники орали на Драговика, требуя, чтобы он с нами кончал, и поскорее; судя по их тону, они уже дошли до кондиции и перепугались не на шутку. Он же сохранял некоторое подобие трезвости ума и приказал им перепрыгнуть через ленту конвейера чуть дальше по коридору, а он пока проследит за нами. Он заметил нас и снова выстрелил; мы пригнулись за высоким тяжеленным ящиком с механикой, а стражники тем временем с шумом выползли на борт конвейера и полезли между тюками. Один вытянул руку и дважды выстрелил наудачу, чтобы подстраховать остальных и дать им возможность спрыгнуть вниз. Не говоря ни слова – взгляда было достаточно, – мы оба как по команде подскочили к высоченной упаковке и опрокинули ее на капитана. Он едва успел отскочить в сторону вовремя, но налетел на ряд стеллажей и уронил не только копье, но и пистолет. Он нагнулся, ища оружие. Мы кинулись к Драговику, но тут же отскочили в сторону, когда дорогу нам преградила мирно катящаяся тележка, уже вернувшаяся к своим обязанностям. От нее рикошетом отскочила пуля: стражники палили из-за конвейера. Затем капитан, так и не найдя пистолет, обнажил саблю. Стражники последовали его примеру и бросились на нас.

Парировав молниеносный выпад Элисон и проскочив мимо нее, оба направили весь шквал ударов на меня. Они решили, что я слабее, и хотели одолеть меня при помощи быстрого натиска, а потом, развязав себе руки, расправиться с Элисон. Но этот номер у них не прошел; обманув их ожидания, Элисон внезапно появилась у меня за спиной, и так, спина к спине, мы боролись с ними, как со сворой озверевших собак. Они были крепкие орешки, и к тому же быстрые, а один так дрался ничуть не хуже капитана. По всей вероятности, Элисон тоже решила, что я – слабое звено, потому что кинулась на него.

– Прекрати! – заорал я (чем этот боевой клич хуже других?) и тоже бросился к нему. Он принял мой удар умело, и клинок его, с шипением прорезав воздух, полетел к моему лицу, но я парировал его из четвертой позиции, и мой меч оказался сцепленным с его саблей. Я все силы вложил в следующий удар. Мой клинок скользнул по его сабле и вошел прямо под грудиной, пришпилив стражника к стопке полиэтиленовых мешков. Я выдернул меч, и противник со стоном сполз на пол, а груда пакетов повалилась на него. Я отскочил как раз вовремя, чтобы увидеть, почему они так опасались Элисон. Она наступала в ритме вальса и атаковала столь молниеносно, что меч в ее руках казался легким, как перышко. Она пролетела мимо второго стражника и один или два раза ударила его в грудь. Он с неистовым криком ринулся на нее, она уклонилась и резко ответила крученым ударом, которому трудно было что-то противопоставить. Его клинок стало мотать из стороны в сторону, а сам стражник оказался беззащитным перед ударом, классической атакой стрелой, в результате которой клинок Элисон вошел ему глубоко под лопатку.

Но стоило ей оттолкнуть от себя падающее тело, как пуля прошила ее рукав, а другая отскочила рядом от стеллажа. Капитан отыскал-таки свою пушку. Я хотел было оттолкнуть Элисон за стеллажи, но она схватила меня за руку.

– Он… – задыхаясь, выпалила она, – идет к двери! Мы на него прыгнем, ты – слева. Готов?

Я кивнул.

– Раз, два – вперед!

Мы бросились на него одновременно: я перепрыгнул через широкие рельсы для тележек, а она налетела с правого фланга. Помедли капитан – и он бы уже никогда не вышел отсюда живым. Но он стоял уже у самой двери, одна рука его лежала на дверной ручке, в другой был пистолет, а металлический футляр под мышкой. Теперь пришел черед Элисон кинуться на меня; я упал, и шквал огня обрушился на составленные коробки, рядом с которыми я стоял за какие-нибудь полсекунды до этого. Внезапно канонада оборвалась со звонким щелчком Маузер истощился – то ли кончились патроны, то ли удар об пол пришелся ему не по душе. Впрочем, столь сложные механизмы трудно поддерживать в должном состоянии на Спирали, где отсутствует индустрия. Еще секунда – и мы кинулись за ним, но дверь уже захлопнулась.

Он вполне мог караулить снаружи, но я почему-то был уверен, что он не решит остаться только затем, чтобы разделаться с нами. Мы выбежали на залитый бледным белым светом двор и увидели, что решетка забора все еще вибрирует там, где ее штурмовали, а на колючей проволоке, натянутой сверху, болтаются обрывки черной ткани. Шаги с поспешностью замерли вдали. Ворота нужно было открывать ключом и изнутри, а это стоило нам еще нескольких секунд. Мы стремглав выбежали на улицу, но куда бы ни глянули, всюду были только голые кирпичи и алюминиевые торцы зданий, гладкие и стерильные, да еще пустые, залитые дождем проходы между ними.

Загрузка...