Облачные замки

Глава 4

Всю дорогу домой металлический контейнер лежал на полу за моим сиденьем, тихонько позвякивая, как собака ошейником. Когда я по необходимости приземлился в Руане – хотя израсходован был лишь резерв топлива, лучше было подзаправиться, – я попытался втиснуть его на заднее сиденье вместе со своими чемоданами, но стоило мне подняться в воздух, как он свалился опять. Впрочем, даже если бы футляр и не звенел, я не забыл бы о нем ни на секунду. Несомненно, это что-то важное, что-то до безобразия мощное; что-то, до чего я, к удивлению, дотрагивался и оставался живым и невредимым, но кто еще имеет такую возможность? Я слегка опасался, что мне придется давать некоторые прелюбопытные разъяснения, если какой-нибудь служитель аэропорта загорится синим пламенем.

Однако никаких сложностей не возникло. Я летел на собственном вертолете, ответственные за проверку люди меня знали и без всяких проверок пропустили меня и мою таратайку, доверху забитую альпинистским снаряжением. И все же я вздохнул с облегчением, затолкав свое приобретение на заднее сиденье машины: в багажник этой модели оно бы ни за что не влезло. Я все боялся, что наконечник из темного стекла пострадает, несмотря на весь этот бархат, но на нем не было ни царапинки. Ну что ж, пока обошлось. Но что мне теперь с ним делать, интересно?

Я, конечно, понимал, что следует сделать: как-нибудь вернуть эту штуковину в город. Но, на мой взгляд, горожане оказались слегка более кровожадными, чем можно было предположить. К тому же мое возвращение вполне может привлечь внимание Ле Стрижа. И без того, когда я возвращался домой из аэропорта, у меня возникло ощущение, что за мной так или иначе наблюдают или даже преследуют, хотя в зеркале заднего вида никаких подозрительных машин не отражалось. Я хотел выяснить, что к чему и зачем этот зловредный предмет, прежде чем приму какое-либо решение. Я знал людей, у которых по этому поводу могло оказаться больше идей, чем у меня, – для них это было раз плюнуть. Я с ними встречусь и обо всем расспрошу. А до тех пор лучше мне его спрятать. Это копье не было похоже на вещицу, которую можно повесить дома на стену, да и в сейф у меня в офисе оно не влезет. К тому же я не горел желанием привлекать силы подобного рода ни к своему дому, ни к бизнесу. Я и так успел хлебнуть горя со всем этим. Если только…

Я чуть не расхохотался – такой простой была пришедшая мне в голову мысль. А ведь это кого угодно узлом свяжет, только сунься он за копьем. Я в любом случае думал остановиться в одном из моих новых офисов в местном филиале «Си-Трана». Я добрался туда лишь к вечеру, почти все уже разошлись по домам, и, пройдя в отдел обслуживания, куда я частенько захаживал, я нашел его пустым. Я заботливо уложил копье, и мне осталось лишь несколько минут поколдовать над компьютером у себя за столом, чтобы устроить все через центральный компьютер. Все гениальное просто: таким образом я сбыл копье с рук. Я провел еще несколько минут, тщательно заметая следы того, что сделал, и наконец дотронулся до иконки на экране, чтобы отключиться. Но вместо привычного глазу сигнала завершения работы на экране высветилось ошибочное сообщение. Я выругался. А затем я увидел, что это такое:

СРОЧНО ПОД УГРОЗОЙ НЕМИНУЕМОГО УНИЧТОЖЕНИЯ СИСТЕМЫ СОЕДИНИТЕ ПОРТ «К» С ПОРТОМ «Ч» СРОЧНО

– О господи! – простонал я, с ужасом предчувствуя, что председатель совета директоров, герр Ratspraesident собственной персоной, вот-вот уничтожит всю информационную сеть и повергнет свой бизнес в пучину полнейшего хаоса. Затем я вспомнил кое-что и выругался снова, на этот раз покрепче. Во-первых, в программном обеспечении у наших компьютеров были предусмотрены программы, обеспечивавшие сохранность информации при аварии, – уж кому, как не мне, было знать: я сам настоял на их установке, исходя из известных соображений. Во-вторых, я работал за умной машиной, в устройстве которой отсутствовали такие плебейские черты, как связующие порты – будь то S, G или Z. И, наконец, в-третьих, программное обеспечение у этой компьютерной сети не имело абсолютно ничего общего с тем, чем был нашпигован мой маленький ноутбук, – даже операционная система там была другая. И тем не менее вот оно, сообщение в том же формате. Так что скорее всего это вирус, который, вполне вероятно, запустил кто-то из своих; кто-то дурью маялся, это уж к гадалке не ходи. Могли бы что-нибудь и посмешней придумать – тогда им было бы над чем посмеяться в очереди за пособием по безработице после того, как я до них доберусь. Но это может и подождать.

Я со вздохом откинулся в кресле, уставившись на огромный небоскреб на противоположной стене – копию того, который я особенно тщательно выбирал для главного офиса, Громадный голубой небоскреб, архипелаг залитых лунным светом облаков, и над всем этим вздымается, подобно застывшей волне, арка из облаков. А под аркой проплывает, направляясь к звездам, высокая бригантина с квадратом парусов, посеребренных луной. Эта картина немедленно вызывала недоумение у моих посетителей, а я пояснял им, что это аллегория романтики в коммерции. Но что до меня, так это вполне могло быть списано из жизни. Я устало поднялся на ноги: картинка обычно вызывала к жизни всевозможные мечтания и устремления, но сейчас мне хотелось только попасть домой.

Я услышал вой сирен, когда расставлял все по местам и закрывал сейфы. Выключая свет, я увидел сквозь щели в жалюзи свечение вдалеке. Я подошел к окну и выглянул на улицу; выглядело это ужасно, пожар разыгрался прямо посреди делового квартала – офисной страны. Еще одна причина, чтобы порадоваться тому, что я устоял перед искушением разместить здесь главный офис. Я закрыл двери и прошел по коридорам, в этот час пустым, если не считать нескольких уборщиц и странного вида ночной птицы, которая все еще рылась в куче дневных дел. Я помахал им по пути, и они помахали в ответ, хотя с некоторой долей нерешительности или, возможно, благоговения. Мне такое отношение было не по душе, хоть я и знал, что от него никуда не деться. Я действительно хотел быть открытым и без затруднений общаться с персоналом на всех уровнях…

Я фыркнул. Я уже и думаю на жаргоне управляющих. Я просто хотел иметь возможность разговаривать с людьми, вот и все, а еще – чтобы они разговаривали со мной. Так было в прежней фирме, и, даже когда дела шли неважно, атмосфера там оставалась дружеской. Я всегда мог попросить Барри, чтобы тот отпустил меня, если у меня было много дел, и когда я перенял у него бразды правления, постарался сохранить это. Так или иначе я узнал почти всех, пока поднимался вверх по карьерной лестнице, но здесь это было почти невозможно. С самого первого дня я был Важным Человеком – слишком уж многое от меня зависело в вопросах зарплаты, продвижения по службе и дальнейших перспектив. Это воздвигло непреодолимую преграду между мной и работниками каждой ступени. Взять хотя бы эту руководительницу научных разработок в отделе маркетинга, как ее там – Анджела Какая-то. Она была очень даже ничего себе, даже красивая, и скорее всего ни с кем не встречалась серьезно, или по крайней мере так казалось. То, что я видел, мне очень даже было по душе, и я подозревал, что я ей тоже не противен. А что если приударить за ней – что из этого выйдет? Даже пригласить ее куда-нибудь было в тысячу раз труднее для меня, как капитана ее корабля, повелителя ее судьбы, чем если бы я оказался одним из ребят из офиса. Решит ли она, что не может отказать мне? Или что может получить с этого выгоду? А если у нас дойдет до постели? Тут и вовсе возникали разного рода нехорошие ассоциации, а вопросы оставались те же. Ладно, согласен, подавляющее большинство известных мне начальников никогда не задавалось ими, но я-то набрался ума-разума. Еще и поэтому я не поддавался на уговоры вроде тех, которые обрушил на меня Лутц, да и многие другие. Вся беда была в том, что ореол добродетели ни в коей мере не согревал в постели, а грелки я терпеть не могу. Я вышел из лифта, подошел к конторке портье, дежурившего в ночную смену, и выложил перед ним свое удостоверение – прямо как секретарь-машинистка низшего разряда. По крайней мере хоть с портье я мог иногда перекинуться словечком-другим.

– Вечер добрый, Макаллистер! Не в курсе, что в городе за переполох?

Главный портье потеребил свою коротко подстриженную по военно-морской моде бородку:

– Ну да, мистер Фишер, вы-то, конечно, не слыхали, вы ж на презентацию уезжали и все такое. Готовится что-то типа марша протеста, судя по тому, что они говорят. Бог знает что там у них на уме, сначала-то все мирно было. Вроде к ним потом покруче парни примешались, все из себя анархисты, или как они там себя зовут в нынешнем году. Они-то и начали бои. Вот и все, что я слышал об этом. Но, наверное, будет и похуже, судя по сиренам, а?

Как будто в подтверждение его слов, мимо проехала еще одна машина с сиреной – на этот раз «скорая помощь».

– Похоже на то. Ну ладно. Я тогда домой осторожней поеду. Повесишь объявление, хорошо? Предупреди людей, а если кому нужно такси до дома – вызови за счет фирмы, договорились? Уборщицам там или кому-то еще. Нет, не надо заказывать машину к выходу, я сам справлюсь. Спокойной ночи!

Мне совершенно отчетливо было видно зарево на небе, когда я выворачивал с автостоянки. Моя привычная дорога домой пролегала как раз мимо того самого места, но сейчас, наверное, там не проехать из-за машин «скорой помощи», фургонов с телевизионщиками и толп обычных зевак. Лучше уж я поеду кружным путем, хотя это и означает, что ехать придется куда дольше. И началось бесконечное петляние по задворкам, переулкам, выбивание пальцами барабанной дроби в ожидании зеленого сигнала очередного из бесчисленных светофоров. Между тем шум становился все громче и громче. Наконец центр города остался позади, и я повернул назад, к бывшей территории морских доков, которые застроены теперь так, что яблоку негде упасть, – тут я и жил. Но стоило мне повернуть на широкую дорогу, ведущую вниз по холму, – главную дорогу этого района, – как я резко затормозил. Широкая улица превратилась в клубящуюся массу дыма, горящую дьявольским красным цветом, а по воздуху пролетело что-то похожее на небольшой метеор, упав на дорогу прямо передо мной и взорвавшись. Внезапно в воздух взвился язык пламени, я отжал тормоза, пролетел через перекресток и со всего размаху шлепнулся о кругляшку, стоявшую посредине. То, что прежде представляло собой бетонную клумбу с довольно пожухлым кустарником, теперь превратилось в скопище огоньков, дымящееся и плюющееся во все стороны.

Из красноватой мглы вылетела еще одна зажигалка и разделилась на куски неподалеку. Она не взорвалась, но бензин стек вниз, в кювет, где уже и так много чего было, и внезапно та улица, со стороны которой я приехал, занавесилась огненной простыней. Раздался грохот, вой сирены, и я еле-еле успел дать по газам и отъехать в сторону, прежде чем огромный, объятый пламенем автомобиль пронесся мимо, прямо через то место, где я секунду назад стоял. С чувством головокружительного неверия я осознал, что он загорелся сам, изрыгая языки пламени из боковин. Огненно-хвостатый, вопящий и подпрыгивающий силуэт вприпрыжку бежал за машиной. Он казался невероятным гротеском на фоне огромной стены пламени. Но это отдалило меня от них, и меня заметили.

Я швырнул машину в сторону. Она сорвалась с места быстро, но повернула она по широкой стороне круга, так что мне пришлось все это время поворачивать так или иначе прямо у них перед носом. Камни запрыгали по длинному капоту, разбили одну фару – и вдруг их стало еще больше. Они выбегали на дорогу передо мной, отрезая путь к отступлению вниз по холму. Не мог же я проехать через эту толпу, по крайней мере предварительно не прибавив скорость. Я поворачивал и поворачивал, пока не развернул машину в сторону дороги наверх, дал по газам и сорвался с места как раз в тот миг, когда очередная зажигалка разорвалась прямо позади меня. Я был все ближе и ближе к тому мрачному отсвету, который заприметил еще в офисе, а подъехав ближе, увидел огонь, его отбрасывавший. Судя по всему, горели отель «60-е» и торговый центр. Никаких пожарных машин и в помине не было, рядом стоял лишь обгоревший скелет «скорой помощи». Обгоревшие обломки и мусор падали прямо на пустынную дорогу, а дым становился удушающим. Мне уже не казалось, что вернуться – это хорошая идея. Поблизости было подходящее ответвление дороги – до него нужно было совсем немного проехать вверх по холму. Хорошо бы мне суметь добраться туда, но я замедлил ход, и тут же кто-то пронесся прямо передо мной и на ходу кинулся на машину.

– Довези меня наверх! – закричал он. – На главную улицу!

Я уже собрался было сбросить его, но тут до меня дошло, что его темный комбинезон – это полицейская форма с погонами на плечах.

– Да ты везунчик! – крикнул я ему. – А как насчет аллеи Рамсей?

– Слушай, парень, не будь идиотом, там их целое сборище. Вломились в пивнушку и засели там. Мы там, наверху, перегруппировываемся, и тебя протащим за наши кордоны.

– Перегруппировываетесь? – Я пролетел сквозь хаос дымящихся машин. – Вы хотите сказать, что они вас разбили?

– Да видел бы ты их! – зарычал он.

– Но митингующие…

– Да какие они митингующие! Для начала они чуть не убили парочку из тех, кто пытался их урезонить! Мы стояли в торговом центре, должны были никого оттуда не выпускать. Не выпускать! Да они, черт возьми, набросились всем скопом. Нас там было всего тридцать человек. Не знаю, вышел ли оттуда еще кто живым…

Я снова дал по тормозам, да так, что он чуть не свалился. Неровная шеренга темных силуэтов стягивалась со всех сторон и преграждала дорогу. Пластиковые щиты поблескивали красным. Некоторые из них резко обернулись, заслышав машину, но мой полицейский спрыгнул и закричал на них. Раздался короткий разговор вполголоса из-под приподнятого забрала, трескучие переговоры по рации, и затем он снова повернулся ко мне:

– Ты бы лучше назад поворачивал и спускался вниз. Здесь у нас проблемы.

– Да я оттуда и приехал. Там зажигалки.

Он снова выругался:

– Тогда лучше бросай машину. Иди вниз до театра, срежь дорогу через дома, вниз по лестнице… Черт!

Взрыв, вспышка, и шеренга разомкнулась. Люди били себя ладонями, чтобы затушить цветы пламени у себя на комбинезонах, а один – такого я никогда не забуду – скреб рукой под забралом и пронзительно кричал. Кто-то вопил в громкоговоритель, и вся цепь повстанцев вдруг глубоко вздохнула и ринулась вперед, крича что-то и несясь по направлению к главной улице. Зажигалки свистели в воздухе, крики и визги не прекращались. Мой полицейский сгреб с земли оброненный кем-то щит и металлическую штангу с разломанного автобуса и помчался за ними. Пот градом катил с меня; я попытался развернуть машину. Но дорога в этом месте была уже, и, когда я уже почти сделал поворот, меня окружили вопящие, скачущие в безумии фигуры. Я тут же почувствовал, что машина подо мной поднимается и кренится в сторону. По крыше стали колотить палками, камнями и кулаками, и я почувствовал, что заваливаюсь на бок.

Спасли меня чемоданы, которые с грохотом вывалились наружу. Толпа с этой стороны отхлынула, и мне удалось выкатиться из машины до того, как она завалилась. Кто-то попытался пнуть меня, но я схватил ногу, вывернул, и нападавший полетел вниз, а остальные накинулись на него, ничего не разбирая из-за дыма. Я увернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как кто-то зажег спичку и бросил ее. Наверное, они плеснули бензина; машина загорелась с треском, и в ее внезапном пламени я увидел их лица – кровожадные безумные мужские и женские маски, перекошенные, безобразные, громоздкие. Они отшатнулись от машины и тут же забыли обо мне. Воспользовавшись этим, я схватил стоявшего ближе всех ко мне за плечо и врезал ему прямо по расплющенному носу. Он откатился назад к горевшей машине, издал душераздирающий вопль и кинулся прочь. Одежда его загорелась, и из нее посыпались искры. Остальные с криками побежали за ним, а я остался наедине с машиной. Я ничем не мог помочь ей: громоздкие части корпуса «моргана» сделаны из древесины ясеня, да и бак был почти под завязку полный. Я едва успел увернуться, когда она разлетелась с оглушительным ревом. Меня оглушило и понесло во тьму.

Этот район я знал не слишком хорошо, и в моем болезненном сознании дым и пламя, как из горнила, свет от фонарей и окон невольно ассоциировались с кругами ада. Демоны населяли этот мир, и все вокруг кишело ими. Они творили все, что им вздумается, и никто не мог их остановить: телефоны молчали. Когда время от времени появлялась машина «скорой помощи», они слетались неизвестно откуда и закидывали ее камнями и зажигалками. Скользя от двери к двери, стараясь оставаться в тени, отбрасываемой мигающими огнями пожара, я начал понимать, что произошло. Эта часть города оказалась отрезанной и находилась под их контролем. Так, конечно, не могло продолжаться долго, но за то время, пока все это тянется, они смогут нанести городу непоправимый ущерб. Казалось, этого-то они и хотели. Они пели, кричали, били стекла в окнах и мародерствовали – или, по крайней мере, это так выглядело.

Но затем я увидел, как одна кучка бунтарей разбила окно в магазине мебели и кинулась выносить из витрины столы, стулья, бюро и разбивать их прямо на мостовой; они ничего не взяли. Что было еще удивительнее, не взяли ничего и парни, разбившие витрину магазина электроприборов, находившегося чуть ниже: телевизоры, игровые приставки, дорогущая хай-фай-электроника – все полетело в канаву. Никто даже игрового картриджа или плеера в карман не положил, уж не говоря о том, чтобы ускользнуть домой с телевизором или другой дорогой техникой. Они вели себя как пьяные, но на самом деле были трезвы; в руках у них были ломы, отвертки, садовые ножницы и тяжеленные ножи, и все они полетели в окно – решетки не помеха – с точно рассчитанной скоростью. Внезапно, посреди веселья, они все побросали и понеслись по улице вниз, как будто их кто-то позвал. Я двинулся за ними, но медленнее, стараясь не попадаться им на глаза. Я отскочил в сторону, как вспугнутый заяц, наткнувшись случайно на дверной проем, а под ногами у меня что-то шевельнулось. Я крепко ухватился за это что-то – и получил от кого-то, впрочем, не очень сильно. Мы выкатились на свет, и я прямо перед собой увидел молодого парня в помятых джинсах, с ног до головы покрытого значками с политической символикой и остатками нарисованного слогана. Он весь трясся как осиновый лист, но при этом не оставлял попыток врезать мне. Кто-то предпринимал слабые усилия схватить меня за ноги. Я без труда отстранил юнца и посмотрел вниз. Еще одна тень, распростертая в дверном проеме, – отбивная. У парня из носа тянулся густой кровавый след, лоб был расцарапан.

– Я тебе ничего не сделаю, если ты отвяжешься! – произнес я быстро, и он весь сразу поник.

– Кто это?

Это была молодая женщина, хотя я это понял только потому, что ее одежда была изодрана в клочья. Голова ее была разбита, лицо превратилось в маску из перепутанных волос и крови. Мне очень не понравилось, как она дышит.

– Ты был на этой демонстрации?

– Мы с этим ничего общего не имеем! – простонал он, а затем сам себя поправил: – Ладно, один-два бешеных вляпались в эту белиберду, но кашу-то заварили другие, у них были ножи, а потом появились копы, и мы побежали. Потом мы встретились с этими чуваками, которые вломились в кафе, и мы попытались им сказать, и вот что они сделали с ней. Они всё мучили и мучили ее, а я не мог им помешать…

– Никто не смог бы, – сказал я, понимая, что это не вина в нем говорит, а обычная беспомощность, которой он никогда прежде не испытывал. – Так устроен мир, иногда всякое случается. По крайней мере она еще жива. Может быть, мы сможем ей помочь.

Череп, казалось, был цел, как и позвоночник, но нога была странным образом изогнута – я предположил, что это вывих бедра. Я уже решил было попытаться его вправить, когда почувствовал острый край кости – скорее всего кости таза были раздроблены. Я огляделся по сторонам. Насилие, грабежи, поджоги – за этими окнами наверняка скрываются люди, и много, но ясно как божий день: они не откроют двери, если постучать.

– Мне пришлось убежать, – продолжал парень, – а потом, когда они ушли, я вернулся и… и…

Я поднял девушку – чертовски опасное занятие, но он ее уже двигал, да и вообще ничего другого не оставалось. Она слегка пошевелилась и застонала.

– Ты правильно поступил. Единственно верное решение. Ты не мог с этими придурками биться в одиночку. Мне и самому приходилось убегать несколько раз, и обстоятельства меня извиняли куда меньше. Пошли.

Через дорогу и вниз по лестнице, шаря взглядами по дверям, пока я не обнаружил одну с кучей звонков – больше вероятности кого-нибудь там застать. Парнишка постучал раз и два, но, как и следовало ожидать, никто нам не ответил. Я с силой ударил по замку, он тоже, и после третьего удара что-то затрещало, и дверь распахнулась внутрь. Мы ввалились в вымощенный каменными плитами вестибюль и так и замерли на месте. На лестнице стояли люди, целая группа людей, и в луче электрического фонарика поблескивало дуло двустволки.

– Стой где стоишь, мистер! Или я снесу твою чертову башку…

– Слушай, заткнись! – прорычал я. – У нас тут девушка сильно пострадала. Ее необходимо в безопасное место…

Мои слова немного растопили лед. Люди заворчали, принялись спорить, жаловаться на жизнь, как это происходит обычно. Но очень скоро ее перенесли наверх, а одна женщина, которая оказалась медсестрой, изо всех сил старалась помочь ей. Снайпер с ружьем вместе со мной приступил к починке двери.

– Тут, наверное, во всей округе тихони вроде вас, – произнес я. – Прячутся за дверями, а вокруг – грабежи, насилие и убийства.

– Ну а что еще остается делать? – недовольно спросил он – грузный мужчина примерно моего возраста, похожий на водителя грузовика. – Только сидеть и ждать, пока в дело ввяжутся копы.

– Это займет не один час. Они, должно быть, и не знают что все это еще не закончилось. Они ведь не экстрасенсы, так? И никак с ними не свяжешься: телефонов нет, электричества тоже.

Он задумался:

– Там дальше по улице живет Шон. В его микроавтобусе есть радио с любительским диапазоном. Только не думаю, чтобы он открыл нам дверь.

– Как твоя ударная нога, а? – осведомился молодой забастовщик, с грохотом сбегая вниз по лестнице с парочкой соратников. Они держали в руках палки, а один был вооружен страшного вида пожарным топором. – Как она?

– Я думаю, ничего. Теперь.

– Ну ладно, я понял, что надо делать, – проворчал водитель. – Укрепим дверь как следует, а потом пойдем к Шону. Будем надеяться, что он не очень скор на расправу.

Но на этот раз крики сквозь прорезь для почты помогли: нас пустили в дом. Шон оказался жуткого вида существом, похожим на бородатого строителя, – настоящий человек-гора. Радио его представляло собой страшную штуку, всю состоявшую из звенящих проводков, покрытых цементной крошкой и краской, – но эта штука, как ни странно, работала. Его первыми словами, сопровождавшимися толчком мне в бок, были:

– Слушай, а ты говоришь как богатей.

Мы связались с таксопарком на другом конце города, а у них была прямая связь с полицией. Копы были уже в курсе дела, но поблагодарили нас за более детальное сообщение. Они надеялись, что в ближайшие час-два улицы будут у них под контролем. Вот и все, что они смогли нам сообщить.

– Час-другой! – повторил владелец двустволки.

– Куча всего может случиться за это время, – мрачно произнес Шон.

– Да и так уже слишком многое случилось, – прибавил я. – Если бы мы могли… у вас здесь поблизости больше нет друзей, с которыми можно связаться?

– Или прибить их собственной дверью? – В его бороде показался ряд зубов. – Ну да, почему бы и нет. А ты думаешь…

– Ничего я не думаю. Но мы могли бы хоть немного им помешать.

– Раз и навсегда! – сказал, захлебываясь слюной, один из юношей, угрожающе потрясая палкой, пока мы потихоньку выходили из гаража.

– Не так быстро, – посоветовал я, устало оглядывая улицу. – Лучше просто заманить их в ловушку, разбить их теплую компанию. Это ни нам, ни им ничего стоить не будет. Никаких тебе кровопролитных битв, если нам, конечно, удастся этого избежать. Они сами так разделались с полицейскими, да и от нас могут камня на камне не оставить. Во всей этой стае что-то есть, – судя по всему, у них железная дисциплина. Такое ощущение, что их специально натаскивали.

– Вот-вот! – прошипел молодой бунтарь, – Они нас фильтруют, так? Хотят нас дискредитировать…

– Да ладно тебе! – проворчал Билли, владелец ружья. – Конечно, они ведь все из ЦРУ, и у всех микропередатчики. Да это же просто куча безмозглых молокососов! Попробуйте устройте такое на побережье Коста-дель-Соль в одну из темных ночей! Они просто хотят пулю в голову!

– И все же, мне кажется, их контролируют и руководят ими. – И я рассказал им о том, что видел. – Они скорее ведут себя как провокаторы, нежели как забастовщики. Но не думаю, что здесь замешано ЦРУ – или КГБ, если уж на то пошло. Или Внутреннее бюро расследований…

– Это еще что за черт?

– Китайская секретная служба, чтоб вы знали. Это, может, даже покруче, чем ЦРУ и КГБ, вместе взятые. Но насчет их мозгов я с вами полностью согласен. И их необходимо остановить.

– Ладно, я с вами, – проворчал Шон. – Мы захватим с собой еще ребят, а потом только слово скажи. Давай, босс!

Так и случилось, как это ни удивительно. По дороге мы прихватили с собой еще несколько человек, и не каких-нибудь там рыкающих стражей порядка, а обычных людей, которые изрядно растерянны и напуганы. Но они готовы были действовать, если кто-то другой возьмет на себя инициативу. И этим «кем-то» оказался я. Я ничего для этого не сделал, просто так вышло. Может быть, мне на руку сыграло то, что у меня был кое-какой боевой опыт, хоть и довольно странный, а возможно, и то, что я приобрел навыки начальника. Как бы там ни было, но они без лишних вопросов исполняли то, что я им говорил, а когда мы набрели на первую банду забастовщиков, мы уже почти созрели для подвигов. Нас к тому моменту было уже двадцать четыре человека, и вооружены мы были самыми разнообразными предметами – от обломков кирпича до садовых вил. Плюс два ружья, на которых я настоял, – мало ли что серьезное случится. А одна женщина средних лет вышла, ведя с собой то, что могло считаться нашим самым серьезным приобретением: парочку истеричных ротвейлеров на цепочке, судя по виду не очень-то крепкой. Забастовщики, расправляясь своим обычным способом с местной клиникой, по численности не сильно отличались от нас, но я заметил то, чего до сих пор не замечал: у них был вожак – типичный убийца квадратного телосложения, которому достаточно было быстро взмахнуть своим мачете, как все они высыпали на улицу из зияющих окон и разломанных дверей и сгрудились вокруг него. Я знал, что самая опасная вещь, которой следует избегать, – это организованный бой. Нам нужно было их рассредоточить, а самим не растеряться. Мне оставалось только надеяться, что мои вояки запомнили все, что я им объяснял. Я вскинул руку и заорал: «В атаку!» – что там еще нужно проорать? – и бросился вперед.

На полпути я вспомнил один из основополагающих принципов командования, а именно: не забывай о своей собственной заднице. Я с головой погрузился в организацию наступления и совершенно позабыл вооружиться сам. И вот я, абсолютно безоружный, несусь сломя голову на потрясающего мачете убийцу. А отступать поздно – я уже видел, как он отвратительно улыбался сквозь свою курчавую бороду. Что-то в нем было смутно знакомое, но у меня не было времени поразмышлять на эту тему. Я стиснул кулак, потому что ничего другого мне не оставалось. Я обливался потом и всем сердцем желал, чтобы все это происходило на Спирали. Он отвел руку с мачете назад, я вскинул руку – все, что я мог противопоставить…

Все смазалось – поток воздуха, блеск. Удар по ладони, сильный, но не острый, не режущий, тупой тяжелый удар твердой акульей кожей и внезапная тяжесть. Подчиняясь какому-то инстинкту, я посмотрел вверх. Лезвие полетело на землю, поблескивая жестоким светом, отделившись от рукоятки. Мачете и его хозяин покатились назад; он кричал, а рука его была распорота от плеча к локтю мечом, который я держал в руках. Два его человека, с такими же квадратными, недоумевающими лицами, как у него, схватили и унесли его. Я развернулся и накинулся на оказавшегося ко мне ближе головореза: разнес в щепки шестифутовую доску, которую он выломал из забора, затем замахнулся мечом на типа с ломом в руках и одним ударом оттяпал ему руку у запястья. Он пошатнулся, закричал, брызгая кровью во все стороны. После этого все бросились врассыпную. Некоторые из моих бойцов тоже слегка опешили. Большой Шон отбросил все еще кровоточащую кисть в канаву и приподнял кустистую бровь:

– Откуда, черт возьми, ты взял этот вертел, а? Прятал его в штанах? Я заметил, что ты как-то слишком прямо ходил, как деревянный.

– Нет, это все та женщина, – рассеянно произнес я, озираясь по сторонам и почти не замечая его усмешек.

– Да ты чертовски интересную жизнь ведешь…

– Тихо! В воздухе пахнет опасностью – даже больше, чем просто опасностью, вот что я хочу сказать!

Меч, мой меч, висевший над камином, – такого в Сердцевине не случается! А это значит, что порог уже каким-то образом пересечен и вот появились эти странные забастовщики.

– Кто-нибудь знает, что было здесь до того, как построили эти дома и все прочее? Тут, на месте торгового центра?

Ответила мне женщина с ротвейлерами:

– Да так, ничего особенного. Просто перекресток – там, где пролегала главная трасса, ведущая сюда из порта. В те времена это был, можно сказать, отдельный город.

Я сделал глубокий вдох:

– Теперь понятно. Слушайте меня. Мы должны сейчас очистить соседние улицы, но будьте осторожны. Может случиться то, чего вы и не ожидаете, – и это еще мягко сказано! Не давайте заводить себя за углы, не теряйте друг друга из виду. Сейчас, как никогда, важно держаться вместе. И если я вдруг пропаду, ни в коем случае не идите за мной, понятно? Держитесь Шона и оставайтесь здесь.

– Почему? Собираешься слинять? – Он усмехнулся. – Папочка, кто был тот дядя в маске?

– Я ничего не собираюсь делать, но кто-то еще – тот вполне может. А насчет того, кто я такой, – просматривал ты когда-нибудь заметки на страницах, посвященных бизнесу?

– Я? Да ты, верно, шутишь, парень. Только третью страницу и футбол.

– Ну и правильно. Продолжай в том же духе. Пошли.

Я с радостью отметил, что никто не сходит с ума от восторга. Вообще, хотя ничего непредвиденного с нами пока не случилось, все казались более мрачными и менее восторженными, чем в начале нашего похода. Они заметили, какая четкая организация царит в рядах забастовщиков, и, понятное дело, дошли до того, чтобы задуматься о причинах этой дисциплинированности. Одна из милитаристских организаций, члены которой притворяются пьяными уголовниками с самодельным оружием в руках – причем у них это неплохо получается – и погромчик еще по пути проводят? Чего они добиваются на самом деле? И почему они завели всю эту бодягу здесь, где Спираль особенно сильна, в месте, где пересекаются бесконечные тропинки во времени и пространстве? Потому что они оттуда и появились?

Еще компания, другая, на этот раз поменьше, опасливо посмотрела на нас и застыла в нерешительности, как будто слухи о драке уже распространились по округе. Мы продолжали прочесывать улицы, по дороге завербовав еще одного-двух добровольцев и взяв под защиту парочку случайных прохожих. Затем наткнулись на другую группировку, побольше. Мы шли по следу, оставленному ими на основной магистрали, и оттуда их и заприметили. Они копошились возле церкви, из-под купола которой вырывались клубы дыма, а за окнами в свинцовых рамах поблескивал свет. Когда мы появились, все лица повернулись к нам, и на этот раз все они были похожи одно на другое, как мужские, так и женские, тяжелые лица, одинаковые лица, поросячьи, жестокие, тупые.

Именно тогда я смог связать факты. Немецкие забастовщики – и те чудовищные помощники Ле Стрижа. Даже сложением они были похожи друг на друга, хотя ростом и полом различались. Было ощущение, что они родственники. Три возраста человека – три стадии недочеловека. Чем старше они становились, тем менее человекоподобными выглядели.

Да это никакие не забастовщики. Передо мной был еще один подвид людей, вроде волков, появившийся при одному богу известно каком стечении невыносимых обстоятельств и неземных сил, порожденных на Спирали. Сейчас они довольно быстро перемещались, собирались в рваные цепи. А если они хоть чем-то напоминают волков, они невероятно опасны. Я окинул взглядом свои «войска». Шон и Билли по-своему поняли этот взгляд и сняли ружья с плеч.

– Над этой бандой придется поработать, – пробормотал кто-то.

– Запомните, – настойчиво прошептал я, – не позволяйте втянуть себя в крупномасштабную заваруху – они победят. Отступайте, запугивайте их, отвлекайте, но не лезьте в драку сами. Вступаете, проводите атаку – и снова отступайте, пока они не побегут или пока не явятся копы. А теперь – вперед!

Впрочем, я мог бы этого и не говорить. Мы уже неслись через дорогу, подгоняемые злостью и страхом, которые обуревали всех нас, то замедляя шаг, то разгоняясь. Я видел, как толпа тяжеловесных силуэтов приближается, а затем услышал грохот и внезапный устрашающий рык. По этой женщине плакали генеральские погоны, она с точностью до секунды все рассчитала, и результат превзошел все ожидания. Две ее большущие собаченции, освобожденные от оков, с разъяренным лаем кинулись вперед, как будто почуяли нечто нечеловеческое впереди. Перепрыгнув через низкую церковную ограду, они набросились на главарей. Остальные отскочили назад, и мы посыпались через стену. Я перепрыгнул через сцепившиеся тела и принялся колошматить так, что воздух запел. Мне удалось повалить одного, а покалечить еще нескольких, но главное – я сломил их морально. Они запрыгали как кролики, припали к земле и повалились назад, на своих собратьев. Где-то совсем рядом прогремел ружейный выстрел, затем еще один. Я продолжал лупить направо и налево и очертя голову бросился в звенящую криками сумятицу. Лом отразил один мой удар, но затем сломался и жалко повис, мачете разлетались на куски. Какой-то коренастый человечек накинулся на одного из молодых людей с садовым серпом, но тут же согнулся от удара пожарным топориком. Деревянные палицы хлестали куда попало: по лицам и животам, валили противника с ног. Вокруг, позабыв об оружии или растеряв его в пылу драки, катались, молотили кулаками или кровожадно тянулись к горлу борющиеся Этого-то я как раз и не хотел. Я огрел парочку драчунов – и тут же в буквальном смысле подпрыгнул, когда что-то просвистело рядом, вырвав клок волос с головы и нашивку с плеча куртки. У кого-то, кроме меня, оказался неплохой меч. Но, кроме медведеподобного силуэта, я ничего больше не успел разглядеть – и его вряд ли можно было назвать нерасторопным.

Мы скрестили мечи не на жизнь, а на смерть Он рубил с сокрушительной силой, я отступил, схватил его простертый меч и с силой отбросил в сторону, на могильную плиту. Я кинулся на него, рубанул и услышал его стон. Но, видно, удар был недостаточно силен, он очухался, схватил меня за ноги и повалил. Я снова нанес удар, надеясь выбить меч у него из рук, но ему такой удар был что слону дробина. И это при том, что он был ранен, – эти типы сильные, как волки. Нам необходимо обратить их в бегство, разбить их сплоченный строй и сделать так, чтобы они растерялись. Он снова замахнулся на меня, причем с остервенелой силой, я пригнулся, он испустил победный клич и нанес страшный удар. Меч его зазвенел и раскололся надвое, налетев на плиту, за которой я схоронился, – в этой части света их делали из гранита. Я вскочил на ноги и ринулся на него. Его бегство было вполне объяснимо и понятно, ведь в руках у него остался только жалкий обломок. Как я и надеялся, его поражение сломило остальных. Они отпрянули и кинулись врассыпную через церковный двор, то и дело спотыкаясь о могильные плиты и кресты, местные жители бросились вдогонку. Но мой противник, хромая, потащился куда-то за дальний угол церкви, а если мои предположения действительно были верны и он главарь банды, я хотел во что бы то ни стало разделаться с ним. Я пошел за ним, но тут угол здания озарился вспышкой света, раздался глухой хлопок, вовсе не похожий на ружейный выстрел, и я увидел, как он пошатнулся и падает назад. Еще одна вспышка с хлопком – и вот он уже повалился плашмя на могильную плиту и сползает вниз, прижав неподвижный подбородок к груди.

Я уже собрался было улизнуть, когда заметил, что на меня наставлено дуло настоящей пушки. Мощный автоматический «кольт» уставился на меня глазом чернее ночи и лишь самую малость дрожал. Но мне удалось переглядеть его и заглянуть за сжатые тисками напряженные руки, которые держали его.

– Я должен был бы догадаться, – процедил я с отвращением сквозь зубы. Почему-то во рту у меня странным образом пересохло. – Сначала бьем, потом думаем, и так каждый раз, маленькая мисс из номера тысяча семьсот двадцать шесть.

– Вы! – выпалила она, и голос ее источал яд. – Это все ваших рук дело, не так ли? Вам это кажется смешным, вероятно?

Она засмеялась коротко и зло, и смех ее был каким-то надтреснутым. Лица ее в полумраке было не различить, но один глаз поблескивал, будто у нее был нервный тик; пистолет же почти не шевелился в ее руках.

– Боже, вы и дети ночи – вы наверняка подумали, что ваш час пробил!

– Кто-кто? Бог ты мой! Но я не с ними…

Она и слушать ничего не хотела.

– Посмотрим, черт возьми, как ты посмеёшься над этим!

Она нажала на спусковой крючок. С такого расстояния она бы вряд ли промахнулась. Меня спасли только ее неторопливость и последовательность. Моя учительница Молл могла развернуть пистолетную пулю в полете. Такое мне было не по зубам, но дуло застыло на месте, а глядя вдоль него вперед, как это делала она, невозможно было заметить, что я обнажил меч. Но, даже несмотря на это, риск был чересчур велик, щелчок с выстрелом раздались одновременно, а пуля и пламя опалили мне щеку. Но другого шанса уже не будет. Я пустился наутек со всех ног, скрылся за надгробным камнем, а когда она вторым выстрелом высекла из него искры, я, виляя, побежал между деревьями. Мои веселые вояки, забыв о дисциплине, теперь уже неслись далеко впереди меня по улице вниз, выпуская кишки тем противникам, которые бежали недостаточно быстро, – ну и Бог им в помощь. Очередная пуля отрикошетила от стены, что-то уж слишком близко. Пожалуй, теперь им придется справляться самим, а я здесь не намерен больше торчать, да еще с маленькой мисс Паранойей из номера 1726, следующей за мной по пятам. Я припустил вверх через близлежащий перекресток и в очередной раз скрылся в ночи.

Я понятия не имел, где нахожусь, но все бежал, пригибался, вилял, вдруг давал кругаля, огибая углы. В свое время мне доводилось встречаться с людьми, наводившими на меня ужас, и даже не совсем людьми; но эта женщина определенно вывела меня из состояния равновесия. Это было в определенной степени связано с пушкой. И с ее внезапным появлением. Как это она так, словно из-под земли, возникла? Или все это время за мной следила? Но тогда она поняла бы, что я не с детьми ночи, или как она там их назвала. Так неужели она меня настолько ненавидела, что готова была извратить все факты. Это вполне возможно.

Довольно часто я останавливался в тени и слушал, не раздастся ли звук ее шагов; но все было тихо. В самом конце темной аллеи, протянувшейся вдоль новехонького супермаркета из бетонных плит, я увидел знакомый мигающий красный огонек. Я покрепче ухватился за рукоятку меча и пошел посмотреть.

Я уже приближался к концу аллеи, когда темный силуэт метнулся вглубь. Увидев меня, он остановился как вкопанный, а затем опустился на колени, то ли вздыхая, то ли всхлипывая. Подойдя ближе, я увидел перед собой темнокожего человека, судя по виду родом из Вест-Индии. На нем было старомодное, но недешевое пальто из верблюжьей шерсти, один рукав которого был непоправимо порван. Я хотел подойти и помочь ему встать, но тут вдруг, откуда ни возьмись, появилась кучка других фигур, и я услышал омерзительный звук бьющих и попадающих в цель ботинок.

– Эй, вы! – автоматически закричал я. – Ну-ка прекратите!

Все лица округлились от удивления и уставились на меня, бледные лица, туповатые лица, но вполне человеческие. Хотя это и нисколько не добавляло им в моих глазах привлекательности. Один или двое выглядели очень серьезно. У них были кустистые баки, напомаженные кудри, увенчанные челками и чубами, а куртки у них были длинные, с длинными же рукавами, которые делали их похожими на обезьян. На прочих были свитера или кожаные куртки, джинсы в обтяжку и остроносые полуботинки. Они оценивающе посмотрели на меня, тихонько посмеиваясь.

– Что, сделаешь нас?

– Да-а, любитель черномазых! – сострил другой.

– Он как раз старый, тебе в отцы хреновы годится!

Я только присвистнул, прикидывая, откуда могла взяться такая странная одежда.

– Может, он и есть евонный папаша!

– Не-а, евонный дружок! Он черных любит, понимаешь?

Они захрюкали от смеха.

– Ты чё, хочешь его? – произнес один. – Ну иди возьми!

Он вытянул руку, в которой блеснул коротенький серебряный язычок. Остальные тоже выбросили кисти рук вперед, и показались лезвия; разбитая бутылка поблескивала зеленоватым огоньком. Складные ножи и бритвы служили завершающим штрихом в картине – этакие мальчики-зайчики из пятидесятых, слегка постарше меня тогдашнего. Но мне как-то не казалось, что я попал на показ ретромоды. Тогда были демонстрации расистов, так? Причем нешуточные.

– Что-то его тормозит! – возопил, захлебываясь от смеха, юнец главарь.

Не глядя, он толкнул стонущего человека, и тот упал на землю. Это решило исход дела. Я вышел вперед, извлекая меч на свет божий. Юнцы разинули рты от удивления, а я одним ударом назад вышиб у заводилы нож и расплющил его. Может, по пути кому-нибудь и несколько косточек сломал. Затем, развернув меч плашмя, я съездил ему по голове. Шлепок при этом вышел похожим на выстрел, мальчишка завопил и упал, корчась от боли. Я приставил острие к подбородку еще одного юнца и припер его, завывающего от страха, к стене.

– Живо! – гаркнул я. – Ножи, бритвы – все, что есть, – немедленно выкинуть! Выкинуть, я сказал, а не ронять! – Я взмахнул мечом, и на землю полетел отрубленный локон. Со всех сторон раздался звон металла. Я сгреб за шиворот свою жертву, которой явно поплохело, крутанул его разок вокруг своей оси и дал ему пинка под зад. – Вот так! Ну, теперь спасайся кто может! Вперед, крошки, или плохо вашим задницам придется!

Я разогнал их, как стадо овец, направо и налево раздавая шлепки мечом, а затем некоторое время гнал их по улице, коля кого ни попадя острием. Даже удивительно, какую скорость они умудрялись развивать в своих смешных ботинках, хотя было ясно, что некоторым придется следующие несколько дней ужинать не сидя за столом, а стоя у каминной полки. Оставив их в покое, я вернулся назад и застал старика, когда тот пытался подняться с земли. Он тут же принялся бормотать слова благодарности. Оглушенный заводила лежал тут же и стонал. Я перевернул его ногой, обшарил его дурацкого вида куртку и извлек из кармана бумажник, в котором лежало около тридцати фунтов – в то время это, наверное, были немалые деньги. Я передал их старику:

– Должно хватить на починку пальто! Хотите, провожу вас домой?

– Нет, спасибо. Отсюда недалеко. Вы мне спасли жизнь, дружище.

– Может, и так. Ничего, скоро полегче будет.

Он вздохнул:

– Эх, дружище, очень сомневаюсь.

– Поверьте мне. Я знаю.

Я снова улыбнулся ему и пошел дальше по аллее. Уж лучше бы я попытался вернуться, откуда пришел, если дорога еще не испарилась – на Спирали такое вполне могло случиться. Я старался не думать о том, куда меня занесет в следующий раз. Я оглянулся по сторонам в поисках какой-никакой опорной точки, вехи, которая могла помочь сориентироваться. И заметил только одну: столб огня и дыма над горящей гостиницей. Мне не улыбалось снова оказаться там, но в этом случае я по крайней мере окажусь в собственном времени. Дойдя до следующего поворота, я понял почти наверняка, откуда пришел: спустился вниз по узкой улочке, по обеим сторонам которой высились старинные здания; уж конечно, в конце улицы горит красный свет. Может, Энни Оукли [45] все еще здесь, и уж этот шанс я не должен упустить.

Я зашагал вниз, стараясь не выходить из тени домов, хоть это и означало вечно влетать в какие-то совершенно отвратительные лужи, которые при этом еще и булькали, как будто грозились слопать мои ботинки, и издавали омерзительные запахи. Раздался шум голосов, звон бьющегося стекла, и я весь напрягся, схватившись за рукоятку меча. Мимо меня пролетела деревянная палка с горящим смоляным наконечником. Она закончила свой полет в зияющей дыре или выбитом окне – старом окне со свинцовыми рамами, в стене из тяжеловесного кирпича.

Я огляделся по сторонам сквозь дымовую завесу. Половина домов здесь выглядела так же: сочетание кирпича с деревом, и только несколько зданий были облицованы камнем и построены в привычном взгляду городском стиле. Я схватил факел и бросил его в лужу; раздалось шипение погасшего огня. Тут же тяжелая рука швырнула меня об стену.

– Пущай горит! – гаркнул великан, нависший надо мной. – Это дом безбожника и взяточника – здесь живет пивовар, который травит рабочих своей заразой. Зажги его во имя Хартии! [46]

– Во имя Хартии! – эхом отозвался гвалт пронзительных голосов, и до меня вдруг дошло, что вокруг меня сбилась толпа побольше, чем та кучка юнцов. Смутные очертания мужских и женских фигур, казалось, танцевали в мерцающем свете, отбрасываемом широким полукругом факелов.

– Отдайте нам нашу Хартию!

С этими словами они принялись кидать факелы в дом, крича и беснуясь, глядя на разгорающееся пламя. Я глазам своим поверить не мог, не мог поверить в этот безграничный идиотизм. Я не выдержал и закричал:

– Эй, вы, идиоты хреновы! Эти старые крыши загораются легче, чем сухостой! Вы спалите к черту всю улицу… – Затем, подождав, когда мои слова потонут в шуме их криков, присмотревшись к их одежде – потрепанные остроконечные шляпы, длинные платья, кожаные передники, – я продолжил:

– Да и весь город спалите! Свои дома и вообще все! Неужели даже самая лучшая Хартия достойна этого? Где ваши дети? Где они будут жить этой зимой?

Это возымело некоторое действие: большая часть нападающих, в основном женщины, остановились и с сомнением посмотрели вокруг. Со звуком, похожим на последний вздох умирающего, изодранные занавески занялись. Я схватил их, чтобы сорвать. Великан попытался ударить меня. Не выпуская занавески из рук, я лягнул его и угодил как раз между ног, а затем как следует врезал ему рукояткой меча по уху, отчего он повалился в навоз лицом вниз.

– А теперь возвращайтесь! – заорал я. – И уведите за собой остальных. Ради вас и ваших семей!

Вдалеке раздался гул голосов, продолжительный звенящий рокот, и кто-то завопил:

– Драгуны! Эти ублюдки драгуны! Бей их!

Я не стал смотреть, потушили они огонь или нет: я снова скрылся в тени и торопливо зашагал прочь. Из-за этого маленького отклонения от маршрута я потерял слишком много времени и серьезно сбился с пути, – волнения чартистов относятся, если мне не изменяет память, к середине девятнадцатого века. Но пламя гостиничного пожара все еще было видно, отбрасывая длинные тени на высокие стены, окружавшие меня, и внезапно до меня дошло, что происходит. Этот пожар действительно отбрасывал длинные тени, тени со Спирали, дотягиваясь сквозь время до других пожаров, других теней, других забастовок, других вспышек безумной ненависти и разрушения, когда-то бушевавших на этом месте. И, судя по тому что я помнил из истории родного города, здесь их происходило ужасное множество; это место идеально подходило для разгула толпы. А я заплутал среди них в поисках этой самой последней забастовки.

Впереди, за углом, я заметил свет и услышал голоса. Это было многообещающе. Но стоило мне обогнуть угол, как меня чуть не сбили с ног.

Толпа состояла вроде бы из людей, но несло от нее в дымном воздухе как от свинарника. Такую же вонь издавала грязь под ногами, где твердой почвы было попросту не нащупать. Это болото чуть не засосало мою обувку, когда я, прихрамывая, выбрался наконец на свою улицу, но, по счастью, на мне были крепкие кроссовки, и я молился, чтобы шнурки не развязались. Люди, сновавшие рядом, ходили преимущественно босиком. Они были низкорослые и коренастые, в темных балахонах грубого покроя, практически одинаковых у мужчин и женщин и различавшихся разве что длиной. Но две женщины были одеты только в заляпанные сорочки. Их тащили за веревки мужчины, одетые в кожу и броню, а все, кто мог подобраться поближе, били и пинали их. Почему-то они обе были с ног до головы забрызганы чем-то наподобие дегтя или смолы. Я задумался было почему, пока не разглядел, что ждет их, и от этого зрелища кровь застыла у меня в жилах. Передо мной высился хлипкий эшафот, наскоро сколоченный возле каменной стены, чтобы конструкция ненароком не рухнула. Кроме этого, прямо посреди улицы была навалена огромная куча хвороста и соломы. В этой стране ведьм в общем-то не сжигали заживо; обычно их сперва вешали и ждали, пока они не лишатся чувств.

Я в ужасе, остолбенело смотрел на все это. Но здесь я уж и подавно не смог бы ничем помочь. Людей тут были сотни, на лицах у них были написаны жажда крови и отсутствие всякого сострадания, да и жертвы не совсем подходили под определение романтических героинь, ради которых стоит рискнуть головой. Одна была старая, другая молодая. Старуха была морщинистая карга, от которой так и разило злобой. Такой злобной дьяволицы я еще никогда не видел. Та, что помоложе, была огромная рыхлая тетка с красным одутловатым лицом, ревущая и вопящая на своих мучителей. Ясно было, что на поддержку толпы мне рассчитывать не приходится. Да какая разница! Я сегодня видел слишком много, и меня все это до крайности измотало. Я набрался храбрости и, как только омерзительный кортеж подошел к началу аллеи, с головой погрузился в человеческий поток.

Я и в обычной толпе не теряюсь, а над этими коротышками я возвышался, как гора. Увидев меня, они отступили, и я в мгновение ока добрался до женщин, взмахнул мечом раз, другой, перерубил веревки, связывавшие их, и потащил их обратно, толкая перед собой, в спасительную темноту. У одного сбитого с толку солдата все же хватило присутствия духа, чтобы преградить мне дорогу и направить в мою сторону копье, но я одним взмахом меча снес его наконечник и повалил солдата ничком в грязь. Надеюсь, что рот у него при этом оказался закрыт, иначе пиши пропало. Меня больно колотили камни по спине, а одежду рвали руки, но стоило мне замахнуться мечом, как все отскакивали в сторону, освобождая проход. Женщины вопили, боясь меня не меньше, чем толпы, и едва только мы добрались до аллеи, как молодуха схватила старую каргу за руку и они задали стрекача. Я побежал за ними, но не прошло и нескольких секунд, как потерял их в темноте. Не знаю, насколько вероятно было то, что они спасутся, но удостоверяться в этом я не стал, ибо за мной по пятам валила разъяренная толпа. Я не мог разобрать ни слова из того, что они кричали, но, похоже, они решили, что я – хозяин этих жалких существ и явился их вызволить. При таком положении дел они, если б меня изловили, могли бы и забыть о своих принципах и отказаться от предварительного повешения. Моим главным козырем сейчас были длинные ноги, а столб дыма все дразнил и манил меня, как будто напоминание о том, что ждет меня в Сердцевине, в моем собственном времени. Шум погони постепенно затихал, превращаясь в отдаленный рокот.

Еще несколько улиц с путеводной нитью в виде этого инфернального света, а сзади все так же раздавался далекий шум толпы и гнал меня вперед. И тут я понял, что бегу уже по булыжной мостовой. На секунду я поверил было, что добежал до исторического центра города. Но эти булыжники тонули в месиве из соломы и навоза. Я уже собрался было поступить умнее и повернуть назад, но тут до слуха моего донесся слабый стон, и я понял, что бесформенная груда, лежащая в нескольких футах впереди, – человек или таковым недавно был. Я склонился над ним, задыхаясь от быстрого бега и борясь с отвращением. Я слышал, что из людей иногда отбивную делают, и несколько раз видел нечто сходное, но такого – никогда. В этой массе можно было признать человека, вполне возможно высокого, но черты лица были стерты, а из голого мяса торчала сломанная кость. Удивительно и ужасно было то, что он все еще жив. Внезапно на него упал луч света и застыл, и я, подняв голову, увидел худющего мужчину с фонарем, в длинном потрепанном камзоле, в штанах до колен и туфлях с пряжками. Жидкие белесые волосы обрамляли его лицо со скошенным подбородком, и что-то жуткое таилось в его глазах с красными прожилками. Он уставился на меня, слегка попятился, заметив меч, а затем приободрился, когда из хмари вокруг стали появляться его сотоварищи.

– Она спаслась, шлюха, но по крайней мере о ее обожателе мы позаботились, а? Неудивительно, что его душа не расстается с его мерзким телом, ибо ее ожидают муки адовы в черных глубинах бездны!

По всей видимости, он так шутил. Как бы там ни было, но некоторые из его товарищей засмеялись, и среди них несколько женщин. В руках у большинства из них были палки, у некоторых – навозные вилы и цепы. Бледный человек потер пальцы:

– Пойдемте поторопим его! Александр Маршалл, при тебе ли веревка? Тогда иди сюда и завяжи хорошую петлю.

– Вы что, собираетесь его повесить? – задыхаясь от волнения, спросил я. – Но зачем, ради бога? Он и так через минуту-другую умрет!

– Ради Бога, речешь ты? Назови тогда благочестием, что мы поднимем этого папского заговорщика и казуиста так близко к Небесам!

По всей видимости, еще одна шутка. Этот парень заслужил новый взрыв смеха.

– Что-то я не понимаю: вы такое с ним сотворили и еще хотите его повесить?

– Да, мой друг. Рука множества, каковою водит сам Господь, направленная против грехов папства и вавилонского блуда, ради Его Церкви, всей тяжестью легла на него. И разумеется, я сделал все от меня зависящее, дабы застать грешников в их грехе. Должно ли теперь идти на попятную? – Он уставился на меня еще внимательнее, и глаза его неприятно поблескивали. – Но, друг мой, почему тебя заботит этот вопрос? Да и внешность у тебя довольно странная, не так ли? – Он мотнул головой в сторону тех, кто стоял позади него. – Но не раскрыл ли мастер Оутс [47] зловещие замыслы заморских государей, которые подсылают к нам своих слуг, чтобы те бродили незамеченными среди нас и подспудно разрушали нашу страну и веру и срыгивали на наши головы зловоние собственной греховности? Неужели мы должны терпеть это и позволять им ходить среди нас безнаказанно и почему не должны мы обходиться с ними так, как поступаем с их добровольными помощниками, как поступили мы с тем, который лежит у ног наших?

Его вкрадчивый голос поднялся вдруг до подчиняющего себе крика, и он взмахнул в мою сторону тяжеловесной палицей. Запекшаяся кровь и волосы налипли на ней.

– Взять его! Вырвите черное сердце из его груди, вырвите ему кишки, да так, чтобы он сам это видел! Так речет Господь…

Я схватил его за грязную рубашку и воткнул меч по самую рукоятку. А когда я толкнул его в грязь, куда он упал рядом со своей жертвой, и развернул меч в сторону его приспешников, раздался крик ужаса. Их испуг дал мне возможность прыгнуть обратно в тень и пуститься наутек.

Поворот, поворот, здесь пригнуться, там вильнуть, и спаси Бог того, кто первым меня догонит и схватит. Оутс, папский заговор… значит, эта паранойя распространилась так далеко за пределы Лондона. Мне не доводилось об этом слышать раньше, но, возможно, в этой заварушке погибло не так уж много людей, чтобы писать об этом в учебниках истории. Затем мне в голову пришла мысль менее циничная: может быть, только одна-единственная смерть и была. Или две – это уж с какой стороны посмотреть. Вполне вероятно, вся эта братия вымоталась, гоняясь за мной, и, лишившись подстрекателя, постепенно сникла, немного одумалась и, пристыженная, побрела по домам. Я понадеялся на это, но задерживаться здесь ради этого не собирался. Казалось, звуки начали снова затихать вдали, но я бежал и бежал, пока не увидел свет и не скользнул за угол – и попал в гущу очередной огромной толпы.

Это было настолько неожиданно, что я решил, будто это мои преследователи. Я чуть было не кинулся на них с мечом, пока не сообразил, что они одеты совсем по-другому и говорят очень тихо. Они стояли на пустыре между двумя высокими зданиями, в свете, отбрасываемом висячими фонариками. И место, и эпоха были побогаче, чем прежние, и, судя по тому, как все выглядело, относились к более позднему историческому периоду. Создавалось впечатление, что я наконец-то нашел нужное направление и возвращаюсь к теням своего времени. У здешних жителей длинные камзолы были из ткани более высокого качества, зачастую еще и расшиты позументом, шляпы были треугольные, со значками и кокардами. Даже камзол мужчины в самом центре толпы был расшит золотыми нитями. Очевидно, это был воинский мундир. Те, кто вел его через толпу, были возбуждены, но не причиняли ему явного вреда. Люди в толпе говорили вполголоса или вообще молчали. И все же в их приглушенном рокочущем бормотании ощущалось озлобление. Не прошло и минуты, как я увидел апофеоз этой злости – быстрый, беззвучный, жестокий: веревку перебросили через бревно и завязали на шее жертвы. Я схватил за руку прохожего.

– За что? – спросил я. – Что он сделал?

– А вы разве не знаете? – отвечал тот достаточно вежливо, но удивленно. – Он расстрелял толпу, волновавшуюся при совершении казни. Солдаты исполнили его приказ; многие погибли. Что ж, пусть попробует повоевать с веревкой!

Пока он это говорил, человек в белом кружевном воротнике отошел от жертвы, впихнув в связанные руки офицера какой-то предмет, очевидно Библию; как только он это сделал, веревка натянулась. Я моргнул от ужаса, но отвернуться не смог. Мужчина повис, оторвавшись всего на несколько дюймов от земли. Он умирал долго и трудно, а толпа в молчании следила за ним. Я сжал рукоятку меча; но с кем я должен был бороться на сей раз? Здесь собрался почти весь город, воспринимая происходящее как торжество справедливости.

– Так и должно быть? – задыхаясь, проговорил я.

– Да, что-то долговато не помирает, – задумчиво пробормотал мужчина, к которому я обращался.

Я ничего не сказал. Для меня происходящее было лишь очередным судом Линча, а человек, которого повесили, вполне вероятно, только исполнял свой долг так, как его понимал. Но кто я такой, чтобы судить их? Кровь еще не высохла на моем мече. И несомненно было одно: любая из историй, которым я оказался свидетелем, могла случиться где угодно – и, как показали события этой ночи, могла случиться и сейчас. И выходило, что те силы, которые некогда подпитывались мятежами и забастовками, продолжают подогревать толпу. Я отвернулся, потрясенный до глубины души, и позволил теням вновь сомкнуться за моей спиной.

Путеводной звездой полыхал пожар, и столб дыма с пламенем вздымался ввысь на безвременных просторах Спирали. Над разрушенными крышами он поднимался подобно темным бастионам среди облаков, огромной башней высился над страной. Под его черным пологом, порожденным ужасом и жестокостью, наливались соком бесчисленные цветы зла. Я попытался препятствовать их росту, но удалось ли мне это? Или только сам замарался в этой грязи?

Я бежал и бежал, уже не сворачивая с пути. Я не выпускал огромный столб из виду, сосредоточив на нем все свои помыслы и устремления и не глядя по сторонам, ибо возможность вновь увидеть тени прошедшего пугала меня. Вокруг меня не стихал гул голосов, но я, наученный опытом, и не думал идти на него. Не было определенного времени или места, откуда он раздавался, они все сошлись в этом гуле воедино, и он был неизменным и постоянным, эхом отдававшийся по дорогам Спирали и становившийся все громче, гремящий водопад ненависти, жестокости и отчаяния. Наконец я все же начал выделять другие, более пронзительные звуки, которые показались мне сначала криками или плачем. Это были сирены полицейских, пожарных машин и машин «скорой помощи», которые прорывались сквозь этот грохочущий хаос. Дым все больше сгущался вокруг, шаги мои громкими шлепками отдавались от полотна дороги, и я уже ощущал на своих щеках жаркое дыхание пламени. От резкого голубого света заболели и без того раздраженные глаза, и я устало огляделся по сторонам.

Гостиница все так же полыхала впереди; но это сияние было ближе. Это горела церковь, и два пожарных шланга отплясывали на ее крыше. Церковь окружили полицейские машины с включенными мигалками, а за ними стояла знакомая мне пестрая толпа, на которую падали пляшущие голубые отблески. Я заметил огромный силуэт Шона, рядом с которым полицейский, стоявший тут же и о чем-то говоривший с великаном, казался просто гномом. Здесь же были и ротвейлеры; снова пристегнутые на поводок, они лениво лизали сухой корм. По всей видимости, здесь все спокойно. Лучше мне не вмешиваться: наверняка придется объяснять, откуда у меня этот меч. Я повернулся и захромал по направлению к пылающей гостинице и улице, по которой смогу наконец-то вернуться домой.

Усталость овладевала мной с каждым шагом все больше, обволакивая подобно свинцовому плащу. Возвращаться к машине смысла не имело, она уже никуда и никогда больше поехать не сможет. От этой мысли мне стало тоскливо. Когда я наконец вышел на дорогу, ведущую по холму вниз, то увидел, как целая стайка насосов тушит огромное пламя, а пожарные сгрудились рядом, в своих черных защитных комбинезонах похожие на толпу гномов.

Я вряд ли буду скучать по торговому центру или гостинице; но на этом месте наверняка построят что-нибудь еще более ужасающее. То тут, то там начали появляться машины, можно было увидеть даже такси. Я все время помнил о мече и уже собрался снять куртку, чтобы завернуть в нее оружие, но тут понял, что у меня в руках больше ничего нет. Я оглянулся, но потом вспомнил, что такое уже случалось. Я подозревал, что, придя домой, найду меч целым и невредимым, висящим над камином, как будто он никуда и не исчезал. Но окно будет разбито.

Так оно и вышло. Когда я вылез из попутки, которую поймал по дороге, то увидел осколки стекла на тротуаре.

– Ваше окно? – поинтересовался молодой водитель. – Не повезло, дружище, смотри-ка, во всем доме больше ни одного не тронули. – Он оглянулся по сторонам. – Да и вообще тут все довольно тихо, никогда бы не сказал, что была забастовка! А я-то всегда думал, что тут, в районе доков, особенно тяжко.

– Да, здесь по большей части живут преуспевающие люди.

– Наверное, сюда парочку-другую копов прислали, вот здесь и спокойно. Ну ладно, мне пора, не хочу, чтоб жена волновалась. Пока!

Я задумчиво огляделся по сторонам. Он был прав. Большая часть города отделалась легким испугом, даже кварталы, находившиеся рядом с портом. Но здесь тишина стояла просто неправдоподобная. Я внезапно вспомнил о всеобъемлющих, невидимых глазу силах, которые следят за порядком в портах Спирали, в таких, как этот.

Но за кого же приняли меня сегодня вечером? Скорее всего за идиота, сующего нос не в свои дела. Сами они никогда не пытаются разрешить все проблемы. Им, конечно, виднее. И все же… все же. Девушка может умереть, фанатики могут найти другую жертву, а ведьм могут повесить. Но что было бы, не вмешайся я? Мне не дано этого знать. Однако, по крайней мере, хоть в одном я наконец-то уверен: мне суждено было попытаться. Без моего вмешательства все могло выйти еще хуже – и намного.

Я слишком устал, а лифт, ясное дело, не работал. И я пополз вверх по лестнице к моему пентхаусу [48], а когда я наконец до него добрался, то насилу смог попасть ключом в замочную скважину. Сигнализация у меня на автономном питании и отключается изнутри. А когда привычная слуху сторожевая песнь не заиграла, я решил, что вдобавок ко всему и батарейки сели. Я отпустил дверь, и она захлопнулась. Я благодарно прислонился к ней и окинул взглядом свою вытянутую непомерных размеров гостиную.

Камин был на месте, но меча над ним не оказалось. Он лежал на полу, возле окна, в куче битого стекла. Я нагнулся, чтобы его поднять, – и тут же вздрогнул. Как пистолет упирается в шею – это ощущение было мне знакомо.

– Ничего гнездышко! – произнес хриплый неуверенный голос. – Жаль, но я не могу себе такого позволить. Но здесь холодновато. Да и сигнализация не ахти какая. Вставай. Лицом к стене, руки за голову. Живее!