Облачные замки

Глава 6

Я рассмеялся. Но тут же я вспомнил ужас на лицах горожан – солдат и простого люда, отвратительную смесь жадности и страха на физиономии Стрижа, кошмар всепожирающего пламени. Смех получился похожим на мычание идиота.

– Но… – Это было не сомнение, это был протест против судьбы, которая ни с того ни с сего кинула меня головой в омут. – Но если она так чертовски всемогуща, эта штуковина, то как же я… как мне, черт возьми, удалось вломиться туда и бежать, прихватив ее с собой?

– Грааль всемогущ, – задумчиво пропела Катика. – Но я слышала, что мировые войны прошедшего века нанесли ему ужасный удар, вплоть до того, что из-за них умер его последний король. Я знаю, что с тех пор он стал более закрытым, а может, и ослабел.

Что-то внезапно щелкнуло.

– Я бы поверил этому, – проговорил я. – Из того, что вы мне рассказали, следует, что город должен отражать по крайней мере что-то из современного облика Европы. Но это не так. Ни капельки не отражает. Он накрепко застрял в эпохе кануна Первой мировой войны. Даже если так, ослабевшее или нет, но копье с легкостью испепелило дружка нашего любезного Ле Стрижа. Так почему оно не тронуло меня?

– Возможно, из-за твоей невинности, – предположила Катика. – Грааль это чувствует и не причинит вреда честному человеку.

У Джипа перекосился рот.

– Даже если этот человек его похищает? Что-то мне не верится, Кэт.

И снова я почувствовал в себе слабую искру понимания.

– И все же Ле Стриж, мне кажется, рассчитывал на что-нибудь такое! – сказал я. – А иначе зачем ему было столько проблем себе создавать, избрав меня своим орудием?

– Ну-у.. – протянул Джип в какой-то необычной для себя тональности. – Не забывай, что он тебя не видел с тех пор, когда ты был гораздо моложе. Может быть, он думал, что ты немного… ну, более управляемый. Он, конечно, не ожидал, что ты начнешь своевольничать.

– Я бы тоже не ожидала, – произнесла все еще задумчивая Катика.

Я схватился за голову.

– Слушайте, – произнес я как можно более спокойно. – Мне ничего не остается, как принять все, что вы сказали, на веру. Что же до копья, то оно в безопасности. Однако где оно находится сейчас конкретно – я не знаю. Так что стоило бы весточку в этот город отправить, так ведь? Чтобы они по крайней мере не стали палить сразу, как только увидят меня, если я попытаюсь вернуть копье.

Джип тихонько присвистнул:

– И в обычное-то время город Грааля не очень просто найти. А уж теперь… Впрочем, могу поспорить, что рыцари будут обшаривать всю Спираль в поисках копья Так что я могу оставить сообщение для них там, где они точно его найдут, – например, здесь, у Мирко.

– О'кей, – согласился я. – Это решит самую насущную проблему. Они могут получить назад эту чертову штуковину, когда только пожелают, причем перевязанную розовой ленточкой, – уж я позабочусь. Но меня больше волнует другое: как все это повлияет на «Си-Тран»? И что на уме у Лутца? Он уже пытался меня убить, хоть это и не доказать. Если бы ему такое удалось, Ле Стриж не в силах был бы меня использовать. Так кто они после этого – союзники или соперники? Только не говорите мне, что над моей головой сгустилось несколько туч. Я сыт этим по горло, накушался на Востоке! Если Лутц задумал расправиться с «Си-Траном», я единственный, у кого хватит сил остановить его. Мне необходимо это выяснить! Вы можете мне в этом помочь?

Джип посмотрел на Катику; Катика подарила мне одну из своих загадочных улыбок. Ее рука уже лежала на столе, перебирая колоду карт, которую она, по-моему, всегда носила с собой. Где именно она у нее лежала, мне выяснить не удавалось, но когда она направила мою ладонь к ним, я почувствовал, что они теплые и мягкие, как человеческая кожа.

– Сейчас ты переверни одну, а я – следующую, – сказала она или, верней, прошептала, и как-то внезапно все вокруг переменилось, а потрескивание поленьев в камине стало громче, чуть ли не зловещим, напоминая о пожарах минувшей ночи.

– Первая!

Я выбрал карту и перевернул ее. Десятка пик, похожа на густой лес черных копий. Катика мрачно кивнула и перевернула ее соседку. Джокер; я уставился на карту, пытаясь осмыслить ее появление. Затем снова пики – валет, крепкий, с бычьей шеей, как у большинства карточных картинок, чисто выбритый, с глазами светло-голубого оттенка, за которые невозможно заглянуть, – она напомнила мне…

Я поспешил перевернуть карту, и Катика кивнула:

– Твой друг Лутц. Он валет, но кто же тогда король? Переверни еще одну!

Я взял карту в самом конце расклада, на этот раз гораздо медленнее. Черви, семерка; Катика улыбнулась и перевернула следующую. Туз треф, в котором не было ничего особенного, кроме того разве, как, отражаясь, танцевали языки пламени на его глянце. Лицо Катики стало каменным, и она кивнула мне, чтобы я взял еще карту. Пальцы не слушались, и карта все выскакивала из рук, а когда я наконец ее перевернул, это оказалась еще одна картинка. Король червей; вот уж в нем-то точно ничего необычного не было, хотя он выглядел менее напыщенным и более живым, чем многие карточные персонажи, и казался даже симпатичным. Катика уставилась на короля, а потом потянулась за соседней картой – дамой червей, лицо которой было не очень хорошо видно мне в неверном свете камина.

– Агнец Божий! – выдохнула она. – Стефан, как ни странно, все не так и плохо. У тебя есть могущественные враги, среди них воевода Лутц, – и да, он что-то замышляет. Грандиозное. Но все прочее… – Она тряхнула головой. – Хорошо. Насколько хорошо, я… сказать не могу. Шанс – это не уверенность, поэтому более определенным это быть не может. Насчет темных, это точно. Лутц сотрудничает со Стрижем, в этом я уверена, потому что сам он не король. Но возможно, что и Стриж не король; его окутывает пелена могущества, за которую я не могу проникнуть. А у Лутца и своих амбиций хватает, он занимается ритуалами, собирает вокруг себя темные силы, – вероятно, именно так они со Стрижем и нашли друг друга. Как ты и предполагал, Лутц собирался устроить той ночью что-то действительно ужасное.

– Что-нибудь вроде Черной Мессы?

Джип фыркнул, что было несколько неожиданно. Катика уставилась на него:

– Вот легкомысленный человек! Он не воспринимает эти вещи с достаточной серьезностью. Стефан, Черная Месса в значительной степени выдумка фанатиков и инквизиторов и не страшнее их собственных пыток и мучений, если не считать ее богохульства. Но богохульство, каким бы крупным, каким бы отвратительным оно ни было, само по себе никакой силы не имеет. Ритуалу придают силу злое намерение и дурное деяние, жертва, организация ритуала по строгому плану. Многие ритуалы во многих верах воплощают в себе это. Даже сжигание ведьм на костре зачастую замышлялось для этого, а среди гонителей прятались истинные почитатели дьявола, закутанные в рясы умильной святости.

Я посмотрел на нее:

– Я готов в это поверить после событий прошлой ночи – или когда там все это происходило.

– И все-таки ведьмы существуют, – произнесла Катика очень мягко, и те несколько секунд, которые понадобились ей, чтобы снова смешать карты, огонь, с голодным треском вздымавший языки пламени, оттенял ее профиль. – Эй дай мулътито , действительно существуют.

Одна карта выпорхнула с низа колоды и опустилась ей на колени. Я подхватил карту и протянул ей. Машинально она взяла ее и, посмотрев, внезапно напряглась и перевернула ее.

Я смотрел не на карту, я смотрел на Катику, а на ее лице одно чувство сменялось другим с подозрительной быстротой. Но тут же все успокоилось, как потревоженная вода, губы натянулись и побелели, глубокие носогубные складки стали еще глубже, а глаза запылали, словно у лисы. Джип выпрямился в своем кресле, протянул руку и перевернул карту лицом к нам. Это был пиковый туз, но когда я смотрел на него, танцующие тени показали мне очертания треф, которые скрывались где-то в глубине, темные и пустые, как полуприкрытая яма.

– Что за чертовщина… – начал я.

Катика улыбнулась натянуто и засунула карту обратно в колоду.

– Не беспокойся, Стефан. Эта карта ничего добавить не может. Она не входит в твой расклад. Можешь радоваться!

– Поверь мне, я рад. Но ты не можешь мне сказать, что замышляет Лутц? И что это у него за ритуал такой был?

– Мне необходимо знать об этом больше, о ритуале, обстановке, языке, символах. Могу сказать только, что он назначил встречу с чем-то, имитируя или возобновляя связь с потусторонними силами. Наверное, с теми, что обитают у самого Края.

– Еще что-то близкое к абсолютному, ты хочешь сказать? Как Грааль?

– Совсем не обязательно. Даже малейший шаг за пределы Сердцевины, хорош он или плох, весьма ощутим. Ты испытал это на себе, тот вихрь, который он в нас поселяет. И тогда противоречивые натуры тянутся то сюда, то туда. Чем дальше простираются наши устремления, тем сильнее мы становимся; слабое вещество очищается временем и обстоятельствами, и наконец остается лишь разгоряченный металл, сияющий и мощный. Но добро лишь в Граале, а то, что ищет воевода … Это нечто иное. Точнее я не могу сказать. Мне нужно знать больше о ритуале.

– Ну я вряд ли в состоянии попросить Лутца дать показательное выступление. – Я вздрогнул, а затем щелкнул пальцами. – Та комната – пол! Он был выложен мозаикой, мрамором и, пожалуй, драгоценными камнями. Этот пол, наверное, стоил ему целого состояния. Всевозможные орнаменты и фигуры, сущая абракадабра! Но ни одно изображение не показалось мне случайным. Если бы у тебя были их фотографии, они тебе о чем-нибудь сказали бы?

– Может, да, – произнесла она мрачно. – А может, и нет. Да это и неважно, если ради того, чтобы их раздобыть, нужно рисковать жизнью. Если там что-то ценное, уж наверняка это охраняют.

– Бюро безопасности Лутца? Я, полагаю, пробрался бы мимо них.

– Мимо них-то ты проберешься, в этом я не сомневаюсь, – произнесла она кисло. – Но это не самое страшное, они тебя могут всего лишь убить. Но я о другом. Слишком большой риск ради фотографий, которые могут не получиться или показать какую-нибудь совершенно незначительную деталь. Лучше я сама на все это посмотрю.

– Нет, Катика! – воспротивился я в страхе. Джип так резко выпрямился в своем кресле, что чуть было не выплеснул свою кружку. – Ты себе не представляешь, что это такое. Я не стану тебя брать в такое гадкое место.

– Да я, может, знаю об этом побольше, чем ты себе представляешь.

– Слушай, хватит! – гаркнул Джип, и в голосе его звучал такой же страх, какой ощущал я в своем сердце. – Прекрати! Такое не для тебя, детка, и тебе это известно так же хорошо, как и мне! Чего ради, черт возьми, ты будешь рисковать? Вот и Стива уже с ума сводишь беспокойством о тебе! Ты останешься здесь, в таверне, и это обсуждению не подлежит! А мы прихватим с собой Молл и отправимся туда с ней.

Катика спокойно кивнула:

– Правильно, она в таких делах собаку съела. Но я все равно пойду с вами.

– Слушайте! – запротестовал я. – Что значит «мы»? Лишь я знаком с этим тамошней охраной, я знаю, какая сигнализация у них, у нас такая по всему «Си-Трану» установлена. И дорогу я знаю хорошо. Я могу спокойно проникнуть в дом и так же вернуться сюда. Я один. И никто никогда не узнает, что я там был.

– Кто-нибудь может и узнать. Или что-нибудь.

Джип стукнул кулаком по столу:

– Черт! Черт побери! Нет!

– Послушай, Катика! – вставил я в отчаянии. – Он говорит серьезно. И я говорю серьезно. Это мое дело, как никогда мое! Я не хочу рисковать своими друзьями.

Катика, спокойная, как немного потрепанная мадонна, взяла мое лицо обеими руками:

– А для чего существуют друзья? И откуда тебе известно, что это только твое дело? Но в одном ты можешь быть уверен, С-стефан, – без меня ты ничего не добьешься. Кому еще сможешь принести фотографии? Кому еще решишь довериться? Но если я увижу на них что-то такое, что потребует моего присутствия там, что тогда? Ты сможешь проникнуть в это место лишь однажды. У тебя только один шанс.

Я посмотрел на Джипа, надеясь на поддержку, но на этот раз он не сказал ничего.

– И еще, – произнесла она, и голос ее стал далеким и холодным. – У меня будет одно преимущество, которого у других не будет. Если все, что я подозреваю, – правда, то зло, которое будет вам угрожать, уже коснулось меня. И я буду иметь над ним власть, которая вам недоступна, – недоступна даже вашей подруге, этой здоровенной кобыле с ее внутренним огнем. – Она легко соскользнула со своего места. – Я пойду возьму пальто и еще кое-что.

– Доволен? – прорычал Джип, когда она растворилась в темноте.

Я ответил таким же рыком:

– Хватит, Джип. Ты не смог ее остановить точно так же, как я не могу остановить тебя. Она нас одолела, и ты это понимаешь.

– Ну допустим, что понимаю. Но… Ладно, черт с ним. Полетим на этой твоей птичке?

Подобная мысль его, кажется, слегка приободрила.

– О'кей, заскочим за Молл en route. [57]

– Замечательно. Но, слушай, эти самые стражи , может, им все рассказать?

– Ты уже рассказал. Катика из них. То, о чем узнала она, узнают и остальные.

– Что?

– Она это не афиширует особенно. Это и привилегия, и наказание, ведь она накрепко привязана к таверне. Она использует эту силу, чтобы загладить зло, которое сотворила, когда ее раздобывала, – а судя по тому, что я слышал, натворила она немало. Такова судьба большей части стражей – Его старого Величества, например. Но он свободен в передвижении, никаких ограничений. Катика… ну ты ее отсюда однажды забрал, так ты помнишь, что с ней произошло. Время, чувство вины, горе, потери – все в двукратном размере, все разом обрушилось на нее. Да, она и это выдержит, конечно, – некоторое время. Но… – Он оглянулся по сторонам, затем быстро нагнулся ко мне, услышав ее шаги: она возвращалась по опустевшему бару. – Нам нужно с нее глаз не спускать, смотреть за ней каждую секунду, тебе, мне, Молл. Она рискует многим, очень многим, Стив. Если бы я мог…

– Но не можешь, – тихо произнесла она. Пальто-тренч [58] и берет делали ее еще больше чем обычно похожей на Лили Марлен, но, слава Богу, не в версии Марлен Дитрих. – А время споров кончилось. Пошли!

Джип резко вскочил. Он был отнюдь не из тех, кто любит тратить время на бесполезные споры. Сделав еще глоток, остатки пива он выплеснул в камин. Поленья зашипели и задымились.

– О'кей. Пошли за Молл.

Когда дверь таверны тихонько затворилась за нами, Катика взяла меня под руку, а когда мы спустились по лестнице, она оперлась на меня. Она без особого труда дошла до машины, но повалилась на заднее сиденье так, будто пробежала целую милю. По пути из города на вертолетную площадку Джип вернулся к своему обычному состоянию. Он скакал и прыгал по машине, как восьмилетний ребенок, то требуя, чтобы я ехал быстрее, то настаивая, чтобы я притормозил, чтобы поглядеть, как изменилось то или иное место с тех пор, как он в последний раз проезжал здесь. А Катику я видел в зеркале заднего вида – она сидела, опустив голову на грудь и прикрыв глаза, пока на нее не упали резкие лучи прожекторов аэропорта. Тогда она поднесла руку к глазам, но я успел разглядеть, что морщины на ее лице стали глубже, взгляд полностью утратил живость, а изборожденная мелкими морщинками кожа обтянула скулы. Даже не старое лицо, молодое, но совершенно опустошенное. Я испытал облегчение, когда свернул в темный проезд, ведущий к вертолетной площадке на территории военного аэродрома. Когда я распахнул дверцу машины, Катика выскользнула из кабины, такая же изящная, как прежде, а ее лицо, как всегда, не выглядело даже на день старше двадцати девяти, особенно если принять во внимание, какой опыт она получила смолоду. Катика подождала, пока мы прошли к маленькому терминалу, жадно вдыхая напоенный запахом мокрой травы воздух, а когда за нами захлопнулись двери, глубоко вздохнула.

Что подумал о нас охранник, проверявший документы, я даже представить себе не могу – особенно о Джипе, как всегда одетом в бушлат и тельняшку и едва ли не прыгавшем в возбуждении от предстоящего полета. Хорошо еще, что не надо было заморачиваться с паспортами – его и Катикин документы наверняка произвели бы на охранника весьма сильное впечатление. Но, хорошо зная меня, он без волокиты пропустил нас в отсеки, где заправлялась топливом суровая техника последних моделей. В такое позднее время со взлетными полосами и площадками проблем не было, и, как только разрешили полет, мы заняли места в кабине моего вертолета. Катика, заслышав шум двигателя, выругалась от удивления, затем сдавленно вскрикнула и откинулась на спинку сиденья, едва мы оторвались. Затем она покрепче прижала к ушам наушники и снова прикрыла глаза. Джип напрягся, но его длинные белые зубы сверкали в улыбке – довольно натянутой, но все же улыбке. Мне невольно передалось его восхищение, подобное моим возбуждению и восторгу, которые я испытывал, выходя с Джипом в море, когда бриз со стороны восхода наполнял наши паруса.

Он тронул меня за рукав и показал вперед и вверх; я посмотрел, ожидая, как всегда, увидеть архипелаг. Но порывистый ветер разгонял облака, чтобы обнажить огромную луну. Обрывки низких облаков, которые мы вспарывали, как потрепанные штормом паруса разлетались в стороны, а мы рыскали среди них, как рыщет акула в стайке серебристых рыбок, молниеносно скользя из лунного света в туман и обратно. Я направил крохотную раскачивающуюся машину на запад, изо всех сил стараясь следовать восторженным указаниям Джипа, и на горизонте увидел стальной блеск открытого моря.

Джип постоянно норовил подскочить в своем кресле и высунуться из иллюминатора, но когда взглянул на индикатор скорости, то слегка побледнел. Он указывал мне направление полета, причем указывал с той же беззаботной уверенностью, которая была присуща ему на корабле, поразительными извилистыми и ломкими зигзагами то выводя вертолет из облаков, то снова заводя в них. Я в этом никакого смысла не видел, но на береговых радарах мы, должно быть, оставили знатные криптографические загогулины.

– Ты уверен, что сумеешь ее найти? – прокричал я в интерком [59], тревожно посматривая на индикатор топлива.

Он махнул рукой куда-то вперед:

– Она всего-то в неделе отсюда, если не сбиваться с курса. Не пропусти! Из Закинтоса в Гиперборею через Геркулесовы столбы и Фолкстон – там Молл мне весточку оставляла. Возьми немного севернее, кстати. И скажи, есть радар в этой мышеловке?

У меня был радар, но для несколько другой манеры передвижения. Я опустился настолько близко к воде, насколько осмелился: пролетая над этими, такими одинаковыми, волнами, приходилось нет-нет да и поглядывать на линию горизонта, в противном случае можно было нечаянно в эти волны спикировать – и не заметить как На экране радара отображалось удивительное множество различных объектов; некоторые из них, подобно призракам, вздымались прямо из пучины морской. Однако Джипу хватило какой-то секунды, чтобы выбрать один-единственный.

– Давай-ка сюда, – скомандовал он, и мне в голову не пришло усомниться.

По крайней мере до тех пор, пока этот объект не предстал перед нашими глазами. Сначала я был уверен, что это спина кита, низкая, темная, поблескивающая влажной кожей в лучах лунного света. Затем, когда мы спикировали еще ниже, он стал походить на некое странное стофутовое морское чудовище, ползущее по сверкающей поверхности моря и перебирающее целой кучей стройных ножек, которые шевелились по обе стороны панциря.

– Джип, что за дьявольщина? – закричал я в интерком. – Что это за чудище морское?

Он рассказывал мне раньше всякие жуткие истории о живых островах, на чьих широких спинах моряки могли высадиться и развести костер, но тут чудовище начинало погружаться под воду и затягивало их в пучину. Разумеется, все это лишь мифологические байки, но и мы находились, как-никак, на Спирали.

– Сделай круг и погляди! – прокричал он в ответ. – Думаю, мы сможем тут приземлиться, а?

Я нервно сглотнул:

– Ты шутишь, да?

Но когда я отвел назад рычаг управления и мы стали резко снижаться, я убедился, что панцирь чудища абсолютно плоский. Вернее, это была палуба, широкая и прямая, без лееров или планшира, очень смахивавшая на недоразвитую палубу авианосца. И палуба эта была покрыта наборным паркетом из красного дерева; да и вся посудина была деревянной. Она рассекала волны, легко и воздушно прыгая по ним, что заставляло смотреть на нее скорее как на нечто одушевленное, нежели как на творение рук человеческих. И не ножки я видел, а весла, которые двигались с легкой силой и безупречной координацией. Эта штука была гигантской триремой. [60]

Джип продолжал тем временем призывать меня к посадке. Ни одно из ругательств, которые приходили мне на ум, не казалось достаточно крепким, поэтому я прикусил губу и мрачно сосредоточился на том, чтобы выровнять машину и пристроиться рядом с судном, подобрав необходимую для этого скорость. Когда мы подлетели достаточно близко, весла стали действовать чуть менее согласованно, а затем и вовсе перепутались, так что одно переломилось, как соломинка.

– Полагаю, нас тут не станут встречать с распростертыми объятиями! – крикнул я.

– Они вполне способны и на что-нибудь похуже, – согласился Джип. – Но ты собираешься садиться или так и будешь вилять, пока бензин не кончится?

Я застонал и отвел джойстик немного в сторону, ослабил рычаг управления и развернул хвостовой винт так, чтобы мы пошли вниз. Мы зависли над палубой, слегка раскачиваясь. Выдержит она или нет? Покуда я высматривал подходящее место для посадки, Джип нетерпеливо запыхтел и отстегнул ремень безопасности, затем внезапно распахнул дверь, выскользнул на лыжное шасси и спрыгнул вниз, приземлившись на палубу легко, как лягушка, будто он всю жизнь только этим и занимался. Он громко топнул, поднял сразу оба больших пальца и поспешил отойти в сторону, скрестив руки над головой, когда я перекрыл дроссель и стал снижаться. Палуба тревожно затрещала, но выдержала. Джип выпрямился, и тут на палубе появилась группа встречающих в составе лысого коротышки в тунике и сандалиях, который вылез из люка и засеменил к нам, размахивая руками. В одной руке он держал лук.

– Bшггес пфф! – завопил он, мимикой добавляя грубости своему приветственному слову, но кто стал бы его винить за это? Он проигнорировал мой красноречивый взмах, и от ветра, поднимаемого замедляющими движение винтами, стал еще более лысым – от самой шеи. Затем он отскочил, и тут же позади него возникла другая прыгающая фигура, на целую голову выше его – и на какую голову! – с длинными светлыми кудрями, ниспадавшими на спину подобно золотистой пене устремившегося вниз потока Плечи этого встречающего были не уже моих, но эту фигуру, исполненную кошачьего изящества, невозможно было спутать ни с кем. То же самое можно сказать и о мече, висевшем на золотом поясе и вздрагивавшем при каждом движении его владельца. Я вывалился из машины, проскочил мимо все еще не затихших винтов и побежал ей навстречу.

Коротышка преградил было мне путь. При ближайшем рассмотрении он оказался обладателем внушительной мускулатуры, а лук он уже успел зарядить стрелой, которая выглядела как ствол небольшого дерева.

– Геф фзйу ЦЬсфйнг олпокщпск ЮЬсрч пцц мч цшокйнг дЭок! – произнес он гортанным низким голосом.

– О'кей, о'кей, – согласился я как можно спокойнее. При каждом толчке палубы мне становилось не очень-то по себе. – Слушайте, был один такой, да и тот помер понятно? Я всего лишь хочу перемолвиться словечком с вашим капитаном!

– Гыеуу фзЭ щпсд Й щЬнф)йфх чпш! – воспротивился он, выразительно взмахнув луком.

– Оставь его, сделай милость, kyrios! [61] – раздался до боли знакомый голос. – Ведь это мои старые и верные друзья. Они немало историй о своих подвигах могут рассказать. И не стали бы опускаться на нашу палубу без величайшей необходимости!

Крепыш оглядел меня с ног до головы взглядом, от которого хотелось под землю провалиться и который был таким же холодным и рассудительным, как у кальмара, и опустил свое стрелковое оружие. Я вежливо поклонился, ибо мне показалось, что это ему понравится, и шагнул вперед, встретив не менее сбивающий с толку взгляд.

– Славная встреча при свете луны, господин Стефан! – проговорила высокая женщина. – Как ты возмужал с тех пор, как мы видались последний раз.

– Славная встреча, госпожа Молл! – повторил я приветствие и схватил ее руки, протянутые ко мне. – Может, просто зажирел?

Она улыбнулась:

– Я не о теле говорю. Тебя, как я вижу, что-то коснулось, что-то зажгло тебя.

Я вздрогнул:

– Молл, я себя чувствую прекрасно уже только оттого, что снова вижу тебя…

Она отстранилась:

– Нет уж, любезный, не надо телячьих нежностей, я тебе не объект для ухаживаний! К тому же эти молодчики… если хоть один увидит, что я кому-то позволяю подобные вольности, мне уже не видать покоя Я ведь тут среди греков, ты не забыл?

– Спаси Господь того из них, кто попытается тебя потискать! Но ты была совершенно права, говоря, что мы явились по делу. Да и вертолет я здесь боюсь надолго оставлять, вдруг за борт соскользнет или палуба не выдержит. Вот что случилось…

Молл слушала и делалась все мрачнее и мрачнее. Она смотрела на меня, и лицо ее выражало нечто большее, чем обычное для нее терпеливое сопереживание.

– Грааль! Такая вершина чересчур высока для старого мошенника Ле Стрижа. Даю руку на отсечение, что за ним кто-то стоит, и этот кто-то гораздо более могущественный. Стивен, мой Стивен, тебе выпала необычная судьба!

Она смотрела на меня как-то странно, действительно странно.

– Но легче запретить морю подчиняться луне, чем мне – помогать тебе, так было и будет всегда. – Она взглянула на Джипа и Катику, оставшуюся в вертолете. – Та, что сидит там, надеюсь, тоже думает так. Впрочем, иначе ее бы здесь и не было. – Она хлопнула рукой по своему мечу. – Минута на сборы, и я в твоем распоряжении!

– В распоряжении? Молл, я бы предпочел оказаться в твоем!

Ее широкий рот аж перекосило.

– Нет, любезный, я свое место знаю. На море я твой капитан, но на суше – твоя правая рука, не больше. Ты вождь, мой господин, со всеми силами и слабостями твоего племени. Я пойду за тобой охотно. Но подожди, я должна мирно расстаться со своим здешним капитаном здесь. О kyrios, одно слово!

Когда Молл заговорила с ним, он снова изменился в лице и швырнул свой огромный лук на палубу. Но она настаивала, и лицо его становилось все более озабоченным. Наконец он отрывисто кивнул – мне, не ей.

– Благодарю, о kyrios! – сказал я ему. – Мы постараемся доставить ее тебе обратно, как только сможем.

Если сможем . Это условие не было произнесено, но я понял, что оно ему тоже известно.

Он снова удостоил меня своего странного царственного кивка и провозгласил:

– Chaipere! [62]

– Чайпере, о kyrios! По крайней мере, буду на это надеяться. Ты готова, Молл? О'кей. Поехали.

Она кинула легкую сумку, в которой лежали те немногие вещи, что могли ей понадобиться, за сиденье и затем повернулась назад и воскликнула:

– О Итака! Молю тебя, не делай больше так, чтобы мне было тебя не найти!

Итака, если это было его имя или звание [63], кисло улыбнулся и воздел глаза к небу, как будто услышал нечто непристойное, но все-таки сдержанно помахал ей. Молл изящно опустилась на тесноватое для нее заднее сиденье. Катика, которую сжали с обеих сторон, смирилась с положением и криво улыбнулась. Я захлопнул дверь и, запустив мотор, помахал греческому капитану. Ему не нужно было ничего говорить, но, когда я дернул за рычаг управления и вертолет, раскачиваясь, поднялся с палубы, он все продолжал стоять, глядя нам вслед, и задумчиво тер свой внушительный подбородок.

– Будем надеяться, что его не собьют с пути истинного! – прокричала Молл в переговорник, как только Джип объяснил ей, как им пользоваться. – Этакая штуковина – helix-apteryx [64] – все, что нужно было бы для счастья этому обалдую! А теперь скажите, как вы намереваетесь проскользнуть в логово вашего чародея?

– А это, – мрачно произнес Джип, – и есть тот самый вопрос стоимостью шестьдесят четыре тысячи долларов.

– Начнем с того, – прошептал я, осторожно высовывая голову из-за мокрого края насыпи, – что здесь имеются охранники на воротах и еще пара-тройка патрульных в парке, с боевыми псами.

– Не особо-то он любит свет, а? – пробормотал Джип, косясь на темноту за забором. Луна залила небо голубым светом, но линия деревьев внизу была абсолютно черной, некий вырезанный на фоне неба силуэт.

– Избегает загрязнения светом – строит из себя защитника окружающей среды.

Эта мысль оставила неприятный осадок, и я заметил.

– Освещение там есть, автоматическая система, которая срабатывает, если по дорожке проезжает машина. Так что парк наверняка нашпигован прожекторами. Могу поспорить, что на заборе тоже имеется что-нибудь вроде проволочной сигнализации, может быть даже под напряжением. Понятное дело, что наверху, Лутцу вряд ли понравилось бы, если бы она постоянно срабатывала на собак. А еще есть фонари по периметру дома – они горели во время вечеринки.

– И отличная сигнализация на его дверях и окнах, – пробормотал Джип. – А если верить тому, что говорит Кэт, то внутри дома нас ждет что-то еще более жуткое, это уж и к гадалке не ходи. Да, крепкий орешек. И как же мы его собираемся расколоть?

Я глубоко вздохнул. Мы с Катикой по пути обо многом переговорили, и у меня в уме возникло нечто напоминавшее план. Теперь необходимо было его озвучить, да так бодро, будто я сам верю в возможность его исполнения.

– Ну, первой моей идеей было пройти в дом не таясь. Сомнительно, чтобы Лутц решился меня убивать там! Под каким-нибудь предлогом я мог бы заблудиться и сделать несколько фоток – одному мне это не составило бы особого труда. Но с Катикой, уж не говоря о вас… Так что перехожу к идее номер два: штурм. Раз – пересекаем парк; два – забираемся в дом; три – попадаем в комнату…

– Четыре, – перебил меня Джип. – Уносим нога. Давайте и об этом не забывать. О'кей, у кого с собой плащ-невидимка?

– Даже он не поможет. Действие всей техники, что тут у Лутца понаставлена, – прожекторов, сигнализации или еще чего-то, – подкрепляется инфракрасными детекторами, срабатывающими на движение. То есть они реагируют на тепло. Может быть, еще и с видеокамерами, так что охранники смогут и полюбоваться на нас.

Молл покачала головой:

– Словом, горе нарушителям покоя Дианы и всем крепким ребятам, выходящим на промысел ночью! А что если мы закутаемся во что-нибудь с ног до головы?

– Увы, одежда не остановит выделение тепла. Но есть другие способы. Я собирался найти кабель с помощью металлоискателя и перерубить его. Но у Катики возникла идея получше. Если бы вы сумели переправить нас через этот чертов забор, не задев его верхушку, причем быстро…

Джип с Молл переглянулись. Он тихонько застонал.

– О'кей, сильные идут первыми. Молл, потом Стив. Только не отдави на этот раз мне уши, ладно?

Он поднялся, опасливо огляделся по сторонам, затем вскочил и помчался по насыпи к забору, где притаился в тени огромного ясеня. Шаги его лишь слегка прошуршали в опавшей листве. Затем он ухватился за забор, широко расставив ноги и наклонив голову. Как только он был готов, Молл грациозно поднялась и без разбега, прямо с края насыпи, прыгнула Джипу на плечи и тотчас взлетела наверх. Она перекувыркнулась в воздухе и ухватилась руками за нависшую над забором ветку ясеня так ловко, как будто это была цирковая трапеция. Ветка закачалась и ужасающе громко захрустела. Где-то в другом конце парка залаяла собака, но сородичи не поддержали ее, и она постепенно угомонилась. Под тяжестью Молл ветка опустилась к самой голове Джипа.

– Я не буду против, если ты не станешь прыгать на меня, а залезешь по ветке, – прошептал он уныло. – Разумеется, если это возможно.

Я с насыпи вскарабкался ему на плечи, причем меч стукался о мое бедро, и, неуверенно выпрямившись, схватился за руку Молл, протянутую мне. Она увлекла меня за собой без особых усилий, это лишний раз напомнило мне о том, что только небольшая часть силы Молл заключена в ее теле. Под нами Катика уже взбиралась на плечи Джипу, что, по его словам, понравилось ему гораздо больше.

– Хотя, конечно, я был бы не против, чтобы ты оставила дома туфли на каблуках, а прихватила с собой ступу и метлу. Ну, поймали?

Катика присоединилась к нам на ветке, которая снова подозрительно заскрипела. Мы помогли ей перебраться ближе к стволу, а сами чуть спустились, чтобы Джип мог схватиться за протянутые ему руки. Худощавый Джип оказался на удивление тяжел, но Молл приняла на себя бо льшую часть его веса.

– Лучше было бы тебя оставить здесь, – прохрипел я, – в качестве дозорного и чтобы ты нам помог обратно выбраться. Но почему-то мне кажется, что тебе такое не понравилось бы, а? Ну что ж, Катика, твой звездный час настал.

Она кивнула.

Никакая сирена не завыла, когда Катика мягко спустилась по ту сторону забора, а затем присела на корточки и принялась палочкой ковыряться в земле, напевая себе под нос какую-то незатейливую и легкомысленную мелодию, при этом не попадая в такт и фальшивя. Что-то тихонько зашумело; поднялось легкое облачко пара; в ветвях вокруг нас внезапно зашелестели крылья, как будто мы вспугнули спящих маленьких птах. Молл, плотно сжав зубы, наблюдала. Наконец Катика подняла к нам глаза.

– Спускайтесь, – прошептала она. – Сюда, Стефан!

В окружавшей нас сырой тишине это прозвучало странно; но я ухватился руками за сук, раскачался и спрыгнул на землю. Катика взяла меня за руку, и мне в нос ударил терпкий аромат.

– Ну? Чувствуешь?

Да, я ощутил какой-то едкий запах, а помимо того, прохладу, если не настоящий холод. Молл легко опустилась рядом с нами, вздрогнула и потерла руки, прежде чем протянуть их Джипу.

– Что за зиму ты навлекла на нас, ведьмочка! Я и не знала, что ты умеешь такое вытворять с погодой!

– Да я и не умею! – В голосе Катики было удивление, и от шепота ее свистящие звуки стали до чертиков жуткими. – Это не ж-жестокое дыхание Борея [65], уж-ж поверьте мне!

– Да неужели! – воскликнул Джип, приплясывая. – Господи, как холодно!

– Достаточно холодно, чтобы ослепить глаза, которые видят тепло? – спросила у меня Катика. – Если нет, то скоро будет. И не стойте на месте!

Это не надо было повторять. Не знаю, что она сделала, но это прямо вымывало тепло из костей. Это нечто окутывало нас завесой, похожей на туман, когда мы стали осторожно пробираться между деревьями. Легкая мгла, судя по всему, была результатом этого холода, а не его причиной. Только движение помогало крови циркулировать, а зубам не стучать, хотя они явно собирались этим заняться. Возле последнего дерева мы остановились в нерешительности. Угол огромного особняка выступал из темноты в лунном свете, а перед ним простиралось открытое пространство покрытой серой травой лужайки, где были разбросаны несколько подстриженных кустов, за которыми при необходимости можно было спрятаться. Катика бесстрашно двинулась вперед, и полы ее пальто шевелились в ледяном воздухе, как от легкого ветерка. Молл отправилась за ней, а затем и мы с Джипом добежали до первого укрытия и припали к земле, дрожа от страха и холода.

Подождав чуть-чуть, мы облегченно вздохнули, и холодный воздух обжег легкие. Затем, стараясь держаться вместе, мы кинулись к следующему укрытию – кусту бирючины весьма странной формы. Когда мы опустились на землю за ним, я увидел скрытый листвой пластмассовый корпус термодатчика, и причем весьма хорошего. Но он не реагировал. По контуру тянулся едва заметный ободок инея, словно в переохладившейся морозилке. Мы уже собирались двигаться дальше, но тут Молл, стоявшая впереди, жестом приказала нам подождать и втянула воздух носом.

– Собаки! – прошептала она.

Джип потянул ее за рукав и указал вперед. Там возникла из тьмы пара крепких ротвейлеров с обрубками хвостов и тяжелыми челюстями. Они натягивали поводки, а охранник тревожно озирался по сторонам. Молл опустила руку к мечу; я последовал ее примеру. У Джипа был кривой нож длиной фута два, достаточно тяжелый, чтобы рубить не хуже меча или топора, но он полез за своим двуствольным пистолетом. Я обнял Катику, желая ее прикрыть, и каково же было мое удивление, когда она оттолкнула мою руку и позвала нас за собой.

– Ты что, собаки вот-вот учуют нас! – яростно прошипел я.

Слишком громко: я тотчас увидел, как повернулись две здоровенные головы, как блеснули зубы в луче лунного света. Охранник меня не услышал, но вот собаки… Катика лишь одарила нас загадочной улыбкой и сделала шаг вперед, все еще скрытая листвой. Стало не просто холодно – подул ледяной ветер, вихрем закрутившийся вокруг нас. Собаки ни с того ни с сего подпрыгнули, причем обе сразу, и упали на землю, борясь и пытаясь друг друга укусить, натягивая поводки и раздирая сбрую. Пораженный собаковод только и успел, что отпустить сворку, чтобы зверюги не задохнулись. Внезапно почувствовав свободу, громадные собачины опять подскочили вверх, резко развернулись и кинулись наутек. Разгневанный охранник побежал за ними.

– Перепугались до потери памяти! – зачарованно произнес Джип. – Провалиться мне на этом месте!

Молл снова втянула воздух:

– Больше собак поблизости вроде бы нет. И все же я бы посмотрела повнимательней: не бродят ли какие-нибудь без поводков…

– Нет, – перебила ее Катика. – Здесь их не с-стали бы выпускать бегать просто так. И кстати, охранник удивился вовсе не так с-сильно, как должен бы. Как будто такое случалось тут и раньше. Даже эти зверюги, по-своему чистые создания, оказались не в состоянии вынести прис-сутствие того, что они здесь почуяли.

Молл резко повернулась к ней:

– О чем ты говоришь, ведьма?

Серые глаза Катики казались такого же цвета, как сияние луны, нездоровыми и бледными.

– Я же говорила, что не умею воздействовать на погоду. Но имелась еще одна возможность. Всегда холодно там, где поднимаются мертвецы.

– Мерт… – только и смог пролепетать Джип. Он бросил дикий взгляд через плечо.

– Бесчисленные войны прокатились по этой земле, С-столетняя война, восстание крестьян и многие другие. Множество людей лежит здесь без погребения; смерть их была мучительной, кости их рассеяны по земле. Их тени все еще смотрят в этот мир, и их нетрудно ненадолго вызвать. Так что мы здесь… не одни.

Лицо Джипа посерело, глаза Молл сузились. Я почувствовал, что у меня в горле огромный ком и мне его никак не проглотить.

– Не бойтесь! – отрезала Катика. – Используйте их, пока нам дана такая власть!

Выпрыгнув из-за куста, она стремглав понеслась к стене дома, пробежав последний открытый участок. Мы чуть шеи себе не свернули, чтобы не отстать от нее, а вокруг нас клубился колючий морозный пар. Тяжело дыша и бросая тревожные взгляды вверх, на окна, мы чуть не налетели на старую огромную поленницу. Окна казались громадными, и очень вероятно, что в рамы были вмонтированы датчики движения, подобные тем что Лутц установил на наших складах. Но они меня не особо беспокоили. Я не случайно выбрал эту сторону дома. Здесь была терраса, причем достаточно высокая, в обрамлении изящных башенок, а между ними – длинные крепкие водосточные трубы. Я подобрался к одной из труб, внимательно ощупал все вокруг на предмет потайных шипов, невысыхающей краски и тому подобных маленьких пакостей, но создалось впечатление, что Лутц не так уж серьезно подошел к этому вопросу. К тому же и сама конструкция казалась достаточно прочной, чтобы выдержать мой вес. Я одарил друзей улыбкой, закинул на трубу веревочную петлю и начал подъем. Снизу четыре этажа не казались таким уж большим расстоянием, но тотчас пальцы мои онемели от холода, а когда я карабкался мимо окон, их стекла мгновенно покрывались изморозью. Я внутренне содрогнулся: значит, мертвецы все еще сопровождают меня. Но с другой стороны, разве не всегда так? Я ухватился за веревку с такой силой, что суставы хрустнули, и полез дальше.

Водостоки были крепкие и содержались в порядке, а в местах сварки имелись готовые опоры для ног. Трудновато мне пришлось между вторым и третьим этажами и на самом верху, под огромным бугристым карнизом, который чуть не остался в моих руках и изверг мне за шиворот смесь из нанесенных ветром листьев и грязи непонятного происхождения. Наверное, голубиные останки; но к тому времени когда я добрался до крыши, мне было уже абсолютно все равно. К счастью, когда строилась эта громадина, крыши были местом, куда приходили, чтобы насладиться открывающимся с них видом, поэтому здесь был предусмотрен узорчатый парапет, за который я смог ухватиться. На нем красовались претенциозные фамильные девизы и возвышенные дурацкие изречения. Я подтянулся и, оказавшись над буквой «U» в слове «HUMILITAS» [66], принялся искать сигнализацию, но ничего не обнаружил. Путь наверх, показавшийся мне вечностью, на самом деле занял не более пяти минут. Я перекинул веревку через букву «А», которая показалась мне самой прочной, и спустил концы вниз. И вскоре все мы оказались на крыше.

Здесь, наверху, было не так холодно, однако все мы продолжали дрожать. Джип достал бронзовую флягу и пустил ее по кругу; содержимое ее было бесцветным, маслянистым и ничем не пахло, но произвело в моем горле эффект разорвавшейся бомбы. «Белая молния» – самая убойная разновидность виски из всех когда-либо растворявших печень.

– Надеюсь, ты заново покрыл ванну эмалью, – сказал я ему, протягивая флягу обратно.

Он фыркнул:

– Там, где это разливали, нет ванн и в помине. Напиток на вкус был не очень похож на эликсир жизни, но подействовал воодушевляюще. Мы осмотрелись и обнаружили посредине крыши большой стеклянный купол. Он был занавешен и затемнен, этакий тенистый пруд, в котором ничего не двигалось, кроме отражений наших лиц. Рамы стекол-витражей были изнутри защелкнуты на оконные шпингалеты.

– Спорим, они болтаются туда-сюда, – заметил Джип. – А вот эти и совсем не производят впечатления особенно крепких.

Действительно, вскоре нам удалось открыть одно из огромных окон.

– Э, а может, тут есть сигнализация?

Катика покачала головой:

– Едва ли, если Лутц использует это помещение так, как мы предполагаем. Он не стал бы рисковать, чтобы сигнализация случайно сработала и его охранники ворвались бы сюда . Здесь будут другие стражники, уж поверьте мне.

Я раздвинул занавески и заглянул внутрь; мою щеку согревало теплое дыхание Катики. Тишина мертвая, ничем не нарушаемая, и застоявшийся воздух помещения, которым редко пользуются. Трясущимися руками я достал фонарик. Темнота, казалось, поглотила его луч, явив нам лишь крохотный кружок высвеченного ковра.

Джип вопросительно поглядел на Катику, которая вздрогнула.

– Я ничего не чувствую. Но это не значит, что тут ничего нет.

Молл уже перекинула ногу в проем. Я попытался ее удержать, но она стряхнула мою руку.

– В некотором смысле я защищена, – прошептала она, отматывая немного веревки. – Сначала я, потом пусть идет маленькая ведьмочка. И только потом вы, мужчины!

Затем без лишних разговоров она скользнула вниз, ухватилась за веревку и, повиснув на ней, принялась изучать пол, освещая его фонариком. Потом она преодолела оставшуюся пару футов и приземлилась легко, словно перышко. Катика последовала за ней, бормоча проклятия: она зацепилась юбкой за торчавший в раме гвоздь. Молл подхватила ее и бесшумно поставила на пол. Нам с Джипом было разрешено спуститься только после того, как она исследовала воздух.

Мы стояли, утопая в мягком ковре, и бесцельно шарили лучами фонариков по стенам.

Джип пожал плечами:

– Ну, если твой друг и занимается тут чем-то не особенно хорошим, то он очень ловко это маскирует. Здесь скучно, как в спальне епископа!

Молл ухмыльнулась, и зубы ее сверкнули в неярком свете фонариков.

– Эх, порассказала бы я вам кое-что о святых отцах…

Катика зашипела как кошка и принялась царапать оказавшийся рядом изящный шкафчик – один из тех, что обрамляли стены. Дверцы были закрыты, но ее цепким пальцам удалось открыть замок. На зеркальных полках блеснул металл – те покрытые узорами сосуды, которые я видел тогда, серебряные, золотые и серебряные с позолотой. С лихорадочной энергией она кинулась к следующему шкафчику, и перед нашими глазами предстали астролябии и другие диковинные старинные инструменты, украшенные обильной гравировкой и сто ящие наверняка целое состояние.

Я тихонько запротестовал:

– Катика, это, может быть, просто часть коллекции Лутца. Он, в конце концов, известный любитель антиквариата и баснословно богат…

Но она уже открыла следующий шкафчик, и я отскочил назад. В нем лежал всего-навсего сложенный кусок богато украшенной тяжелой ткани, выцветшей и на вид очень пыльной, но поблескивавшей вышивкой из драгоценных камней. И все это великолепие было забрызгано и заляпано грязными пятнами и источало по всей комнате редкостное зловоние.

– Ритуальное покрывало! – тихо произнесла она. – О, ничего не изменилось. Давай теперь посмотрим на знак, который ты тогда видел. Ты уверен, что он именно там, под ковром?

– Я же говорил, что люди Лутца сдвигали мебель и скатывали ковер!

Джип потянул ковер, затем приподнял с одной стороны тяжелый шкафчик времен Империи.

– Придется попотеть, прежде чем мы все это сдвинем…

– А мне плевать, если Лутц узнает, что здесь кто-то был. Пусть этот ублюдок с ума сойдет от беспокойства!

Я вытащил меч из ножен и принялся кромсать ковер вдоль и поперек, так что его клочья полетели во все стороны. Разрез зазиял, как рваная рана, и появился отполированный мрамор с прожилками из металла.

Я отшвырнул ногой куски ковра, и мы зажгли фонарики. По периметру комнаты мрамор был серый, обычный, такой, как в приемных офисов богатых фирм. Но когда Молл отбросила последние остатки ковра, мы увидели вставки из более дорогих пород в широком круге, который я успел тогда заметить. Джип с Катикой отступили назад и оттащили меня, явно не желая оказаться внутри круга.

Молл первая нарушила тишину, приглушенно и как-то жутковато засмеявшись:

– Это что еще за игрушки?

Рисунок заполнял собой центр зала: кольцо из камня потемнее, внутри его – изящная надпись из завитков; а через весь круг пролегали жирные прямые золотые лучи, составлявшие зловещую пентаграмму. Ее заостренные щупальца соединялись на вершинах и у основания, составляя внутренний и наружный пятиугольники. Эти фигуры и приглушенный серый фон отдавали стилистикой 1930-х годов – но не Баухауса [67], а тяжеловесных классических строений, которые разбросаны по Мюнхену и с фасадов которых в свое время убрали свастику. Но теперь я увидел и то, что располагалось в мраморе под рисунком, – огромную полосу вставки, практически бесформенную, в колеблющемся свете фонариков она показалась кровавым пятном или языком пламени.

– Ты прав, Стивен, мы видели такой же и на корме «Сарацина». Пятиугольник – это фигура, которая может служить кому угодно, и добрым и злым, и предстает в разных вариациях. Таких, словно с раной в сердце, я никогда не видела. И эту проклятую надпись я прочесть не в силах! Тут могут оказаться и магические знаки, и греческие цифры. А может, еврейский алфавит или санскрит, эмблемы стихий или знаков зодиака – или другая подобная алхимия или астрология. Но если бы смысл не был так тщательно скрыт, я бы не была относительно этой фигуры столь высокого мнения.

– Такое ощущение, что чего-то здесь недостает, – мягко подтвердил Джип, почесывая подбородок. – Может, какие-то знаки вплетены и зашифрованы в этом славном орнаменте, – прибавил он, направляя на него фонарик. – А что, неплохой способ их спрятать. А может, я и ошибаюсь.

Я чувствовал себя довольно глупо. Что же, я выдумал все это? И всех повел по ложному следу? Это казалось невероятным, и все же моих друзей, по всей видимости, не особенно впечатлило то, что мы обнаружили.

– А рисунок внутри пентаграммы – как насчет его?

Джип тихонько щелкнул языком:

– Может, просто украшение и никакого особого смыла в нем нет.

Свет моего фонарика тем временем выхватывал из темноты то белый английский мрамор, то черный немецкий, то розовый, цвета сырого мяса, из Каррары, который, должно быть, стоил целое состояние, то зеленый сорт из одному богу известно каких каменоломен, то сливово-коричневый с темно-красными прожилками, причем все они были прорезаны четкими золотыми нитями. И весь этот бесценный материал был методично превращен в бесформенный разноцветный сгусток, который, если на него смотреть вблизи, разделялся на скопление грубо слепленных концентрических фигур, как будто взорвавшаяся книжка комиксов расплескала свое содержание в самую середину искусного рисунка, словно в насмешку над точной пропорциональностью золотых решеток наверху.

– Немного напоминает огонь, а, Молл?

– Ну да, только пламя вряд ли стали бы изображать в таких тонах. К тому же все это буйство за пределами пятиугольника. – Она откинула обрывки ковра. – Смотри, вот здесь рисунок пересекает круг и снова идет к внешнему краю круга.

– Подожди-ка, подожди-ка! – проговорил Джип мягко, но со все нарастающей уверенностью. – Отставить! Когда все это видишь вот в таком ракурсе… Черт возьми, я начинаю кое-что понимать!

У меня возникло ощущение, что я уже видел нечто подобное раньше, причем не однажды, но где видел? Может быть, это изображение амебы? Действительно, что-то амебное во всем этом определенно было, с этим светлым пятном, напоминающим ядро, и длинными ложноножками, вытянувшимися во всех направлениях. И вы готовы уже были поверить, что она вот-вот поплывет на вас, – но это было бы полным безумием. Я нервно сглотнул. Что со мной такое?

Молл пожала плечами:

– Значит, ты увидел больше, чем я. А у меня что-то все мысли в голове путаются. Ну а что скажет наша ведьмочка?

Только тогда мы сообразили, что Катика не произнесла за все это время ни слова. Мы все как один повернулись в ее сторону и увидели ее стоящей с вытянутыми руками, а ее ладони при этом судорожно выделывали запутанные жесты, которые она повторяла снова и снова.

– Идиоты! – прошипела она, напрягаясь от усилий, которых ей стоили эти слова. – Полнейшие дураки! Я же вас предупреждала, что это место под охраной! А вы не подумали о том, почему вы здесь ни в чем не уверены?

Мы уставились друг на друга с открытыми от изумления ртами. Я ощутил это сразу же, как только она об этом сказала, – оно наваливалось на меня, делая неясными мысли. «Ничего… неважно… не имеет значения… забудь об этом… забудь…»

Тут сердце мое забилось так, что чуть не выпрыгнуло из груди.

– Ты хочешь сказать… они знают, что мы здесь?

Джип схватился за меч:

– Они идут? Нам надо…

Катика чуть не рассмеялась:

– Страх – еще одна их защита! Я же говорила: предоставьте это мне! Уходите, пока вы все не испортили!

– Без тебя – никуда! – закричала Молл и с воинственным возгласом обнажила меч.

– Дьявольщина, да это же карта! – завопил внезапно Джип.

– Что? – изумилась Молл.

– Боже, ты совершенно прав! – закричал я. – И как же я сразу-то не понял? Да, это топографическая карта, я такими всегда пользовался в горах! И черт меня побери, если это тоже не изображение горы!

– Точно! – возбужденно подхватил Джип. – И чем выше, тем светлее, и так до самой светлой точки в центре.

Он направил луч фонарика на это место.

Звук не заставил себя ждать; это был резкий порыв ветра или крики великого множества голосов. И сразу же появились тени, тени, которые отбрасывал, казалось, сам луч фонарика, но, когда он метнулся назад, они остались, темные, густые тени на карте, создававшие странные полосы, впадины и низины, полную иллюзию трех измерений. Только это была не иллюзия. Изображение, заключенное в пятиугольнике, стало раздуваться, подниматься, и вот все это скопление теней, прорезанное искрами огненного света, окутанное кружащимися полосами, как обрывками гонимых ветром туч, приобрело глубину и перспективу. В то же мгновение пол закачался у меня под ногами, накренился и стал вздыматься к центру зала, к этому туманному видению. Я покачнулся, потерял равновесие, упал, но все-таки успел ухватиться за ковер и задержался. Я умудрился даже запихнуть меч в ножны и начал съезжать вниз. Джип, зацепившись за ковер чуть выше, схватил меня за запястье и удержал на месте. Но склон становился все круче, и нам все тяжелее становилось держаться. Вся эта штуковина сейчас выглядела как макет горы, заслонивший своей массой пятиугольник и круг. Я даже видел крошечную щетину густого леса на склонах и голую скалу на вершине, переливавшуюся в лучах лунного света. Мы висели, зацепившись за самый край ямы, подобно муравьям, копошащимся в поисках спасения от муравьеда. Прямо над нами барахталась Катика; она отчаянно пыталась найти опору для ног, и ее нижняя юбка развевалась.

Я подтолкнул Джипа, но он, поднявшись на фут или два вверх, начал соскальзывать. Я снова чуть не потерял равновесие. Под нами были голые камни; теперь это был не пологий склон, а отвесная стена. Я снова подтолкнул Джипа, и он поднялся-таки на фут-другой вверх. Но вот сколько выдержит Катика?

– Давай, не останавливайся! – заорал я. – Я лезу за тобой!

Он что-то проворчал в ответ, но ясно было одно: он не в силах сдвинуться с места. Я проверил, достаточно ли надежна опора, и отпустил ковер. Но тотчас вместо ворса ковра я ощутил что-то очень похожее на траву. Ухватившись за какой-то колючий кустарник, я подтянулся на несколько дюймов, ища новую опору. Найдя ее, я позвал Катику.

– Убирайся! – закричала она. – Идиот, ты не знаешь, чем рискуешь! Оставьте меня, возвращайтесь, спасайтесь сами!

Красный свет снизу поблескивал на ее голых лодыжках, а она изо всех сил карабкалась по склону.

– Уходите! – снова прокричала она. – Я не стою ваших трудов!

Дым начал подниматься вокруг нас, едкий, всепроникающий, с запахом канифоли, серы и чего-то еще более отвратительного. Я закашлялся, но все-таки удержался на склоне, вцепившись в него так, что кровь брызнула из-под ногтей. Я все еще надеялся добраться до Катики, но что будет потом? Сорвемся вместе? Или окажемся на вершине?

И то и другое было скверно; я теперь уже ничего не понимал. Я схватился за казавшийся надежным кустик травы, но тот вырвался с корнем и остался у меня в руке. Опора ушла из-под ног, я повис, вцепившись одной рукой в какой-то узловатый кустик, и, не выдержав, закричал во весь голос. И тут же сквозь дымовую завесу навстречу мне, подобно метеору, метнулся огромный сноп пламени, словно вознамерясь истребить меня.

– Стивен! – воззвал ко мне огонь, и лишь тогда я разглядел в пламени фигуру человека с гривой волос, струившейся, подобно нимбу, и спускавшейся позади дымными локонами. Это была Молл, вечная странница по дорогам Спирали, Молл в той своей ипостаси, в которой представала крайне редко, лишь в минуты смертельной опасности. В один прекрасный день, возможно, эта сущность окончательно поглотит все, что в Молл еще осталось от смертной, и оставит лишь полубожественное начало. В таком виде она была жуткой как для врагов, так и для друзей. Из холодного пламени ко мне протянулась рука и схватила мою.

– Джип… – задыхаясь, проговорил я.

– Он в безопасности! Помоги мне спасти ведьму, я не могу до нее добраться!

Голос Молл эхом разносился по огромным пространствам. Ухватившись за ее руку, я почувствовал, как и в моем теле, клокоча и бурля, пробуждается тот же огонь, что горел внутри ее. Я засмеялся, в голове у меня прояснилось, и я не задумываясь смело оттолкнулся от скалы. Мы пронеслись над ущельем. Я протянул руку, и Катика судорожно за нее схватилась.

И закричала – то был крик неимоверной боли. Ее пальцы разжались, но я успел снова схватить ее за запястье. Она извивалась всем телом. Посмотрев вниз, я увидел, как пляшут, обвивая мои руки, языки пламени, и не светлого, а золотистого, как будто оно успело каким-то образом измениться. Маленькие искорки этого огня пробежали по ее слабеющей руке и запрыгали по искаженному от ужаса лицу.

– Держись, дура чертова! – заорал я. – Ты что, хочешь, чтоб мы оба погибли?

Ее глаза, до этих пор плотно зажмуренные, внезапно открылись и встретились с моими. Я чуть не отпустил ее руку. Ее зрачки вращались и горели, подобно огненным котлам. В это мгновение что-то вырвалось из дыма и пролетело мимо нас. Катика закачалась и в страхе закричала.

– Тяни ее наверх! – заорал я. – Молл, ради бога!

Я почувствовал, как в меня вливается сила Молл, как она с легкостью поднимает нас над пеклом, но снова что-то пролетело мимо нас, и Катика опять закричала. На этот раз до меня донесся треск рвущейся ткани, и пальто упало с ее плеч, как будто кто-то разорвал его по шву на спине. И снова нечто быстрое; ее юбка полетела вниз, и кровь потекла по голой икре маленькими струйками, будто Катику поранил когтем какой-то зверь. Мы поднимались все выше, но дым все так же валил клубами, а горная вершина раздувалась и росла, и какие-то ужасные круглые штуки, которые невозможно было даже разглядеть из-за их быстроты, носились вокруг нас и били – всегда Катику и никогда меня. Она уже больше не сопротивлялась, только когда они в нее попадали, она слабо дергалась.

– Молл! – прокричал я. – Поскорее нельзя?!

– Я уже наверху – дело за тобой! – эхом отозвался ее голос.

Молл продолжала тащить нас, и я из последних сил пытался поднять Катику еще хоть чуть-чуть. Но эти снующие туда-сюда штуковины поднимались вслед за ней. И вот мне показалось, что я вижу руки, которые тянутся к Катике, – широко расставленные человеческие или очень на человеческие похожие руки. А я тем временем подтянул Катику настолько высоко, что смог закинуть ее руку мне на плечо, но в тот же миг она вся напряглась и я ощутил двойную тяжесть, как будто кто-то потянул ее за ноги вниз. И еще кто-то, и еще. Я держал уже троих, если не больше.

– Молл!

Я почувствовал, что свободной рукой она пытается схватить Катику. Но та, глядя мне прямо в глаза, прошептала:

– Нет. Нет, С-стефан! Они вас всех утянут вниз! Вниз, к великому шабашу , в бездонный колодец зла! Брокен слишком силен, тебе с ним не справиться, – и ей, и вообще никому! Уничтожайте хотя бы его посланников! Скажи… скажи это Граалю! И оставь меня там, где мне и место!

И тут, слишком внезапно, рука ее соскользнула с моего плеча; чудовищная сила вырвала ее нежное запястье из моей руки. В тот же миг остатки разорванной одежды закружились вокруг нее, и Катика ринулась вниз – в котел, который прежде был залом, уменьшилась в размерах и исчезла там. Я рванулся было за ней, но Молл удержала меня. Я задрожал и обмяк. Не только от напряжения, но еще и от ужасающей тоски, которую увидел в покрасневших глазах Катики за мгновение до того, как она исчезла.