Винн изучала лицо существа. Ее попытка зажечь солнечный кристалл провалилась, хотя она сделала все правильно.
Рычание Тени внезапно прервалось.
Боль распространилась в голове Винн, когда она увидела, что существо остановило взгляд на собаке.
Какофония тысячи листьев или крыльев насекомых начала метаться в черепе Винн. Звук стал оглушительным и каким-то шипящим, и она застонала и упала на колени, крепко прижав к себе Тень. Она не могла даже спасти собаку, только обнять ее и ждать смерти.
Слова памяти Тени раздались в мыслях Винн, перекрывая шипящее царапание крыльев-листьев:
«…Рождённый Духами…»
Голова существа качнулась к Винн. Что Тень пыталась сказать ей?
Рев в разуме Винн заглушил все остальное. Все, что она видела, это большие черные глаза на морде рептилии, смотрящие на нее, пока все не потемнело.
Там была только тьма.
В груди Винн заболело, а затем начало гореть, как будто она задержала дыхание слишком надолго и теперь не могла выдохнуть. Она ощутила движение, но ее конечности не двигались. Это было очень знакомо, но из-за растущей паники она не могла понять, почему.
Тьма исчезла, но ненадолго.
Она с трудом выдохнула и не могла прекратить дрожать, когда задохнулась, не осознавая, где она. Каждая мышца в ее напряжённом теле дрожала. Что-то прерывало ее мысли, но это не было потрескивание крыльев-листьев.
Оно было монотонным и бесконечным, как ветер, свистящий в голове. Слова раздавались из него отрывистым шепотом:
«…они приходят… лгуны, обманщики… убийцы, убийцы повсюду…»
Ветер в ее голове казался сделанным из этих слов, произнесённых шепотом множества голосов. Ее мысли были сокрушены этой бурей, и первой вещью, которую она увидела, был тусклый свет.
Оранжево-красные угли в очаге освещали пространство вокруг неё. Она стояла в комнате без мебели, окруженная простыми каменными стенами. Эта пустота обострила её чувства, пока ее внимание не переместилось влево.
Она не собиралась поворачиваться, но сделала это.
«…никому не доверяй… никогда…»
При этом шепоте из бури Винн посмотрела на сводчатый проход в левой стене комнаты. Это был всего лишь провал в черноту, поскольку тусклый свет очага не проникал за него. Она хотела отступить, найти выход отсюда, но…
— Вра'фейлулайк… бхаил то-ве?
Она не поняла смысла слов, хотя это с безумной спешкой, или даже гневом сорвалось с ее губ. Но голос, который она услышала, не принадлежал ей.
Страх Винн вырос.
Она была заперта в памяти. Но чьей? Тень сделала это? Она с трудом сосредоточилась, пытаясь увидеть мир, который помнила: грубый каменный тоннель, крылатая рептилия и Тень.
Но привычный мир не вернулся.
Где она? Кто она? Не получив ответов, она пыталась разобраться с тем, что услышала, чтобы сдержать питаемый страхом шепот, пытающийся затопить ее разум.
Первое слово было корневым, в мужском роде — и она узнала язык! Она говорила на гномском, но либо не расслышала всё правильно, либо не знала этого диалекта. Она не смогла перевести корень слова. Только суффикс «улайк» имел смысл.
Это означало «словно» или «подобный».
— Вра'фейлулайк… бхаил то-ве?!
Горло Винн пересохло, когда она повторила крик. Шипящий шелест крыльев-листьев раздался в ее уме. Всего один раз она слышала что-то подобное — когда Малец общался со своей семьей. Слова, которые она произнесла повторились в ее голове, на сей раз на каждом языке, который она знала: «Брат-близнец… ты здесь?»
Кому бы ни принадлежала эта память, не Тень передавала ее. Тень назвала крылатое существо в тоннеле Рождённым Духами. Те шипящие звуки крыльев-листьев шли от него? Стихийные Духи наконец доберутся до нее, убьют, пока она поймана в ловушку в чьей-то памяти?
Что-то двинулось за сводчатым проходом.
Что-то, шатаясь, шло вперед через темноту. Большие гномские руки закрывали широкое лицо, раздавалось измученное, быстрые дыхание. Один глаз всмотрелся в нее сквозь массивные пальцы. Вдруг его левая рука соскользнула с лица и сжала край прохода. Пальцы другой откинули его красные волосы.
У этого брата-близнеца была широкая челюсть, когда-то чисто выбритая, но теперь покрытая щетиной. Его глаза были запавшими, под ними темнели круги, как будто он не спал много ночей. Он был молод, или казался бы таким, если б его лицо не было искажено ужасом.
На мгновение Винн показалось, что она знает его, но это было невозможно. Она даже не знала, где она находится — или кем она была. Ничто в этом месте не было ей знакомо.
«…когда-то близкие теперь охотятся на тебя… они придут… будь осторожен как никогда…»
Пристальный взгляд брата быстро осмотрел комнату с очагом.
Он слышал этот шепот, как и она!
«…никогда не закрывай глаза снова… никогда… только когда они все умрут…»
На его щеках заходили желваки, когда его рука отдернулась от головы, нещадно разрывая путаницу волос. Пальцы сжались в большой кулак.
Винн видела в лице брата тот же гнев, который она услышала в голосе владельца этой памяти. Она кинулась вперед и схватила рубашку на груди брата одной большой рукой. Она почувствовала, как другая её рука нащупывает что-то на поясе.
— Почему ты все еще здесь? — прокричала она низким голосом, который не принадлежал ей. — Я же сказал тебе уехать, пока ещё было возможно. Уходи отсюда!
Брат замер, его кулак поднялся. Буря голосов еще раз всколыхнулась в уме Винн:
«…Если они увидят тебя, быстро убей их… Ведь они убьют тебя, если смогут… А они смогут, ты же знаешь…»
Рука Винн, опущенная вниз, сжалась. Она дернулась, хотя едва видела, что схватила. Ее взгляд остался прикован к брату, когда он вынул кинжал из ножен на поясе. Он поднял его, смотря вниз.
Стрёкот крылышка-листа снова раздался в голове Винн:
«Я с тобой, слушай только меня. Услышь спокойствие, что я привношу в твои мысли.»
Винн оцепенела, а братья замерли напротив друг друга, готовые напасть.
Откуда-то издалека донесся крик.
Винн разжала пальцы и отступила, не зная, что теперь делать. Она повернулась на далёкий звук.
Тогда она увидела, что случилось с мебелью.
Стулья, табуреты, дубовый стол, и даже большой комод были сложены у двери. Все из этой комнаты было свалено в кучу перед нею в слепом отчаянии. Когда ее внимание вернулось обратно, измученный брат тоже смотрел на дверь. Его глаза расширились от страха, когда он, дрожа, смотрел на нее.
— Пойдём… пойдём, пожалуйста, — попросил он, заикаясь. — Пойдём со мной.
— Нет, — ответила Винн. — Иди один, как я сказал.
— Не делай этого! — закричал брат, делая шаг вперёд, гнев вернулся на его лицо. — Твои братья тоже поддались этому, как и остальные… хотя сначала остальные, не так ли? Они заперлись от людей в храме… и ты помогал им? В этой чуме безумия, куда ещё народ мог пойти, кроме как уехать… если хоть кто-то смог уехать?
Он вошёл в комнату с очагом.
Одежда брата, наверно, когда-то была красновато-коричневой, но сейчас была слишком грязной, и было слишком мало света, чтобы утверждать это бесспорно. Его взгляд опустился вниз, и тот, кем была Винн, проследил за ним. Винн увидела, что она держала.
У длинного треугольного кинжала, основание которого было столь шириной с её ладонь, были прямые края, плавно сужающиеся к лезвию. Его полированная гарда и навершие были серебряными, а часть рукояти, видная между её пальцами, лакировано-черная.
Это был кинжал Ходящих-сквозь-Камень.
Винн съежилась, заключенная в тюрьму чужой памяти, не желая принять то, что это могло означать. Буря шепота повысилась, как будто подпитавшись ее страхом. Ходящий-сквозь-Камень — она — поднял лезвие. Стрёкот единственного крылышка-листа вернулся:
«Не его ты должен убить.»
Винн чувствовала, что Ходящий-сквозь-Камень колеблется, глядя на своего брата.
«Держись только за меня.»
Она не почувствовала никакого спокойствия от этих слов, как голос утверждал ранее. Но потом поняла: этот стрёкот крылышка-листа говорил не с нею. Он говорил с ним, владельцем этой памяти. Она слышала его, чувствовал его, только потому, что слышал и чувствовал он.
Винн начала сомневаться еще больше.
Эти слова не исходили от зверя в тоннеле. Они были просто частью этой памяти. Что пришло в это место? Что говорило с этим Ходящим-сквозь-Камень?
— Нашей кровью заклинаю: помни меня, — прошептал он. — Но как только ты уйдёшь отсюда, никогда не произноси мое имя. Нашей кровью я связываю тебя… позволь мне быть забытым всеми.
На лице брата отразилось потрясение, и он с недоверием покачал головой. Он только открыл рот, чтобы заговорить, как Ходящий-сквозь-Камень отвернулся.
Винн увидела, как к ней приближается стена. Она помнила ту первую, удушающую черноту, чувство, что ее похоронили заживо. Ходящий-сквозь-Камень мог пройти через землю и камень. Но даже это не заставило замолчать шепот бури в нем, в ней.
Она не хотела больше видеть это. Но пока он мчался через тоннели, проходы и залы, она не могла отвести взгляд или закрыть глаза.
Он ни разу не остановился, сразу направляясь к следующей стене, но Винн видела… и слышала. Между тишиной и чернотой каждого погружения в камень, вопли безумного страха и гнева эхом отзывались вокруг.
Две гномские женщины душили друг друга, пока одна не разорвала горло другой голыми руками. Она только позволила телу упасть и тут же повернулась к мужчине, стоящему к ней спиной. Она бросилась на него, ее окровавленные руки потянулись к его лицу, чтобы растерзать его.
Молодая женщина оттолкнула старика в сторону, когда они оба попытались пройти через дверной проём. Она ударила его локтём по лицу, хотя он и так уже отступил.
Забрызганный красным воин снова и снова лупил булавой других мужчин, лежащих на полу. Он кричал, чтобы они уходили, или он убьет их всех. Они были уже мертвы, искорежены до неузнаваемости, а он всё не мог остановиться.
Гномский ребенок тихо нащупывал путь вдоль стены. Девочка не могла видеть из-за крови, заливающей ей глаза.
В центре большой палаты, заполненной столами и табуретами, пожилой мужчина присел на возвышении приветственного дома. Он, медленно раскачиваясь, шептал что-то про себя, как будто молился… а затем вдруг истерично рассмеялся. Его взгляд обшаривал комнату, ни на чем не задерживаясь.
Чернота камня прерывала сцены снова и снова. Каждый раз Винн желала, чтобы это было в последний раз.
Ей хотелось остаться в том холоде, обволакивающей темноте, где она — он — ничего не видела бы снова. Она не хотела снова видеть безумие и шепот, возвращающиеся с каждым проблеском тусклого света. И когда это происходило снова, она бы заплакала, будь у нее сейчас собственный голос.
Ходящий-сквозь-Камень остановился.
Здесь было темнее, чем где-либо ещё, даже в доме его брата. И почти тихо, за исключением шепота в его ушах. Винн не собиралась оборачиваться, но гном обернулся.
Большой сводчатый проход привлёк её внимание. Его двойные двери были закрыты, запечатаны железным засовом, лежавшем на скобе толщиной больше, чем ее рука. Они не были выломаны, как в прошлый раз, когда она видела их. Приглушенный стук проник через двери.
Там, с другой стороны, были люди и стучали, стремясь войти.
— Что ты делаешь?
При этом угрожающем шепоте Ходящий-сквозь-Камень схватился за оба кинжала на своём поясе. Когда он обернулся, Винн увидела огромные, темные фигуры в зале. Большие силуэты статуй, достигающие потолка, терялись в черных как смоль высотах. Три у каждой длинной стены зала, и Винн поняла, где она находится. Она была в Балаал-Ситте, в его зале Вечных, но не в таком состоянии, в каком она нашла его. Всё было цело, как будто она находилась в прошлом. Мерцающий свет попался ей на глаза, и она наблюдала за приближением пламени.
Свет факела осветил покрасневшее лицо с широкими чертами и седой бородой. Его глаза были расширены, белков было почти не видно вокруг черных радужек. Свет от пламени отразился на стальных элементах его черно-чешуйчатой брони.
Старый гном был другим Ходящим-сквозь-Камень.
— Собираешься впустить их?! — обвинил он.
— Нет… уже нет, — ответила Винн глубоким, мужским голосом.
— Лжец! — прошипел другой, и его свободная рука упала на рукоять кинжала. — Где ты был? У своего болтливого брата?
Винн не ответила, но почувствовала, как сжались её пальцы вокруг рукояти боевого кинжала.
— Так как это началось? — прошептал старый Ходящий-сквозь-Камень, делая шаг вперёд. — Все они обернулись против нас, как только началась осада, — продолжал он. — Какую ложь ты вложил в человеческие уши… через своего брата?
Буря шепчущих голосов усилилась снова:
«…Никому не доверяй… никогда не поворачивайся спиной… они идут за тобой…»
Его рука отдёрнулась от рукояти кинжала. Винн почувствовала боль, когда молодой Ходящий-сквозь-Камень хлопнул себя по лбу. Стрёкот крылышка-листа немедленно поднялся над буревым хором:
«Слушай только меня. Держись только за меня.»
Его стрекот задушил все мысли в разуме Винн.
— Нет… — застонал молодой Ходящий-сквозь-Камень. Он с хлопком прижал ко лбу другую руку и прокричал: — Оставьте меня в покое!
— Оставить тебя? — прошипел старший в недоумении.
Винн поняла, что он не слышит стрекот крылышка-листа.
— Зачем мне это? — продолжил старший. — Ты сделал это для нас, предатель. Ты и твой брат… заставили их прийти к нам!
— Нет, — простонал он. — Мой брат не замешан в этом…
— Больше лжи! — выкрикнул старший, рывком вынимая кинжал из ножен.
«Сделай, что необходимо, и иди ко мне.»
При звуке этого крылышка-листа молодой Ходящий-сквозь-Камень ещё крепче стиснул руки вокруг головы. А старший выпустил свой факел и кинулся к нему.
— Держи свое предательство назад, — прокричал, старый поднимая кинжал. — Байундуни!
«Не слушай. Иди ко мне.»
Молодой Ходящий-сквозь-Камень как можно сильнее сжал череп, пытаясь выгнать голос из своей головы. Но Винн не почувствовала боли. Она только мысленно съежилась, услышав его имя.
Она еще раз отчаянно попыталась сбежать в реальный мир, избежать этой памяти Байундуни — Глубокого Корня — Таллухерага, Бога Резни.
Сау'илахк мчался вниз по тоннелю, остановившись, только чтобы вызвать слугу из света. Тоннель начал пересекаться с меньшими, ветвящимися проходами, но он придерживался главного, направляясь вниз в глубины горы.
Его слуга метнулся в небольшую пещеру, и Сау'илахк остановился перед тупиком.
После осмотра, не выявившего никаких проломов, проходов, или чего-либо ещё, его расстройство угрожало перерасти в гнев. Где он должен искать теперь? Сколько узких тоннелей он миновал по пути? Шар должен был быть где-то здесь!
Вдруг он заметил кости.
Их было много, и все они были так стары, что смешались со щебнем и пылью на полу пещеры. Некоторые все еще наполовину торчали из дальней стены, и он задался вопросом, как так получилось. Последний пытался похоронить остальных? Любопытство подавило разочарование, и его мысли вернулись к тому, как мало он знает об этом месте.
Силы Возлюбленного пробились в ситт, а затем последовала катастрофа. Вершина горы разрушилась, уничтожив обе армии. Он, впервые за века своего существования, задался вопросом, что могло вызвать такое опустошение.
Сау'илахк не видел костей, пока шёл вдоль тоннеля, но сейчас он был в глубине пещеры, и их здесь было множество. Что-то произошло здесь, что-то было… закопано? Сделав одну руку материальной, он начал рыть, просеивая щебень и кости. Вдруг его пальцы коснулись чего-то твёрдого и плотного.
Вызвав остатки своего запаса украденной жизни, он сделал материальной другую руку и начал быстрее раскапывать щебень и пыль. Он продолжал очищать что-то твёрдое, как камень. Чем больше он расчищал вокруг, тем больше чувствовал, что оно было слишком круглым и ровным.
Он отчаянно убирал пыль с его чуть шершавой поверхности.
Это был шар из темного, почти черного камня, размером немного больше шлема. Хотя и не идеально гладкая, его округлая поверхность была слишком прекрасна, чтобы быть естественного происхождения. Большой, клиновидный штырь торчал из него. Когда он откинул от него ещё немного щебня, он увидел, что кончик штыря проходит насквозь до основания шара. Шар и штырь были высечены из одной части камня.
Волны радости в нем смешались с неожиданным негодованием.
Сделанный его Богом, согласно собственным словам Возлюбленного, шар… Якорь Духа оставили валяться среди грязи и костей, словно мусор, о котором все позабыли. Возможно, катастрофа убила Детей, которые принесли его. То, что он был похоронен среди фаворитов Возлюбленного, его инструментов, принесло некоторое удовлетворение Сау'илахку. И Якорь остался там, где упал в давно забытое время, ожидая его.
Он будет красив и молод снова, навсегда. Обещание, данное ему так давно, будет выполнено. На сей раз он не будет предан.
«Возлюбленный!»— мысленно прошептал он.
Через Хранительницу его Бог привел его к спасению. Почти опустошив свой запас сил, он сделал всё свое тело материальным и поднял тяжелый шар, первым за тысячу лет. Когда его завернутые в ткань руки сомкнулись вокруг шара, он просто стоял, и облегчение заставило его почувствовать себя уставшим, как никогда.
Он посмотрел вниз на то, что держал, и внутренне оцепенел.
В те давние дни он никогда не прикасался к Якорям. Только у Детей была такая привилегия. Он видел это в тех редких случаях, когда Бог приказывал, и один из них забирал шар. Но он знал, что каждый из пяти Якорей связывает один Элемент Существования. Каждый порабощал определённый компонент, выполняя волю его Бога.
Хотя шар в его руках бездействовал, он должен был почувствовать его сущность. Через Возлюбленного, через собственную природу вечного духа он должен почувствовать ядро его элементного характера и искру Духа, пойманного в ловушку в нём.
Искры там не было.
Сау'илахк уставился на шар в руках. Он ощутил в нем что-то, но это присутствие было очень глубоко… похоронено? Внутри не было ничего близкого к его природе чистого, бессмертного духа.
Он снова осмотрел пещеру. Досада вернулась, перерастая в ужас.
Те рептилии, должно быть, отрыли это место. Залежи костей предполагали, что что-то еще произошло здесь. Силы Возлюбленного, должно быть, попытались прокопать ход под ситтом, войти в него изнутри, прежде чем кто-либо понял это. Но в конце концов, они, скорее всего, были обнаружены.
Что-то ужасное произошло здесь. Силы Возлюбленного были уничтожены, похоронены под горой наряду с их врагами. И здесь был шар.
Но что шар Духа мог сделать в этом месте? Ничего, сейчас или тогда. Это не был шар Духа. Это был другой, возможно, шар Земли? Он следовал за Винн все это время… только чтобы найти неправильный шар.
Осознав правду, Сау'илахк застонал.
Пыль и грязь зашевелились, когда потревоженный воздух придал голос его боли. Он начал выть, и его растущий гнев превратился в вопль. Эти крики заполнили тупиковую пещеру таким сильным ветром, что со стен посыпались камешки, а кости раскатились по полу.
Сау'илахк закричал:
«Предатель!»
Он был снова обманут словами своего Бога, как тот сделал тысячу лет назад, пообещав ему вечную жизнь.
Шипящий шепот раздался в его мыслях:
«Не отчаивайся.»
Сау'илахка уже не заботило, что он оскорбил своего Бога. Он прокричал снова:
«Источник лжи… и обманов!»
Он выпустил шар из рук. Щебень и кости затрещали под его весом, раздался металлический лязг. Надежда на красоту и вечную молодость увяла, а боль потери стала слишком велика, чтобы он мог успокоиться. Он закричал на своего Бога еще раз:
«Хранительница мертва, сожжена дотла! За кем я теперь, по-твоему, должен следовать?!»
Шипение раздалось снова:
«Она жива… но если ты решил больше не повиноваться мне, слуга, то ищи самостоятельно.»
Вопль-ветер Сау'илахка стих. Если Винн жива, почему его Бог-предатель дал ему свободу сделать так, как ему хотелось? Что он мог сделать ещё, уже опробовав всё за тысячелетие поиска? Он уже был тут, но его страдание заставило его захотеть просто уйти.
Шепот, похожий на шуршание змеиной чешуи по песку, раздался в его голове вновь:
«У каждого Якоря есть своя цепь, своя рукоять, которая держит и ведёт его, так же, как у каждого замка есть свой ключ, открывающий его. Разве ты не слышишь, что говорит ключ?»
Он слишком сильно переживал, чтобы прислушаться к язвительным намекам, но Возлюбленный продолжил:
«Так как ты больше не слушаешь меня, слуга… возможно, ты вспомнишь, услышав его.»
Сау'илахк остановился, внутри него росло подозрение. Что это за ерунда о цепях, рукоятях и ключах… для Якорей Существования?
Он посмотрел вниз на тот, который только что бросил.
Шар просто лежал у его ног, но звук, когда он упал, был каким-то неправильным. Не треск камня о камень, или даже о кость, а металлический лязг. Он присел, становясь материальным снова, и толкнул шар в сторону.
В котловине, которую он продел в щебне, было пятно красновато-золотого цвета.
Сау'илахк быстро отгрёб щебень и пыль, пока предмет не показался полностью. Перед ним лежал толстый и тяжелый незамкнутый обруч из красновато-золотистого металла, не похожего ни на медь, ни на золото. На его концах были выдающиеся бляшки с шипами, указывающими друг на друга. Его поверхность была покрыта гравировкой, хотя он и не мог разобрать символы.
Сау'илахк не забыл, что видел такой прежде. Однажды, когда один из Детей уезжал с Якорем, этот предмет покоился на его бледной шее.
Он глянул на шар и заметил что-то ещё в клиновидном основании шара.
Там были два углубления, размером как раз подходящие для шипов обруча. Это действительно был ключ, рукоять для использования шара? Несмотря на это, что это дало бы ему? Не этот шар он жаждал найти.
«Мне не нужен ключ к месту, куда я не хочу идти, — произнёс он. — Рукоять — не то, чего я хочу.»
На этот раз ответа не последовало, но Сау'илахк услышал шаги, эхом отдающиеся по тоннелю.
Шёл явно не один человек, и они были слишком тяжелы, чтобы принадлежать Винн. Если одним из них был Чейн, то у Сау'илахка сейчас не было сил, чтобы иметь дело с тем надоедливым не-мертвым.
Расстройство заставило его колебаться, но затем он всё же схватил обруч. У него не было способа нести его, не оставаясь материальным, и он повернулся к задней стене пещеры.
Последние остатки его энергии пошли на заклинание, создавшее нишу в камне.
Сау'илахк сунул обруч внутрь, чтобы забрать его позже.
Когда камень над нишей сомкнулся, дремота и усталость одолели его, и он исчез. На данный момент он не хотел оставаться в этом месте… в этом трагически разочаровывающем месте.
Винн затерялась в отвратительных воспоминаниях Глубокого Корня. Она была потрясена до мозга костей, когда разъяренные крики старшего Ходящего-сквозь-Камень внезапно стихли. Чернота камня окутала ее снова, и все, что она слышала, это бурю шепотов внутри сознания Глубокого Корня.
«…они придут… не один, много… скоро они найдут тебя…»
Тусклый свет озарил все вокруг, когда жужжание крылышка-листа оттолкнуло шепот снова:
«Не слушай их. Слушай только меня.»
Глубокий Корень стоял в тусклом свечении пещеры заслуженных мертвых, но не сделал и шага. Он продолжал, осматриваясь, быстро поворачивать голову, и мерцающие стены и тени слишком быстро сменяли друг друга перед глазами Винн.
Она не понимала, что произошло в зале Вечных. Как этот серийный убийца избежал безумного гнева старого Ходящего-сквозь-Камень?
Глубокий Корень сделал медленный, осторожный шаг, затем другой. Он пытался соблюдать тишину. Он присел среди окаменевших мертвых, прижал ладонь к полу пещеры и замер.
Винн почувствовала — услышала — отдаленные звуки, как будто его рука могла уловить их через камень и передать её ушам, её мыслям. Он слушал через камень, как Красная Руда в тоннеле с трамваями.
Послышался топот, и Глубокий Корень повернулся вправо.
Винн увидела только разрушенную стену за колоннами из сросшихся сталактитов и сталагмитов. Топот раздался снова, словно кто-то бежал, и Глубокий Корень повернулся, следя за ним.
Звук внезапно оборвался, когда он уже повернулся к стене, из которой пришёл.
— Заслуженные, — прошептал он. — Дайте мне прибежище!
Винн хотелось закричать на него из-за этой просьбы, но у нее не было голоса. Крылышко-лист ответило вместо неё:
«Они не могут. Держись за меня, сопротивляйся безумию… Иди ко мне.»
— Замолчи! — прорычал он. — Ты — часть этой чумы, уничтожающей мой народ.
«Я говорю только с тобой, как только появился здесь. Я сохраняю спокойствие, тишину внутри тебя.»
— Убирайся! — закричал он, забыв об осторожности.
«Я тот, кто дает тебе отсрочку, освобождает от того, что изнутри пожирает остальных. Ты уже цепляешься за меня.»
— Ты хуже того, что пришло! Оставь меня в покое!
Крылышко-лист, казалось, исчезло, но не полностью. Оно все еще было там, сдерживая бурю. Но секунда тишины оставила Винн растерянной относительно того, что всё это означало.
«Тогда убей меня… если сможешь.»
Эти потрескивающие слова задушили отчаяние Винн и затопили страх гнома. К чему принуждал Глубокого Корня этот голос? Вдруг она услышала громкий, влажный шлепок.
Глубокий Корень мгновенно обернулся, вскакивая на ноги. Винн скорее почувствовала, а не увидела фигуру другого Ходящего-сквозь-Камень в проходе в следующую пещеру. Он только что хлопнул рукой по камню.
Она видела это прежде в подземелье Дред-Ситта, но никогда не думала, как работает этот сигнал тревоги Ходящих-сквозь-Камень. Это походило на мгновенное землетрясение, пробегающее сквозь нее, и она могла следовать за ним через камень к его источнику.
Тяжелые шаги раздались снова, и Глубокий Корень, повернулся. Еще один Ходящий-сквозь-Камень кинулся на него прямо из стены пещеры.
«Я жду в самом дальнем месте. Ты сможешь прожить достаточно долго, чтобы добраться туда?»
Глубокий Корень побежал, и Винн услышала крики его преследователей, эхом отзывающиеся по пещере заслуженных мертвых. Он бежал прямо через окаменелые колонны и стены из влажного камня, изменяя направление перед тем, как вновь нырнуть в другую стену. Затем одно время чернота камня не проходила очень долго.
Винн чувствовала, что ее легкие готовы разорваться, прежде чем он сделал вдох.
Что означало это «самое дальнее место»? И можно ли было дойти дотуда?
Хуже этого ужасающего предателя, Глубокого Корня, был только Враг — Возлюбленный, Иль'Самауд, Голос в Ночи. Это он говорил с ним, предлагая ложную защиту от безумия, пожирающего осаждённый ситт? Откуда взялась эта буря шепчущих голосов?
Чернота исчезла, и Глубокий Корень выдохнул, хотя и не с тем истощением, от которого страдала Винн, побывав в камне. Оно не мучило его вообще. Возможно, оно вообще не действовало на Ходящих-сквозь-Камень. Он повернулся, осторожно проведя ладонью вдоль стены в темноте.
Его рука легла на что-то с чёткими углами и ровной поверхностью, и он провёл по нему. Желтый свет озарил все вокруг.
Винн смотрела на Палату Падших.
Глаза Глубокого Корня остановились на чем-то неправильном в этом месте — или на том, что показалось неправильным ему. Большая пробоина в дальнем конце зала — точно как та, что нашла Винн. Но он колебался, напряженный, как будто никогда не видел этого прежде.
— Я иду к тебе! — пригрозил он, медленно и осторожно двинувшись к пробоине. — Я вырву тебя из головы.
«Я жду… так как я здесь из-за тебя.»
Винн не хотела, чтобы он приближался к пробоине. Что-то там пыталось использовать этого предателя в своих собственных целях. Одна злая сила управляла другой, и она не могла ничего сделать, чтобы изменить это.
Глубокий Корень, наклонившись, заглянул в пробоину и обнаружил широкий тоннель.
Тяжелые шаги эхом прокатились по палате, и он начал оборачиваться.
— Надеешься скрыться среди Падших? — прокричал кто-то. — Сбежал к своим… ты, предатель!
Топот сапог уже был похож на грохот военных барабанов. Три Ходящих-сквозь-Камень пробежали между большими базальтовыми саркофагами.
Глубокий Корень нырнул в пробоину, повернув налево. Но там что-то светилось в темноте, словно горячие угли в очаге. Он развернулся и пошёл другим путем вниз по сырому тоннелю — направление, которым шла и Винн.
Она слышала шаги и голоса в тоннеле. Глубокий Корень остановился, слушая их приближение. Он шагнул к грубой боковой стене.
Мягкий, красный жар озарил тоннель позади него.
Винн услышала треск, словно камень откололся от стены тоннеля. Он повторялся снова и снова, быстрее и быстрее, заглушив даже топот тяжелых ботинок. Три силуэта Ходящих-сквозь-Камень в тоннеле остановились и оглянулись назад.
Шипящий рев сковал Глубокого Корня, и заставил камень вибрировать. Глубокий Корень со свистом вдохнул, когда по тоннелю прокатилось пламя.
Оно охватило три силуэта, прежде чем он смог прикрыть глаза от яркого света. Резкие крики быстро задушил потрескивающий огонь, а затем он исчез. Винн увидела, как одна широкая фигура бросилась к стене. Но не добралась до неё, упала, рухнув на пол, как и две другие. Она смотрела, как они превращаются в пепел под напором горячего пламени.
Пламя потухло, и единственный свет исходил теперь от тлеющих тел и язычков пламени, цепляющихся за пол, стены и потолок, как будто там была разлита нефть. За угасающим огнём что-то приближалось, медленно шагая вперед. Тоннель дрожал под этими тяжелыми, ритмичными шагами.
Его голова появилась в поле зрения, челюсти, немного приоткрылись.
Глубокий Корень посмотрел в черные глаза гуюллаэ, все-пожирающего.
Это было всеми забытое слово его народа для обозначения этих крылатых рептилий. У Винн были другие его названия, одинаково мало известные среди других рас.
«Веюрм»… «Тхуван»… «Та'нен»… Дракон.
Этот был больше, чем тот, с которым столкнулась Винн. Его спина задевала потолок, откалывая от него мелкие камушки. Глубокий Корень прижался спиной к стене, и попытался уйти в неё.
«Нет, не в этот раз.»
Его рука больно врезалась в камень, но не ушла в него. Он, не оглядываясь, побежал по тоннелю, подальше от оставшегося пламени и поглубже в темноту.
Винн не ожидала, что это место будет так похоже на то, что нашла она, только что с этим зверем бороться было ещё более бесполезно. Часть ее хотела, чтобы зверь поймал его, даже если это было только памятью. Что бы ни случилось, это ничего не изменит.
Но если дракон поймает его, то что случиться с ней? Если он умрёт, то она, запертая в этой памяти, умрёт вместе с ним?
Глубокий Корень врезался в камень в темноте. Винн потеряла ощущение тела на мгновение. Когда чувства вернулись, он, застонав, поднялся с пола и дотронулся до своего лица. Прикосновение к голове только принесло ещё больше боли.
Тусклый красный свет осветил тупик тоннеля.
Глубокий Корень встал на ноги и, обернувшись, достал оба кинжала. Винн не нужна была связь с его сознанием, чтобы понять, какой ужас переполняет его сейчас.
Дракон заполнял собой весь тоннель, его слюна капала на каменный пол, поддерживая язычки пламени. Он просто стоял там, наблюдая за Глубоким Корнем, а хаос буревого шепота превратился в шторм.
«Послушай!»
Это потрескивание крылышка-листа снова сдержало бурю. Сначала, Винн ничего не слышала, а Глубокий Корень просто смотрел на существо. Даже если он будет настолько глуп, чтобы напасть, то его кинжалы ничего не смогут сделать.
«Они идут. Послушай… услышь их и пойми… все здесь погибнут.»
Голос отодвинул бурю на второй план, заставляя шепчущий хор стать почти неслышным, как будто раздавался из-за толстых стен. Винн почувствовала вибрацию под ногами.
Глубокий Корень нерешительно присел, не спуская глаз с дракона. Он отложил один кинжал и положил ладонь на камень. Вибрация стала сильнее, эхом прокатываясь через него. По мнению Винн, это было похоже на то, как кто-то бросает камушки на барабан. Это продолжало раскалываться и ломаться без остановки.
Что-то пробивалось сквозь землю под ситтом.
Она видела, что безумие распространилось здесь, но если это вызвали враги, заблокировавшие все выходы наружу, почему они роют снизу, и почему так быстро? Они ведь просто могли держать ситт в осаде до тех пор, пока все не перебьют друг друга.
«Да, все погибнут. Это написано в камне. Но перед смертью сможешь ли ты убить меня?»
Глубокий Корень посмотрел в глаза дракона, блестящие от вспышек огня, словно были сделаны из полированного обсидиана. Его кинжалы были подобны швейным иглам против врага такого размера. Зверь зарычал так, что Винн захотелось заткнуть уши. Глубокий Корень поднялся и отступил от тупика.
Дракон начал отступать: тоннель был слишком узок, чтобы он мог развернуться.
«Останься здесь в темноте, прислушиваясь к невидимому до самой смерти… или следуй за мной. Так или иначе, ты умрешь, так написано в камне. Но какую твою смерть будут помнить однажды прибывшие? Выбирай.»
Его слюна больше не капала на пол, поддерживая огонь, и в тоннеле стало темно. Только звук шагов существа говорил о том, что оно все еще было там, пока оно не наступило на обугленные останки Ходящих-сквозь-Камень. Почерневшие кости затрещали под его когтистыми лапами.
Винн не знала, как бы она поступила на месте Глубокого Корня.
Он сделал один неуверенный шаг, а затем другой, следуя за зверем. Когда дракон добрался до пробоины в Палату Падших, он наконец развернулся, направившись в другую сторону тоннеля.
В темноте было слишком много поворотов и ответвлений, он чувствовал пустые пространства в стене, по которой вёл рукой. Винн давно потеряла всякое чувство направления. Но каждый раз, когда путь разветвлялся, Глубокий Корень следовал за царапаньем по камню, выдающим движение животного, пока не остановился, увидев пламя, замерцавшее в его пасти.
Оно застыло на краю широкого прохода, который под крутым уклоном убегал вниз. Снова он последовал за зверем. Длинный путь привёл в просторную пещеру, и здешний воздух заставил его задохнуться. Винн тоже почувствовала удушье, поскольку зловоние шло от большого, длинного бассейна с вязкой жидкостью, заполнявшей большую часть пола пещеры.
Замерцал мягкий, красно-оранжевый свет. На другой стороне пещеры дракон позволил подожженной слюне упасть на пол у наклонной скалы, подальше от бассейна.
«Вложи в ножны своё оружие. Не создай даже искру в этом месте, иначе мы погибнем бесцельно.»
— Что это за место? — спросил Глубокий Корень. — Что в бассейне?
«Я съел и исторг все это, ослабевая без своей привычной пищи с самого моего прибытия. А теперь я готов умереть, если ты сможешь убить меня. Но сначала послушай… и услышь их.»
Дракон поднял голову, смотря на дальнюю стену пещеры.
Глубокий Корень колебался, но зверь просто ждал. Он вложил в ножны свои кинжалы и обошёл вокруг бассейна, не отводя взгляд от дракона. Тот в свою очередь наблюдал за ним. Когда он достиг стены, то положил руку на камень.
Сначала он не услышал ничего.
«Выше.»
После этой команды он попытался найти опору для ног на стене. Он полез вверх, и чем выше он был, тем больше чувствовал — слышал — тот же самый звук бесконечно ломающегося камня, как и там, в тупике.
Глубокий Корень залез так высоко, как только смог, пока его толстые пальцев не коснулись того места, где стена, изгибаясь, переходила в потолок пещеры. Буря шепотов переросла в рев в его голове, будто он стоял в сердце урагана.
Винн потеряла себя в этом потоке.
Когда это наконец исчезло, она смотрела на бассейн, но как будто Глубокий Корень лежал на полу пещеры. Она чувствовала себя больной от головокружения. Глубокий Корень застонал и поднялся, когда голос крылышка-листа прибыл снова:
«Они называют себя ин'Сауминфейл, Хозяевами Безумия. Тем, кто сбежал от них и все же никогда не видел, они известны как Пожиратели Тишины. Они вызвали это в твоём народе — и свели его с ума. Теперь ничто не сможет остановить это.»
Винн поняла, о ком говорил дракон. Она знала, что эти колдуны когда-то служили Древнему Врагу во время Забытой Войны. Если бы у нее был голос, она задала бы столько вопросов… Но она была лишь наблюдателем, воспринимая все это через глаза и уши Глубокого Корня.
«Твои кинжалы бесполезны. Нужно что-то большее, чтобы пробить мой кишечник, как только я подожгу себя. А затем…»
Дракон повернулся к бассейну, и Винн оцепенела.
Она не понимала, зачем нужно было убивать дракона, но он намеревался, так или иначе, зажечь жидкость, которую изверг. Это место разрушится от взрыва, засыпав тех, кто рыл путь в ситт. И она знала, что это разрушит целый город.
«Времени мало, поскольку я не смогу подготовить все это снова. Даже сейчас я усиливаю голод. Именно поэтому я удостоверился, что того, что сделано здесь, достаточно, чтобы уничтожить их, независимо от цены.»
Вопросы, которые Винн хотела задать, исчезли из её головы, когда Глубокий Корень затаил дыхание.
«Проход через хребет достанется противнику, если они возьмут это место — а они возьмут. Это то, что они стремятся заполучить любой ценой и как можно скорее.»
Винн вспомнила карту, набросок которой она сделала в своей тетради, разыскивая то, что лежало к северу отсюда.
«Но цена высока. Чтобы остановить тех, кто разрушит это место, все здесь должны умереть от нашего выбора… хотя они все равно умрут.»
Винн начала видеть выбор, предлагаемый драконом, но это не был выбор вообще. Пожертвовать людьми, чтобы замедлить или нанести вред врагу, но без уверенности, что это принесет окончательную победу. Или ждать и надеяться, что большинство гномов здесь все же сможет избежать безумия, но враг достигнет огромного преимущества.
Она знала путь, который пытались заполучить осаждающие силы, поскольку она им сюда и приехала. После ситта ничто не сможет помешать им. Проход Скользнувшего Зуба провёл бы их на север невидимыми до того, пока не стало бы слишком поздно. Трамвайный тоннель, который она использовала, приведет их туда.
В отличие от орды не-мертвых, похороненных временем на равнине перед лесом Лхоинна, ничто не помешало бы вторжению в ситт, ведь здесь не было Первой Поляны. Возможно, она была единственным местом во всём мире, куда не-мертвые не могли войти. И что случилось бы позже со странами Нуманской Империи? Кроме Первой Поляны не было хрупкого прибежища для тех немногих, кто мог достигнуть его.
«Больше нет времени. Или верь, или нет. Если да, то иди и найди то, что необходимо. Но если ты умрёшь раньше, все будет потеряно.»
Винн внутренне сжалась, прокручивая в голове то, что она думала о Глубоком Корне за этот год.
Он повернулся и побежал в камень.
Винн задохнулась без воздуха в его памяти.
Чиллион молился снова и снова, пока присутствие Хармуна в нём не превратилось в чистую тишину, как будто он был наедине со всем живым в этом мире. Всего на секунду…
Но эта секунда всё не заканчивалась и не заканчивалась… слишком долго.
Чиллион, цепляясь за присутствие Хармуна, открыл глаза.
Он стоял там совершенно один и смотрел как раз на темную пробоину, куда спрыгнул Иль'Шанк. Даже языки пламени на камене исчезли, оставив только дым, заполняющий воздух.
Где существо? Почему оно оставило его в живых? На мгновение он задался вопросом, не его ли молитва к Хармуну тому виной, но это было глупой мыслью.
С того момента, как упала Ханнаши, у него было очень мало времени, чтобы думать, не говоря уже о том, чтобы что-то чувствовать. Его взгляд скользнул по ней, лежащей на полу, а затем ещё дальше, остановившись на обугленной груде костей, которая совсем недавно была Шаодхом.
Чиллион быстро отвел взгляд от этого невыносимого зрелища, оно потрясло его до глубины души. Секунду назад, он был готов так же умереть. Он прошел в конец зала и опустился рядом с Ханнаши. Приложив пальцы к её рту, он обнаружил, что она все еще слабо дышала.
— Ханнаши? — мягко позвал он, но ее веки не дрогнули.
Чиллион поднял ее кристалл, все еще яркий от ее тепла, и осмотрел пробоину за ней.
Он понятия не имел, как Винн удалось миновать ловушку в стене туннеля и выжить. Но если Винн выжила тогда, то если существо ушло за ней, сейчас она уже сожжена, как и Шаодх.
Его любопытство, его гордость и высокомерие стоили жизни Шаодха. Ханнаши была отравлена и могла в любую секунду последовать за своим возлюбленным. Но кто-то должен был выжить, чтобы рассказать об этом месте, о том, что произошло здесь… и о том, что здесь поджидает.
Чиллион поднял на руки хрупкое тело Ханнаши, девушка почти ничего не весила. Он понял, что будет не в состоянии накачать дрезину один. У них почти не осталось припасов, они вряд ли выживут. Но он должен был вывести Ханнаши из ситта, под открытое небо, где он сможет найти еду и поставить ее на ноги, прежде чем попробует вернуться домой.
— Хармун, будь со мной, — прошептал он. — Веди меня.
Гассан, оглушённый, лежал на дне шахты. Он не смог достаточно замедлить свой спуск и сильно ударился. Боясь двигаться слишком быстро и этим ещё больше ранить себя, он осторожно подтянул колени к животу, ощупывая себя на предмет острой боли. Его потребность идти дальше задушила страх перед ранами, и он сел.
Вспышка боли в спине и правой лодыжке почти заставила его упасть снова. Он боролся с ней, руками ощупывая эти места. Ни одна из костей не казалась сломанной, но многочисленные ссадины и порезы кровоточили. Его одежда во многих местах была изорвана и протерта.
Как только он встал на ноги, он оказался в начале идущего вниз тоннеля, хотя понятия не имел, где он и как глубоко. Он сделал первые шаги вперед, а затем порыв вопящего ветра пронёсся по тоннелю. Он заставил лохмотья, бывшие когда-то его плащом, затрепетать.
Он узнал этот звук. Он слышал его, столкнувшись с призраком на улицах Колм-Ситта.
Гассан, спотыкаясь, побрёл вдоль стены на вопль.
Чейн и Красная Руда бежали все вниз и вниз. Чейн вложил в ножны свой короткий меч и вытащил кристалл, который дала ему Винн, чтобы осветить путь. Все, что он мог сделать, это надеяться, что Красная Руда сможет найти правильный проход, чтобы продолжить спуск.
Гном придерживался главного тоннеля, ни разу не свернув в боковые. Винн полагала, что шар хранится где-то в глубине ситта. Это всё, что Чейн знал, но он во что бы то ни стало выполнит ее отчаянную просьбу.
Он пытался не позволять себе думать, пока бежал.
«Если ты любишь меня… то пойдёшь, ради меня.»
Действительно ли это было единственным способом доказать его любовь? Если так, то любовь несправедлива.
Неожиданно по тоннелю прокатился вопящий ветер.
Красная Руда остановился, широко разрыв глаза, но Чейн, даже не притормозив, обогнул его и продолжил путь.
— Что это было? — спросил сзади Красная Руда.
Чейн не ответил, хотя узнал этот звук. Винн вынудила его пожертвовать ею ради шара, и он не позволит Сау'илахку заполучить его.
Так же внезапно, как начался, ветер и шум стих.
На сей раз притормозил Чейн. Он встал, прислушиваясь, но было тихо. Он двинулся вперед, по пути больше не встречалось боковых проходов. Впереди показался тупик, и он, заскользив на щебне, остановился в небольшой пещере.
Красная Руда споткнулся позади, задыхаясь от бега. Пещера была пуста, а призрака нигде не было видно.
Чейн начал паниковать, когда оглянулся назад в тоннель. Сау'илахк уже нашел шар и сбежал? Нет, даже в Колм-Ситте призрак был в состоянии только держать переводы в руках. Он не мог сделать так, чтобы предмет стал нематериальным и последовал за ним, поскольку тогда фолиант с переводом не прошёл через стену магазина писца.
— Смотри! — выдохнул Красная Руда. — Что это?
Чейн обернулся, а затем замер, увидев то, что лежало на полу пещеры.
Он и Вельстил преследовали Винн и ее товарищей, разыскивающих шар, спрятанный в скованном льдом замке в холодных Пиках Оспы. Магьер нашла его на опоре, охраняемым и почитаемым, в центре каменного моста с четырьмя подходами через глубокую расселину. Его место хранения было впечатляющим… пугающим. Этот лежал, брошенный, покрытый грязью, в пыли и старых костях.
Чейн ступил ближе, смотря вниз на шар из темного материала с клиновидным шипом, проникающим до дна насквозь. Внезапно, все это показалось слишком легким.
— Это то, что она искала? — спросил Красная Руда.
Чейну не хотелось ничего говорить. Кусок полированного камня не стоил ее жизни. Но он спокойно и так быстро нашёл его…
— Возьми его, — сказал он Красной Руде. — Мы возвращаемся, сейчас же!
Гном поднял шар, удивившись его весу, но без труда сунул под мышку, все еще держа свой железный посох.
— Нет! — прорычал кто-то.
Чейн обернулся, нацелив на звук свой гномский меч. К ним в свете своего кристалла хромала высокая фигура. Сначала он не был уверен, что узнал его, но затем покачал головой, не веря своим глазам:
— Иль'Шанк?
Домин был в изодранной одежде, из многочисленных ссадин и царапин сочилась кровь. Одной рукой он держался за стену у входа в пещеру. Он не входил, но стоял там, перекрывая путь Чейну.
— Отдайте его мне, — приказал Иль'Шанк, его голос был низким и хриплым, почти как у самого Чейна. — Независимо от того, что это, оно должно быть хорошо защищено. Вы не способны обеспечить такую защиту.
— Кто это? — потребовал ответа Красная Руда, озадаченный тем, что Чейн и новоприбывший знают друг друга. — Что же это за… вещь, которую вы все хотите?
Чейн даже не отвёл взгляда от Иль'Шанка. Его первым побуждением было убить этого человека там, где он стоял. Но Иль'Шанк был больше, чем просто Хранитель, и, возможно, даже больше, чем высококвалифицированный метаолог.
На мгновение Чейн почти рассматривал возможность отказа от шара. Но даже если он доберётся до Винн и найдёт ее живой, она точно пострадала, рискнув всем. Как он посмотрит ей в глаза, если сделает так?
— Не бросайте мне вызов, — произнёс Иль'Шанк, его голос источал смертельный холод. — Существует такая угроза, что вы даже представить не можете.
Чейн напрягся, готовый броситься вперёд.
Пристальный взгляд Иль'Шанка остановился на Красной Руде. Его окровавленная правая рука вытянулась в сторону гнома, и он начал неразборчиво шептать.
Чейн понял, что происходит — видел это прежде. Он быстро встал между ними, загораживая Иль'Шанку обзор.
Глаза Иль'Шанка расширились. Он вздрогнул, гнев нахлынул на его смуглое лицо.
Чейн внезапно вспомнил то, чего не мог знать Иль'Шанк. Все они имели неординарные способности и силы, а не только домин. Они могли делать вещи, которые большинство людей не могло.
— Красная Руда, уходи! — приказал Чейн. — Забери его в камень!
Это был отчаянный ход, но он не видел другого выбора.
— Никто из вас не уйдёт отсюда с этим! — прокричал Гассан, теряя самообладание.
Он оттолкнулся от стены, сделал хромающий шаг вперёд и двинулся к левой стене пещеры.
Чейн тоже переместился, стоя между домином и гномом. Он терял драгоценные секунды, и отчаяние ослабило его контроль. В нем поднялся зверь, борясь против эффекта фиолетовой смеси, что он в последний раз принял под горой.
Чейн обернулся, резко полоснув мечом в сторону Иль'Шанка, и толкнул Красную Руду к задней стене пещеры.
— Иди! — прокричал он.
Красная Руда, увидев его лицо, в удивлении вздрогнул. Чейн знал, что его глаза потеряли цвет, а черты, скорее всего, дико искажены. Но его это не беспокоило, пока Красная Руда его слушал.
Бросив последний взгляд на него, Красная Руда отступил в стену, а Чейн повернулся к Иль'Шанку.
У Гассана перехватило дыхание, когда гном просто ушёл в заднюю стену пещеры и исчез.
Тогда Чейн повернулся к нему.
Он не смог сдержать страх и, споткнувшись, отступил назад, увидев изменившееся лицо Чейна… бесцветные глаза, удлинившиеся зубы и искажённые черты. Чейн зарычал, словно бешеная собака, и взмахнул мечом.
Гассан выставил перед собой руку, сосредотачиваясь на полоске стали.
Лезвие вильнуло в сторону и ударилось о стену рядом. Он попытался отскочить подальше, прежде чем меч в руках опытного фехтовальщика последует за ним, но острая боль в правом колене заставила его ногу подвернуться. Гассан упал назад себя.
Измученный болью многочисленных ран и истощённый, он мог почувствовать, как его сила ослабевает. Он инстинктивно вскинул руку и попытался отползти назад, прежде чем Чейн добьет его.
Но меч не опустился, и он услышал только удаляющийся топот.
Гассан смотрел сквозь свои пальцы на пустую пещеру. Когда он обернулся и посмотрел в тоннель, все, что он увидел, это высокую фигуру, убегающую в меркнущем свете кристалла холодной лампы.
Гассан откинулся назад, его сердце бешено колотилось, когда он смотрел на заднюю стену пещеры. Всё было бессмысленно. Не было даже намека на ушедшего гнома… и шар.
Он читал путевые заметки Винн, как она, Магьер, Лисил и Малец нашли древний артефакт в замке среди обледеневших пиков восточного континента. Описание их находки соответствовало тому, что была у гнома.
И где Винн, если Чейн все еще… жив?
Обрывки поэмы всплыли в мыслях Гассана:
«Дети в двадцати и шести шагах стремятся скрыть в пяти углах
Якоря Существования, которое когда-то жило среди Пустоты.
Один, чтобы иссушить Дерево от корней его до листьев.
Заложенный, где проклятое солнце взломало почву.
Вдыхающий пламя, второй сидит в холоде и темноте.
Сидит один на воде, которая никогда не течёт.
Средний берёт ветер как последнее дыхание.
Засел на отмелях, которые всё ещё могут утонуть.
И глотает волны в бесконечной жажде.
Четвёртый уединился в высоком и плачущем камне.
Но последний, поедающий сам себя, заблудился
В глубинах горы ниже места песни лорда.»
«Якоря Существования» это шары. Поэма была загадкой, давая ключи к их местоположению. Винн догадалась об этом даже раньше, чем он.
Были ещё другие шары, спрятанные Детьми Древнего Врага.
Гассан, прикусив губу, боролся с болью в колене. Что он мог сделать теперь? Пойти за Чейном и попытаться проникнуть в его мысли и узнать, куда делся гном?
Это не помогло бы ему. Он уже однажды пытался подслушать мысли Чейна и ничего не услышал, как будто этого человека — не-мертвого — вообще там не было. Даже если он сможет найти гнома…
Что, если Винн нарочно послала этих двоих, чтобы гном унёс шар? Никто не знал бы, куда он пошел, даже она и Чейн.
Беспокойство Гассана переросло почти в паранойю.
Он недооценил ее? Винн могла оказаться такой хитроумной? Знает ли она, что он… собирался сделать? Она понимает, что он больше, чем рядовой член Гильдии, маг или даже колдун?
Винн подозревала, что колдовство все еще было скрыто от мира?
Он провёл рукой по рту, размазывая кровь. Возможно, он был слишком недальновиден, спрыгнув в шахту. Теперь его предало собственное тело.
Медальон на его груди внезапно нагрелся. Среди суматохи своих мыслей он сначала проигнорировал это. У него не было желания говорить с Моджахедом, и он ждал, пока медальон не остынет.
Теплота не исчезала, и он наконец сжал медальон в руке:
«Что?»— потребовал он.
«Возвращайся. И как можно скорее.»
Это не был голос Моджахеда, хотя Гассан и узнал говорившую. Его голова прояснилась от ее торопливых слов.
«Татьяна? — прошептал он. — Что… что случилось?»
«Я не могу сказать, даже через мысли, из-за… Это проснулось и может услышать.»
Дыхание Гассана замерло в груди:
«Как это произошло?»
«Поспеши.»
Медальон в его руках остыл. Он направил волю на него и попытался дотянуться до нее:
«Татьяна!»
Ответ не последовало, и он застыл, не смея даже подумать о том, что могло означать это предупреждение его соратницы. Какая-то часть его предсказывала, что он будет повержен в этом ситте, и ничего больше не сможет сделать. Он был вдали от своего народа слишком долго, и казалось, что в его отсутствие произошло худшее.
Он должен был вернуться домой… и быстро.
Гассан, хромая и держась за стену, пошёл в тоннель, который вел к шахте. Он должен будет выйти тем же способом, которым вошел, — единственный путь, который он знал.
Если существо ушло, он не может тратить время впустую, разыскивая другой выход.
Добравшись до основания шахты, Гассан закрыл глаза и, собрав всю волю в кулак, начал подниматься в темноту.