О моём перерождении в сына крестьянского 1

О моём перерождении в сына крестьянского 2

Этап второй

Следующие два года я просидел на пепелище Малых Горок. Вернее, под пепелищем. По здравом размышлении, куда-то бежать и что-то делать я не стал. Смысл? Телом я ещё ребёнок. Причём там, где воюют и заживо людей жгут. Сирота. Круглый.

Ну и кому я такой красивый нужен, кроме себя?

В общем, как я выкопался, так почти сразу и закопался обратно. Только уже без спешки и очень, очень основательно. В отгроханные (а позднее по мере необходимости расширяемые) тайные хоромы я стащил со всей деревни сохранившиеся припасы. С моей первоуровневой Волшебной Рукой я мог тягать и здоровенные мешки, и даже бочки ну очень солидного размера. С частыми перерывами на восстановление маны, но мог. Да, огонь уничтожил многое, но немало при этом и сохранилось — особенно то, что успели убрать в подвалы, подполы и ледники. А мне-то, с моей властью в том числе над холодом, обеспечить сохранность продовольствия большого труда не составило. Самое скоропортящееся я попросту заморозил — и за два года подъел едва ли половину запасов.

Всё же нападение случилось сразу после праздника урожая…

Что изменилось, почему я решил прервать своё достаточно комфортное и при этом плодотворное затворничество? Чего ради я сейчас стою на основательно заросшей дороге, что ведёт от моего мёртвого дома к Верхнему Пореченскому?

Если коротко и без деталей — я задолбался.

Мне не так уж много осталось до восьмилетия (говорили, что моё тело родилось зимой, а сейчас примерно середина осени, так что ждать уже не долго). Учитывая куда более обильное, чем у большинства крестьянских детей, и вполне разнообразное, здоровое питание, а также не менее регулярные и тоже вполне разнообразные физические упражнения, я вымахал довольно-таки недурно. Могу сказать, что мне девять, и едва ли мне не поверят. Даже за десятилетку могу сойти, пусть уже со скрипом.

Но это если я себе экстерьер не подправлю.

А я ведь могу.

Порог десятого уровня и взятие класса давно остались позади. Причём класс я выбрал хороший, довольно разносторонний: Маг Достоверных Иллюзий. Ну да В-ранговые, то есть выдающиеся, классы плохими не бывают. В моём арсенале, помимо десятка заговоров, хорошо отработанных даже с вариациями, есть полноценные заклинания, аналогичные чарам и первого, и второго круга. А если я хорошо сосредоточусь — смогу выдать и мощность, вполне достойную третьего круга. Что, прямо скажем, внушает… для моих лет так тем более.

Мой текущий уровень — тринадцатый. Ранг угрозы — необычный. У меня три общих особенности, причём две из них имеют героический А-ранг, да и третья отстала не сильно; сверх того одна классовая особенность, выдающаяся — собственно, как сам класс.

…и пока я нарабатывал вот это вот всё, я задолбался. Конкретно. Под самую пробку.

Которую, чую, скоро может вышибить с силой, достаточной, чтобы вторую космическую набрать. А может быть, сразу третью.

Достало!

Ещё в первой жизни я по своей натуре был ярко выраженным интровертом. Меня не напрягало, если целую неделю или две приходилось сидеть дома в одиночестве, не перемолвившись ни с кем ни единым словом. Вторая жизнь эту черту даже усугубила, превратив меня в настоящего отшельника. Потому как почти всю её сознательную часть я именно что отшельничал. Помаленьку дичая.

Но пусть проклянут меня все злые боги этого мира, буде таковые существуют, если я рад сидеть под землёй и в очередной раз разносить полигон всяким разным боевым!

Короче, люди. Вы мне нужны, если не для поговорить, то хоть для поругаться. Так что я иду искать.

И кто не спрятался — я не виноват.

— Фить! Пацан! Подь сюды. Ты чьих будешь?

Мелкий, обряженный в довольно чистые, но очень грубо скроенные и неладно сшитые обноски, по возрасту уже почти готовый принять судьбу — а если из ранних-даровитых, то, может, уже и принявший — остановился. Но подходить не стал. Просто медленным, не вполне естественным движением повернул голову на голос. Глянул из-под полуприкрытых век, бросил с полусонной ленцой:

— А ты сам-то чьих, дядя — и зачем интересуешься?

Однорогий Бык (для друзей и краткости просто Бык) насупился.

Происходящее ему разонравилось резко и в полноте.

Когда взрослый мужчина, имеющий рост под притолоку, кулаки в рубцах и неплохо развитый уже класс, обращается к незнакомому и нищему сопляку втрое моложе, этот самый сопляк не может вести себя вот так.

Вообще. Совсем.

Однако же вот, ведёт. Словно ощущает себя сильным, равным, а то и старшим. Ни опаски, ни пристойной и понятной ноты заискивания…

Это неестественно, это необъяснимо. А тем самым опасно.

К тому же сам сопляк выглядел как-то… неприятно. Вот вроде бы всё при нём: не урод, не рахит, не меченый. Волосы тёмные, обрезанные коротко и не особо ровно (самостоятельно ножиком резал, не иначе), глаза тёмно-карие, кожа бледная… хм, если так подумать, то даже слишком бледная, словно он из какого-то подземелья вылез… упитанный и крепкий, насколько можно понять вот так, по одному взгляду. Только всё равно какой-то неприятный. Словно червь дождевой: не опасен, можно брать руками…

Но всё равно не хочется.

Бык даже слегка пожалел, что вообще окликнул этого вот, но слово не воробей. И кореша рядом стоят: всё видят, всё слышат.

Придётся продолжать. А там как пойдёт.

— Я, пацан, из здешних. То есть зареченских. Волчанский. Однорогий Бык меня звать.

Опора на авторитет не помогла. В смысле, ничего не поменяла.

— Рад знакомству, — всё же поворачиваясь навстречу корпусом, но по-прежнему стоя на месте, странновато улыбнулся сопляк. — Ну а я ничей. Вернее, я свой собственный… мальчик.

— Сирота, штоль? Откуда?

— Издалека. Из Малых Горок, что в баронстве Хадер.

— Тю! — выдал один из корешей Быка, а именно Крыс Второй или Корноух. Хиловатый, зато башковитый (за что глава потайников зареченской стороны, Бурый Волк, его и ценил, а Бык внимательно слушал, почти не перебивая). — Так Малые Горки ещё в позатом году сожгли дотла. И жгли шедийские наёмники графа Корбанига, так что выживших там не было и быть не могло.

— Какая замечательная осведомлённость, — сказал пацан, к которому уже даже в мыслях слово «сопляк» лепиться не хотело. — Быть может, уважаемый — уж простите, что не знаю, как вас называть — в курсе даже и того, какие именно шедийские наёмники жгли баронство Хадер?

— А тебе зачем знать?

— Сейчас незачем. Мне так. На будущее.

И добавил странное:

— Мало ли как оно повернётся. Земля круглая, вдруг за углом свидимся? Не с наёмниками, так с тем же графом Корбанигом. У него же тут, в столице, свой домишко есть, а?

— Опасно говоришь, пацан.

— Жить вообще опасно. Но в колодце ныкаться, через трубочку дыша, пока твой дом горит так, что тушить некому, опаснее прям в разы. А слова — это так, колебания воздуха. Стоят ровно столько, сколько говорящий. Так что, уважаемый, новых подробностей про наёмников не отсыплешь? Или про графа?

— Про наёмников нет, а про графа можно, — медленней обычного сообщил Корноух, пристально вглядываясь во внезапного собеседника. — Но у таких слов цена есть, знаешь ли.

— Знаю. И готов проставиться хорошим пивом на всю честную компанию… для начала. Чтобы не на сухую разговоры разговаривать.

— Пацан, да у тебя ж нет на пиво, — не выдержал Бык.

— Есть.

Откуда появилась серебруха, Бык не углядел. Но появилась. Прозвенела-заблестела, запущенная в воздух с ногтя, упала на ладонь. Якобы деревенский якобы из Малых Горок накрыл её второй ладонью, развёл руками с широко расставленными пальцами, повертел кистями туда-сюда. Улыбнулся щербато.

Нет монетки.

— Ловко, — признал Крыс Второй. — Ладно, пойдём в пивную, посидим да погутарим.

— Ведите, уважаемые!

— Не. Ты вперёд, мы следом. Сперва туда, к домине о трёх поверхах, а там укажем, куда свернуть.

— Ну, можно и так.

Пока шли, угляделось ещё кое-что неправильное. Осанка, например. Черноногие ведь сызмальства сутулы — либо кажутся таковыми — потому как гнут спину и перед землицей, и перед начальством, даже самомалейшим. А пацан не сутул, выя у него для деревенского (или даже служилого, или купеческого) шибко жёсткая. Или вот руки. Не бывает таких у тех, кто ими хоть что-то делает! Нежные ручки, чистые, гладкие. Девичьи прям — и то у тех же швей погрубее, а о прачках и речи нет. В дерюгу одет, притом видно, что ношеную — но пахнет… можно сказать, что не пахнет вовсе. Разве что травами да чуток ещё дымом; и то слабенько так, малоубедительно.

А походка? Тихая да мягкая — чисто тать. Не матёрый, нет — но всё же, как мог бы завернуть под настроение Корноух, «склонность прослеживается».

Чем дольше глядел на нового знакомца Бык, тем крупней становились мурашки, марширующие у него по спине.

Находиться рядом с этим мутным мальцом, словно из разных людей сшитым магом-живорезом Багрового Ковена (из тех, которые ручных монстров на продажу кроят и могут, если не врут шепотки, человека раскроить не сильно хужей), хотелось всё меньше. Даже возможность хлебнуть дармового пивка уже как-то не радовала, если к ней такая вот кумпания приложена.

Но, опять же, слово сказано — не воротишь. Насчёт него всё тот же пацан сказал верно: цена ему та же, что говорящему. И кто попусту треплет языком, тот резко падает в цене.

Место, куда четверо привели одного, в столичном Заречье выделялось не сильно. Дом как дом: основание с полуподвалом кирпичные, притом кирпич — обожжённый, не сырец какой; первый и второй этажи деревянные, чердак под крышей жилой, сама крыша черепичная. Всё как у всех.

Вообще Заречье (если иметь в виду ту часть, которая во втором кольце стен) — вполне приличный конец. Мастеровой да служилый. Вот между вторым и третьим кольцами — там, конечно, да, приличий меньше. А уж что на выселках порой творится… впрочем, вот это недорогое, тихое место внутри второго кольца, где в полуподвале кормят и поят, а на этажах и под крышей углы сдают, тоже не такое простое. Обычное разве что с виду. И если не знать, что пониже подвала с ледником есть ещё один, не всем открытый подвал; а под тем подвалом — два прохода в уже настоящие подземелья.

— Ну что ж, вон там наливают обещанное, — спустившись всей компанией в подвал, Бык кивнул на угловую стойку у задней стены. — И там же платят. Вперёд, потому как в долг тут и мне не нальют. Дерзай!

— Во мне, конечно, есть дерзание, — бросил пацан, — но по такому поводу его расчехлять глупо.

Вновь трюк с малой серебрушкой, появляющейся невесть откуда. Снулый взгляд Толстухи Чи, которую так прозвали по незамысловатой логике полуподвальных остроумцев за телосложение швабры и полное отсутствие того, за что мужчине приятно подержаться. Не спеша подобрав серебрушку, Чи тихо звякнула ею о поцарапанную каменную пластину с вензелем коронного монетного двора. Вензель моргнул и начал переливаться серебром, свидетельствуя подлинность монеты.

Снова подобрав серебрушку, Толстуха бросила её в щель того ящика, что для серебра, и скучным голосом с лёгкой простуженной хрипотцой спросила:

— Чего изволишь?

— Вон тем четырём уважаемым людям — пива с закуской на ваш вкус. А мне — чистой воды и… да: порцию того, чем так завлекательно пахнет с кухни.

— Скоро всё принесут.

Что характерно — принесли. Всё и действительно скоро. Пяти минут не прошло.

— С вашего позволения, — сказал сидящий на скамье пацан, перетаскивая тарелку с высоковатого для него стола себе на колени, — перекушу по быстрому. Оголодал малясь, извините.

— Ништо, — откликнулся за всех Корноух. — Мы понимаем.

После чего бросил в рот солёный орешек и взялся за пивную кружку.

Что пацан ест вовсе не как оголодавший, Бык уже не удивлялся. То есть так-то да: своей ложкой, неведомо откуда появившейся (не иначе оттуда же, откуда и деньга), тот орудовал быстро. Но…

Сама ложка деревянная, что вполне по-бедняцки — только при этом очень тонкой работы. Без лака, просто с выжженным узором по тщательно отшлифованной поверхности черена, и узор такой мелкий, что не на всякой литой серебряной ложке найдёшь. Точно под размер именно этой руки, именно этого рта. Грошовый материал и дорогая работа, опять сочетание не сочетаемого.

Разглядеть черенок удалось легко, потому как рука пацана держала его не на деревенский манер, в кулаке, а по-господски: троеперстием. Ловко так, привычно.

И это лишь один штришок из многих.

Крестьянин еду ценит и мимо рта не проносит, но делает это совсем не так, как благородия. Если дитя не уляпывается едой… ай, что там рассусоливать. Для краткости: если некий шкет оставленную в углу рта подливу не слизывает языком и не подбирает пальцем, сразу тот палец облизывая, потому что у него в углах рта просто ничего не остаётся; если не набивает щёки и жуёт тщательно, не чавкая; если не кривится, что ему, с младых ногтей учителями этикетов застроенному, подали простецкое рыбное рагу, а рыбьи косточки не то съедает, не то куда-то аккуратно убирает, но не плюётся ими на пол, да ещё щурится с явным довольством… в общем, только то и ясно, что края не сходятся. Снова.

Устроив короткие переглядки с Корноухом, Бык дал понять, что окончательно отдаёт ему бразды правления этой телегой. Ему, Быку, для такого судьба разумения с мудростью отмерила маловато.

Крыс Второй привычно кивнул в ответ: мол, не тушуйся, прикрою.

Вот и славно, вот и хорошо. Откинувшись слегка, Однорогий Бык отпил ещё пива, сушёной рыбкой заел, приготовился наблюдать.

Вскорости, когда пацан доел (не забыв хлебной коркой аккуратно подобрать остатки: очередная деревенско-бедняцкая ухватка), разговор возобновился. С точки, которую следовало затронуть уже давно.

— Вперёд всяких разных тем, — сказал Корноух, когда пацан закончил есть-пить, — может, наконец имя своё назовёшь, а?

— Если с ответной любезностью, почему нет? Допустим, я Вейлиф. Из Малых Горок. А ты, дядя?

— Крыс Второй или Корноух, кому как больше нравится.

— Вот и познакомились. И поели, и попили. Пора вернуться к графу… как там его?

— Корбаниг имя роду его. Только… если я скажу, что старый граф в прошлом году скончался, новый же старому приходится племянником и в сожжении деревень по малолетству не замешан, что ответишь?

— Да ничего. Не замешан? Ему же лучше. Лично я таить злобу и готовить месть всему роду не стану. Если ты на это намекаешь.

— Да я человек простой, куда мне намёками словеса переплетать…

— Простые тоже разными бывают.

— Воистину так.

— По себе судишь?

— В том числе. Или ты — Вейлиф, хех — станешь настаивать, что впрямь в Малых Горках родился и рос? Вот прям стоять до конца, глаза в глаза?

Пацан вздохнул.

— Давай подмалюем чёрточки над буковками, — сказал он. — Допустим, что я родился именно там. Но не совсем обычным образом: можно сказать, из двух человек. Допустим, безымянный странник там, на пепелище, достал из колодца замерзающего Вейлифа. Выходить не смог, но успел наслушаться про бытность мелкого парнишки. Про семью его, про сеструху несмышлёную в колыбели, про отца с матерью, про родичей во втором и третьем коленах. Про всех, кто там же в одну недобрую ночь сгинул ни за чих собачий. Как Кализа-травница, Хомлон Капкан, Бажайя-лекарь, староста и все прочие. Допустим, решил безымянный взять имя Вейлифа, чтоб не ходить без имени, и при случае за судьбу сироты спросить с виновников. Но именно виновников и при случае, потому что жизнь ради мести — не самая лучшая жизнь… да и вовсе не жизнь, если подумать.

— А не боишься, что я такой интересный рассказ в клювике принесу Бурому Волку, а то и кому из господ, что повыше потайников стоят?

— Смешной ты человек, Корноух. Я бы мог сказать, что принести рассказ ещё суметь надо и без моего на то дозволения не выйдет… только вот что ты понесёшь в клювике, когда ты даже цвета глаз моих не ведаешь, голоса моего не слышал, следа не щупал?

Моргнув, Бык обнаружил, что улыбающийся Вейлиф подмигнул ему одним глазом. Кроваво-алым. Тогда как второй глаз залит сплошной чернотой, словно у монстра какого.

Ух, жуть морская!

Ещё миг — и глаза снова карие, только в это уже не верится.

— За трактирные байки, — добавил пацан-не-пацан, — даже ваш Волк спасибо не скажет. Мимо!

— Положим, что так. Но вот что я разговаривал с магом, умеющим плести иллюзии — это байкой не будет. Или снова посмеёшься?

— Иллюзию тебе половина магов сплетёт. Если не сложную — а сложных на вас и не надо. Давай уже к делу, Корноух, не тычь слегой в болото — всё равно дно глубже, чем можно промерить.

— К делу, так к делу. Чего ты хочешь?

Вейлиф похихикал.

— О, как изменились времена и нравы! Ты не мистер Морден, а я не Тень, но тема всё та же…

— Не понимаю.

— Да я так, не обращай внимания. Просто вспомнил кое-что, случившееся очень далеко, и давно, и не со мной. Просто ещё одну иллюзию, можно так это назвать… чего я хочу? Да того же, чего все. Жить, расти над собой, восходя по великой лестнице и учась. Дружить, любить, работать — и радоваться этому.

— Не все этого хотят. Многие благородия работать не станут вовсе, и не заставишь.

— Это смотря что работой называть. Вон, у шедийских наёмников работой иной раз становится предание деревень огню. И сомневаюсь, что им это нравится или полезно, потому как вызова в этом не больше, чем для крестьянина — в утреннем покосе. А у господ работа своя, они просто это называют иными словами. Хотя да, бездельников среди них много. Если можно жить, не работая, то многие выберут не работать. Но я таких достойными не назову и походить на них не хочу. Это если снова к теме хотений.

— Мудрёно. Но мудро.

— Это просто опыт. Сын ошибок трудных. Так что, Корноух, подкинешь работёнку?

— Просто для понимания. Ты ведь работу ищешь, не службу?

— Верно. Причём работу для деревенского сироты, который был бы не прочь в процессе учиться.

— Чему?

— Ну уж не плетению чар! От этого не откажусь тоже, но для начала попроще что возьмём. Грамоту, например… и письмо. На разных языках, включая древние. Торгуют в заречье книгами али нет?

О, премудрость книжная, как я скучал по тебе! И сколь велика радость моя от возможности вновь припасть к родникам твоим! Веником драные ГОДЫ без отпечатанного слова — сущая пытка, достойная адских кругов… если кто понимает.

Вы ведь понимаете? Или лениво скользите глазами мимо вывесок и магазинных этикеток, не сознавая, как можно жить, не имея даже такого чтения?

Ну, не важно. Не о том речь.

В магическом мире и книгопечатание магическое. Говорят, ещё дальше от нашего королевства на восток имперцы магомеханику используют, а гномы и некоторые другие нелюди — даже чистую механику (подробности про географию позже, если не забуду). Но в землях под Гриннейским Престолом — так.

Способов магически размножать текст множество. И регулярно придумываются новые. Кто-то использует как писцов призванных духов и стихиалей: тем же малым саламандрам не составляет труда попросту выжечь на листе нужные знаки нарочито ослабленным пламенем, а малым ундинам — уложить чернила в нужный узор. При некромантах скрипторами служит специальная нежить. Алхимики совместно с магами света дошли до практически полного аналога фотографии. За менталистов пишут рабы; причём тех даже учить не надо: навыки вкладываются напрямую в головы и тела. У биомантов страницы с готовыми знаками могут, например, выплетать особые пауки.

Много, в общем, способов. Очень.

Но сказанное выше касается преимущественно всяческой тайнописи про тайнознатское. Про те самые гримуары, которые даже прямым наследникам частенько не позволяют читать свободно, а лишь показывают отдельные страницы, не давая в руки. И про которые среди простого народа ходят лишь смутные слухи крайне сомнительной достоверности.

А вот в части именно что скорее печатного слова, сравнительно общедоступного и особых тайн не содержащего, лидируют, как ни забавно, иллюзионисты. Потому что очень уж удобным оказалось изобретённое невесть кем и когда заклинание первого круга Кружево Словес. И обратное ему заклинание на круг выше, что так и зовётся: Обратное Кружево Словес. Действуют они почти одинаково и по сложности на самом деле расходятся не сильно, то есть доступны почти всем магам с хорошим контролем, даже начинающим. И устроены сходно.

Сплетя такую иллюзию, маг совмещает видимое и ощутимое. То есть делает строку письменных знаков доступной осязанию, слегка уплотняя своё плетение там, где находятся символы… и только там. Потом достаточно эту иллюзию прижать к листу бумаги, как трафарет, и аккуратно провести сверху пропитанной чернилами кистью (либо, лучше, специальным губчатым валиком).

В итоге там, где иллюзия не мешает доступу, бумага окрасится тёмным. Где мешает — там останется светлой, не прокрашенной. Обратное заклинание отличается лишь тем, что делает осязаемым фон, а не знаки, и оставляет не светлый текст по тёмному фону, а тёмный по светлому… что, кстати, позволяет экономить чернила/краску и потому снижает себестоимость, принося более искусному перепечатнику толику дополнительного дохода.

Просто, не так ли? Такая себе чародейская шелкография.

Навострившись менять Кружево Словес на ходу, можно прокрашивать строки в темпе матричного принтера. А если совсем навостриться, то можно воспользоваться тем, что ролевик назвал бы метамагией, и вместо оттисков строк делать оттиски сразу целых страниц (или хотя бы газетных колонок). Увы, это достаточно редкая метамагия усложнения, ибо требует не только и не столько высокого контроля, сколько высоких интеллекта и мудрости.

Поэтому не составляет труда отличить дешёвое издание от среднего и дорогого. У дешёвых книг строки белые по тёмному — обычно синему или зелёному и обычно с более крупным шрифтом, что для детей и малограмотных даже хорошо; у средних вид почти такой же, как у рукописных, только строки тоже немного плавают относительно друг друга; ну а в дорогих книгах, отпечатываемых сразу целыми столбцами или даже страницами, всё ровненько и красиво, часто есть большие иллюстрации — иногда даже в цвете. Да и бумага на них обычно идёт более качественная, тонкая и плотная. Порой вообще мелованная. Не перепутаешь.

Наслушавшись чужих разговоров по пути в столицу, я точно знал, где и кем хочу работать.

Книготорговля в столице Гриннея (да и по всему королевству вообще) устроена специфично. Каждый магазин и даже многие лавки совмещают публичную библиотеку, склад товара и печатню.

Библиотека — это лицо магазина. И его же сердце. Именно туда клиенты приходят, чтобы почитать, пообщаться с другими клиентами, выбрать что-нибудь для дома (ибо книжное коллекционирование — это престижно и модно; нищебродам такое не по карману и не по уму). Но чтобы просто показать пальцем на полку и велеть завернуть это, то и ещё сверху во-о-он тот милый альбом?

Не-е. Так дела не делаются.

Чаще хозяева продают вовсе не эталонные издания с полок, тщательно проверенные и красиво переплетённые, а их копии со склада. Если брать с доставкой и задержкой, спустя время, покупка выйдет подешевле. Нередко, если клиент торопит, он получает просто стопку листов с порядковой нумерацией: в конце концов, какой нормальный коллекционер не в состоянии оплатить труд переплётчика (а то и переплести понравившийся том лично)? Ну а чтобы запасы товара не иссякали, в специальной комнате, зале, пристройке — смотря по масштабам торговли — сидят наёмные иллюзионисты, умеющие начаровать как минимум Кружево Словес, и эти самые запасы активно пополняют.

Платят им (то есть уже нам), к слову, сдельно. По количеству строк. За иллюстрации идёт доплата, за опечатки и брак следуют вычеты. При желании, если оставить залог за тиражируемый образец книги, вполне можно работать на дому. Что, кстати, я с некоторых пор и делаю.

В общем, система довольно толковая, мне нравится.

А то, что я могу не только работать дома, но и доплачивать за доступ к любой общедоступной литературе (правда, не из основного фонда, а из склада-запасника), и свободно читать хоть часы напролёт — о! Это мне не просто нравится, это приводит меня в восторг! Даже сейчас, спустя немалые полгода от устройства перепечатником в магазин почтенного Виолия, прозываемого ещё Чернильным Мастером.

За эти полгода я, между прочим, полных три уровня поднял. Да-да-да: я уже не тринадцатый, а шестнадцатый! Более того: я даже очередную особенность получил.

Особенность 4: Полиглот (ранг С — необычный)

Вы изучили в достаточной мере и свободно владеете устной и письменной речью на трёх языках: гриннейском современном, гриннейском древнем, имперском современном (цантриккэ).

Преимущество: естественный порог развития параметра мудрость получает бонус +1.

Недостаток: нет.

И я буду не я, если впоследствии не улучшу её. Очень уж последствия заманчивы. Как-никак, а (в рамках моего представления о системе развития) мудрость отвечает скорее за то, что во времена моей первой жизни могли бы назвать кристаллизованным интеллектом. И за долговременную память. А с учётом всех обстоятельств, именно эти свойства ума для меня приобрели особенную значимость.

Кстати, я ещё вложился в восприятие (нынче оно достигло красивого, круглого значения 20) и взял за оставшиеся два очка развития вторичную способность своего класса. Первую из четырёх.

И способность аж выдающегося ранга меня не разочаровала!

Да, у неё имелось чисто техническое ограничение: я при самом горячем желании не мог улучшить мои классовые заклинания сильнее, чем позволяло качество моей маны — а 11 пунктов в этом параметре маловато, чтобы повторить прочность, например, древесины дуба или бронзы. Да, близко; и всё же не то.

Но даже так…

Круто. Очень-очень круто! В голове прям роятся новые идеи о том, что теперь можно пробовать из того, что раньше не получалось, потому что просто не могло получиться.

Простейший пример из того, что я уже успел опробовать: скиллсет Человека-паука. Точнее, только его имитацию. И не очень достоверную, правда, зато с бонусами.

Потому что это в комиксах ты просто мутируешь и опа! Сразу можешь то, и это, и ещё на сдачу вон то. В реальности, особенно когда твой липко-усиливающий костюм создаёт заклинание плотной иллюзии, приходится тренироваться костюмчиком пользоваться. Усердно. Бегать в нём, прыгать, ползать по стенам и потолку. На что уже ушли и ещё уйдут сотни часов (да, физуху я забрасывать не хочу и не буду, а тренировка в таком стиле даёт шикарные нагрузки на буквально всё тело — легкоатлеты с пловцами просто обрыдаются от зависти). Поскольку костюмчик иллюзорен, я легко могу менять его прозрачность, текстуру и цвет. Но невидимости или хотя бы достоверной мимикрии в движении добиться пока не удаётся, да и в неподвижности я становлюсь невидимкой весьма условно. Скорее, просто снижаю заметность.

…Вообще невидимость оказалась той ещё темой. Сколько я с ней намучился! Мрак просто, скажу я вам. И ведь именно для иллюзиониста — ничего сложного, первый круг. Если говорить о строго оптической невидимости, конечно: стать невидимкой для магического восприятия кратно сложнее. Баул со своими вещами по дороге в столицу я тащил телекинезом, а укрывал как раз простейшей невидимостью. Только вот сделать невидимым я могу лишь неживой предмет и только вблизи. А себя самого — да вот фига с полтора. Не выходит каменный цветок, хучь плачь…

Зато имитировать с помощью Паучьего Прикида почти любой наряд, на какой хватит воображения, и вдобавок — наконец-то! — удобную обувь точно по размеру сравнительно просто.

И почти не тратит концентрации. Расходы на одежду, я по вам не скучал!

Отдельным пунктом в скиллсет имени Питера Паркера входит закл для создания иллюзорной паутины: то тоже липкой, что твой строительный скотч, то жёсткой, а то сокращающейся и утаскивающей меня куда-нибудь вверх или в сторону — смотря по ситуации и надобности.

В общем, как уже сказано выше, скиллсет челопука для всего этого — слишком громкое название. Да и не совсем точное. Больше это похоже на скиллсет вора или шпиона. Ну, как ни назови, а лишних навыков не бывает: пригодятся ещё и костюмчик, и паутина.

Да и беситься в импровизированном спортзале, если честно, попросту весело.

Косплей, ха-ха-ха!

Я ж ребёнок. Успею ещё, как классик выразился, виноградом не став, превратиться в изюм. Если вообще захочу превращаться в нечто правильно-уныло-кислолицее.

Новая жизнь существует не для того, чтобы снова влиться в ряды среднего класса. Она мне дана в том числе для того, чтобы пробовать новое.

Думаю, так.

Корноух ещё раз проверил адрес.

Вроде всё сходится. Левая сторона Третьей Стекольной, шестой дом от её перекрёстка с Кленовым бульваром, если идти в сторону парка Лемера Сиятельного. Сам дом в два этажа, из жёлтого кирпича. Дверь тёмно-красная, молоток в форме полуботинка и на самой двери табличка: «Стучать только по делу». Правда, надпись сделана на древнем гриннейском, угловатыми чертами и резами — так что правда ли тут написано именно это, никак не проверить: как-то не сподобился Крыс Второй изучить речь пращуров, он и обычный текст читал не шибко бегло. Зато молоток в точности тот самый (юмор у хозяина диковатый, да, но зато и перепутать адрес с такой приметой сложно). И-эх!

Вдох. Выдох. Ещё вдох и выдох. Поднять руку, взяться за задник бронзового полуботинка…

Тук. Тук. Тук.

Сделав два шага назад, Корноух приготовился было ждать, но не успел и моргнуть, как засов с характерным звуком отодвинулся, а сама дверь — уже совершенно беззвучно, хорошо петли смазаны… — отворилась. И привратника за ней не просматривалось.

— Гостиная прямо и направо, — тихий, но вполне внятный бестелесный шелест в затылок. — Жди там, я скоро выйду.

«Чёртова магия, колдун… ползучий! Так и заикой стать недолго!

Надеюсь, хотя бы мысли он читать не умеет…»

…в этот самый момент мне ужасно хотелось сказать гостю, что мысли я читать не умею, а вот выражения лиц читаю не так уж плохо, скорее даже отлично — спасибо восприятию 20. Но это было бы не столько смешно, сколько жестоко, да и предстоящий разговор не облегчило.

И вообще: умеешь считать до ста…

Корноух вошёл, и дверь за ним тотчас же самозакрылась. Он, конечно, этого ждал, но всё равно чуть не вздрогнул. Фоном отметил, что прихожая пустовата, как для достаточно дорогого дома в квартале для зажиточных людей (причём это по столичным меркам; в глубинке такой дом считался бы богатым, а в деревне — роскошным: одни большие застеклённые окна и кирпичные стены чего стоят!). Циновка-половик под ногами, пустые вешалки и столь же пустая деревянная стойка для обуви прямо впереди, свисающий с потолка малый осветительный шар, заливающий всё это своим неярким желтоватым светом — и всё.

Погода на улице стояла пасмурная, но уже довольно тёплая и сухая, поэтому Корноух, оставив на вешалке только шляпу и плащ-дождевик, свернул направо и прошёл в гостиную в уличной обуви.

— Чувствуй себя, как дома, — всё тот же шелест.

Увы, с выполнением пожелания возникли сложности. Да и обстановка не способствовала.

Довольно большая — хватит разместить человек тридцать свободно, а если чуть потесниться, то и полсотни не предел — гостиная на первом этаже выглядела так же пустовато, как прихожая.

У дальнего конца гостиной располагались лестница, идущая наверх, и проход на кухню. Правая стена, обращённая к Третьей Стекольной, глухая; в левой — три окна, выходящих в небольшой сад и затенённые кустами сирени, пока ещё не цветущей, но уже покрывшейся молодой листвой. Недостаток естественного света с запасом возмещают четыре осветительных шара под потолком, расположенных зигзагом — да не малых, а средних, чисто-белых. Впрочем, уж где-где, а в доме мага с поддержанием магического освещения проблем можно не ожидать. Пол выложен керамической плиткой с повторяющимся геометрическим рисунком; стены обшиты деревянными панелями, вроде из белой сосны; и потолок тоже деревянный, из того же материала. Притом всей мебели на целую гостиную — массивный, но небольшой стол да массивная скамья равной длины меж ним и правой, глухой стеной.

А единственные украшения, если их можно так назвать — цветочные горшки на подоконниках, восемь штук, с какими-то мясистыми и колючими растениями. Впрочем, кроме мясистости и колючек общего в них просматривалось не больше, чем, скажем, в клёне, берёзе, липе и вязе. Вроде все — деревья и все — лиственные, но только совсем тупица их не отличит друг от друга.

Корноух подошёл поближе, чтобы рассмотреть диковинную зелень.

Ближняя штуковина в горшке выглядела как снеговик, но косоватый и зелёного цвета: большая нижняя сфера, выше средняя, поменьше, и на самом верху самая маленькая, смещённая влево. Всё равномерно покрыто десятками серебристо-белых, острых игл.

Штуковина правее выглядела словно одна большая сфера, но складчатая. Или составленная из долек. Шипы из неё росли пучками — и строго из наружных рёбер.

Следующая больше походила на обычное растение. Толстенький ствол, толстенькие ветки, ну и, само собой, листья: тоже толстенькие, словно надутые. Ещё более многочисленные, но не особо длинные колючки покрывали всю поверхность этого растительного чуда, напоминая скорее жёсткий редкий мех.

Четвёртое растение выглядело, как ребристый тёмно-зелёный трезубец, нацеленный вверх. Только боковые усы этого трезубца вырастали из основного ствола на разной высоте и размер тоже имели разный. Тот «ус трезубца», что начинался ниже, практически догнал в толщине центральный ствол, но вот в длину уступал почти вдвое. Иглы торчали из него сравнительно редко, но их покрывало что-то смолистое.

Разглядеть содержимое пятого горшка попристальней Корноух не успел. Хозяин дома явился, как и обещал, скоро — притом, так сказать, в компании: за ним, покачиваясь прямо в воздухе, вереницей плыли столовые приборы. Далеко не полный набор, но для традиционного совместного распития коланы всё необходимое присутствовало.

Хороший знак.

Гриннейцы издавна считают, что обсуждать серьёзные дела лучше под свежий горячий травяной настой. Колана успешно заменяет кофе и чай, проясняет мысли, а в местном культурном коде предложить колану с лёгкой выпечкой или даже полноценными пирогами — примерно как хлеб и соль вынести или предложить пройти к очагу и пищу разделить. Вот северная, зальмарская традиция полагает правильным и деловым исключительно разговор за разведённым вином, закусываемым жирным (желательно сыром), а распитие чуть остывшего кипятка, «настоянного на вениках», относит к обычаям сугубо варварским.

Что ж тут поделаешь, если на суровом (нет… вернее, помню я и посуровее климат) гриннейском юго-западе материка Ваккуш, холодном и влажном, виноград растёт плохо, а колана наоборот? Обычаи народа есть производная от местных условий, способы уберечься от кишечных инфекций везде свои…

Но с лекцией о географии ещё подожду. Тема слишком обширная, сейчас не до того.

— Присаживайся, Корноух, или как там тебя кличут, — предложил хозяин. Уже словно своими устами, но учитывая фактор магии, уверенности в этом не было и быть не могло.

Сам он при этом устроился как бы скромно, на том краю скамьи, что ближе к кухне — но с удобством, на стопке возникших из пустоты цветастых подушек, по-степному подогнув ноги. Прямо маленький хан, оставивший уважаемому гостю самое почётное место: в центре скамьи, рядом с собой.

Правда, для хана одёжки на нём выглядели совсем уж простецки. Простейший, если не вовсе примитивный крой, никакой вышивки. Порты, да халат на голое тело, утянутый широким поясом с узлом на спине, да босые ноги. Только вот тонкость: ткань одёжек этих выглядела невероятно гладко, роскошно переливаясь бледно-серебряным оттенком пусть некрашеного, но самого настоящего паучьего шёлка.

Крыс Второй внезапно подумал, что вот так мешать простоту формы и драгоценную редкость сути может только маг. Да, режет глаз, да, выводит из равновесия — но…

Весьма соответствует сущности хозяина. Для того, кто может её и увидеть, и оценить.

Ну и независимость это всё подчёркивает как нельзя лучше.

«Я у себя дома и веду себя, как мне удобно. Сижу там, где захочу, одеваюсь так, как мне нравится, делаю то, что считаю нужным, а до чужих и поверхностных представлений о каких-то там приличиях мне дела нет. Я даже прислугу не нанял, я делаю всё, что по дому надо, магией — и упростил себе уборку с прочими заботами до предела, чтобы лишнего времени на ерунду не тратить. На моих дверях написано, чтобы стучали только по делу, притом написано так, что не каждый прочтёт. Но мне интересны лишь те, кто может это прочесть. А прочитав, понять — и вести себя соответственно.

Не можете? Не моя забота».

Волна понимания, дарованная Корноуху первой из его классовых способностей, отхлынула, и он ощутил серьёзное облегчение. По крайней мере, выбирать на ощупь линию разговора уже не надо.

— Благодарю, — лёгкий поклон гостя хозяину.

Опуститься на левый край скамьи, не претендуя на центральное место и уступая ведущую роль (ибо правая сторона престижней левой). Так меньше шансов расстаться с головой; в конце концов, не своей волей он сюда сегодня явился и не своё предложение станет передавать.

— Как тебе мои маленькие питомцы? — поинтересовался Вейлиф, пока смесь листьев и соцветий коланы заливал чуть подостывшим кипятком из гнутого носика летающий сам собой коланник, а точно такой же, как хозяйский, комплект для застолья тихо и плавно перелетал на левую сторону стола, в пределы досягаемости гостя.

— Питомцы?

— Вон те, в горшках, — охотно пояснил хозяин дома. — Это кактусы, дети аридных зон… проще говоря, растения сухих пустынь. Отменно умеют запасать воду, не сдаются ни дневной жаре, ни ночному холоду, процветают там, где всё иное увянет и сдохнет. Отличные питомцы, неприхотливые. Если забыть про них на недельку или две, а то и на более долгий срок, с ними ровно ничего не случится. Останутся зеленеть, где зеленели, и будут рады даже очень скромному уходу. А вот избыток внимания не любят. Если поливать их слишком часто, корни могут загнить.

— Действительно, удобные… питомцы.

«Похожи на хозяина, не иначе».

— Видел бы ты, как они цветут! — улыбнулся Вейлиф, словно угадав чужую мысль. — Правда, для этого нужны условия и случается такое не часто, но в сезон кактусы из колючих гротескных жутиков мира растений внезапно становятся усладой для глаз. Возможно, тебе удастся это увидеть. Потом. А пока прошу не стесняться и выбрать угощение. Может, хочешь перекусить поплотнее?

— Нет-нет, я не надолго.

— Как хочешь. А я вот, пожалуй, подогрею себе мясной пирог. Что-то аппетит разгулялся. И пока угощение доходит, давай-ка расскажем о своём житье-бытье, как старые знакомые.

— Что ж, это можно. Только у меня без изменений: как ходил под Бурым Волком, так и хожу. Тут и там ищу выгоду малую, медь к меди, серебро к серебру. Высматриваю залётных, вразумляю непонятливых и сообщаю про полезных.

— Надо полагать, я оказался из полезных?

— Вполне и очень. Почтенный Виолий Чернильный Мастер благодарил волчанских за то, что, тебя найдя, именно к нему направили, а не к кому из конкурентов. Говорят, ты книги копируешь так быстро и точно, словно освоил улучшенное Обратное Кружево. Словно не строками, а страницами делаешь дело. Что всем приносит хорошую прибыль: и тебе, и Виолию. И волчанским доля малая перепадает.

— Ну вот, — разулыбался хозяин, — мне уже и рассказывать ничего не надо, ты сам всё знаешь.

— Знать-то знаю, да не всё.

— Спроси прямо, смогу — отвечу.

— По словам Чернильного Мастера, для плетения улучшенного Обратного Кружева нужно много чему… соответствовать. Чары это третьего круга, но далеко не для всех, кто может даже четвёртый круг осилить. Ну и там ещё сложности всякие, в которых я понимаю мало.

— Не ходи кругами, не надо, — тон Вейлифа остался прежним. Ребёнок как ребёнок. Только вот его взгляд искоса, чуть прищуренный… — Знаю, как знаешь и ты, что расспросы насчёт судьбы выпавшей, черт жребия, пройденных ступеней, выбранных троп и доступных приёмов с заклинаниями — грубы, если не хуже того. Только люди короля могут требовать от людей знака, достиг ли кто развилки. И карать за уклонение от признания. Но даже они блюдут старинные гриннейские вольности и не допытываются, кто какой тропой идёт и на какую развилку её свернул.

Мгновения молчания.

— Давай поступим проще. Я молча признаю, что мне, хотя бы для разнообразия, нужна практика не только по части тиражирования книг. Это хорошо, это приятно и полезно, но маловато. Никак не поможет мне расширить арсенал чар и улучшить применение уже известных в… меняющихся условиях.

«Молча? Да ты говоришь с прямотой древка копейного!»

— Однако именно что служить интересам Бурого Волка и, мхм, сходных с ним персон я не готов и не стану. Поэтому никаких скользких дел. Подсунете что-то этакое, к чему у лиц господствующих могут быть претензии по закону — обижусь. И для начала сверну всякую связь с зареченскими потайниками, а если обида выйдет большая, то… в общем, последствия не понравятся никому. Кроме того, неплохо бы вашей стороне договора будущего помнить, что примерно то же, что мне надо, я могу добыть, явившись в любой филиал Жезла и Кинжала.

— Чего ж не явился и не добыл? — решил проявить равную прямоту Корноух.

— Возраст и вопросы. Тельцу моему нынешнему даже десяти годов нет, сила же моя тянет вполне на геройскую, с поправкой на всё тот же возраст. В общем, в гильдию я бы предпочёл пойти лет через пять, лучше ещё позже. И подготовленным. Сам понимаешь: чем старше человек и выше его ступень, тем меньше вопросов он вызывает. Вернее, тем проще ему от лишних вопросов уйти. Ну а вы, потайники, можете мне помочь дозреть. Я же готов помочь вам, но не ценой будущей репутации. Я и так одиночка, мне и так сложно, незачем усугублять.

— Так почему вообще в отказ не идёшь? — попробовал сыграть на откровенности гость. — Бурый Волк — потайник, да, но с пониманием. Я давно его знаю. Если бы ты сказал, что не хочешь ходить в тени, даже заступать в неё — он бы понял. Мало кто хочет, просто многим приходится. А ты…

— А я уже ответил. Мне практика нужна. Не только в чарах и разнообразная. И уж кто-кто, а я отлично знаю, что детство — золотое время для развития. Пурпурное даже. Кто мальцом больше впахивал, тот в зрелые годы может неприятно удивлять врагов и приятно — союзников. Но обычные детки не хотят вкалывать на своё будущее. Если их старшие родичи не дрючат, детки шкодят, дурят и бездельничают. У меня же ситуация уникальная. Тельце мелкое, разум взрослый. Я бы тоже подурковал всласть, дай только шанс — в конце концов, мужчины старые от малых отличаются слабо, разве что цена игрушек разная. Но я не могу только дурковать: понимание перспектив мешает. И желание взлететь повыше.

— Зачем? С высоко взлетевших и спрос выше.

— Но и видно с высоты больше, и лететь можно в любую сторону. Жизнью крестьянской я жил, это не худшая участь и вполне честная. Но мне её просто мало. Как и не менее честного труда у Виолия. Размеренного, надёжного, познавательного… но пресноватого.

— Ясно. Что ж… тогда разливай колану, хозяин: чую по аромату, настоялась уже. Выпьем за долгое и всем нам выгодное сотрудничество.

— Выпьем. Точно мясного пирога не хочешь?

— Знаешь, а давай. Пахнет очень уж завлекательно. Как только ты его так ловко без огня разогрел?

Ответом стала хитрая ухмылка:

— А это — секрет!

Встретились мы в подземелье спустя полтора дня. Всё тот же Корноух привёл. Но как привёл, так и самоустранился. Правильно, в принципе: работать с чистильщиками предстоит именно мне и репутацию выстраивать тоже лучше самому.

Перед грядущим знакомством я постарался сжульничать, как только можно. Своему Паучьему Прикиду я заблаговременно придал внешность кожаного комбинезона с пристежным капюшоном и глухой зеркальной маской на всё лицо; причём комбинезон я словно наддул, добавляя себе объёма и роста. Сильнее всего изменились ноги: я удлинил их, визуально смещая колени вниз на три пальца, а стопы — на все шесть.

Собственно, с некоторых пор я и по улице ходил именно так, словно на то ли коротких ходулях, то ли ну о-о-очень высоких платформах. Меня безмерно раздражали мои слишком короткие детские ноги, вот я и вытянул их с помощью плотной иллюзии, чтобы поспевать за взрослыми не только бегом.

Но как я ни старался, дорастить свою внешность до габаритов хотя бы двенадцатилетки не вышло. Точнее, я мог изобразить хоть двухметрового здоровилу — и когда я свой дом снимал, так и сделал, потому как к моему естественному виду у домовладельца возникло бы много лишних вопросов — но тогда пришлось бы свернуться калачиком в «пузе» этого здоровилы, а увеличенным в соответствующей мере Паучьим Прикидом рулить, как крупным человекообразным роботом на магической тяге. (Да, так тоже можно, я пробовал; расход маны, вырастающий при этом раза в три, меня не пугал. Но предстань я в таком виде, и напрочь потерялась бы одна из основных целей всей затеи: тренировка тела с наработкой рефлексов).

Кроме того, как успел просветить меня Корноух, для моей новой подработки малые рост и возраст — это большое преимущество. Банды чистильщиков неспроста вербовали мелочь лет 10–11 и отпускали на волю перестарков, которым исполнилось 16–17.

Среди ожидающей нас тройки самым старшим выглядел крепкий, приземистый шатен как раз лет шестнадцати с ожогом вроде кислотного на левой щеке. Отметина непростая: кривоватая такая загогулина, словно некий густой едкий плевок влетел в лицо, немного промазав мимо глаза, и потёк вниз, к углу рта, покуда не стёрли или не смыли. Для моего беглого магического взора шрам отражался в ауре ещё более неприятной отметиной, чем на теле мясном — словно жёлто-серая клякса с корнями. Собственно, потому я и не спутал бы это с обычным ожогом от огня: совсем разные последствия.

Тот же шатен и шагнул нам навстречу:

— Значит, ты будешь Вейлиф? Что-то мелковат для могучего мага.

— Я в курсе, что ростом не вышел. Но мне не бочки ворочать, я Наблюдатель.

— О-о, целый Наблюдатель. И какой круг чар тебе покорился? Неужто уже даже первый?

— Вообще-то третий. Или вам толком ничего про меня не сказали?

— Наговорить можно много чего, а без испытания на зачистку тебя никто не возьмёт.

— Тогда испытывай, да пойдём. У меня ещё наверху дела не доделаны.

— О, какой важный господин до нас снизошёл! Может, лучше сразу…

— Крюк.

Одного слова стоящей за спиной шатена тёмно-рыжей девчонки хватило, чтобы тот осёкся. Насчёт самого старшего в тройке я, пожалуй, дал маху. То есть по возрасту-то этот самый Крюк и впрямь обходил своих напарников: рыжей вряд ли давно исполнилось пятнадцать, а молчаливый, тощий, наголо бритый пацан смотрелся и того моложе — но вот в лидерах явно ходила девица. Харизмы судьба ей отсыпала щедро, да и мудростью, похоже, не обидела. Если чисто о параметрах говорить. О жребии.

— Третий круг — это уже серьёзно, — сказала она хрипловатым, как бы немного простуженным, но всё же приятного тембра голосом. Была бы постарше — сказал, что сексуальным. — Мага, умеющего плести такие чары, злить глупо. Но и поверить в такое непросто.

— Верить я не предлагаю. Но легко могу продемонстрировать что-нибудь соответствующее.

— И что же?

— Ну… за той стеной ничего важного нет? Отлично. Тогда вот.

Находились мы, как уже сказано, в подземелье. Точнее, в продолговатом зале, вырубленном на глубине метров так десяти в мягком рыжеватом сланце: одной из важнейших причин, почему под столицей так много всяких ходов, штреков, шахт и тоннелей. Учтённых и нет.

Копать легко. Чай, это не гранит сверлить да базальт долбить.

Я повёл поднятой рукой, почти не шевеля предплечьем и делая резкие секущие жесты одной лишь кистью (в чём вообще-то нет нужды, но безмолвное и безжестовое чародейство выглядело бы излишне круто), и в стене с хрустящим треском образовались четыре параллельные щели. Каждая длиной в пол-ладони, шириной в полпальца и достаточно глубокая, чтобы в свете малых осветительных шаров, закреплённых у нас на поясах, казаться бездонной.

— Чары называются Мистический Заряд, — сообщил я. — Формально нулевой круг, но накачка до второго круга, помимо роста размеров каждого заряда, значительно усиливает проникающий эффект. Третий класс защиты такое не остановит, да и четвёртый долго не простоит. Множественность атаки выводит её на третий круг.

В переводе на обычный язык: я только что продемонстрировал, что могу разделать на кровавые лоскуты воина в полных латах. Даже четырёх таких воинов сразу, если латы не зачарованы. И, само собой, если сами воины не особо сильны да опытны.

Шатен проникся. И побледнел.

Да, магия третьего круга — это не шуточки. Владеющий чем-то подобным — примерно как в моём первом мире боец со штурмовой винтовкой (или даже реактивным пехотным огнемётом… если атакующие чары творит не Наблюдатель вроде меня, а мощный Сотрясатель, у которого перекос в энергию). Разница между магом и бойцом в том, что эту «винтовку» нельзя отнять. И боеприпас у мага восстанавливается, причём у Сотрясателей — сам собой и весьма быстро.

Я на свою атаку не потратил и пятой части резерва, кстати. Но сделаю вид, что слил половину.

— Как скоро сможешь повторить? — спросила рыжая.

— Повторить — хоть сейчас. И не одиночный Мистический Заряд, а всю серию. Но вот возместить потраченные силы… если хорошо сосредоточусь, то за сорок вдохов. — Снова преуменьшение. Но я не намерен выдавать не только полный объём резерва, но и насколько хорош мой контроль. — Или сорок пять.

— А если надо восстанавливаться на бегу?

— Тогда дольше. Если надо драпать так быстро, что без ускоряющих чар никак, то может выйти и так, что расход окажется выше пополнения.

— Откровенно.

— Ну так Лидеру надо знать, кто на что способен. Кстати, может, уже познакомимся?

— Разумно. Это, как ты уже слышал, Крюк. Он у нас за Авангарда, хотя скорее просто разведчик и носильщик. В такие места и зарубы, где надо держать удар, мы не лезем. Я — Мокрица. Лидер и сама себе Советник. А это — Болтун, Арьергард. Все вместе мы — банда Кротов.

— Её остатки, — буркнул шатен.

— Да, недавно нас было больше. Но наши ведьмачки… — вздох, — в общем, одной не свезло, да и второй… как бы тоже. Гм. Ты вроде силён, но опыта у тебя нет, так что делай, что скажу, а вперёд не суйся.

— Даже в мыслях не было. Значит, сегодня — притирка?

— Нет, — Мокрица поморщилась. Интересно, за что ей такое прозвище выдали? Чисто за рыжину или ещё какие причины есть? — На притирки и проверки у нас просто нет времени. Придётся лезть с ногами, да сразу в самый жир. Кстати, что ты ещё из боевого умеешь, кроме Зарядов этих?

— А что надо?

— Дело скорее в том, чего НЕ надо. Огня. Или того, что может дать искру.

— Рудничные газы? Риск объёмного взрыва? Понимаю. Значит, в минус Огонь и Молнии. Учту.

— Тогда пошагали. Пока, Корноух.

— Удачи вам, молодёжь.

Вот так легко и просто (нет) я и стал новым Кротом на половинную ставку.

Сомневаюсь, что меня бы вот так сразу взяли в оборот, если бы не общая тяжесть ситуации, в которую попала рыжая с коллегами. Из-за выбытия обеих дам с приемлемым чутьём на магию банде стало слишком уж рискованно работать, вот и накопили долгов перед волчанскими. Я же Кротов совершенно не фигурально спас. Самое малое от расформирования.

Какой же работой занимались Мокрица с коллегами? Зачем спускались под землю?

Если мир пронизан магией, а море маны доступно всем, кто отбрасывает на него свою тень, вышло бы очень странно, если бы пользоваться ею могли только разумные существа. Сверх того, принятие судьбы случается отнюдь не только у вертикальных гуманоидов. Или даже одних лишь млекопитающих. К добру или худу, но такой привилегии у высших животных нет. Более того: иной раз на тропу развития встают даже растения с грибами. С весьма, скажем так, своеобразными результатами…

Вы ведь уже понимаете, к чему я клоню? Именно. Сложно не понять.

Монстры.

Среди прочей литературы, которую я брал почитать (а также скопировать) на своём основном месте работы, имелись и бестиарии. Поэтому знал, что, говоря технически, монстрами стоит называть только существ, относящихся к необычному рангу и выше. Ну, или тех существ обычного ранга, которые по своей природе обладают выраженными опасными особенностями, или хороши в засадной тактике, или являются стайными хищниками повышенной сообразительности — в общем, могут представлять угрозу для взрослого человека, который тоже имеет обычный ранг. Даже если этот взрослый вооружён и защищён чем-то не зачарованным.

И то вокруг темы, где проводить черту между уже монстрами и ещё тварями, не утихают дискуссии. Это с границей между монстрами и чудищами всё ясно: наличие домена сразу даёт понять, кто тут царь природы — а вот тут…

В моём втором мире (обычно называемом, кстати, Цоккэс — что в прямом переводе с имперского означает или Серединный, или Равновесный, или Ценнейший, смотря по контексту) царит вполне себе реализм, пусть и с поправками. Поэтому живые существа, живущие в нём, даже наделённые магией и магическими особенностями, остаются прежде всего живыми существами.

Они не самозарождаются в гнилой соломе. Они не могут существовать на чистой мане (вот дольше терпеть голод и жажду за счёт магии — это запросто; впрочем, для некоторых растений, притом как раз подземных и эндемиков из чародейских оазисов, ну и растительных монстров Леса Чудес, тезис не вполне верен). Они, даже хищные, почти никогда не кидаются на людей с яростью берсеркеров, поскольку желают прежде всего выжить и оставить потомство. Это в фэнтези обычные серые волки будут люто и бескомпромиссно атаковать человека в латах, пока не полягут всей стаей; нормальные волки, если только бешенством не заражены, ведут себя совсем иначе.

Также с местными тварями работают общие принципы экологии. В частности, под землёй, в скудных и специфичных условиях, живут потомки тех, чьи предки проиграли эволюционную гонку за — буквально — место под солнцем. Низовые биомы бедны на ресурсы, обитатели их малочисленны и слабы, монстры в истинном смысле слова, то есть существа необычного ранга угрозы, вырастают под землёй так редко, что тысячекратно проще услышать байки о них, чем повстречать вживую. Ну, если вести речь о слоях, что близки к поверхности, а не о том, что таится в километре от поверхности и ещё глубже.

Делает ли это обитателей самых нижних и глухих углов столичных подземелий, куда чистильщики ходят, безобидными и няшными, как домашний белый кролик?

Ещё чего!

— Бояться крыс не стоит, — на ходу рассказывала рыжая. — Они твари умные и трусливые, первыми не кидаются. Ну, если к гнёздам не лезть, но гнёзда — то забота гильдейских новиков, не наша. А на наших, кротовых глубинах крысы появляются редко и малым числом. В общем, можно прибить мимоходом, но не более того. Не стоят они возни. Даже ради миски жидкого супа надо пять хвостов сдать.

— А наш Болтун и поныне за хвостами охотится, — вклинился Крюк. — Только уже не сам в храмы приносит, а мелкоте уличной раздаёт, чтоб тем посытнее жилось. Добрый он у нас, не смотри, что лысый.

— Не добрый, а исполнительный, — поморщилась Мокрица. — Это я велела высматривать годных в банду, подкармливать и учить. Нам смена нужна: не век же по щелям лазать. Ты сам вон уже, считай, настоящий дуб-переросток, а заменить некем.

— Ну да. Какой дурак к нам полезет? Кроты — не банда, а отстой.

— Заткни пасть, — прошипела рыжая. — И не мешай. Или чеши отсюда обратно наверх, к пузатой своей, а потом не возвращайся.

— Да чё ты сразу-то…

— Заткни. Пасть. Ур-род бесячий, фуф. Так. Крысы. Это не наша забота. Наша — это ташши, склоры, фуфисы, бледные плевуны, злапы и ещё всякое по мелочи. Включая едучий мох: его надо отскребать, а потом можно загонять кожевникам за медяшки. Но вот обычный пещерный мох трогать нельзя.

— Почему? — спросил я.

— Предки не велели. Да и что толку с обычного-то? Просто пища слизней, а так даже медяшек не стоит, хоть охапками его таскай. Итак, ташши…

Если просуммировать сказанное, подземная монстрофауна пограничных глубин выходила не особо опасной. Самыми неприятными выходили бледные плевуны (один из которых как раз и оставил Крюку его приметный шрам на морде). Потому как яд у этих дальних родичей садовых слизней имел сильные разъедающие свойства, а плеваться они старались в глаза. Зазеваешься — и ослепнешь, если на месте не помрёшь.

Столь же неприятными представлялись ташши с фуфисами: крупные, длиной с предплечье, хищные многоножки и стайная всеядная помесь мартышек с крысами размером примерно с терьера.

Правда, способы доставлять неприятности у тех и других выходили разные. Ташши — многоножки — умели ну очень хорошо маскироваться; это была их видовая особенность, очень полезная для засадных охотников. Как и яд. Не прям смертельный, с одного-двух укусов не помрёшь, даже ребёнком будучи; но помучиться пару дней придётся. Головокружение, рвота, лихорадка, иногда малоприятные глюки, иногда судороги, иногда иные признаки острого поражения нервно-паралитической гадостью. К тому же у людей порой обнаруживалась уязвимость к их яду. Одна из ведьмачек Кротов, которой не свезло, как раз из таких оказалась. И задохнулась от анафилактического шока, как я понял по скупому, но точному описанию симптомов; обычное противоядие не помогло, да и не могло помочь.

Что до фуфисов, то эти отличались умом и сообразительностью. И шкодливой, пакостной злобой. Основной причиной, почему крыс редко можно встретить в нижних подземных горизонтах, служили как раз они. Ловили крыс и жрали, если без неаппетитных подробностей.

Но двумя основными сложностями с фуфисами, из-за чего рыжая рекомендовала вести себя с ними осторожнее, были злопамятность и случайные таланты.

— Понимаешь, — говорила Мокрица, — они напоминают людей, отдалённо. Только во всём хуже. Мельче, слабее, тупее. Даже могут говорить, просто язык у них — три-четыре сотни слов. Но иногда судьба и им подкидывает дары, что могут возвысить фуфиса над сородичами. Я видала одного, что стал быстрым, как язык жабы. Он болюче кидался камешками, ловко уворачивался от всего и всех, а когда сбежал, настичь его так и не вышло. Другой фуфис наводил страх, и сильный — но, к счастью, только на одного, а не на всю банду разом; его мы таки прибили, поганца. А третий бил током при касании, мог парализовать ненадолго. Его тоже прибили. Я слышала про фуфиса, что кидался шариками кислоты, про очень прочного фуфиса, про очень живучего фуфиса, про того, что копал камень быстрее и легче, чем обычный копал бы землю, и ещё про всяких. Эти твари легко дохнут, но быстро плодятся, и почти в каждом выводке почти каждой самки находится особенный фуфис… хотя чаще эта особенность выражена слабо и не всегда вообще заметна.

«Короче, подземные гоблины-дикари».

— Говорят, — вставил Крюк, — фуфисов вывел какой-то маг. А они сбежали и расплодились.

— Чуши не повторяй, — фыркнула рыжая. — Зачем кому-то выводить таких слабых тварюшек?

— Для опытов, — сказал я.

— Что?

— Как это?

— А что вас удивляет? — я слегка улыбнулся. — Ставить опыты лучше всего, конечно, на людях и других разумных, потому что те же новые лекарства, что действуют на каких-нибудь крыс или свиней, ещё не факт, что подействуют на нас. Или вот отработка заклинаний школы очарования: если это не что-то примитивное, даже фуфису доступное, вроде внушения страха — эффект лучше проверять на разумных. Но! Опыты на разумных негуманны. Даже если брать преступников или врагов, это всё равно плохо. Потому экспериментами на людях занимаются многие и помимо Багрового Ковена, но… не афишируя. В смысле, не выпячивая такого неудобного занятия. А вот если ставить опыты на фуфисах, то всё нормально. Разума у них настоящего нет, плодятся быстро, жребии им судьба даёт разнообразные — в общем, отличные подопытные. Поудобнее свиней. Ну да ладно, что там насчёт склоров и злапов?

Мокрица одарила меня сложным взглядом, но продолжила, отвернувшись:

— Злапы — это жуки-вонючки. Не ядовиты, никого не убивают, но лучше бы были и ядовиты, и смертоносны, если бы только не воняли! И ведь крепко воняют, аж глаза на лоб и вчерашний обед наружу. Если на одежду брызнуло — считай, всё, пропала одёжка. Даже бездомные доходяги потом ЭТО носить побрезгуют. А убирать злапов с трасс — это наша, чистильщицкая обязанность, одна из главных, так что просто обойти не выйдет никак… мы их на мёд приманиваем в специальные банки, вот такие, потом закрываем крышку и уносим. А потом в хлорной извести топим, вонь убивая. Сплошные расходы!

— Жуки, говоришь?

— Да. Есть идеи, что с ними можно магией сделать?

— Как не быть. Идея простейшая: холод. Любые не теплокровные твари цепенеют и застывают, если их заморозить. Как и теплокровные, впрочем; у тех, которые не теплокровные, просто больше шансов перенести лёгкое охлаждение без последствий. Кстати, запахи на морозе тоже слабеют, если что.

— А у тебя с чарами холода как?

— Хорошо. Один из моих первых заговоров. На жуков ведь много не надо? Они какого размера?

— Злапы-то? Обычно с палец и меньше. Жёлто-чёрные такие, яркие. Баяли, что иногда с ладонь, но настолько здоровых не видала никогда. И не особо верю, что такие вообще бывают.

— На жука с ладонь моего заговора тоже хватит. Хотя для надёжности Луч Холода лучше бросать с усилением на круг. Тогда они не просто оцепенеют, а промёрзнут и от этого сдохнут. Или злапы чем-то в живом виде ценны?

— Не-е-е. Бесполезные твари, век бы их не видать!

У меня же в голове зашевелились мыслишки насчёт использования этих жуков как нелетального оружия. В конце концов, я могу не только охлаждать-цепенить, но и нагревать-раздражать. А хорошо раздражённый в полёте к цели злап непременно развоняется.

Хе-хе. Подлый я, гадкий я. Потому что изобретательный!

…вскоре с разговорами пришлось закончить, потому как наша банда чистильщиков спустилась на те самые «кротовые глубины». Которые вообще-то только пена на поверхности настоящих бездн, куда простые люди попросту не суются.

Жутко там, в глубине. И… не сказать, чтобы интересно.

Вообще разумные очень любят всё классифицировать. Например, в моём первом мире морские глубины делили на, говоря грубо, сублитораль, батиаль и абиссаль, с более детальным разложением при надобности. Мезопелагиаль там, ультраабиссаль и всё такое. Так вот: в Цоккэсе выделяют три основных слоя глубинного, подземного мира. У них есть свои названия на имперском, но приведу лучше те, что по смыслу: приповерхностный, серединный и нижний.

Кротовые глубины — это середина приповерхностных слоёв. Всего-навсего. И относятся они даже к серединным слоям, как шельфовые глубины моря относятся к батиали (то бишь двухсотметровые в пике глубины прибрежные — к океанским глубинам километров так до трёх включительно).

Редко когда чистильщики забуриваются в недра планеты глубже, чем на полтораста-двести метров. Ну, край триста. Им оно не надо. Потому что основная их функция — чистка приповерхностных слоёв от потенциально опасной (либо неприятной, как те же злапы со склорами) флоры и фауны из нижележащих областей. Самостоятельно ограждать пути контрабандистов, что под землёй, от различных тварей потайникам не с руки. Проще платить денежку малую юным специалистам по всякой глубинной пакости. Потому как разделение труда, ага.

Ну и ежели из серединных слоёв выползет что-то реально крупное да опасное, что хоть изредка, а всё ж случается, то всяких там Кротов не так жалко.

Принцип канарейки в угольной шахте. Ага, ага.

Во время походов с бандой я ничего крупного-опасного не встретил. На него я наткнулся сам, по личной инициативе и в свободное время. Обострение шилопопия — оно такое. Ну и любопытство мага тоже свою роль сыграло, не без того. И наглость новичка, вообразившего себя крутым.

Много факторов сложилось вместе, много чем я могу оправдать свою дурость.

Например, надо же мне организовать для себя на всякий случай путь отступления — притом такой, чтобы просто из-за габаритов никто взрослый за мной не пролез? Надо! Принцип тот же, что и с мечом: даже если он понадобится тебе один раз в жизни, носить его нужно всегда. С норкой, в которую можно прыгнуть, если вдруг кто-то из господ заинтересуется моей скромной персоной, всё аналогично. Вот придут ко мне делать предложение, от которого нельзя отказаться, и что? Именно.

Предлагальцам иллюзии кромешной тьмы в глаза и злапа в пузо, чтобы отвлечь, а сам такой прыг в щёлку и бай-бай. Просачиваемся по канализации на двенадцать вёрст.

И поём голосом Кипелова о свободе. Червяка во сырой земле.

В общем, говоря коротко, я загорелся полазать по всамделишным подземельям в Паучьем Прикиде вдали от стороннего пригляда и вволю пользуясь ВСЕМИ своими способностями. Для чего провертел в фундаменте съёмного дома и в прилегающем садике те самые щёлки, уводящие вниз (как я избавлялся от вынутого и хорошо измельчённого грунта — совершенно отдельная история; но земля в моём саду и паре тех, что на соседних участках, в итоге операции «тайный землекоп» равномерно приподнялась на пару ладоней, чего вроде никто не заметил).

Разведав самые верхние горизонты, я не преминул заглянуть в те, что пониже. Потом в те, что ещё ниже, и ещё, и ещё…

Перемещения в Паучьем Прикиде даже по всяким шкуродёрам легки и беспроблемны: мне ведь даже руками-ногами шевелить не обязательно, достаточно просто трансформировать внешний слой иллюзорного костюмчика; магическое зрение столь же легко пронзает кромешный мрак, позволяя пусть ограниченно, но видеть даже сквозь камень, заклинание Каменного Эха даёт возможность просветить окружение в радиусе примерно четырёхсот метров (если же посылать сейсмические волны направленно, счёт пойдёт на километры), а хорошо развитая память без задержек запоминает самые заковыристые маршруты и выстраивает в уме трёхмерную сеть ходов.

Притом я научился не очень быстро, но вполне уверенно высверливать новые шахты даже в каменном монолите, используя алхимический в своей основе процесс взрывной дегидратации. Подглядел на стройке принцип, подхватил, усовершенствовал — и окончательно уверился, что смогу выкопаться откуда угодно, почти с любой глубины. А что мне помешает-то, коли сланец я сверлю со скоростью два-три шага в минуту и за час могу организовать чуть ли не стометровый, пусть и узенький, тоннель?

…можно сказать, что я зарвался. Да.

Потому как, докопавшись аж до верхней части Тёмных Корней, не рванул обратно вперёд своего визга, а решил по этой новой территории побродить. Ну а как же иначе? Это ведь уже начало настоящего серединного слоя подземелий; тут свой, не имеющий уже ничего общего с поверхностным, биом. Неведомые твари, сокровенные тайны, безмолвные чудеса!

О том, что исследовать Тёмные Корни по правилам гильдии Жезл и Кинжал могут лишь хорошо притёртые полные команды двух звёзд и выше, имеющие соответствующий уровню набор снаряжения, я тогда и знать не знал. А если бы даже знал — сомневаюсь, что это меня остановило.

Я ж ололо пыщ-пыщ супермаг ажно шестнадцатого уровня, что мне сделают местные зверушки?

Хорошо, что мне всё же хватило ума и осторожности передвигаться по потолку найденного Корня, причём без лишней спешки и под наброшенной иллюзией каменного выступа. А также тщательно осматриваясь. Это помогло мне вовремя обнаружить сидящую в засаде ташши (прибитая многоножка, кстати, оказалась раза в полтора длиннее тех, что мне ранее попадались: видать, на большой глубине им живётся сытнее), миновать по стенке большое пятно едучего мха, разросшегося прямо на потолке прохода, и тихо извести почти всю стайку фуфисов.

Двоих прибил издали метко нацеленными Мистическими Зарядами, третьего лишь ранил, отчего тот заверещал, как резаный — потому что резаный и есть, я ему заднюю лапу почти отсёк, не жилец — и четвёртого упустил. Тоже вереща и мечась в разные стороны, везучий пакостник умчался по Корню прочь.

Не люблю фуфисов. Противные твари.

Наверно, стоило убивать их, поменяв положение. Швыряться магией вверх ногами, с потолка, да ещё по движущимся мишеням — весьма неудобно. А среди моих условно боевых чар только одно имеет типа самонаведение: ну очень условное Лассо Молнии. Которое на самом деле ни разу не лассо, ибо ничего не притягивает, а просто создаёт электрический заряд, пляшущий по ионизированному каналу между двух заданных точек. И одной из таких точек можно выбрать часть тела врага.

Вообще этот кантрип больше похож на прообраз знаменитой Цепной Молнии. Но есть два нюанса, почти обесценивающих этот мой заговор. Во-первых, под землёй лучше им не пользоваться, чтобы взрыв гремучего газа не спровоцировать.

А во-вторых, я не чёртов Сотрясатель, чтобы вливать в чары достаточно много энергии!

Или просто физика, бессердечная сволочь, имеет что-то против моего превращения в хохочущего ситха. Но суть в том, что моё Лассо Молнии нельзя усилить даже до первого круга: воздух, видимо, попросту недостаточно хорошо проводит ток, чтобы я прожаривал врагов этим кантрипом. Или всё дело в пассивном сопротивлении ауры живых существ, потому что слегка обугливать поленья несколькими последовательными разрядами мне вполне удаётся.

Ну, или я — просто образцовый тупорез и всё делаю не так. А как надо — не знаю…

И тут у меня по хребту пополз холодок. Кажется, я как-то не вовремя впал в размышления о посторонних вещах, потому что верещание сбежавшего фуфиса оборвалось уж слишком резко. Причём на коротком, булькающем хрипе.

Кажется, не я один тут не люблю фуфисов. И, похоже, второй нелюбитель этих тварюшек…

Приближается.

Глубоко под землёй, в сотнях метров от поверхности и солнечного света, в объятиях кромешной тьмы, пусть лично для меня раздвигаемой магическим зрением, но всё равно абсолютно непроглядной, я услышал из-за поворота Корня не очень громкий, но всё равно выразительный звук. Повторяющийся.

И приближающийся.

Шкряб. Шкряб. Шкряб. Шкряб.

Глуховатый такой, продирающий звук. Твёрдым по камню. То ли костью, то ли чем-то подобным.

Мало кто может позволить себе шуметь в подземелье. Но всякий, кто может — определённо опасен. Или искренне считает себя таковым. Тот, кто шумит, не боится заявлять о себе, словно предлагая всем вокруг бояться и разбегаться. «Иду на вы!» — как бы объявляет он. «Мне не нужно прятаться, а вот вы можете попытаться», — говорит он.

И я попытался.

Маскировочную способность ташши я ранее пытался имитировать заклинанием, но нашёл, что это не имеет большого смысла. Во-первых, довольно корявая имитация получается (не лучше, чем с невидимостью). Во-вторых, способность заточена под неподвижное сидение в засаде, а когда движешься, толку от неё мало. В-третьих, для магического зрения даже затаившиеся многоножки остаются заметными, что и помогало мне ташши заблаговременно замечать и убивать. Но именно сейчас и здесь, прилипнув к потолку и замерев, я снова использовал эту маскировку.

Ну, хуже ведь от этого не будет, верно? Верно?

Шкряб. Шкряб. Шкряб. Шкряб. Шкряб. Шкряб.

Из-за поворота вывернуло нечто большое и тёмное. Сливающееся с тьмой, сроднившееся с нею, одно из её порождений. Приземистое, но длинное и мощное, размывающееся даже для магического взора. Тёмное на тёмном. Вгоняющее в дрожь.

Шкряб. Шкряб. Шкряб.

Тишина.

От хруста, с которым тёмная тварь разгрызла трупик фуфиса, меня снова продрало морозом по хребту. Массаракш, вот ведь влип! На кой я вообще сюда полез? Экстрима захотелось?

Вот тебе экстрим. Можно сказать, с доставкой. Жри, да не обляпайся.

Шкряб!

И снова влажный, чавкающий хруст чужой трапезы.

Похоже, я ошибался. ЭТО вполне себе любит фуфисов. Настолько, что вообще не заморачивается готовкой. Жрёт за обе щеки сырыми и тёпленькими. Прям со шкурой и костями.

Надо полагать, и от добавки не откажется. Нежное, легкоусвояемое человеческое мясцо. Мням!

Шкряб.

Как сухо в горле. До рези. Как в пустыне.

Шкряб.

Я даже не смею сфокусировать магический взгляд на… на ЭТОМ. Я вообще только и могу, что сидеть под маскировкой, наращивая защиту Паучьего Прикида…

Шкряб. Шкряб.

Удар!

Я идиот. Безнадёжный, необучаемый дурак. Если я сам успешно видел ташши под их маскировкой — кто сказал, что кто-то другой не может меня увидеть?

Дурак, дурак, дурак!

Удар!

Внешние, укреплённые слои Паучьего Прикида ещё держатся, но совсем скоро меня, наверно…

Удар! И падение. Шлёп! Всё. Я внизу, у самой слюнявой пасти ЭТОГО.

…сковырнут с потолка. Точнее, сковырнули.

Удар!

А чем меня вообще бьют? И как мне перестроить Паучий Прикид, чтобы лучше держать атаку? И… и, кстати, с какой стати я просто принимаю её, как манекен для отработки приёмов? Но есть вопрос ещё более актуальный: если ЭТО такое необоримо страшное, сильномогучее и трындец ультимативное, почему оно никак не пробьёт мою защиту? Я даже с потолка свалился скорее от страха, чем…

Страх. Ну конечно!

Впервые за очень долгое время в узковатом — диаметром чуть больше метра — Тёмном Корне возникло нечто редкостное. Возможно, доселе не появлявшееся здесь вообще никогда.

Слабый, но ровный белый свет.

В этом свете стало довольно отчётливо видно слепую подземную тварь. Довольно солидную, длиной метра три, закованную в чёрную чешую. Явно родственную ящерицам или скорее крокодилам. Но фактически не такую и огромную, потому что две трети её длины приходились на гибкий хвост, на конце увенчанный костяной пикой. Шкрябалкой. Раззявив зубастую, перемазанную кровью пасть, чешуйчатая тварь словно вздумала накричать на существо напротив. Только вместо звука из пасти вылетело нечто быстрое, преломляющее на лету свет, и с глухим стуком оттолкнуло второе существо.

А оно — страшное, бугристое, асимметричное, похожее на оживлённый магией камень — встало на дыбы и ответило куда более быстрой атакой. Настолько быстрой, что не различить глазом.

Хлесь!

Ответный удар влетел прямо в пасть чешуйчатой чёрной твари. И заставил её забиться в агонии. Существо же напротив стояло, чуть сгорбившись, и понемногу менялось, превращаясь в юного человечка в кожаном костюме и с зеркальной маской на лице.

Спустя минуту противостояние окончилось. Чешуйчатая тварь затихла. Впрочем, оно окончилось уже после первого ответного удара двуногого существа. Остальное — так, сопутствующие детали.

Получена особенность: Сомневающийся (ранг С — необычный)

Вы перебороли волну магического страха, наведённого на вас глубинным падальщиком. Но не за счёт резистентности и воли, а за счёт интеллекта.

Преимущество: ваш интеллект в особых обстоятельствах может заменять резистентность.

Недостаток: повышенная склонность к паранойе и мании преследования.

Вот такой трофей от ужасной, во многих смыслах, подземной битвы. А ещё я взял семнадцатый уровень и получил вместе с ним два очка развития. Впрочем, там до уровня не так и много оставалось.

Однако сам факт обретения особенности, причём необычного ранга, намекает в полный рост: этот вот шкрябающий уродец был намного опаснее, чем может показаться. Эта сволота совершенно буквально заставила меня замереть в ужасе, не пытаясь ни бежать, ни сопротивляться! И это притом, что её ранг угрозы едва ли превышал обычный (потому что необычная тварь — а точнее, монстр, имеющий такую способность — точно меня убил и сожрал: пассивной защиты моего Паучьего Прикида не хватило бы).

Ох, неспроста чистильщики ходят под землю бандами! Как и потайники, и гильдейцы. То, что я попёрся в глубины соло… идиот, что тут скажешь.

Надеюсь, это лечится. Правда, самооправдание «я ж ребёнок» звучит всё менее убедительно.

Но вот полученная особенность… какая-то она токсичная. Смотрю на описание — и чем дальше, тем меньше мне это нравится. Прежде всего сопутствующим недостатком. Есть у меня подозрение, что если я и дальше стану использовать свой интеллект вместо щита от внешних негативных влияний, то вместо повышенной склонности заработаю настоящую паранойю с манией преследования. У меня по этой части и так не всё нормально, потому что нормальный человек не станет копать ДВА подземных хода просто на всякий случай.

Нормальному хватит одного. Наверно.

Или не хватит? Или я вообще не могу трезво рассуждать на такую тему?

Ай, в дупу это всё. Солью-ка я Сомневающегося и своего любимого Адепта-отшельника. С прицелом на развитие последнего. Даже интересно, что получится? Может…

О. Ого. Неожиданно!

Вместо бонуса к упорству и воле по +2 я получил бонус +1, но ко всем шести персональным параметрам. И-и… этот бонус перебил даже мою статусную ушибленность на харизму. Собственно, вот:

Особенность 3: Адепт-отшельник (ранг В — выдающийся)

Вы добились полной самостоятельности как в занятиях магией, так и в отношениях с людьми… вам больше не нужно общество, а обществу не нужны вы.

Преимущества: естественный порог развития шести магических параметров получает бонус +2. Преимущество: естественный порог развития шести персональных параметров получает бонус +1.

Недостаток: естественный порог развития параметра харизма уменьшен до 2 и зафиксирован. Повышение параметра большинством способов заблокировано.

Есть у меня подозрение, переходящее в уверенность: если я продолжу сливать сюда особенности необычного ранга, то при следующей итерации бонус для персональных параметров догонит бонус для параметров магических. Впрочем, если особенность будет относиться к физическим…

Так. Так. И снова так.

Класс эволюционирует на 25-м уровне. Я — на 17-м. И очки развития пока никуда не вложил. При этом на 25-м у меня будет, считая и эти два, 10 за нечётные плюс 4 за чётные плюс 6 за двадцатый — аж 20 очков, тютелька в тютельку.

А что с предстоящими расходами?

Во-первых, способности класса. Их у меня неоткрытых вторичных, за каждое 2 очка — три, да неоткрытых третичных, за каждое 4 очка — тоже четыре. В сумме 22. Но это ещё ладно, с этим ещё можно смириться. Хуже пункт во-вторых: эволюция класса. Потому что на неё тоже нужны очки развития! А так как класс у меня выдающийся, то и расходы необходимы выдающиеся: 12 очков развития вынь да положь. И хотя иметь героический класс на пороговом 25-м вроде как здорово — есть у меня ещё одно подозрение, тоже переходящее в уверенность. Подозреваю я, что такая большая цена за эволюцию класса вызвана дисбалансом развития. Говоря проще, 12 очков за эволюцию — это скрытый штраф.

Только не очень понятно, за что именно. То ли у меня с параметрами не всё хорошо, то ли тельце моё маловато и хиловато для геройского класса, то ли количество неоткрытых способностей сказывается. В общем, ясно, что ничего не ясно. И для начала открою-ка я новую вторичную способность, это делать пришлось бы при любых раскладах. Так… хм. Недурно!

Вторичная способность 4 (ранг В — выдающийся): создание динамических иллюзий даётся легче. Требования концентрации при изменении иллюзий значительно снижены.

Между прочим, Паучий Прикид, который сейчас на мне — это тоже динамическая иллюзия. И мимикрия с его помощью. И…

И я уже хочу испытать появившиеся возможности!

Но делать это прямо здесь и сейчас, конечно, не стану. Первым делом я заберу свой трофей, эту вот ящероподобную пакость, и утащу наверх, где отдам таксидермисту. А потом поставлю в гостиной чучело подземельной твари в качестве наглядного урока.

А также напоминания о самонадеянности и глупости.