Глава 5

Выпущенный снаряд не пролетел и половины дистанции до Аида, а Изюм уже понял, что он промазал. Секирин просто сжал кулак и будто бы растаял в воздухе. А возник на два шага левее своей изначальной позиции. Во время этого маневра Макс ощутил, как его дара коснулся всплеск чужой боли, но это мимолетное веяние исчезло так же быстро, как и появилось.

— Сука вертлявая, — прошипел Виноградов, снова наставляя ракетницу на первого инфестата.

Но выстрелить уже не смог. Огромная чудовищная лапа мягко, но непреодолимо сильно сомкнулась на его предплечье, а затем настойчиво потянула вниз, вынуждая опустить оружие.

— Нет-нет-нет! — кричал Изюм, безуспешно колотя химеру свободной рукой и скаля зубы, как попавший в капкан волк. — Я все равно доберусь до тебя, мразота! Я сделаю с тобой то же самое, что ты сделал с Артемом! Я… я…

Аид же начисто игнорировал направленный в его сторону поток угроз и оскорблений. Он двинулся к Максу, зияя абсолютной эмоциональной пустотой подобно ожившему мертвецу. Ни капли гнева. Ни тени злости. Ни крохи раздражения.

— Ты все неправильно понял, Третий, — сухо проговорил Секирин, впиваясь своим ужасающим взглядом в лицо беглого инквизитора. — Артём сделал свой выбор сам, как и остальные. Все эти люди, пошли со мной добровольно. Они пожертвовали собой и приняли смерть, чтобы у вашего мира оставался шанс жить.

Некогда известный на всю Россию медиум обвел руками темноту, и Изюм в первое мгновение не понял, к чему был этот жест. Но потом из мрака ночи стали появляться все новые и новые звериные силуэты. Один, два… пять… восемь. Химеры, каждая из которых была как две капли воды похожа на изуродованного некроэфиром Артема, одна за другой появлялись в поле зрения спецназовца. Они неспешно блуждали на самой границе видимости, гипнотизируя совершенством своих тел и змеиной пластичностью. Но почему-то не нападали…

Чудовища взяли россиянина в кольцо, отрезая все маршруты к отступлению. И теперь единственный путь к свободе пролегал через Аида, силуэт которого сливался с окружающей его темнотой.

— Я удивлен, Максим, что ты тоже считаешь меня безумным мясником, как все остальные, — почти по-человечески покачал головой Секирин. — Видимо, ты слишком сильно изменился со времен нашей встречи. Либо же всегда был таким, но я в тебе этого не разглядел.

Мертвая хватка химеры на руке Изюма вдруг ослабла, а сам монстр извернулся на птичий манер и проникновенно заглянул своим звериным оком в лицо бывшему сослуживцу. И хоть его полыхающий нечеловеческим огнем глаз даже отдаленно не напоминал бойца, из плоти которого Аид сотворил это порождение некроэфира, но… Но что-то все равно царапнуло душу Максу. Пронзительно знакомо и невыносимо тоскливо. Такие ощущения у Виноградова возникали по молодости. Всякий раз, когда он посещал могилы старых друзей.

Он понимал, что Артем уже давным-давно мертв, что нет никакой надежды его увидеть снова. Но почему-то казалось, будто его старый товарищ все еще жив. Просто заперт в теле измененной нежити…

— Все-таки почуял? — вторгся в путаницу невеселых мыслей инквизитора голос Секирина.

— Что я должен почуять? — слегка хрипловато переспросил Изюм, с ненавистью смотря то на Аида, то на бесполезную ракетницу в ладони.

— Душу Артема.

Беглый спецназовец стиснул челюсти с такой силой, что затрещали кости под висками. Снова в нем восстало неуемное желание выстрелить Секирину в лицо. Но да как ты его подловишь, когда на охране стоит такая свита? Да и то, как инфестат увернулся от первого снаряда, о многом сказало Максу. Он вспомнил, как шестнадцать лет назад Аид специально распорол себе ножом ладонь, а затем попросил у одного бойца из армейского хозпакета иголку. Он уложил ее в порез, и прямо на глазах изумленных солдат глубокая рана затянулась за несколько мгновений. Никто из спецназовцев, будучи простыми людьми, не понял смысла этой манипуляции. Но теперь, став одаренным, Изюм наконец-то осознал… Сергей был единственным известным ему инфестатом, умеющим прыгать в «сотку» под действием собственной, а не чужой боли.

— Вижу, что ты не готов меня слушать, — вынес вердикт Аид, наблюдая за собеседником. — Наверное, мне не следовало тебе показываться.

— Ну так давай, загаси меня, и дело с концом, — зло предложил инквизитор. — Зачем тебе лишние свидетели? Сделаешь себе еще одну зверушку для круглого счета!

— Дурак ты, Третий. И не лечишься. В общем, понадобятся деньги, обращайся. У меня местных фантиков много.

Сказав это, Секирин в один прыжок, словно заправский циркач, вскочил на холку ближайшей химеры, умудрившись при этом не напороться на ее устрашающие шипы. А потом вся его неживая стая беззвучно растворилась в безмолвии южной ночи. Один только Артем на прощание по-дружески пихнул Изюма монструозным лбом в плечо, да тоже усвистал куда-то за ними.

И вот Макс остался совершенно один, вдали от смутно различимых огней небольшого города и в абсолютной тишине. Вокруг не виднелось ни малейших признаков того, что произошедшее с ним было реальностью, а не являлось галлюцинацией, навеянной охреневшим от жары мозгом. Огромные чудища не оставили на высохшей почве ни единого отпечатка лапы или следа от длинных шипастых хвостов. Будто и в самом деле пригрезилось…

Виноградов недоверчиво отщелкнул у ракетницы встроенную обойму, куда вставлялись продолговатые трубки снарядов, и убедился, что один из них отстрелян.

— Слишком реалистично, чтобы быть бредом… — проворчал себе под нос инквизитор, а затем молча зашагал в противоположную сторону от той, где скрылся Аид.

* * *

Два обгоревших до черноты куска плоти, оставшиеся от Широкова и его работника, уже давно перестали шевелиться, но я не спешил уходить с места казни. Объятый пламенем олигарх фонтанировал некроэфиром очень долго. Такую прорву энергии можно назвать возмутительно огромной. Пожалуй, я не покривлю душой, если скажу, что он сильнейший одаренный, которого я встречал когда-либо. С ним не смог бы потягаться даже тот инфестат, изловленный мной в Семёнове.

Не сговариваясь, мы с сослуживцами по чести разделили всю энергию смерти, исторгнутую казненным бизнесменом. Каждому досталось приблизительно одинаковая часть тьмы. Не могу предположить, сколько людей умерло, чтобы напитать Широкова таким количеством мрака. Десятки? Вряд ли. Скорее всего, сотни. А с учетом того, что львиная часть некроэфира сгорала в огне, может и тысячи. Но отныне я позабочусь о том, чтобы вся эта скверна не пропала напрасно, а служила во благо…

Но вот уже и тьма перестала литься из обугленных останков, а мой дар все равно не унимался. И дело было отнюдь не в том, что он реагировал на общество моих спутников.

— Что дальше? — нервно осведомился Кабриолет, которому, похоже, не доставляло удовольствия так долго торчать на месте двойного убийства. — Уходим?

— Пока нет, — мотнул я головой. — Кажется, мы еще не закончили…

Подчиняясь необъяснимому наитию, я протянул к трупу олигарха щупальце из энергии смерти. Я собирался проверить, способен ли его дар реагировать на тьму после проведенного аутодафе. Если да, то как его упокоить окончательно? И почему-то я совсем не удивился, когда разглядел, что к моему некроэфирному образованию настойчиво цепляется какая-то многолапая пакость, выбравшаяся из сожженного тела…

— Вы это видите? — привлек я внимание соратников, осторожно вытягивая из искореженных огнем останков Широкова нечто черное и бесформенное, похожее на пучок спутанных ниток. Размерами оно почти не уступало футбольному мячу или крупному мотку пряжи.

— Да… — шепотом подтвердил Умар, не сводя немигающего взгляда с неопознанной сущности. — И ощущаю, как ты его пугаешь, Факел.

Я недоверчиво покосился на напарника, но не стал просить уточнений. Салманов уже удивлял меня ранее аномальной чувствительностью своего дара. Так что все могло быть…

— Ничего не ощущаю, но вижу прекрасно, — подтвердил Кабриолет, хмуро взирая на ворох тонких прядей, повисший на моем некроэфирном формировании. — Напоминает гнездо пауков-долгоножек. Что это вообще за хрень и для чего она нужна?

— Думаю, это то, что делает инфестата инфестатом, — выдвинул я предположение. — И поступать с ней нужно точно так же, как и с ее носителем. Умар, подай-ка…

Я, не отвлекаясь от процесса выуживания «паучьего гнезда» из закопченной смотровой ямы, ткнул пальцем в валяющуюся поодаль почти пустую канистру. Молодой инквизитор порывисто метнулся к ней и подал мне.

Так-так… что-то вроде булькает. Где-то литров на пять еще наберется.

Вылив остатки керосина на бетон, я крутанул колёсико зажигалки, запаливая небольшую лужицу. Озорной огонек заплясал, болезненно лизнув мне пальцы. А я подтянул непонятное образование, извлеченное из трупа бизнесмена, и без колебаний сунул его в пламя. От контакта некроэфира и жарких оранжевых языков по моим нервам прокатились мириады зазубренных игл, ткнувших меня в каждую клеточку организма. А мгновением позже по ушам ударил тот самый душераздирающий визг, который я слышал, когда горели Савонов и малолетний убийца. Вот оно… вот как звучит торжество справедливости!

Умар от неожиданности чуть не опрокинулся на спину, изо всех сил зажимая уши ладонями. Скорее всего, из-за более чувствительного дара, предсмертная песня инфестата звучала для него куда громче. А Кабриолет, озадаченно к нему обернувшийся, похоже и вовсе ничего не слышал.

Я замер, наслаждаясь каждой секундой агонии темной сущности. Наблюдая за ней из-под полуприкрытых век, я ликовал, видя, как она бьется в огне, как уменьшается и истаивает. Как рассыпается нематериальным прахом и изгоняется из нашего мира… Меня захватил настоящий и неподдельный восторг. Я еще сильнее уверился в правильности своих выводов. Понял, ради чего должен жить. Нашел то занятие, которое отзывается приязненной дрожью в сердце. Я — палач господень! И сделаю все, чтобы ввергнуть нечестивцев, поправших Его закон, в геенну!

Ощущая небывалый азарт и эйфорию, я уже не скрывал широкой улыбки. Строки из Книги Плача Иеремии, которые я видывал в своей жизни единожды, вдруг воскресли в памяти. Да так твердо и уверенно, будто я занимался каждодневной зубрежкой! Слова лились сами по себе, не требуя от меня совершенно никакого участия…

— Воздай им, Господи, по делам рук их. Пошли им помрачение сердца и проклятие Твое на них. Преследуй их, Господи, гневом, и истреби их из поднебесной…

В прошлом мне пришлось познакомиться со многими текстами священных писаний. В то время, когда я еще только познавал свой дар, мне казалось логичным именно в них искать ответы на одолевающие меня вопросы. Тогда я в меру своих невеликих способностей изучал и постигал писаные Истины, но разум противился им. Я смотрел на строки, но видел лишь набор букв и символов, за которыми для меня не таилось абсолютно никакого смысла. Но теперь, дословные цитаты сами собой восставали из памяти, даже те, по которым глаза пробегались лишь мельком. А душа сжималась от величия сокрытой в них мудрости.

— Твою мать, — прокряхтел ошеломленный Салманов, широко разевая рот и разминая уши, когда чужой дар окончательно сгорел. — Вот это представление…

— Правда, чудесно? — спросил я, отсвечивая блаженной улыбкой.

— Э-э-э… Юрий, ты меня пугаешь, — нахмурился Сынок, крайне выразительно переглядываясь с Кабриолетом. — Ты точно в здравом уме?

— Да, Факел, тебе бы провериться у мозгоправов, — не преминул внести свою лепту Кабриолет. — Эти твои религиозные заскоки выглядят очень странно.

— Понимаю, как это смотрится со стороны, — безмятежно кивнул я инквизиторам. — Но можете мне поверить, я чувствую себя лучше, чем когда-либо в своей жизни.

— И все-таки…

— Послезавтра у меня назначено комплексное обследование, — не стал я дослушивать их возражения. — Настолько полное, насколько это возможно. Психиатры буквально залезут мне в череп и вынесут вердикт, годен ли я для прохождения службы в ГУБИ. Поэтому, если вы увидите меня в ИК-Б, значит, со мной действительно все в порядке.

— Ладно, убедил, — сдался первым Сынок.

— Если ты не чокнулся, Факел, — с изрядной долей недоверия изрек второй инквизитор, — то наверняка продумал, что нам делать дальше? Как мы будем бороться с инфестатами в многомиллионном мегаполисе? Нас же всего трое.

— Что? — округлил глаза мой напарник. — Юра, о чем он?

— Тебя это не касается, Умар, — непререкаемо отрезал я. — Ты хотел помочь мне и моей семье? Ты сделал это, теперь им никто не угрожает. Поэтому тебе нет больше резона участвовать в нашем мероприятии. Мы с Кабриолетом позаботимся обо всем сами.

— Эй, командир, притормози! — насупился ефрейтор, излучая редкостное упрямство. — Почему ты меня не спрашиваешь? А может я тоже хочу идти дальше. Пока что все то, о чем ты говорил, оказалось правдой. Широков инфестат, причем, судя по тому, как он убил своего шофера, вовсе не обремененный нравственными принципами. А уж некроэфира он носил в себе столько, что хватило бы «зарядить» весь наш батальон. Я только за сегодня хапанул, сколько за год службы не видел! Интуиция мне подсказывает, что если бы не ты, то наказание для зажравшегося олигарха вообще никогда б не наступило. А сколько еще таких, как он, разъезжают по Москве в дорогих тачках? Если один Широков купил себе неприкосновенность, что мешает сделать то же самое и им? Тебя же, Юрий, не соблазнить никакими деньгами. Я это чувствую даже когда просто стою рядом.

Я набрал в грудь воздуха, намереваясь пуститься в нудные объяснения, почему Умару не следует глубже увязать в нашей полезной, но насквозь противозаконной деятельности. Однако не успел сказать и слова, потому что меня перебил третий участник обсуждения.

— Я считаю, если парень хочет, то глупо отказываться от его поддержки, — вступился за Салманова Кабриолет. — Хотя, как мне кажется, ни вдвоем, ни втроем мы не сможем повлиять на ситуацию с неживой угрозой.

— Но нас ведь никто не вынуждает действовать исключительно в таком составе, верно? — переключил я внимание на нашего старшего товарища, смиряясь с участием Сынка в кампании по истреблению инфестатов.

— А разве у тебя есть на примете другие помощники? — с оттенком легкого любопытства осведомился боец.

— У меня есть соображения, где их можно найти, — расплывчато поведал я.

— Хотелось бы выслушать, — не пошел на попятную Кабриолет.

— Почему ты до сих пор относишься ко мне с таким недоверием? — решил я расставить точки над «i».

— Тебе честно ответить? — вперил в меня сослуживец взор, который был тяжелее бетонной плиты.

— Как хочешь, — изобразил я пожатие плеч.

— Ну слушай: ты мне кажешься фанатиком. В самом худшем смысле этого слова. И покуда мозгоправы досконально не проверят твой рейтинг психоэмоциональной стабильности, я от своего не отступлюсь.

— Тогда зачем ты пошел за мной? — сурово посмотрел я в лицо ветерана. — Я же предлагал тебе обо всем забыть.

Кабриолет изо всех сил старался выдержать мой омраченный тьмой взгляд, но все-таки сдался. Шумно цыкнув и скривив губы, он отвел глаза.

— Если б я сам знал… — пробурчал ликвидатор, нервно тиская в огромных лапищах брелок от роскошного автомобиля Широкова.

Умар наблюдал за нашим не совсем понятным для него разговором, и дисциплинированно помалкивал. Он явно ощущал наш эмоциональный фон, но никак не мог определить, что на самом деле кроется за всеми избитыми, но крайне выразительными фразами.

— Тебе интересно, где нам разыскать больше сподвижников? — окончательно сбил я с толку Кабриолета, вернувшись к первоначальному вопросу.

Мужчина заторможено кивнул, хотя по его внешнему виду казалось, что он потерял всякое желание дискутировать. Ему сейчас больше хотелось развернуться и свалить отсюда подальше.

— У Клёпки давно был на занятиях? — закинул я легкий намек.

— Года полтора назад, — прищурился инквизитор, начиная догадываться, к чему я клоню.

— Тогда тебе лучше постепенно возобновить тренировки, да побольше общаться на них с парнями. Уверен, к словам настоящей легенды ГУБИ они прислушаются охотно. Отберешь самых надежных и подходящих для нашей затеи, а потом мы осторожно посвятим их в подробности.

— То есть, вербовкой буду заниматься я?! — опешил от моей наглости Кабриолет.

— У тебя шансов больше, нежели у меня или, тем более, Сынка, — невозмутимо развел я руки в стороны. — Поэтому, выбор очевиден.

— А ты сам-то чем займешься?! Чтением библии, чтобы свои фразочки вворачивать к месту и не к месту?

Ветеран набычился, став похожим на человека, который изготовился к долгому и бескомпромиссному спору. Однако мое нутро отчего-то подсказывало, что он сделает именно так, как я скажу, а пререкается исключительно из-за своей природной ершистости. В этом он очень походит на Изюма…

— Не переживай, я без дела тоже сидеть не буду. Умар, помоги Кабриолету избавиться от машины. И оба оставайтесь на связи.

Прежде чем покинуть своих соратников, я по очереди взглянул на каждого, как бы предоставляя шанс возразить мне. Однако они молча выслушали поручение, признавая мое главенствующее положение, а затем коротко кивнули.

Что ж, неплохое у нас вышло начало. А дальше будет больше…

Загрузка...