Глава 13

Сделав глубокий вдох, я начал излагать. Я осознавал, что никакие слова не могут быть утешением для женщины, потерявшей своего любимого мужа. Но все равно продолжал говорить. Я рассказывал о том самом последнем дне службы, когда погиб старшина. О кровопролитной бойне, в которую превратилось рутинное дежурство. О драгоценных минутах, обменянных на жизни солдат. Об остервенелом сопротивлении охраны периметра подступающей нежити…

— Зачем вы мне все это говорите? — всхлипнула Лиза, глотая слезы.

— Чтобы ты не забывала, каким человеком был твой супруг, — строго припечатал я, более не поддаваясь магии женских слез. — Он воин. Честный и непреклонный. Чтобы помнила, что старшина Роман Краснов мог найти десяток мирных занятий на гражданке. Он же рукастый был, умел и с деревом работать, и машину водить, и даже варить аргоном. Но до самого последнего мига оставался верным своей службе. Чтобы ты знала, что всякий раз, когда он брал в руки оружие и затягивал ремни бронежилета, думал о тебе и Ксюше.

В какой-то момент вдова не выдержала моих откровений и спрятала лицо в ладони. Ее плечи не дрожали, поэтому со стороны казалось, что она просто сидела, прикрыв глаза. Однако когда Лиза отняла руки, то ее щеки блестели от пролитых слез.

— Вам ведь всего лишь нужно его тело, — надтреснутым голосом произнесла она. — Для чего эти высокопарные речи? Я уже все сказала тому полковнику! Вы не получите Рому, даже не надейтесь! Ему покоя при жизни не было, вечно какие-то тревоги, сборы и усиления! Так пусть он хотя бы после смерти отдохнет…

— Ты ошибаешься, Лизавета, — сердито нахмурился я. — Пойми, что Роман сейчас смотрит моими глазами. Его чувства к тебе и дочери еще живут в моей голове. Его мечты, страхи, надежды и убеждения по-прежнему со мной. Но одно твое слово, и я разорву эту пуповину. Мне нужно сделать легкое волевое усилие, чтобы старшина Краснов и всё, что он носил в своей душе, навсегда ушло за грань.

— В-вы… так вы и есть… — хозяйка побледнела, почти сравнявшись цветом с холодильником.

— Да, Лиза. Я инфестат, который поднял твоего мужа из мертвых, — без прикрас высказал я вдове. — Мы умерли с ним вместе на том самом пустыре, однако твой супруг дождался меня из небытия, и наша связь восстановилась. Мы с ним — две грани одного маленького чуда, поскольку ни один из некробиологов не смог с уверенностью сказать, почему все случилось именно так. Но у меня есть предположение.

— К-какое? — с придыханием спросила женщина.

— Ты можешь, конечно, отнестись к моим словам скептически, но считаю, что нас свела и удержала длань господа, — объявил я, чувствуя, как разгорается в груди невидимое пламя. — Он хочет, чтобы мы продолжали борьбу и шли до конца. И если ты дашь разрешение, то так оно и будет. Я сделаю все, дабы жертва Романа не стала напрасной. Вместе с ним, мы перевернем весь мир, но отыщем ублюдков, организовавших то злосчастное нападение. И я не успокоюсь, покуда каждый, слышишь, Лизавета?! КАЖДЫЙ из этих подонков не отправится на божий суд! Ибо возмездие за грех — смерть, а участь беззаконника — огонь и червь. Так было сказано и так будет!

Признаюсь, я немного потерял контроль над собой, и под конец гортань порождала не нормальную человеческую речь, а почти звериное рычание. Вены на моих руках, лице и шее набухли, а зрение приобрело небывалую четкость, будто я окунулся в «сотку». Мне казалось, что я сейчас мог голыми руками крошить гранитные глыбы и пробивать дыры в бетонных стенах. Такова была сила моей ярости. Но кем я стану, если не смогу ей управлять? Очередным безумцем, одержимым жаждой крови и страданий? Ополоумевшим фанатиком, нашедшим оправдания своим низким побуждениям и желаниям в постулатах веры?

Глубоко вздохнув, я пару раз моргнул, и наваждение схлынуло, будто его и не было. Смятая пачка жвачки, невесть каким образом оказавшаяся в судорожно сжатых пальцах, отправилась обратно в карман. Нужда в этом костыле у меня отпала окончательно. Отныне я сам хозяин своих эмоций и разума.

Супруга погибшего бойца неподвижно сидела напротив, до побелевших пальцев вцепившись в столешницу. Она тоже ощутила, как незваный гость на ее кухне на короткий миг стал кем-то большим, нежели человек или инфестат. Чем-то необъяснимо возвышенным, но леденящим душу. Какой-то неумолимой силой, которую невозможно остановить, как восход солнца или наступление ночи.

— Так каков будет твой ответ, Лизавета? — вновь подал я голос. — Как ты хочешь поступить с Романом?

— Я… я не знаю… — все еще несколько испугано прошептала она.

— Тебе нужно больше времени на размышление?

— Я не знаю… — повторила женщина.

— Ладно, пойдем, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Кое-что тебе покажу.

— Куда? — чуть более осмысленно взглянула на меня вдова. — Что покажете?

— Роман тебе тоже подарок готовил. На вашу годовщину. Ручаюсь, что ты его до сих пор не нашла.

Не спрашивая дозволения и не оглядываясь, я отправился в спальню. Обескураженная хозяйка неуверенно засеменила за мной следом, однако предпочитала держаться на некотором удалении. В полицию не порывалась звонить, уже хорошо. А то меня б за такое давление на семью погибшего бойца разжаловали бы обратно в капитаны, как минимум.

По пути в комнату я заглянул еще и в кладовую, где прихватил маленькую трехступенчатую стремянку. В высоту она была совсем низкая, и годилась только для того, чтоб Лиза доставала лейкой до цветов на полках. А Жена Романа уже не удивлялась тому, как ловко и непринужденно я ориентируюсь в их квартире. Она просто наблюдала за моими действиями.

Неспешно обойдя всё жилище и впитывая чужие воспоминания, я подошел к стоящему в углу спальни шкафу. Разложил лесенку, взгромоздился на нее, да принялся шарить рукой в недосягаемых для остальных моих домочадцев местах. Тьфу ты! Опять думаю, как Роман. В общем, достал я с той верхотуры плоскую прямоугольную коробку, замотанную в мягкую бархатную ткань, и протянул ее Лизе.

— Что это? — удивленно спросила вдова, подчеркнуто бережно принимая у меня подарок покойного мужа, который так и не успел его вручить. Вполне возможно, что без моего участия этот презент лежал бы на шкафу еще долгие годы, до какого-нибудь переезда. А может ему и вовсе не суждено было быть найденным. Но я уже вмешался, и никто этого не узнает.

— Просто открой, и увидишь, — предложил я.

Лизавета помедлила, но потом все же уступила. Она принялась осторожно раскручивать атласные ленты и разворачивать бархат. Совсем скоро в ее руках оказалась вычурная рамка, под стеклом которой находился рисованный портрет. Портрет Лизы и Романа, выполненный карандашами и пастелью. Искусно разукрашенный холст изображал молодого бойца совместно с его тогда еще девушкой. Даже не женой. Это была перерисовка фотографии, кажется, со второго или третьего их свидания. Самой знаковой встречи юных влюбленных, которая и легла в основу зарождающейся семьи. Лиза очень любила то фото, но периодически сетовала, что оно вышло смазанным, темным и зернистым. Ведь далеко не все камеры того времени могли похвастаться выдающимся качеством съемки, особенно в сумерках. Но Роман придумал, как устранить этот недочет. Он решил доверить дело рукам профессионального художника, который с поставленной задачей справился на отлично. Лица молодых людей выглядели столь реалистично, что начинало казаться, будто они сейчас пошевелятся и оживут.

— Ромочка… — тягостно выдохнула вдова, поглаживая кончиками пальцев стекло рамки. — Родной мой, ну почему…

В следующую секунду женщина не выдержала и, точь-в-точь как ее дочка несколькими минутами ранее, повисла на моей шее, заливаясь слезами. Она очень стойко держалась в течение всей нашей встречи, но теперь ее броня дала трещину. Те эмоции, которые она старалась в себе давить, воспряли и высвободились, снося всё своим мощным безудержным потоком. И это было правильно, потому что скорбь нельзя копить в себе. Иначе она будет зреть подобно гнойнику, отравляя человеческий дух. Ее нужно изжить, исторгнуть из себя через боль и слезы. И я рад, что смог Лизавете в этом хоть немного помочь.

Неловко обняв безутешно рыдающую вдову, я ощутил, как моя и без того стабильная ментальная связь с погибшим старшиной упрочилась еще сильнее. Она будто бы перешла в фазу идеальной гармонии, которую я раньше не смел и воображать. Жаль, конечно, потерять такого искреннего и преданного помощника. Но давить на бедную хозяйку я больше не стану. Хватит.

— Извини, Лиза, но мне нужно идти, — отстранился я от супруги Романа, которая, пролив кружку слез, немного пришла в себя.

— Эт-то вы м-меня изв-вините, — все еще хлюпая носом ответила вдова. — Я не хотела, чтобы меня к-кто-нибудь видел так-кой…

— Здесь нечего стыдиться, — тепло улыбнулся я, — это естественная реакция. Кстати, прежде чем я уйду, еще один момент…

Моя рука доведенным до автоматизма движением нырнула в карман, вытащила мобильник, а затем набрала цифры номера Лизаветы, который покойный Роман знал наизусть.

— А? — вопросительно подняла на меня заплаканные глаза женщина, когда с кухни донесся мелодичный перезвон ее смартфона.

— Сохрани этот номер, — попросил я. — Вне зависимости от того, какое решение ты примешь, вы с Ксенией всегда можете рассчитывать на мою помощь. Даже если я разорву связь с сознанием твоего мужа, его воспоминания все еще останутся при мне. Ваш первый поцелуй, отпуск на море, кинотеатр под открытым небом, твое белоснежное свадебное платье и винное пятно на его подоле. Рождение Ксю, ее первый зубик, первый шаг, первый синяк. Нет, я ни на что не претендую, не подумай плохого. Мне незачем лезть в вашу жизнь, ведь я понимаю, что чужой для вас. Но вы для меня — нет. Так что, если вдруг у вас возникнет какая нужда или проблема, можешь смело обращаться ко мне.

— К-какая проблема? — глупо переспросила Лиза.

— Да без разницы, — развел я руками. — Может деньги понадобятся или перевезти что-нибудь. А то и вовсе какой-нибудь отчаянный дурак, да примет бог к себе его душу, вздумает вас обидеть.

— Кхм… спасибо, — смутилась вдова, а потом зарделась еще сильнее. — А вот вы сказали, что знаете все, что и Рома. Значит, про тот шалаш вам тоже известно?

— В Анапе? — понятливо хмыкнул я, а потом увидел, как румянец заливает супругу бойца от шеи и до самых корней волос.

— Да… — выдавила из себя хозяйка.

— Не волнуйся, Лиза, — успокаивающе тронул я собеседницу за плечо, — все эти воспоминания умрут вместе со мной. Клянусь тебе, что никакая душа, ни живая, ни мертвая, не услышит от меня ни единой подробности о вашей с Романом жизни.

— Очень надеюсь, что так и будет…

— Слово даю, отец наш небесный тому свидетель, — пообещал я.

— Можете мне напоследок объяснить, почему вам понадобился именно мой муж? Почему не кто-то другой?

— Потому что мы с ним очень похожи, — поделился я после непродолжительных раздумий. — Я не стану тебе рассказывать о том, как тяжело найти одаренному подходящего помощника, поскольку сам не владею вопросом. Все что мне известно, это лишь слова других людей и гипотезы некробиологов. Долгое время инквизиторам вообще запрещалось трогать тела погибших, и только растущая угроза со стороны радикальных инфестатов вынудила снять это табу. Но в случае с Романом, все произошло само собой. Словно злодейка-судьба свела поставила нас под одно знамя в том бою.

— Вам тогда тоже досталось? — участливо поинтересовалась женщина.

— Более чем, — хмыкнул я и немного оттянул воротник футболки, демонстрируя жирный расходящийся шрам, оставленный патологоанатомами.

— Я думала, что про смерть это была фигура речи, — вмиг осипла от моего признания Лиза.

— К сожалению, я не склонен приукрашивать. Ты прости, но мне в самом деле пора. Приходя к вам, я и так нарушил все мыслимые и немыслимые запреты. Можешь не провожать, дорогу знаю.

Я покинул спальню и вышел в прихожую. Однако когда я уже обулся и схватился за дверную ручку, меня нагнал дрожащий голосок Лизы:

— Простите… Юрий, кажется, да?

— Да? — повернулся я к ней.

— Я подумала и готова принять окончательное решение.

— Ты не обязана делать этого прямо сейчас, — попробовал я отговорить ее. — Я не тороплю тебя. Посоветуйся хотя бы с Ксю.

— Она слишком мала для таких обсуждений! — категорически рубанула ладонью воздух вдова, вновь демонстрируя свой несгибаемый внутренний стержень.

— Роман так не считает, — упрямо проворчал я.

— Юрий, вам нет нужды осторожничать, ведь я собиралась сказать, что согласна, — решительно сверкнула глазами Лизавета.

На этот раз мой пристальный взгляд женщина выдержала. Не поежилась, не отвернулась и не отступила. Теперь я четко знал — она не передумает.

— Спасибо тебе, — горячо поблагодарил я хозяйку.

— Просто найдите их, — тихо, но зло прошипела вдова. — Всех и каждого, кто повинен в смерти Ромы. Большего я не прошу…

— Так и будет, Лиза, — в глубине моих глаз снова зажглось черное пламя. — Грядет расплата, и возмездие моё со мною, чтобы воздать каждому по делам его…

* * *

Закатное солнце, набухшее вечерней краснотой, клонилось к горизонту, однако жар его лучей даже и не думал ослабевать. Поднимающееся от высушенной почвы тепло заставляло воздух прерии плыть и преломляться. Удлинившиеся тени превратили и без того отнюдь не прекрасное лицо Аида в зловещую маску, словно высеченную в камне. Многие говорят: глаза — это зеркала души. Так вот у Секирина в них отражались только ад и тлен, потому что ничего другого внутри него не осталось. Этот человек давно уже был мертв…

Сергей поведал Максу о перипетиях своей жизни. О том, как московский шоумен и миллионер превратился в главный кошмар новейшей истории. И о том, как Секирина использовали втемную, как пытались устранить, как манипулировали им и его окружением. Как он бегал от властей и криминала с каждым новым днем уподобляясь загнанной дичи. И о том, сколько на самом деле пролилось из-за этого крови, когда зверь все же пробудился. Выходило, что официальные источники занижали количество жертв минимум в несколько раз. Однако после услышанного Изюму оказалось сложно испытывать к рассказчику ненависть. Теперь боец больше сочувствовал ему, а в некоторых моментах возможно и восхищался. Сдержанно.

Нет, правда. Спецназовец даже в теории не мог поставить себя на место Аида. Каково это стать первым инфестатом за многие десятилетия, а то и вовсе века? Углубляться во тьму собственной души, брести наощупь, проваливаться в заполненные нечистотами ямы, выкарабкиваться из них и идти дальше? Как познавать свой дар, когда не существует разработанных методик по самоконтролю и психологической оценке? Как, в конце концов, себя вести если ты даже не знаешь, что твой внутренний мрак способен тебя менять?!

Ничто из этого, конечно, не умаляет тяжести грехов Секирина. Но хотя бы делает их более понятными. Всякий одаренный регулярно задавался этими вопросами. Думал, что произойдет, если воля рухнет под натиском внутреннего зла.

— Впервые голос Древнего обратился ко мне в могиле, — Аид обо всех своих злоключениях рассказывал бесстрастно, будто уже не считал, что эти события его хоть как-то касаются. — Но к тому моменту я знал — мой дар неуникален. Не ведал только того, что люди, способные подчинять себе мертвецов, издревле ходили по этой земле. Их называли по-разному — Темными Жрецами, Последователями Морты, чумными слугами. Но потом по какой-то причине исчезли. Сперва я думал, что изобретение и распространение огнестрельного оружия сократило количество инициаций Адептов смерти. Будто бы тысячи одаренных так и не осознали себя, когда вместо клинков получили в руки аркебузы. Однако, добравшись до ватиканских архивов, я понял, что закат эры Темных Жрецов начался раньше.

— А что именно ты там нашел? — спросил Изюм, с трудом ворочая пересохшим языком.

— Много чего. И, поверь, не обо всем этом стоит рассказывать, — покачал головой Секирин. — Просто чтоб ты понимал, нынешний уровень развития современных инфестатов смехотворен. Большинство из них в средние века едва ли удостоились бы званий Адептов. Сила же истинных Темных Жрецов, тех, кто познал самые сокровенные секреты Морты, потрясала воображение.

— Звучит до усрачки интригующе, — криво ухмыльнулся беглый инквизитор, — но кто такая Морта и что за секреты? Можно просто в общих чертах, без конкретики, если это настолько страшная тайна.

— Некроманты древности считали источником своего дара некую богиню смерти, которой и поклонялись. Я не нашел корней мифологии, породившей Культ Морты или пантеона, откуда произошла сама богиня. Может, потому что все упоминания об ее происхождении тщательно искоренялись, но вряд ли это сейчас важно. В общем, Последователи Морты были достаточно сильны вплоть до заката Поздней Античности. Пока Иезуус Хорст хорошенько не проредил культистов…

— Как-как ты сказал? — прищурился спецназовец. — Звучит знакомо…

— Да, Третий, ты верно уловил созвучность имен, — отстраненно кивнул Аид. — В современных священных текстах этот человек известен как Иисус, и он, по сути, стоит у истоков всего христианства. За давностью лет уже невозможно сказать, создал ли он эту конфессию или грамотно встроил себя в сюжет зарождающейся религии. Даже информация из священных архивов по этому поводу была спорная и противоречивая. Однако факт — он первый Темный Жрец, который объявил войну своим собратьям.

— Ну ни ху… — Макс хлопнул себя по лицу, ошарашенный подобным известием. — Божий сын существовал в реальности?! И он был инфестатом?!

— Существовал и был, — медленно прикрыл веки Аид, на секунду пряча свои жуткие глаза. — Но вот есть ли в его появлении хоть что-то божественное, мне неизвестно. Личность Хорста покрыта завесой абсолютной и непроницаемой тайны. Он пришел из ниоткуда, а потом бесследно исчез, как пустынный мираж. Правда, попался мне на глаза дневник одного сумасшедшего монаха, который уверял, будто сам Иезуус поведал ему, что вернется в назначенный час для спасения рода людского. Однако исходя из состояния бумаги, качества чернил и фигурирующих в остальных частях дневника именах, записи эти были сделаны ориентировочно в пятнадцатом веке. То есть тогда, когда Хорст уже считался ушедшей легендой.

— А может он тайно правил своими последователями, но не показывался на глаза широкой публике? — выдвинул свою версию россиянин.

— Возможно, — равнодушно пожал плечами Сергей. — Но останки тех, кто мог ответить на мои вопросы, уже не спросишь.

— Потому что они были инфестатами, — полуутвердительно закончил за собеседника Макс. — Да, мы тоже с этим столкнулись во время экспедиции в Рим. Ладно, это, конечно, охренеть, как интересно, но все-таки чем еще ты занимался последние годы? Не только же пыльные фолианты листал, а?

— Не думал, что ты настолько любопытен, Третий, — Аид изобразил подобие улыбки, но глаза его остались все такими же холодными и безжизненными.

— Сам себе удивляюсь, — через силу признался Виноградов, — но, и смолчать не могу. Хоть стреляй меня.

— Ну как знаешь. Впрочем, в этом нет большого секрета. Часть времени мы со стаей провели, охотясь на разбежавшихся некромантов. Тех, кого успел завербовать Древний. Еще пару лет я устранял…

— Подожди, а может сделаем перерыв? — перебил Секирина Изюм. — Не знаю как ты, а я скоро сдохну тут от жажды. Извини за прямоту.

— Не вопрос. Если тебе нужно отдохнуть, то мы можем продолжить разговор и завтра, — неожиданно предложил бывший медиум. — Я просто не хочу говорить об этих вещах рядом с сыном. Боюсь, что любознательность Дамира сильнее остальных его качеств…

— Мне достаточно пары литров прохладной водички, — отказался от любезного предложения Макс. — После твоих историй все равно уснуть еще долго не получится. Сечешь, Сергей?

— Я понял тебя, — серьезно кинул собеседник. — Ты, ежели что, не стесняйся напоминать о своих потребностях. Я в последние годы время воспринимаю очень своеобразно и не совсем слежу за его ходом. Равно как и регулярно забываю, что остальным нужна пища, питье и сон. Пойдем, Третий, Вика к твоему визиту наверняка приготовит что-нибудь особенное.

— Да мне можно только попить, я без еды могу хоть неделю провести, — пренебрежительно фыркнул спецназовец.

Однако живот Виноградова, напомнивший о себе оглушительным и требовательным урчанием, со словами своего хозяина, кажется, был категорически не согласен.

Загрузка...