— Нет, плохо, очень плохо! Не хватает эмоциональности! Давайте еще раз, с Си бемоля, припев и сразу на последний куплет. И-и-и… Пусть мама услышит, пусть мама приде-о-от! Пусть мама меня непременно найде-о-от…
Пальцы учительницы по музыке привычно запорхали по клавишам фортепиано, а выстроенные в три ряда воспитанники детского дома послушно затянули опостылевшую глупую песенку. Единственным из них, кто даже не пытался открывать рот, оказался четырнадцатилетний Георгий. Мальчик, который бо́льшую часть своей жизни провел в стенах этого учреждения.
Он стоял, сцепив челюсти и сжав кулаки, повторяя про себя как мантру одно единственное слово: «Ненавижу-ненавижу-ненавижу!» Жора в самом деле не мог терпеть этого глупого фарса, который происходил каждое чертово лето, когда в их детдоме объявляли день открытых дверей. На это мероприятие собиралось изрядно народу — местные чиновники разных мастей и калибров, журналисты с камерами, волонтеры, да и просто любопытствующие проходимцы.
Раньше, когда Георгий был малышом, он ждал этого ежегодного выступления с истовой надеждой и предвкушением. Ведь всем сиротам говорили, что если они постараются, то наверняка в зале среди зрителей найдется тот, кто захочет взять их в свою семью. И наивные дети верили этому. Думали, что это их шанс найти новых маму и папу. Всякий раз они вкладывали душу в свое пение, а потом глотали слезы, тыкаясь в комковатые подушки, когда за ними так никто и не приходил.
Горечь, обида и болезненная тоска — вот воплощением чего стала глупая песенка мамонтенка для подростка. Георгия переполняли злоба и негодование от звуков одной только мелодии. Его раздражали безмозглые однокашники, которые прошли через то же самое, что и он, но продолжали смиренно стоять с потухшим взглядом и блеять строки про маму, которая обязательно услышит и придет.
Неужели до них никак не доходит, что они всего лишь клоуны? Клоуны, про которых вспоминают только один день в году, а в остальное время, в лучшем случае, просто игнорируют. Ведь стоит появиться на пороге репортерам местечковых новостей, так все сразу же бросаются показательно любить и жалеть несчастных сироток. Педагоги заливаются соловьями, уверяя, что они души не чают в каждом своем воспитаннике. Вредные поварихи, от которых зимой снега не допросишься, внезапно начинают подавать двойные порции. Более того, в столовских харчах даже мясо появляется! Учителя и дежурные по режиму становятся до противного елейными и ласковыми, хотя в обычное время раздают подзатыльники налево и направо. А вместо дырявых застиранных простыней паталогически жадный завхоз вдруг с добродушной улыбочкой выносит со склада стопки новехонького белья для коек…
Да и все остальные, кто приходят к ним в детский дом, ничуть не лучше этих лицемеров. Они заявляются сюда раз в год, чтобы посмотреть на бесплатное шоу, растроганно утереть слезки и бесследно исчезнуть до следующего лета. Ведь что может быть трогательнее, чем брошенный ребенок, который взывает к своей потерянной маме? Кто выкрикнет эти слова искреннее воспитанников детских домов?
Ради этих эмоций и собирается публика. Пощекотать собственное чувство сострадания и бросить в толпу сирот несколько дешевых игрушек. Их отберет старая ведьма-директриса, как только детский дом покинет последний журналист, но это уже никого не будет волновать. Гостям кажется, что кусок пластмассы за несколько сотен или тысяч рублей сможет обелить их совесть. Сделать их лучше, чем они есть в обычной жизни. Вот для кого на самом деле устраивается весь этот тупой фарс. Все это ради них, а не ради сирот.
Мальчик Жора давно уже понял, что ему не на кого рассчитывать. Никто не позарится на нескладного и вечно хмурого подростка с колючим взглядом и взъерошенными волосами. Он никому не нужен, кроме самого себя. Единственная, кто всегда будет с ним и никогда не бросит, это тьма, поселившаяся в душе — холодный и могильный мрак, с которым юноша ощущал столько общего.
Георгий злился и на себя за то, что сам никак не мог постичь эти простые истины самостоятельно. По-настоящему осознать их мальчишке помог один очень мудрый друг и товарищ, с которым воспитанник познакомился в интернете. Новый приятель носил в сети никнейм Санджи, и он тоже был инфестатом. Только в отличие от Жоры он, казалось, знал об их таинственном даре все!
Именно онлайн-общение с собратом помогло пареньку принять себя и свою темную природу, которая пугала многих людей. До некоторых пор Георгий утаивал ее ото всех. Но чем больше Санджи открывал ему глаза на грязный и беспринципный мир, тем сильнее подростку хотелось заявить о себе во всеуслышание. Чтоб они видели и знали! Чтобы никто и никогда не посмел заставлять его принимать участие в подобной унизительной самодеятельности!
— Жорик, ну-ка прекращай мечтать! Давай репетируй! — выдернул мальчика из размышлений голос педагога. — Я на тебя пока смотрела, ты даже рта не раскрыл!
— Не буду я… — пробубнил юнец.
— Это еще что за новости?! С чего вдруг?!
— Не хочу.
— Так, ты мне тут мордой не крути, понял?! — тон педагога начал постепенно повышаться, практически доходя до крика. — Я твоего «хочу» не спрашивала! Кому это нужно, в конце концов, тебе или мне?!
— Оно мне нужно, как третья нога, — скривился Георгий, открыто глядя в глаза женщине.
— Да как ты со мной разговариваешь, сопляк?! — учитель музыки моментально пришла в бешенство и заголосила так, что слышно было далеко за пределами актового зала. — Я тебе подружка какая-то, чтоб ты в мою сторону пасть раскрывать смел?! Да я преподаю больше, чем ты живешь на этом свете, недоносок…
С каждым новым словом, педагог заводилась все сильнее и сильнее. Злоба и раздражение гейзерами хлестали из нее, омывая дар Жоры горячими приливами и заражая душу еще большим гневом и неприязнью. Мальчишка и сам не заметил, как заскрипели его зубы и как задрожали от напряжения сжатые кулаки.
Спустя минуту, учительница уже так распалилась, что костерила не только виновника своего плохого настроения, а вообще всех. Она не стеснялась в выражениях, обзывая детей дебилами, ущербными или бракованными, а остальные воспитанники лишь пугливо тупили взор, боясь, что-либо возразить.
— Вы тут все, выброшены на помойку, ясно вам?! — вопила педагог. — Человеческие отбросы, вот вы кто! Людей из вас сделать можем только мы! Вас скинули на наши плечи, потому что даже своим родителям вы не нужны! От вас избавились, как от безнадежного хлама!
— Н-но меня не бросили, м-мои р-родители в м-машине разбились… — тихо пропищала какая-то девчушка из первого ряда.
Ее лицо не примелькалось Жоре, поэтому, юнец сделал вывод, что она была из новеньких. Из тех, кто еще не успели понять, в какое «прекрасное» и «беззаботное» место они попали. Кто не осознал, что каждый воспитанник здесь всего-навсего безвольная груша для морального избиения. А иногда и физического.
— А я тебя, соплячка и не спрашивала!!! — практически на ультразвуке взвизгнула учитель. — Значит, им было проще на дороге убиться, чем тебя тянуть! Не думай, что ты хоть в чём-то лучше остальных!
Девочка от этой отповеди вздрогнула, словно от пощечины, и ссутулилась, низко склоняя лицо. Георгий не мог увидеть ее горьких слез, но ему и не нужно было. Он их чувствовал. Темный дар нашептывал о них своему владельцу…
— Значит так, — подытожила выговорившаяся учительница, снова обращаясь к Жоре, — либо ты сейчас выходишь ко мне и поешь перед всеми, либо я тебя за ухо оттащу к директору.
Заслышав такую угрозу, однокашники юноши еще сильнее втянули головы в плечи. Каргу-директрису здесь боялись все, от мала и до велика. Даже ребята из самых старших групп, которые уже вот-вот должны выпуститься из этих стен, опасались перечить и хоть как-нибудь связываться с ней. Потому что Пыльная Грымза, как ее кликали за глаза, могла испортить жизнь кому угодно…
— Я не буду, — твердо повторил мальчик, с ненавистью смотря на покрывающееся красными пятнами лицо женщины.
— Ах-х ты, гаденыш-ш… — змеей зашипела она. — Ну я тебе устрою сейчас…
Педагог ломанулась вперед, вытягивая руки, будто собиралась удушить непослушного воспитанника. Первые ряды сирот тут же испуганно подались в стороны, спеша убраться с ее пути. Где-то глубоко внутри, учитель испытывала потаенную радость, что Жора не уступил ей и обострил ситуацию своим упрямством до полноценного конфликта. Да, мальчик чувствовал это. Ведь в обычной жизни работница детдома была никем. Простая тетка средних лет, обладающая далеко не привлекательной внешностью. Низкая зарплата, выпивающий и гуляющий муж, неблагодарные и наглые дети. Ее никто ни во что не ставил и никогда не считался с ее мнением. И только здесь, перед зашуганными сиротками, она могла почувствовать себя королевой…
Георгий воззвал к своей внутренней тьме, привлекая ее на помощь. Санджи писал ему, что чем плотнее формирование из некроэфира, тем вернее и легче оно сможет убить человека. Потому юный инфестат слепил из мрака кривоватое четырехгранное острие и запустил в надвигающуюся на него училку. Она уже протягивала свои увешанные кольцами толстые пальцы к уху мальчика, когда черный туман вонзился ей в грудь. Кровь моментально отлила от румяных щек женщины, а осмысленность из ее глаз смыло пеленой неописуемого ужаса.
По-видимому, Жора не обладал ни достаточным уровнем развития дара, ни выдающимся запасом некроэфира, потому что педагог не умерла сразу. Ноги ее подогнулись, и она, задыхаясь от дикого страха, рухнула на пол актового зала. Но останавливаться на этом юноша не собирался. Пока остальные воспитанники недоуменно переглядывались, пытаясь понять, что случилось, малолетний инфестат снова воззвал к своей темной сути. Мальчишка выскреб все намеки на тень из каждого закоулка души, а затем повторил атаку.
На этот раз сердце учительницы не выдержало. Ее тело скорчилось, содрогаясь в предсмертной агонии, глаза закатились под веки, а из горла вырвался последний протяжный хрип. Прошло еще несколько мгновений, показавшихся Георгию вечностью, и свежеиспеченный труп принялся толчками исторгать из себя некроэфир. Много некроэфира… целый океан! Жора даже подумать не мог, что такой никчемный человек может носить в себе столько мрака! А оно вон как оказалось… Санджи и тут не обманул.
Пока паренек всеми фибрами впитывал в себя разлитую энергию, он выпал из реальности. Пронзительный вопль соседки по хору, которой коснулись эманации смерти, прозвучал для него приглушенно, словно через толщу ватных берушей. Следом за первой завизжала еще одна девчонка, но уже находящаяся с другой стороны от Георгия. А затем грянула полная неразбериха и хаос.
Перепуганные воспитанники, падая и спотыкаясь, кинулись врассыпную, стремясь уйти подальше от водоворота из ужаса, в который превратился напитывающийся некроэфиром инфестат. Они бежали, обрывая голосовые связки в истошном крике, и не считались ни с чем. Наступали на спины и головы своих однокашников, оттаптывали им пальцы и лица, падали сверху всем весом.
Из объятий эйфории и неземного наслаждения Жора вынырнул только тогда, когда остался в просторном актовом зале совершенно один. Хотя нет, все-таки труп педагога все еще составлял ему компанию.
Поглотив последнюю каплю черного тумана, мальчик недоуменно осмотрелся по сторонам и презрительно хмыкнул. Похоже, его тупые приятели по детдомовской скамье в этот раз проявили чудеса прозорливости и быстро поняли, что в произошедшем замешан инфестат. Ну да и ладно! Все равно оставаться в этих опостылевших стенах Георгий больше не собирался! Лучше пойдет прямо сейчас жить на улицу…
Вот только с намерением покинуть место преступления у юноши как-то сразу не задалось. Оказалось, что удирающим сиротам хватило мозгов запереть двери зала и прихватить с собой учительский ключ. И теперь подросток озадаченно разглядывал монументальные дубовые створки, поставленные тут, наверное, едва ли не с царских времен. Было очевидно, что Жоре сквозь такую преграду не пробиться, даже если б у него под рукой оказались топор или кувалда. Он устанет гораздо раньше, нежели проломит толстое дерево.
Однако же паники или страха не было. Да, парень отныне преступник, но так ли все безнадежно? Санджи говорил Георгию, что несовершеннолетних одаренных не сажают в тюрьму, а отсылают в специальные интернаты, где они живут и учатся владеть некроэфиром. Потом их, скорее всего, направляют работать на благо страны в некоторые отрасли, где не обойтись без инфестатов. Взять, к примеру, те же некроформационные заводы, где преобразовывают ткани мертвецов и создают из них инквизиторские доспехи!
Поскольку воспитанник детского дома уже многократно успел убедиться в правдивости рассказов друга из интернета, то он не сомневался в его словах и сейчас. Но это не значило, что Жора просто так сдастся и сядет безропотно дожидаться патруль из ФСБН! Пока его не загребли, можно еще кое-что успеть сделать…
Вернувшись к телу преподавателя, мальчишка распростер над ним ладонь и позволил невесомому мраку неспешно течь, напитывая мертвую плоть. Труп мелко задрожал, веки его задергались, а губы зашевелились, будто покойник собирался что-то сказать. В конце концов учительница выгнулась дугой и издала протяжный и хриплый стон, извещая, что дух ее вернулся в мир живых.
Огорченный результатом юнец разочарованно сплюнул себе под ноги. Он-то ждал, что с первого раза сможет создать настоящую куклу, соединенную незримой связью с инфестатом. Но ощущения оказались совсем не такими, как их описывал Санджи. Видимо, не дорос еще парень до столь выдающегося уровня…
— Иди и выломай дверь! — мысленно проговорил Георгий.
Умертвие, как ни удивительно, восприняло приказ сразу. Оно медлительно поднялось на ноги и заковыляло по направлению к выходу, где и начало безрезультатно колотиться в запертые створки. Труп учительницы бил двери кулаками, скреб ногтями, дергал за ручки, но, ясное дело, выбраться наружу не мог. Тогда Жора повелел оживленному телу разбежаться и всем весом прыгнуть на препятствие. Мертвец снова повиновался, а через пару секунд уже неуклюже катился по полу, отскочив от дубовой преграды. Показалось, или створки все-таки немного прогнулись? Надо бы попробовать снова…
Еще несколько минут Георгий развлекался, наблюдая за потугами неповоротливого умертвия, прежде чем услышал в коридоре чью-то тяжелую поступь. А вот, кажется, и инквизиция подоспела! Ну ладно, не велика беда. Как будто есть большая разница, где жить и взрослеть — в этом вонючем детском доме или в спецучреждении для инфестатов? Там хотя бы отношение к нему будет соответствующее, а не как к человеку второго сорта.
Быстро оглядевшись, Жора подобрал с пола уроненный сбегающими воспитанниками стул и взгромоздился на него, важно закинув ногу на ногу. Ему показалось забавным встретить отряд борцов с нежитью именно так — смело и невозмутимо. Пусть они видят, что он их не боится!
Едва мальчишка успел присесть, как тяжеленые двери актового зала слетели с петель и рухнули аккурат на раскорячившийся возле них труп учительницы. Парень не понял, чем это по ним так саданули с той стороны, но выглядело, словно их тараном вынесли! А затем, сквозь завесу серой пыли, порог переступила пара массивных фигур в инквизиторском облачении и гигантскими пушками наперевес…
Оба бойца оказались настолько здоровенными, что не могли одновременно войти в широкий дверной проем. Первым вошел самый огромный ликвидатор. Ростом он, наверное, был больше двух метров. Макушка его шлема не задела верхний косяк только потому, что служащий пригнулся. А за ним следом с винтовкой наготове шел напарник. Не такой высокий и широкоплечий, но все равно выглядящий внушительно.
Инквизиторы шагали, заставляя содрогаться своей поступью весь актовый зал. Вяло копошащееся под тяжестью сваленных дверей умертвие, они застрелили мимоходом. Как будто просто прихлопнули муху. Ослепительная вспышка, и от трупа педагога отлетает целый фонтан кроваво-огненных брызг. А потом желтые кресты на шлемах бойцов обратились в сторону Георгия…
Юнец не мог видеть их глаз. Как и не мог ощутить сквозь толщу брони чужих чувств. Но он все равно испугался. Идея встречать инквизиторов в таком виде, вольготно раскинувшись на стуле, больше не казалась Жоре удачной. Хоть парень и понимал, что борцы с нежитью ему ничего не сделают, но…
Сбиваясь с мысли, мальчишка заметил, что здоровенный инквизитор не спешит опускать ствол своего монструозного оружия. И этот факт малолетнего инфестата встревожил настолько, что он отступился от изначального намерения вести себя с ликвидаторами подчеркнуто надменно.
— Эй-эй, не имеете права! — дрожащим голоском проблеял воспитанник детдома. — Я несовершеннолетний!
— Иволга Факелу, — захрипела из динамиков боевого костюма монотонная речь. — Инфестат обнаружен, оказывает сопротивление. Прошу разрешение на устранение.
Что там Иволга ответила Факелу, Георгий слышать не мог. А если б и слышал, то наверняка бы не запомнил. Просто потому что разум мальчишка захлестнула ослепляющая волна паники. Видимо, она и помогла юноше избежать преждевременного знакомства с циркониевым снарядом…
Не совсем контролируя свое тело, Жора засучил ногами, инстинктивно норовя убраться подальше от надвигающейся угрозы. Дергался он слишком активно, а потому ненароком опрокинулся вместе со стулом, на котором сидел. И именно в этот момент мимо него просвистела выпущенная пуля, обдавая лицо легким сквозняком. Она разорвалась где-то позади, озаряя сбитые зрительские ряды белым пламенем, словно фотовспышка. А долей секунды позже по ушам паренька ударила легкая взрывная волна.
— А-а-а! Вы чего-о-о?! — вскричал Георгий тщетно пытаясь отползти. — Не стреляйте! Не имеете права! Задержать! Вы должны меня задержать и доставить на комиссию! Это закон номер четырнадцать, дробь два!
Мальчишка, запутавшись в собственных конечностях, упал, и тут же его настиг тяжеленный ботинок инквизитора. Подошва грубо опустилась на грудь воспитаннику детдома, словно пресс. Жора только крякнул, поскольку под такой чудовищной тяжестью дышать оказалось просто невозможно.
— Людские законы ничтожны, — донесся из-под шлема бесстрастный шепот, искаженный разговорными динамиками. — В то время как божьи истины требуют неукоснительного соблюдения. И было сказано: «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб. Как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать…»
— Нет-нет-нет! — сипло запричитал Георгий, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Вам нельзя! Нельзя! Вы не можете так!
Перепуганный воспитанник повернулся ко второму бойцу, который отстраненно взирал на происходящее и вмешиваться, кажется, не собирался.
— Пожалуйста, уберите его! Вы же свидетель! Вы должны остановить это, иначе…
Инквизиторы дослушивать юношу не стали. Коротко щелкнула винтовка в руках огромной черной фигуры, а в следующее мгновение рядом с головой молодого инфестата разорвался циркониевый снаряд. Он обдал парня раскаленными брызгами полыхающей суспензии. Прекрасная акустика актового зала разнесла и многократно усилила оглушительный вопль заживо сгорающего мальчишки…