Новая эпоха

22. В Бетике

— Сомкнуть "ежи"! — скомандовал я в рупор, когда отходящие конные лучники проскакали сквозь интервалы между когортами легионеров, — Сомкнуть строй! — когорты перестроились, удвоив численность шеренг и перекрыв интервалы, — Пулемёты — стрелять самостоятельно! — все пятнадцать пулевых полиболов принялись осыпать свинцовыми гостинцами атакующую наши боевые порядки лузитанско-веттонскую конницу. Лучники и пращники уже били навесом, постепенно переходя на прямую наводку, и атакующим хрен позавидуешь. Да они и сами себе уже ну никак не завидуют — передние разглядели сплошную линию "ежей", а за ней — стену фирей и щетину пик, и зрелище их, конечно, не вдохновило, но то передние, а задним за их спинами и головами того зрелища всё ещё ни хрена не видно, а в конском топоте и гвалте атаки хрен чего расслышишь, и они пока-что переполнены неподдельным героическим энтузиазмом. Одни тормозят, другие напирают, а это ж не пехота, это ж конница, а лошади слаженный напор толпой создавать не умеют, и начинается форменный бардак, который только усугубляется пулями и стрелами…

— Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего? — спросил Володя.

— Скорее всего, примерно того же, чего и мне, — предположил я.

— А не стошнит?

— С чего бы это вдруг?

— Ну, у меня сейчас мечта достаточно садистская — вот собственными руками, млять, начал бы сейчас делать харакири этим нашим самым большим и самым заклятым друзьям! И так — до тех пор, пока не загребался бы физически!

— Да ты прямо в натуре живодёр! — хохотнул я, — Я бы так пачкаться не стал, но ты даже не представляешь, с каким удовольствием я разложил бы их в ряд и заколотил бы им винтовочным прикладом "лимонки" — догадываешься, в какую часть организма?

— Тоже нехреново! — одобрил спецназер, — А к кольцам предварительно бечеву привязать — дёргаешь, залегаешь — греблысь!

Наши самые большие и самые заклятые друзья, которым мы от всей широкой души желаем столь радикальных благ — это ни разу не вот эти вот несчастные лузитаны с веттонами, которым и без того несладко, а именно друзья — те самые, которых бы за хрен, да в музей. Римляне, короче, если кто не въехал. Это ж вдуматься только! В Вест-Индии, в этой дикой глуши, мы уже применяли и винтовки, и означенные "лимонки", и сейчас как раз Акобал везёт туда очередную партию и того, и другого. И везёт ведь далеко не всё, что наделано за год, и вот здесь сейчас прекрасно поработало бы и то, и другое — в цвете и в лицах представляю себе картину маслом, как добрый десяток "гранатомётов", то бишь малых пружинных катапульт, забрасывает противника теми же "лимонками", от которых, кого осколками не посечёт, те жидко обгадятся. Но нельзя — не потому, что конвенция какая гуманистическая не велит, а исключительно из-за этих наших больших и заклятых друзей с их зыркучими и завидючими глазами, которых дружески не следует расстраивать известием о наличии у нас отсутствующей у них вундервафли. Ведь во многом знании — много печали. Хорошо нашим турдетанским легионерам, этим простым сельским парням, которые тоже не в курсах, а будучи прагматиками до мозга костей, несбыточным мечтам не подвержены, а каково нам, ЗНАЮЩИМ, что МОЖНО было бы сделать, если бы не вот эти "друзья и союзники", будь они неладны! А из-за них и у нас в нашей части Испании армия точно такая же — держать строй, длинным коли и тому подобная архаика, млять!

Ну, я утрирую, конечно, для наглядности. Полиболы, даже пулевые, античному миру хоть и известны, но широко не внедрены — дубовые недолговечны, кубинский бакаут неизвестен, а египетское чёрное дерево — не то, которое эбен, а то, которое из бобовых — слишком дорого для ширпотреба. Поэтому их-то римлянам показать как раз не страшно. Захотят — примем заказ, но по такой цене, что облизнутся и закажут аж целых две штуки — ага, в храме Марса поставить по бокам от статуи. Мечи наших солдат, хоть и выкованы из хорошей тигельной стали, но где на них это написано? Внешне они от обычных мечей, кованых из кричного железа, ничем не отличаются, а в какие затраты обходится известная античному миру архаичная тигельная плавка, я ж не просто так Траю показывал. Могу и римлянам показать, если вдруг заинтересуются солдатскими мечами по цене знаменитой лаконской стали и с соответствующими сроками поставки — я ж хоть и античный, но таки буржуин, и ничто буржуинское мне не чуждо. В массовый прибыльный заказ на долгие годы я вцеплюсь зубами и когтями, только башляйте исправно. При заказе от ста клинков — даю оптовую скидку в десять процентов, от тысячи — удваиваю её. Один хрен слишком дорого? Тогда — не взыщите. Могу вон лаконских оружейников порекомендовать — у них же опыта варки тигельной стали поболе моего, так может и оптовую скидку поболе моей дадут? Вот вагенбурги гуситского типа, точнее — те легко преобразуемые из обозных в боевые телеги, из которых они составляются — это уже Высокое Средневековье, строго говоря. Но тут ведь фишка не в телеге, а в упряжи — не знает античное Средиземноморье конского хомута, и от меня хрен узнает, а без него — лошадей в эти тяжёлые телеги хрен запряжёшь, и извольте тянуть эти "танки" сильными, но медлительными волами, как и у меня. Именно поэтому у меня только два небольших вагенбурга, не составляющие и пятой части нашего обоза. Надо — перенимайте в таком виде, не жалко ни разу. Да только хрен ведь переймут. Конструкция настолько элементарная, что греки давно бы уже и в десятый раз её изобрели, но все эти дополнительные фортификационные навороты — это же ещё и дополнительный вес, который тянуть всё той же паре волов — ага, со всеми вытекающими для подвижности обоза. Не соблазняет? А жаль, я бы с превеликим удовольствием принял заказ, и тоже с десятипроцентной оптовой скидкой при заказе от сотни телег, гы-гы!

— Мы потеряли больше десятка! — нудит Ротунд, вождь НАШИХ лузитан.

— Ну так и хватит с вас — куда ж ещё-то? — урезониваю я его.

— Но мои люди разъярены и рвутся отомстить, а ты запретил атаковать!

— Уйми их на время. Сейчас за вас — не только и не столько за вас, конечно, но и за вас тоже — мстим мы, а дальше — хватит и на вашу долю.

— И сколько нам ждать?

— Сколько понадобится, столько и будете ждать. Как кончатся у них герои, а остальные растеряют кураж, сломаются и побегут — так и настанет ваша очередь. А пока — держи людей, Ротунд!

— У моих людей терпение не бесконечное!

— Тем лучше — злее будут, когда наконец дорвутся…

Передние вражины — те из них, что успели уже на данный момент заделаться передними — преодолели завал из трупов и понеслись к "ежам", замахиваясь дротиками.

— Залп! — рявкнули центурионы, — Черепаха!

На каждый дротик противника пришлось до десятка наших, а сомкнувшаяся вслед за залпом чешуя фирей прикрыла строй. Если где-то кого-то из наших и зацепило, то разве только случайно, а пробить фирею, бросая дротик с коня при езде охлюпкой — это Гераклом надо быть.

— Опустить щиты! Залп! Черепаха!

Завал трупов дотянулся уже практически до самых "ежей", а весьма заметно поредевший противник, топчась, спотыкаясь и падая, всё больше осознавал, что идёт не на героические подвиги в духе славных предков, а на гарантированный убой…

— Вот как раз для этого, Ротунд, нам и нужны эти тяжеловооружённые войска, — напомнил я лузитану недавний разговор.

— Да я уж понял. Скоро уже нам действовать?

— Скоро. Отводи своих на правый фланг и жди команды. Битор! Сабан! Оба на левый фланг и тоже ждать команды! — в центре прямо по этому завалу конницей атаковать смысла никакого — хрен разгонишься толком, а конница именно стремительностью ценна. Наши дикари понеслись к флангам и выстроились на них позади легионеров, и вовремя — противник в основной своей массе как раз дозрел до мысли о важных и неотложных делах в противоположной от нас стороне.

— Один — один и два! Два — четыре и пять! Приготовиться! Разомкнуть линию! — Первая и Вторая когорты Первого Турдетанского на нашем правом фланге сдвоили свои шеренги, открыв интервалы, и то же самое проделали Четвёртая и Пятая когорты Второго Турдетанского на левом, — Разомкнуть "ежи"! — по команде центурионов передавшие свои пики товарищам и выбежавшие из строя солдаты передвинули часть заграждений, открыв проходы перед интервалами.

— Лёгкая конница ждёт твоей команды, Рузир! — царёныш как раз подъехал, и я протянул ему рупор, — Давай-ка, рявкни погрознее, а если не уверен, то понеразборчивее — там есть кому сообразить и на нормальный человеческий твой приказ перевести, — тот не был готов и слегка подрастерялся, и его следовало подбодрить.

— Кавалерия — в атаку! — рявкнул царский наследник.

— Центр — аттставить! Фланги — пашшёл! — подкорректировал я, забрав у него матюгальник — к немалому облегчению нашей тяжёлой кавалерии, расположенной позади легионеров в центре и банально не имеющей даже проходов для немедленной атаки. И наши лузитаны с кельтиками пошли — хорошо пошли, с душой, прямо с места в галоп и с лихим молодецким посвистом. Сразу видно, с каким нетерпением ждали этого момента!

— Ты уверен, что они не изменят? — поинтересовался Рузир.

— Во-первых, у нас в заложниках их семьи, — напомнил я ему, — Во-вторых, они уже понесли потери и жаждут мести. В-третьих, те уже успели незаслуженно оскорбить их обвинениями в предательстве, а такое разве прощают? А сейчас будет тебе вдобавок ещё и "в-четвёртых" — нагонят бегущих и пошинкуют их в мелкую окрошку, и после этого пути назад уже не будет. С этого момента они — НАШИ окончательно и бесповоротно…

— А нам сейчас что делать?

— Ну, для начала хорошо бы не пострелять своих, — я снова протянул ему рупор, — Командуй, "сияющий"!

— Лучники и пращники — прекратить стрельбу! — рявкнул царёныш. Они уже и самостоятельно перешли на навесную, и их центурионы уже и собрались давать команду на прекращение, и простой отмашки хватило бы за глаза, но должен же и номинальный главнокомандующий отметиться и поучаствовать в процессе, верно?

— Пулемёты — аттставить! — добавил я в поданный мне запасной матюгальник. Они и так уже расстреляли магазины и только перезарядились, не успев ещё навестись — и нехрен, абсолютно не надо нам тут того третьего пулемёта из той "дивизии" пана атамана Грициана Таврического, который всем был бы хорош, если бы только по своим не пулял.

— И что дальше?

— А дальше — самое время поддержать нашу лёгкую кавалерию тяжёлой. Мы с Володей сейчас этим и займёмся, а ты организуй продвижение тяжёлой пехоты — проходы по всей линии, когорты перестраиваются в походные колонны и спокойненько, без этой дурацкой спешки, преодолевают завал, а за ним — снова в боевой порядок и шагом вперёд. Перед ними не забудь выслать легковооружённые дозоры, следом — стрелков и конницу кониев. Остальная лёгкая пехота пускай свёртывает позиции и тоже выдвигается следом. Ну, сообразишь — командуй, в общем, — и мы со спецназером повели тяжёлую конницу к имеющимся уже проходам на флангах.

Выезжаем, рысим вперёд, нас обгоняет наш передовой дозор — турма конных лучников. Вряд ли нас там ожидают сюрпризы, но — орднунг юбер аллес. Метров двести где-то после наваленных нами супостатов чисто, а затем снова начали попадаться трупы и бесхозные лошади — явно уже работа наших лузитан с кельтиками. Сперва один, дротиком заваленный, затем ещё двое, потом четверо, а там уж и сплошняком пошли, и чем дальше, тем больше среди них уже срубленных мечами и фалькатами — нагнали наконец наши тех, ненаших. Хорошо поработали, на совесть, и будь эта работа не столь кровавого характера, так сказал бы даже, что любо-дорого смотреть. Об этом зрелище так, конечно, не очень-то скажешь. И навидались уже за прошедшие годы, и привыкли, но привыкнуть — это одно, а быть от этого в восторге — совсем другое. Просто это — пусть и не самая приятная, но тоже нужная работа, и кто-то один хрен должен её делать. Сейчас вот нашим дикарям очередь выпала. Гораздо омерзительнее, на мой взгляд, не это…

— Лучники, Вторая турма! Пресечь и разогнать! — указываю им на пейзан, что начали уже было собирать хабар с не ими заваленных покойничков, — И стеречь добычу до возвращения хозяев!

Я помощничкам нашим все ухи уже прожужжал о недопустимости грабежей местного населения, а полюбуйтесь-ка на это означенное население! Само-то далеко ли от наших дикарей ушло? Так когда солдат после боя, в котором и сам честно поучаствовал, на том поле мародёрствует, это по всем понятиям законно — ведь что с боя взято, то свято. А вот эти шакалы тут каким боком, спрашивается? Наши конные лучники подскакали, шуганули, погнали взашей — а прилично, млять, двуногих стервятников-то на халявку стеклось! С полсотни где-то, если с точностью "строго на глаз". Местность-то ведь здесь густонаселённая — тут деревня, там деревня. Окрестности Гасты, как-никак, от которой и до Гадеса уже рукой подать.

Вообще говоря, с наглости лузитанско-веттонских разбойников впору просто прихренеть. Сципион Назика накануне нашей операции "Ублюдок" у Илипы их настиг, где и сделал не без нашей помощи. Илипа, правда, на северном берегу Бетиса находится, но уже центр Бетики, как-никак. Недурно для первого большого набега? А дальше — всё больше и больше. Шесть тысяч латинских союзников Луция Эмилия Павла вырезаны ими уже в Бастетанских горах, которые практически у самого средиземноморского побережья, то бишь практически через всю Бетику эти хулиганы тогда прошли. Ну и теперь вот эта Гаста, которую римляне Астой называют, уже на самых подступах к Гадесу. И если сам финикийский Остров без флота для дикарей недосягаем, то его материковые пригороды вполне в радиусе действия их лёгкой конницы. Там, конечно, ополчение мобилизовано, да и окрестные турдетанские городки тоже в полной боеготовности, и только эта Гаста опять взбунтовалась и заключила союз с набежавшими с севера разбойниками…

Как раз к Гасте они теперь и отступают, судя по оставшимся наглядным следам. Мы движемся рысью, сберегая силы коней и не отрываясь слишком уж далеко от идущих следом передовых дозоров нашей пехоты. Кучнее надо продвигаться, не растягиваясь и не распыляясь, потому как там, впереди — основные силы противника, и успели их настичь и связать боем римляне или нет, хрен их знает, а нам желательно бы, чтоб успели, мы тогда с тыла по дикарям вдарим — эффектно вдарим, зрелищно, заметно, но главное — с самыми минимальными собственными потерями. Мы ведь разве геройствовать и выносить на себе всю основную тяжесть сражения идём? Мы — союзники, ауксиларии, вспомогательные войска, и роль наша тоже вспомогательная — отметиться и поучаствовать, а вовсе не всю главную часть работы за римлян делать. Что нам, больше их надо? Им слава победителей нужна — пущай сами свою славу победителей и зарабатывают. Как там в нашем бородатом анекдоте? Звезду Героя захотелось? Связку гранат в руки и марш под танк!

Едем себе поэтому, не слишком торопясь, а руководствуясь старым добрым принципом "не спеши, а то успеешь". А сзади вдруг раздаётся конский топот — нагоняет нас галопом турма тяжёлой конницы из рузировского резерва, а с ней — легковооружённая сотня кониев. А во главе — Крусей януаровский весь из себя расфуфыренный и деловитый.

— Куда? — торможу их.

— Рузир приказал немедленно атаковать! — заявляет, не моргнув и глазом этот "блистательный" обалдуй, — Следуйте за мной!

— Обязательно, — заверил я его, — Последуем сразу же, как только ты назовёшь мне правильный пароль.

— Какой пароль? — озадачился щёголь.

— Тот, о котором мы условились с "сияющим" и который он должен был тебе дать, если ты послан ко мне им и передаёшь мне ЕГО приказ, — разжевал я.

— А, секретные слова? Знаю, конечно! Большой полосатый осёл, — прошлым летом, пока мы в Америку мотались, в оссонобский зверинец доставили из Мавритании пару зебр, и как раз позавчера пароль был "зебра", который и был разок использован.

— Хорошая попытка, Крусей, — осклабился я, — Но ты припозднился с ней на два дня, а сегодня правильный пароль — совсем другой, — на всякий пожарный мы с Рузиром меняли пароль ежедневно, и сегодняшний ещё не был ни разу засвечен.

— Ну забыл я его, пока нагонял вас! Зачем он тебе? Ты разве не знаешь, КТО я?

— Заведённого порядка никто не отменял. Мне послать гонца к "сияющему"?

— Не надо. Вас его приказ не касался, я просто хотел воспользоваться и вашей помощью. Так, а вы чего встали?! За мной! — это было уже адресовано тем, которых он привёл с собой.

— Задержать его? — спросил обернувшийся ко мне Бенат.

— Пусть геройствует, — махнул я рукой, — Пошли-ка лучше в самом деле гонца к царёнышу — проверим, что он на самом деле приказал Крусею, ЕСЛИ приказал ему хоть что-то, — у меня возникло нехорошее подозрение, что "блистательный" в данном случае попросту самоуправствует, не имея на то никакого приказа от Рузира.

— Так тогда, наверное, тем более лучше было бы задержать?

— Ты не хуже меня знаешь, Бенат, ЧТО было бы лучше всего…

— Так давай я догоню, присоединюсь и…

— Отставить! Не этим способом и не сейчас. Посылай гонца.

Но посылать никого не пришлось — пока мой главный бодигард выбирал из своих бойцов человека и инструктировал его, нас нагнал гонец от Рузира:

— Досточтимый! Римляне настигли противника к востоку от Гасты и ведут с ним бой! "Сияющий" приказывает ускорить продвижение!

— Пароль? — я снова включил бюрократа, хоть и не сомневался особо.

— Прости, досточтимый, забыл. Это… Как его… Хозяйское говно?

— Ага, оно самое, гы-гы! — в буквальном переводе на турдетанский сегодняшний пароль "срань господня" примерно так и звучал — неудобство, конечно, от неизбежных перевираний по мелочи, зато хрен кто посторонний угадает даже случайно, — Крупной рысью — марш! А теперь — рассказывай, боец, с чем "сияющий" послал этого Крусея, сына Януара, и почему ты знаешь пароль, а он — нет?

— Да не посылал он его, досточтимый! Прибыл гонец от вождя Онобы с вестью о подходе римлян, и "сияющий" велел Крусею передать коннице его приказ готовиться к бою. А он вдруг взял — якобы по приказу "сияющего" — турму тяжёлой кавалерии и сотню кониев и повёл их галопом! "Сияющий" сам рвёт и мечет!

— Ясно. После боя с ним разберёмся, и лучше бы ему из него не возвращаться, — в любом социуме всегда есть небольшая прослойка суперблатных, которым по факту можно то, чего нельзя остальным — формально-то никому нельзя, но им это сходит с рук. У нас это "блистательные", эдакое "княжеское" сословие, потомки древних тартесских царей и в этом качестве эдакий кадровый резерв монархии на случай пресечения царского рода. Ведь какой-нибудь безродный "Бориска на царстве" — это нехилая предпосылка к большой смуте, а нахрена ж нам и нашим потомкам смута? Проходили мы это уже — ага, в другое время и в другом месте. Так что нужное это сословие, и ради этого многое терпеть приходится, но чтоб на войне ТАКОЕ отчебучить! Унизить публично пусть бутафорского, но главнокомандующего в присутствии всего войска, наплевав на его приказ и проявив самоуправство — такого спускать уже нельзя. И это, пожалуй, и есть тот долгожданный повод для показательной расправы, который как раз и необходим для вразумления всего "блистательного" сословия. Жаль людей, которых сгубит сейчас этот жаждущий славы идиот, но "по понятиям", если нет жертв, то нет и преступления, а если нет преступления, то за что тогда наказывать? Куда проще было бы в бою его "геройски пасть", как Бенат и предлагал, но нам этот Крусей разве павшиим героем и примером для подражания нужен? Нужен — осуждённый военно-полевым судом и наказанный по заслугам преступник…

На полпути примерно до Гасты встречаем гонца от Ротунда — тяжко там нашим лузитанам и кельтикам, подмоги просят. Выслушав, направляю его обратно к его вождю с приказом отвести конницу на соединение с нами. Его там, похоже, отходящий противник на свои главные силы выманил — так теперь наша очередь аналогичный сюрприз дикарям преподнести. А то привыкли тут, понимаешь, что это они с другими так делают, а другие с ними — нет. С нами о таком уговору не было. Выезжаем на гряду холмов, с которой стены Гасты уже видны, а навстречу наш "блистательный" герой — ага, первым улепётывает, как и следовало ожидать. Без плаща, без шлема, даже меч где-то посеять ухитрился, то и дело нахлёстывает коня с перепугу, и глаза квадратные, а за ним следует едва только половина его тяжеловооружённой турмы, да от сотни кониев две трети где-то.

— Проклятые дикари отступают! Я ничего не мог поделать! Остановите их!

— Обязательно. Арестовать!

— Кого? МЕНЯ арестовать?!

— Ага, собственной персоной. Суд решит, повесить тебя или засечь витисами…

— МЕНЯ повесить?!

— А кого же ещё? Связать, пересадить задом наперёд и в тыл! — некогда тут с этим ущербным уродцем лясы точить, впереди идёт бой и гибнут люди получше его…

— Нам продолжать отступать? — спросил подъехавший Битор.

— И поскорее! Я сейчас перестрою свою алу, а ты передай Ротунду и Сабану, чтоб резко отрывались от противника вместе с твоими и сымитировали беспорядочное бегство. Проскочите в интервалы между нашими турмами и выстроитесь за ними, а мы им встречный удар нанесём.

Вождь кельтиков уносится, я отдаю команды на перестроение, рядом и Володя свою алу к моей пристыковал и тоже перестраивает аналогичным манером, сзади, судя по приближающейся пыли, Рузир ещё на подмогу нам кого-то послал, а впереди — нет, ну в начале-то наверняка всё это выглядело красиво, уж это-то римляне умеют, да только не застали мы того красивого начала, а застали уже вот это безобразие, когда там всё уже так перемешалось, что только по здоровенным легионерским скутумам союзничков-римлян и распознаешь. Хотя, возможно, это и союзные когорты латинян, ничем по снаряжению от легионеров не отличающихся — водится такое за гордыми квиритами, под самый первый удар противника союзную пехоту подставить, а легион потом, сохранив и строй, и кураж, показательно побеждает. Позади этой месиловки, вроде бы, проглядываются "шашечки" легионных манипулов, и это-то уж точно Пятый Дальнеиспанский. Даже веет от него чем-то эдаким, знакомым. Старых знакомцев в нём встретить — это сильно маловероятно, те давно уж на заслуженном дембеле, но Испания есть Испания — и по три года римляне в ней служат, и по пять, пока сенат не соизволит наконец достаточно смены им направить. Пятый Дальнеиспанский и Восьмой Ближнеиспанский — неизменно самые "ветеранистые" из римских легионов — ещё не профессионалы Мария, конечно, но наиболее к ним близки.

Вот и лузитаны с кельтиками к нам несутся — наши, конечно, а за ними следом — вражины. Ну, раз купились — тем хуже для них.

— Сохраняем интервалы между турмами! Вперёд галопом — марш! — кавалерии для хорошего удара нужен разгон, а у нас и турмы тяжеловооружённые, и находимся мы выше, и не использовать этих преимуществ было бы верхом идиотизма.

Следом за нашими дикарями в наши интервалы проникают, конечно, и вражьи, но сколько их там по сравнению с нашими? Даже не отвлекаясь на них, наши задние ряды заполняют ненужные больше интервалы — как раз к моменту спуска с холмов строй уже восстановлен, и легковооружённому противнику перед ним ничего хорошего не светит. Хоть и не конная фаланга шебутных македонских граждан Аргеадовых ни разу, но что-то немножко типа того. По крайней мере, на лузитан с веттонами и им подобными. До них это доходит быстро, и те, кого мы не смяли и не срубили сходу, пускаются наутёк. Я сам только одного и успел завалить, да и то, подозреваю, что его мне Бенат с бодигардами специально оставили, предварительно охреначив, чтоб и я отметился для приличия. И хрен ведь им чего скажешь — это и есть их служба, и исполняют они её, надо признать, в лучшем виде.

От нас конный противник, кто уцелел и успел оторваться, к флангу ломанулся, обнаружив там внезапно важные и срочные дела. Ну, им виднее, где героически пасть — там тоже дорога им перекрыта, хоть и не нашими уже, но кажется, я узнаю характерные шлем и плащ Трая? Да, скорее всего, и поддержать кордубца — это святое. Направляю ему в помощь отобранную у арестованного "блистательного" сотню кониев, но она изрядно потрёпана, и одной её — явно маловато будет…

— Аттставить! — одёргиваю Ротунда, намыливающегося присоединиться к этим кониям, — Только не ты и не Сабан! Битор! Веди своих кельтиков!

— А мы чем хуже? — озадачились оба лузитанских вождя.

— Тем, что слишком похожи вон на ТЕХ, — указываю им мечом на лузитанскую конницу противника, — Ну, не вы сами, конечно, а ваши люди.

— Это я понял, — ухмыльнулся Сабан, снаряжённый почти по-турдетански.

— Нас могут спутать с ними? — въехал Ротунд.

— А разве долго? Наши вас только по "шарфам" и отличают, которыми мы вас "пометили", так нашим всё было показано и объявлено заранее, а кордубцам это откуда знать? Кельтиков они от лузитан и веттонов отличат, а вас — точно перепутают. Кончатся те — ударят по вам, и что мы с вами тогда будем делать?

— А здесь римляне не перепутают?

— Здесь? Открыть интервалы! — это я нашим тяжеловооружённым скомандовал, — Входите и двигайтесь вместе с нами, но вперёд не вылезайте — надо, чтоб видели, что вы не сами по себе, а с нами. И ещё, Ротунд, твоя пехота подходит — попридержи, чтоб тоже вперёд не лезла.

— Там следом уже и ваши легионеры, — заметил Сабан.

— Ага, Рузир с главными силами. Зря он только тяжёлую пехоту бегом погнал — запыхаются, и толку от них тогда… Нет, молодец, сообразил — на шаг перевёл. И ряды выравнивают — ладно, сообразил это, сообразит и остальное. Мы сейчас левее сдвинемся, к кордубцам поближе. Ваши с Ротундом лучники пускай обстреливают противника, а как легионне когорты подойдут — всю вашу пехоту тоже к нам оттягивайте.

С правого — для нас правого — фланга уже нарисовалась римская кавалерия, но как она там управляться будет — это не наши проблемы. Там Рузир с нашими легионерами и резервом их поддержит, а наше дело — кордубцев поддержать, чтоб потери их поменьше были. И опять Трай попрекать меня будет тем, что не просто так помогаю, а в корыстных целях, когда часть его людей опять к нам отпрашиваться затеет. Ладно, пущай попрекает — мне правда в глаза не колет…

Пока же подчищаем пространство непосредственно перед собой — с римлянами всё ещё рубятся пешие. Храбро рубятся, лихо, даже красиво — в этом дикарям уж точно не откажешь. Гибнут, конечно, но и римляне — то один упадёт, то другой. Иногда кажется, что ещё немного, и взломают они хвалёный римский строй, и тогда уж в беспорядочной свалке у римлян не останется ни единого шанса. Но всякий раз новый легионер занимает место павшего, и стена скутумов снова смыкается, а перед ней — всё больше лузитанских и веттонских трупов, об которые всё чаще спотыкаются живые. И без нас-то резня ещё та, а тут ещё и мы нарисовались и тоже проредить их норовим. Кто-то пока ещё не въехал, что звиздец подкрался незаметно, а кто-то — въехал и в то, и в другое — что это точно звиздец, потому как на своих двоих от конных хрен убежишь. Завидная прозорливость — обидно только, что предсметрная. Некоторые, впрочем, заценив своё полное бессилие преодолеть судьбу, пытаются обмануть её — кто оружие бросает, сдаваясь в плен, а кто и падает в надежде заныкаться среди убитых. Ну, надежда умирает последней, как говорится.

— Расслабься, центурион! — рявкаю на латыни римскому командиру, успевшему уже скомандовать передачу пилумов из задних рядов в передние, — Побереги драгоценные боеприпасы для НАСТОЯЩЕГО противника, а эти лузитаны — НАШИ.

— Турдетаны царя Миликона? Не очень-то вы торопились! — центурион окинул взглядом своё сильно поредевшее воинство.

— Но всё-же успели раньше, чем… гм… кое-кто позади твоих людей, — это я сказал потише, чтобы расслышал только он.

— Верно, им было уж всяко поближе, чем вам. Ага, вот теперь зашевелились! — тот аж сплюнул от раздражения, — Как лузитанский лагерь захватывать, так они первые!

— Что я могу сказать тебе на это, римлянин? — о своём собственном римском гражданстве я решил пока дипломатично умолчать.

— Римлянин? Был бы я римлянином — разве стоял бы я сейчас здесь с полутора сотнями, оставшимися от полутысячной когорты?

— Так вы, значит, латиняне?

— А кто же ещё? Кого ещё не жалко поставить под удар грязных варваров? А римляне — вон они, отстоялись за нашими спинами и идут теперь собирать добычу.

— Ладно, центурион, для тебя этот бой тоже уже окончен, а у нас ещё есть дело, — я указал мечом в сторону кордубцев.

— Всё правильно, помоги СВОИМ, турдетан! И это, не принимай на свой счёт того, что я сказал о варварах. Ты же понимаешь, надеюсь, что я не вас имел в виду?

— Пустяки, латинянин! — пусть уж лучше он считает меня варваром-турдетаном, а то представляться центуриону римским гражданином мне как-то резко расхотелось…

Сворачиваем влево, то бишь к римскому правому флангу, где кордубцы Трая действуют — турдетанские турмы вдоль фронта латинских когорт, лузитаны поодаль, вне броска пилума или дротика. Не будешь же разжёвывать расклад всем и каждому, а потери у латинян нешуточные, и обозлены уцелевшие соответственно, так что людям, похожим на обозливших их, приближаться к ним не рекомендуется. А кордубцам впереди нелегко. Наши конии с кельтиками уже присоединились к ним, но и лузитаны-вражины — все, кто по ту сторону от прорванного нами центра оказался — отчаянно ломятся на прорыв, так что лишними мы там едва ли окажемся. Ну так мы ж разве мешкаем? Нагоняем пеших, я прикидываю хрен к носу — и даю отмашку НАШИМ лузитанам.

Уже приближаясь, наблюдаю изумлённую харю Трая, который, естественно, принял конницу Ротунда и Сабана за не пойми откуда взявшуюся на его голову вражью подмогу и приготовился героически противостоять превосходящим силам противника, а тут вдруг мечи и фалькаты лузитанских всадников начинают споро и деловито — ага, как так и надо — рубить ЛУЗИТАНСКУЮ же пехоту! Набежавшая потом — вслед за нами — точно такая же пехота наших лузитан удивила его уже гораздо меньше…

— Он бы и глаза протёр, если бы мог позволить себе отвлечься от боя! — сдал его со всеми потрохами Битор, когда мы дорубили сопротивляющихся, "проконтролировали" не в меру хитрожопых и повязали честно сдавшихся.

— Так ведь и было отчего! — отозвался кордубец, — Вы-то с кониями — свои, и с вами всё понятно, кельтики — уже не так понятно, но всякое бывает, но чтоб лузитаны! Как вы ИХ-то в это дело втянуть исхитрились?

— Трай, ты поверишь мне, если я скажу, что никак? — ухмыльнулся я, — Мы и не собирались их втягивать, как и кельтиков, да только они сами нам навязались.

— Другому не поверил бы, но ТЕБЕ — приходится. Ты можешь не сказать ВСЕЙ правды, если в твоих интересах что-то скрыть, но я не помню случая, чтобы ты обманул явно, — покачал головой турдетанский аристократ, — И если ты говоришь, что дело обстоит именно так, значит — так оно и есть. Но КАК такое оказалось возможным?

— Раньше это было невозможно, но теперь — сам видишь. Жизнь изменилась за эти годы, Трай. Не всё мы ещё сделали, что хотели, далеко не всё, но кое-что всё-таки уже сделали. Эти люди помнят, как жили раньше, и сперва им было хуже, но теперь — гораздо лучше, и никто из них не хочет больше жить так, как жили раньше. Вот почему они здесь вместе с нами.

— Так тогда переодеть их надо было хотя бы, а то ведь от ТЕХ дикарей отличить невозможно, — заметил кордубец, — Хоть одинаковые армейские туники им дали бы…

— Надо было, конечно, но говорю же, не рассчитывали мы на них. Впредь теперь и этим озаботимся, а пока вот — как сумели и успели сходу…

— И при этом у вас ПОЛУЧИЛОСЬ, и я так и не понял, КАК…

— А вот, приглядись-ка, — я указал ему на лузитанских и веттонских пленников, с которыми как раз разбирались наши лузитаны.

А там — картина маслом. Грат, мой бывший раб, останавливается возле одного из пленных — раненого, но свирепого оборванца, и мне кажется, что не просто так, а по поводу. Останавливается и сдвигает свой закрытый кожаный шлем с гребнем на затылок, открывая лицо, и похоже на то, что знакомы они с пленником. Говорят между собой о чём-то по-лузитански, но хотя я и успел уже за эти годы и в нём немножко наблатыкаться, за дальностью хрен разберёшь. Но тут они почти сразу же на повышенные тона перешли. Слышно стало хорошо, но я всё-таки в лузитанском не силён, и пока переводил мысленно услышанное на турдетанский, да въезжал, что к чему, Грат психанул сразу же и сапогом оборванцу в брюхо засветил, а затем фалькату из ножен выдернул и верхнюю половину башки бедолаге на хрен снёс. Мы с Траем переглядываемся, и у того глаза с блюдца, а у меня они нормальные — я как раз въехал в тот момент, когда свежий труп в пыль валился. Вопли, ругань, Грат ещё на одного фалькатой замахивается, двое его удерживают, Ротунд чего-то втолковывает. Подъезжаем тоже, говорю бывшему рабу:

— Уймись! Этот тоже оскорбил тебя? Повесить! Если кто-то из ЭТИХ несдержан на словесный понос — не пачкай фалькату об каждого. У тебя вождь есть, а для таких есть участь и похуже быстрой смерти — римские рудники, — это я, во всяком случае, попытался сказать, а вот насколько успешно — лузитанам виднее, поскольку говорил я по-лузитански. Наверное, примерно так, как в нашей "непобедимой и легендарной" урюки-первогодки по-русски говорили, но понять можно, а мне только это и требовалось. Типа, беспредел рядовых исполнителей мы пресекаем, но вам, уроды, от этого легче не будет.

— Так, конечно, не делается, но я его понимаю, — поясняю кордубцу, — Работал у меня на вилле и был на хорошем счету. Освобождая его, я дал ему в жёны симпатичную мавританку, чтобы остался у нас, как мы обычно и делаем, если человек толковый, но он захотел вернуться к своим. Ну, раз захотел — свободный человек, имеет право. Вернулся, а там с ним плохо обошлись — эти дикари и сами по-человечески жить не умеют, и другим не дают, а он у меня к нормальной жизни привык. Не прижился у соплеменников, стал обратно собираться, так они его ещё и обидели без вины…

— А это, значит, был один из его обидчиков? — сообразил Трай.

— Я не расслышал начала их разговора, но скорее всего. А потом — когда орать уже друг на друга начали — эта падаль его ещё и в предательстве обвинила, а такое разве спускают? Вот, собственно, на этом мы и сыграли. Как они навязались к нам на подмогу, так я и договорился с вождями, чтоб первыми в атаку не лезли, и ПЕРВЫМИ напали ТЕ. А потом — после этого — ещё и хватает совести насчёт предательства заикаться. Ну, наши лузитаны и обиделись на такую заведомую несправедливость…

— А второго по твоему приказу вешают? Хоть бы уж подобие суда изобразили…

— Некогда, Трай! У нас тут есть ещё дела и поважнее этих бродяг! — и указываю ему на стены Гасты, — Пока римляне лагерем дикарей заняты — возьмём город в осаду! — говорю это, а самому смешно ничуть не меньше, чем собеседнику.

Я ведь уже упоминал, кажется, как крестоносцы в Четвёртом крестовом походе Константинополь "осаждали"? Вот и мы примерно так же, только с поправкой, конечно, на масштабы. Семнадцати тысяч мечей у нас с Траем нет, конечно, и в помине, но и Гаста — тоже ни разу не Константинополь. Кордубец со своими конными и пешими турдетанами напротив ближайших ворот встал, восточных, Володя со своей алой, Сабаном и Битором южные блокировал, что к Гадесу ведут, а я с Ротундом — северо-западные, со стороны морского порта. Разбиваем бивак, ставим "ежи", назначаю дозоры, шлю гонца к Рузиру с просьбой придать нам всем хотя бы по когорте легионеров, поручаю текучку Тордулу как непосредственному командиру алы, а сам с турмой личной охраны — снова к Траю, потому как обкашлять надо кое-что из предстоящего. Глядим с ним на очень даже солидные для Испании укрепления, и настроения их вид нам не прибавляет. Ворота, например, даже с тараном высаживать я бы дружески не советовал, а по лестницам на стены взбираться — было уже, помнится, дело под Толетумом…

— Думаешь, придётся штурмовать? — спросил кордубец.

— Наверняка. Добром они не сдадутся.

— Ну, это смотря на каких условиях…

— Да кто ж им ТЕПЕРЬ приемлемые-то условия предложит, после их не первого уже мятежа, да ещё и с явной поддержкой разбойников? Шуточное ли дело?

— Да, тут уже им легко не отделаться. Заставят сдать оружие и срыть стены?

— Не только. Ещё и выдать на суд и расправу зачинщиков, которые как раз и во главе города. Твоих, надеюсь, среди них не осталось?

— Ближайшую родню жены я оттуда вытащить успел — благодарю тебя, кстати, за предупреждение. Но осталась более дальняя — к счастью, она не в числе тех, кто стоит во главе города, но всё-же…

— Ясно. Нарисуешь мне, где живут и кто такие. Тоже вытаскивать надо…

— Ты считаешь, что и они могут пострадать?

— Да, как и весь город. Только давай-ка, Трай, на этом и закончим твои вопросы.

— Ты не можешь рассказать мне ВСЁ?

— Именно. А того, что мог бы — слишком мало, чтобы удовлетворить тебя…

Операция по проникновению команд нашего спецназа в город раньше, чем в него ворвутся римляне, напрашивалась и без этой незапланированной родни кордубца, так что последнее обстоятельство просто несколько усложняло задачу, только и всего. Пока я разжёвывал ему ту часть плана, которую ему ПОЛАГАЛОСЬ знать, от "моих" ворот до меня добрался посыльный Рузира, сообщив о вызове к главнокомандующему, который как раз должен был успеть уже пообщаться с Гаем Атинием, римским пропретором.

— Я уже отдал приказы префектам когорт, и ближе к вечеру вы все получите свою пехоту, — сказал царёныш, — К тебе, Максим, направляю "два — два". Доволен?

— Более чем, сияющий, — во Вторую когорту Второго Турдетанского попали на эту кампанию многие люди, которых я знавал по прежним операциям, и остальные, надо думать, едва ли сильно хуже.

— Мне тут жалуются, что ты арестовал Крусея, сына Януара…

— Ты хочешь сказать, что не за что?

— Проучить хорошенько не мешало бы, но ты предлагаешь НАСТОЯЩИЙ суд с НАСТОЯЩИМ приговором?

— Двенадцать тяжеловооружённых всадников твоего резерва и тридцать пять кониев, погибших из-за его самоуправства, ты считаешь недостаточной причиной? Если ты готов простить ему то дурацкое положение, в которое он тебя поставил, наплевав на твой приказ, это твоё дело, но эти смерти прощать нельзя.

— Если бы он просто не вернулся из боя, так было бы лучше для всех, — заметил царский наследник, — А теперь ты МНЕ предлагаешь судить его и приговаривать?

— Не тебе, сияющий. Твоё дело — назначить суд из ВЫБОРНЫХ представителей войска и обеспечить неоказание давления на разбирательство и приговор. Ну и ЗАРАНЕЕ санкционировать его немедленное исполнение…

— Тоже приятного мало. Надеюсь, не сегодня?

— Сегодня не до него, конечно. Завтра или послезавтра — по обстоятельствам.

А потом к Рузиру заявился римский посыльный от пропретора с вызовом к нему всего командования союзников. Направляемся все к нему, там лагерь ещё только строится, ну не могут римляне без этого, но здоровенная пропреторская палатка уже поставлена. Римский состав военного совета собрался полный — сам пропретор, его легат с квестором, от Пятого легиона — все шесть военных трибунов и центурион-примипил, а вот союзники — один от латинян, да один от самнитов, от турдетан Бетики вообще ни одного, так что наш царёныш и мы с Володей представляли, можно сказать, всю союзную Риму Испанию. Вот что значит "друзья и союзники", а не просто "союзники", с которыми чем дальше, тем меньше гордые квириты церемонятся…

Что римляне страшно обожают, так это длинные речи, состоящие по большей части из банальностей. Пары-тройки минут — на наш со спецназером взгляд — хватило бы за глаза, чтобы и в целом план действий наметить, и конкретные задачи всем поставить, но Гай Атиний сперва минут десять рассказывал о проклятых разбойниках, уже понёсших заслуженную кару, и о покаравшей их и защитившей провинцию героической римской армии, и всё это с таким видом, будто все остальные только-только прибыли и вообще о событиях не в курсах. Так ладно бы это, ну захотелось "вышедшему родом из народа" похвастаться, ну бывает, но он ещё и про "гнусных предателей и мятежников" Гасты на столько же примерно речугу растянул — ага, с подробным перечислением того, что он намерен сделать с самим городом и с участниками мятежа. Тут дело намечалось даже хуже, чем мы прогнозировали. Изъятие оружия и срытие укреплений — это вообще само собой разумелось, но кресты для всех зачинщиков и обращение в рабство огульно всех, кто хоть как-то участвовал — будто бы непонятно, что зачинщики многих и против воли втянули, и попробовали бы те отказаться! Но такие мелочи римского пропретора как-то не интересовали — перечисляет все эти кары и прямо тут же на полном серьёзе талдычит о переговорах с городом о его сдаче. Ага, так ему кто-то и сдастся на эдаких условиях!

Вот были у нас мысли предупредить римлянина, чтоб сам под стены Гасты не совался, дабы от гибели его уберечь и тем самым дальнейшую участь горожан смягчить, даже с Юлькой прикидывали, к чему приведёт возвращение в Рим ЖИВОГО Гая Атиния со вполне вероятным триумфом, и приходили к выводу, что в консулы он и в этом случае рылом не вышел, то бишь родом. По юлькиному списку консулов Римской Республики ни за весь 2-й век до нашей эры, ни за предыдущую вторую половину 3-го века — ни одного Атиния мы с ней не обнаружили, так что род, получается, выше претуры и не поднялся, и едва ли живой пропретор-триумфатор из этого рода изменил бы историю. В общем, его можно было бы и спасти в принципе — вопрос оставался на наше усмотрение. Но вот мы с Володей его речи слушаем, поведение его зацениваем — и не возникает у нас как-то такого желания. И горожанам этим не очень-то поможешь, и симпатий к этому долбодятлу так и не проклюнулось — хрен с ним, пущай гибнет, раз уж карма у него такая. А в неразберихе нам удобнее и легче будет на судьбу горожан в нужную нам сторону повлиять…

Закончил пропретор свои нудные речи, так и не заподозрив даже, что только что САМ окончательно подписал себе свой приговор, никакой конкретики по процедуре взятия Гасты так и не наметил, и зачем вообще нас собирал, хрен его знает. Есть такие начальники, которые оперативки собирают ради самой оперативки, лишь бы главенство своё подчинённым лишний раз продемонстрировать, а решён или не решён конкретный вопрос — дело уже десятое. Выходим, я Рузира аккуратно в сторону отзываю:

— Хорошо бы тебе, сияющий, получить сейчас отдельную задачу так, чтобы выполнять её не рядом с ним и его не сопровождать. Например, начать осадные работы с НАШЕЙ стороны города или хотя бы уж СВОЙ лагерь начать там строить, а то римляне вот свой достраивают, а у нас — непорядок.

— Это то, о чём меня предупреждал отец? — по требованию Фабриция Миликон строго проинструктировал наследника нас слушать, и если мы при разногласиях на своём настаиваем почтительно, но решительно, то "решать" по-нашему и лишних вопросов нам при этом не задавать.

— Оно самое, сияющий. Не надо бы тебе и вообще никому из нас находиться в ближайшую пару дней рядом с пропретором, — уже сегодня это случится или завтра, у Тита Ливия чётко не сказано, так что лучше нам подстраховаться…

Поговорил с Гаем Атинием наш царёныш, получил от него эдакую небрежную отмашку, подходит недовольный:

— Хоть бы слово благодарности за оказанную ему помощь! Ставь свой лагерь, говорит, с той стороны города, да поровнее, а то ничем от варваров не отличаетесь!

— Да плюнь ты на его дурацкую благодарность! Задачу какую он тебе поставил?

— В том-то и дело, что кроме лагеря — больше никакой. Да ещё и с таким видом, будто я под ногами у него путаюсь, и он рад хоть чем-то меня занять…

— Вот и прекрасно! Поспешим туда и поскорее исполним приказ пропретора.

— А что ты видишь в этом хорошего, Максим?

— У нас развязаны руки. Нам выделен СВОЙ участок осады, на котором римляне нам не указ. Он ведь не запретил тебе СОБСТВЕННЫЕ действия предпринимать?

— Нет, но я ведь и не спрашивал…

— Вот и прекрасно!