Ночь триффидов

Глава 4 Темнота

С почты я выбежал, как безумный. В левой руке я держал масляный фонарь, в правой — сорванную с петель дверцу посудного шкафа. Я надеялся, что дверца послужит щитом, если я окажусь в зоне поражения триффида.

Радист сказал, чтобы я ждал на почте. Но глядя, как стрекало триффида хлещет по оконным рамам, оставляя на стекле потеки яда, я вдруг осознал, что веду себя как последний трус.

Триффиды вторглись на остров. В этом нет никакого сомнения. Они начали убивать и будут продолжать убийства. Там, во тьме, бродят десятки ничего не подозревающих колонистов. Мой долг — предупредить их об опасности!

Итак, я мчался изо всех сил, с фонарем в одной руке и импровизированным щитом — в другой.

День по-прежнему был чернее самой черной ночи. Фонарь выхватывал из кромешной тьмы лишь крошечное пространство у меня под ногами. Я понимал, что даже не успею увидеть триффида, который убьет меня. Стрекало поражало жертву с дистанции десяти — пятнадцати футов, а на такое расстояние света фонаря явно не хватало.

Действия затруднялись еще и тем, что я очень плохо знал эту часть острова. Мне удалось припомнить, что со стороны Байтуотера на холм ведет узенькая аллея, по которой через поле можно добраться до Дома Материнства. Там триффидов ждет обильная добыча: беззаботно играющие детишки, матери (большей частью незрячие), катающие коляски или спешащие по своим делам, разнообразный вспомогательный персонал…

Я бежал сквозь всепоглощающую тьму. Воздух со свистом вырывался сквозь стиснутые зубы, а сердце, как мне казалось, было готово выскочить из груди. Видеть я мог лишь свои ноги да несколько квадратных футов дорожного покрытия.

В пятне света под ногами то и дело возникали тела птиц и кошек, пораженных точным ударом ядовитого стрекала. Я мчался, напрягая зрение в надежде вовремя заметить ни на что не похожий ствол восьмифутового растения-убийцы, отыскивающего очередную жертву. Нервы были напряжены до предела, я слышал все звуки и краем глаза замечал каждый предмет, на который падал слабый свет фонаря. От моего взгляда не ускользало ни одно движение. Не раз мне приходилось пригибаться, прикрывая лицо дверцей шкафа. Однако, по счастью, тут же выяснялось, что я спасался от дорожных знаков или кустов самого обыкновенного боярышника.

Я не мог позволить себе остановиться, чтобы хоть немного передохнуть, — мне казалось, что растения-убийцы уже расхаживают по территории Дома Материнства, поражая смертоносным стрекалом женщин и детей. Я боялся, что, добежав до Дома и подняв повыше фонарь, увижу вокруг себя лишь десятки тел с лицами, искаженными предсмертной агонией.

Что-то свистнуло у меня над ухом. Я инстинктивно прикрыл лицо дверцей шкафа. Удар по щиту оказался настолько сильным, что я едва устоял на ногах. Где-то рядом раздалась барабанная дробь — триффид извещал товарищей, что нашел очередную жертву. Однако я не собирался так легко сдаваться. Прикрывшись дверью, я пустился наутек. Последовал еще один удар стрекала. Но — сей раз триффид промахнулся, поскольку я улепетывал зигзагами.

Мне не хватало воздуха, нещадно болела растянутая лодыжка. Пару раз я едва не уронил фонарь, а ведь фонарь, как бы тускло он ни горел, был моим единственным источником света. Если я случайно уроню или разобью его, то на этой темной земле меня ждет полная слепота. Улучив момент, я бросил взгляд на небо. Хотя время близилось к полудню, я не увидел в черной бархатной тьме ни единого просвета.

Хватая широко открытым ртом воздух и с трудом удерживая дверцу, которая с каждым шагом становилась все тяжелее, я наконец добрался до вершины холма.

Свет фонаря был настолько слабым, что стена, окружавшая старый помещичий дом, возникла практически ниоткуда.

До моего слуха донесся шорох. Кто-то тяжело шагал по гравию. Я замер, пытаясь сообразить, что напоминает мне этот звук.

Опять те же тяжелые шаги. Это мог быть только триффид. Растение-убийца шагало по засыпанной гравием подъездной аллее.

Ожидая удара, я прикрыл лицо дверцей шкафа.

— И что же вам, сэр, здесь понадобилось, позвольте узнать? — поинтересовался суровый женский голос.

Я настолько изумился, услышав человеческую речь, что замер, не произнося ни слова.

— Давайте без глупостей. Я же знаю, что здесь кто-то есть.

До меня снова долетел звук тяжелых шагов по гравию. Я поднял лампу повыше и увидел одну из слепых матерей. Слепую мать, как известно, можно безошибочно узнать по обязательной белой косынке. Вглядевшись внимательнее, я понял происхождение звука. Женщина, работая граблями, старательно выравнивала гравиевое покрытие в тех местах, где оно было повреждено колесами. Она то и дело обращала в мою сторону взгляд невидящих, исполненных мудрости глаз. Матери было лет семьдесят, но возраст, судя по всему, никак не сказался на ее энергии. Осколки белого известняка ложились ровным и плотным слоем под точными ударами поблескивающих в свете фонаря грабель.

— Матушка… — задыхаясь, начал я (ко мне вернулся голос, и я смог выговорить принятое обращение), — матушка, вы должны вернуться на территорию Дома и закрыть за собой ворота.

— Должна, молодой человек? Я не ослышалась?

— Да. Дело в том…

— И кто же, простите, столь нагло осмеливается мне приказывать?

— Прошу прощения. Меня зовут Дэвид Мэйсен.

— Мэйсен? Забавно… Не имеете ли вы какого-нибудь отношения к Биллу Мэйсену?

— Имею. Я его сын.

— Итак, мистер Мэйсен-младший, не могли бы вы мне поведать, почему вы задыхаетесь и с какой стати вся эта спешка?

К этому времени мой фонарь уже едва горел. Я так поспешно покинул коттедж мистера Хартлоу, что забыл проверить уровень масла в резервуаре. Темнота начиналась в ярде от меня, и казалось, что она непрерывно расширяется, словно воздух, который стремится заполнить вакуум. Кусты, деревья — все утрачивало формы, превращаясь в странные, чудовищные тени.

— Выслушайте меня, матушка, — сказал я, тревожно вглядевшись по сторонам и ничего не увидев, поскольку фонарь почти погас. — Сюда идут триффиды.

— Триффиды? — удивленно переспросила она, мгновенно перестав работать граблями. — Надеюсь, это не шутка, молодой человек?

— Нет, матушка. К сожалению, я не шучу. Прошу вас… нам надо закрыть ворота. Они могут появиться здесь в любой момент. — Я посмотрел вниз по склону холма, но не увидел ничего, кроме темноты. Ничего, кроме этой ужасной, абсолютной тьмы.

— Быстро! — бросила она, осознав опасность. — Берите левую створку ворот. Я закрою правую.

Фонарь все тускнел по мере того как иссякало масло (полученное по иронии судьбы из триффидов), и я с трудом мог различить ажурную металлическую створку ворот высотой в добрых восемь футов. Стена была примерно такой же высоты, и я надеялся, что она окружает всю территорию. И еще я молил Бога, чтобы там не оказалось других открытых ворот или калиток. Триффиды достаточно сообразительны — наткнувшись на преграду, они начнут обходить ее по периметру и, обнаружив прореху в обороне, ворвутся в крепость и примутся убивать все живое.

Откуда-то издалека долетали веселые голоса детей. Как только моя спутница защелкнула на воротах висячий замок, я сказал:

— Матушка, нельзя ли собрать детей в помещении? Приблизившись к стене, они могут оказаться в опасной зоне.

— Я позвоню в школьный колокол, — сказала она и поспешила туда, откуда доносились голоса детишек.

Меня поразила легкость, с которой пожилая слепая женщина ориентировалась на местности.

— Следуйте за мной, молодой человек. Нам может понадобиться ваша помощь. Дети страшно возбуждены и утверждают, что на улице до сих пор темно.

— Да, это действительно так.

— Насколько темно?

Я сказал, что без фонаря не увидел бы своей руки перед носом.

— Вначале тьма, а затем триффиды… — немного помолчав, сказала она. — Вам не кажется, что мы имеем дело с довольно зловещим предзнаменованием?

Тут мой фонарь погас окончательно, и я окаменел, хотя и понимал, что мне ничего не угрожает — по крайней мере пока. Я снова утратил способность видеть.

— У вас здесь есть радиопередатчик? — нервно сглотнув, спросил я. — Нам необходимо связаться с властями. Я успел предупредить их о триффидах, но надо дать им знать, что мы пока в безопасности.

— Непременно, мистер Мэйсен. А пока следуйте за мной в дом. Он недалеко — вон там, за деревьями.

— Простите, матушка…

— Почему вы так нервничаете, молодой человек? Что случилось?

— Мой фонарь погас.

— Неужели сейчас настолько темно, что вы ничего не видите?

— Именно так.

— Ну и чудеса! Что же, мистер Мэйсен, позвольте мне в таком случае взять вас под руку. Я стану вашим поводырем.

С этими словами женщина, тридцать лет назад потерявшая зрение, сунула руку мне под локоть и быстро зашагала сквозь бархатную тьму. Гравий громко скрипел у нас под ногами.

Я шел, выставив перед собой руку на уровне глаз. Как и все внезапно ослепшие люди, я опасался налететь на препятствие и повредить лицо.

— Мистер Мэйсен, огни дома уже видны?

— Нет. Пока ничего не видно.

— Вы вот-вот увидите свет. Возможно, дом еще скрыт деревьями.

«А возможно, триффиды проникли через другие ворота и уже истребили всех обитателей Дома Материнства», — в испуге подумал я.

— Мистер Мэйсен, я слышала множество историй о попытках вашего отца найти способ искоренить эти гнусные растения. Но ваше имя рядом с ним почему-то никогда не упоминалось.

— Только потому, что я с отцом не работаю. У меня нет склонности к науке.

— Чем же вы в таком случае занимаетесь, мистер Мэйсен? Надеюсь, я не очень докучаю вам своим любопытством?

— Вовсе нет. Я летчик.

— О… Один из наших немногих храбрецов. Но боюсь, вам страшно тесно в кабине самолета. Я вижу, что вы очень высокий молодой человек. Какой у вас рост? Шесть футов два дюйма?

— Шесть и четыре.

— Потрясающе!

Она болтала, чтобы хотя бы немного снять с меня напряжение, так как прекрасно понимала смятение человека, внезапно лишившегося зрения. Я по мере сил поддерживал разговор, хотя, если быть до конца честным, расслабиться не мог. Мне крайне не нравилось происходящее, и, кроме того, я знал, что в эти минуты триффиды шагают к Дому Материнства настолько быстро, насколько позволяют их деревянные конечности.

— Вы женаты, мистер Мэйсен?

— Нет.

— Не нашли достойной девицы?

— Частично поэтому. Но главным образом потому, что мне часто приходится по нескольку недель отсутствовать, что, согласитесь, не годится в семейной жизни.

— Оказывается, у молодого человека не только героический склад характера. Он, кроме того, и весьма чувствительная натура. Чуть позже нам следует серьезно побеседовать. Для нашего острова вы, возможно, куда более ценны, чем считаете сами. Как поживает ваша матушка? Когда-то давным-давно мне довелось прочитать ее книгу «Мои похождения в мире секса».

— Она чувствует себя превосходно. Хотя все ее писания теперь ограничены ведением лабораторных журналов. О! Я этого не ожидал.

— Ваше восторженное «О!», очевидно, должно означать, что вы наконец заметили свет.

Первое, что я увидел в сиянии электрических ламп, освещающих подъездную аллею к Дому Материнства, было улыбающееся лицо моей спутницы. Лишь после этого я заметил внушительный трехэтажный особняк и детишек, играющих на отведенной для этого площадке. — Поскольку вы снова обрели способность видеть, мистер Мэйсен, не могли бы вы помочь нам загнать детей в дом? — сказала матушка и, хлопнув в ладоши, крикнула: — Тимоти, Люси, немедленно слезайте с дерева!

Для меня так и осталось тайной, как незрячая женщина могла узнать забравшихся на дерево детей. Затем она подошла к шесту, стоящему неподалеку от подъездной аллеи. Вдоль шеста свисала веревка, а его верхушка исчезала во тьме. Как только она потянула за шнур, я услышал колокольный звон. Мелодичный звук прокатился над территорией Дома Материнства и, перевалив через стены, замер вдали у подножия холма.

Дети среагировали вполне послушно — они промчались мимо меня, что-то возбужденно крича писклявыми голосами. Отсутствие солнца не столько напугало их, сколько потрясло воображение. Детишки бежали в то крыло здания, где в окнах горел свет.

Матушка продолжала дергать за шнур, и колокольный звон не смолкал. Этот мелодичный звук не только приказывал детям вернуться в классы, но и посылал недвусмысленный сигнал бродящим по полям триффидам. Для них школьный колокол служил призывом к обеду. Я не сомневался в том, что растения-убийцы очень скоро соберутся толпой у ворот и примутся испытывать их на прочность.

К нам легкой походкой подошла матушка лет двадцати.

— Все дети в помещении, мать Сьюзен, — сообщила она.

— Благодарю вас, мать Анжела. Будет лучше, если и вы укроетесь в доме. Соберите, пожалуйста, в трапезной всех матерей и вспомогательный персонал, я хочу им кое-что сказать.

— Да, матушка, — ответила мать Анжела и, бросив на меня оценивающий взгляд, поспешила к дому. Нам оставалось только ждать.

Все ворота и калитки, ведущие на территорию Дома Материнства, были заперты и могли противостоять напору триффидов по меньшей мере час. Истребительным отрядам противотриффидной службы вполне хватало времени, чтобы нас спасти. В случае, если растения все же прорвутся на территорию, мы могли укрыться за солидными дверями особняка.

Поскольку заняться было нечем, я некоторое время побродил по старинному зданию. В библиотеке над камином эпохи короля Якова I неизвестные строители вмуровали в стену доску, на которой были выбиты слова: «Sol lucet omnibus». По счастью для меня, чуть ниже латыни значился и перевод: «Солнце сияет для всех».

Да… похоже, что теперь это не так.

В мире темно, как в царстве Аида, и никто не знает, сколько времени продержится эта тьма.

Выйдя из библиотеки, я двинулся по коридору. В одной из классных комнат детишки распевали гимн:

Эти детские голоса заставили меня похолодеть. Детишки беззаботно распевают, чувствуя себя в полной безопасности в этом знакомом для них мире. Но за стенами их мира, там, в черной тьме, триффиды тоже слышат их песню. Я представлял, как эти абсурдные растения, раскачиваясь подобно танцующей под звуки флейты смертельно ядовитой кобре, шагают в нашу сторону. Только в отличие от кобры эти монстры не подвластны чарам музыки. Растения-убийцы жаждут пищи, и если дать им малейшую возможность, хлестнут своими стрекалами по личикам детей.

Представшая перед мысленным взором картина совершенно выбила меня из колеи. Будь на то моя воля, я в целях безопасности загнал бы всех детишек в глубокий подвал. Мать Сьюзен, напротив, полагала, что детей тревожить не стоит, и поэтому все в Доме Материнства (если не считать тьмы за окнами) было как обычно. Тем не менее я предложил ей выслать несколько зрячих матерей в дозор. Матушка согласилась, и на плоской крыше здания разместились посты. Время от времени от них поступали сообщения, что за внешними стенами нашей крепости видны раскачивающиеся верхушки двигающихся триффидов.

Чуть позже матушка Сьюзен пригласила меня в трапезную, где я подкрепился чаем с тостами. Усевшись рядом со мной за длиннющим столом, матушка сказала:

— Я люблю брать быка за рога, мистер Мэйсен. Скажите, вы уже поставлены на учет в каком-нибудь из Домов Материнства?

— Поставлен ли я на учет? Какой учет? — изумился я, сознательно разыгрывая тупицу.

— Бросьте валять дурака, мистер Мэйсен. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Итак, состоите ли вы на учете?

— Нет, Не состою.

— Но такая кровь, как ваша, могла бы принести нашему острову огромную пользу.

— Хм-м… Не знаю, стоит ли…

— Может быть, вы являетесь принципиальным противником евгеники?

— Нет, но…

— Что же, в таком случае вопрос решен. Как только эта буря в стакане воды благополучно утихнет, а колония вернется к нормальному существованию, мы ждем вас в гости на ужин.

— Мне надо будет лететь в…

— Никакой спешки нет, мистер Мэйсен. Можно и подождать. Следующая пятница вас устроит?

— Хм-м… Я не уверен, что…

— Вот и прекрасно! Решено. Следующая пятница. И запомните, зерна, которые вы бросите в почву, одарят нас всех богатым урожаем. А сейчас я оставляю вас наедине с тостами. И непременно попробуйте джем из крыжовника, он сварен из сублимированных ягод. — Встав из-за стола, она улыбнулась и добавила: — Согласитесь, что людей не каждый день так прямо приглашают внести личный вклад в рост народонаселения.

— Да… То есть нет… Не каждый…

Она ушла, а я слегка остолбенел. Вне всякого сомнения, мне предстоит все хорошенько обдумать.

В те минуты, несмотря на потрясение от внезапного наступления тьмы и неожиданного десанта триффидов на пляже Байтуотера (в духе исторической высадки союзников в Нормандии), я не сомневался, что день наступит, триффидов истребят, а жизнь вернется в привычную колею. Я верил в то, что снова стану доставлять по воздуху пассажиров на острова Силли, остров Джерси или остров Гернси, а иногда даже и совершать глубокую воздушную разведку Британских островов. Тогда я не предполагал, что тьма опустилась на всю Землю, и понятия не имел о том, что будущее, которое я себе рисовал, не имеет ничего общего с тем, что меня в действительности ожидает.

А после того как прибыли облаченные в защитные скафандры и вооруженные противотриффидными ружьями бойцы истребительного отряда, моя убежденность в том, что все скоро вернется к норме, только окрепла.

Из окон верхнего этажа Дома Материнства я наблюдал, как машины с ярко горящими фарами окружали армию триффидов. Уже через несколько минут растения-убийцы были обезглавлены и потеряли способность жалить. После этого триффидов по одному валили на землю и обрубали им, если можно так выразиться, ноги. Затем, как я знал, все останки растений должны были отправиться в переработку. Та пульпа, в которую превращались триффиды, таила в себе опасности не больше, чем попавшая во вторичную переработку бумага.

Прошло всего несколько часов, и остров был свободен от вторгшихся на него триффидов. Эту радостную новость сообщило радио.

Но оставалось еще множество вопросов, на которые необходимо было получить ответы. Над землей по-прежнему висела тьма. И первым делом следовало как можно скорее узнать, почему и как исчез дневной свет. Во-вторых, необходимо было ответить на вопрос: каким образом триффидам удалось незаметно высадиться на острове и нанести столь смертоносный удар. Я получил ответ на эти вопросы раньше, чем другие обитатели острова. Долго ждать не пришлось — мне приказали срочно явиться на базу.

Впрочем, в то время я даже не догадывался, что дорога на аэродром окажется для меня первым этапом самого замечательного и удивительного путешествия всей жизни.