Нильмера

Глава 9

Черные облака закрыли солнце над городищем перед самым закатом. Поздним вечером тьма рассеялась и посреди звездного небосвода сияло пол-луны.

В прихожей княжеского терема на стене висел старый охотничий лук.

Велизарий, осторожно снял его. Он вышел на крыльцо и стал медленно выцеливать половинчатую луну, словно между ее светлой и темной частью была некая, видимая только ему одному точка. Он отпустил тетиву и его тут же охватил сладострастный восторг. Будто он куда-то попал этой невидимой стрелой. Велизарий коснулся рукояти. Прикосновение к потрескавшейся, сухой древесине, вызвало в нем отвращение. Он бросил старый охотничий лук на мокрую землю и пошел прочь с княжеского двора.

Он постучал в избу украшенную весенними цветами. Она открыла дверь и в радостном удивление вымолвила:

— Велизарий?

— Здравствуй.

С наступлением весны Ива как-то сразу превратилась в молодую желанную красавицу. Он передал ей подарок — платье из княжеской багряницы. Ива вышла из гостиной в свою комнату. Вернулась она нарядной и не могла сдержать радости, от того, что он наконец-то к ней пришел.

Велизарий теперь страстно смотрел в ее красивые глаза, гладил ее черные волосы. Она немного смутилась или просто хотела показать вид, создать впечатление о своей недоступности. Но не выдержав порыва своей любви быстро бросилась в его объятия. Теперь он был нежен с ней. Их страстные вечерние поцелуи переросли в бурную ночь. Однако утром, при первых лучах солнца, его ночные влечения быстро рассеялись. Он посмотрел на спящую Иву, как ее красивые черные волосы расстилались по мягкой подушке, но она вдруг стала ему отвратительна. Он должен сейчас же уйти от нее. Его мысли, стали сбивчивыми и спутанными, он отвернулся от нее и тут же уснул.

Готовя завтрак, Ива с восторгом ухватилась за мысль, что они теперь будут вместе. Она говорила без умолку. И было что-то очень трогательное, в ее легкой наивности. Она будто не замечала, что утром Велизарий почти не оказывал ей знаков внимания и в разговорах с ней стал груб.

Ива протянула ему обе руки. Он холодно провел ладонью по ним. Она обняла Велизария и прижалась к его груди. Что-то бесчувственное было его в душе. Ива ловила его дыхание и биение его сердца. Будто во всем Велизарии больше не было никаких эмоций. Никакой любви к ней. Она отпрянула и поглядела ему прямо в лицо. Ива больше не улыбалась. Она хотела понять, как именно он к ней относится и увидела в его глазах безразличие. Он отрешенно посмотрел на нее. Глубокие глаза Ивы скрыли ее печаль. Она моргала ресницами, скривила губы и снова заулыбалась. «Пусть будет хотя бы так», — подумала Ива и снова прижалась к его груди.

Спокойствие покинуло городище. И хотя Валамиру порою удавалось приструнить заезжих разбойников, чтобы самому грабить по-тихому. Но несколько раз в месяц, Мережу захватывали настоящие бури.

По вечерам в такие дни городище багрово пылало, дымилось и заполнялось шумом уличных драк. Брошенные телеги, одинокие избы, даже охраняемые постоялые дворы, все они, становились добычей разбойников. В такое время находиться в городе было очень опасно.

Ах, эта вечная потребность в обладание богатством! Как ее желает даже самый честный труженик, которого надули уже все кому не лень. Не просто богатства, а именно упоения им, и уж само собой разумеющееся, чтобы у других такого богатства не было. В чем тогда будет смысл? Он трудится честно, на совесть. Собирает монетку к монетке, так и не поспевая за другими. Говорит, что будет работать честно и справедливо. Но как тянет его к радостям обладания, как скучны ему будни праведного труда!

Увидев, что порядки в городище ослабли, некогда казавшиеся добропорядочными, горожане, вышли на тропу наживы. Валамир, ставший витязем, никогда не отличался благонравием, а вот подать пример в грабежах сумел, как никто другой.

Велизария же, совсем не волновало происходящее в Мереже. Он целыми днями сидел в княжеском тереме, изредко покидая его ближе к ночи.

Вся Мережа, вдруг зажила жизнью разбойничьей.

Ремесленники бросали свои мастерские, меняя зубила на боевые топоры. Крестьяне не желали больше вспахивать поля, продавали плуг в придачу к захолустной хижине и покупали острое копье. Многие уезжали, боясь надвигающегося голода. Однако оставшиеся мечтали о всех богатствах, что лежали в тайных закромах покосившихся изб и богатейших теремов. Никого из них не останавливали многочисленные соперники, ежедневные драки, массовые помешательства и отсутствие всякого стыда. Все как с ума посходили! А мне что ли в сторонке стоять?! Как?! Я буду вспахивать поле, продавая все за жалкие крохи грабителям, а в это время остальные будут богатеть?! Нет, исключено! Раз уж начались в Мереже бесчинства, то почему бы и мне не поучаствовать?! Мережа катилась в пропасть, а князя это почти и не волновало. Впрочем, занявшихся повсеместным разбоем, жителей такая свобода даже обрадовала, правда ненадолго.

Прошло несколько лет…

— Разве можно запретить людям, вести самих себя к погибели, особенно когда им это становится в радость?! — начали спорить волхвы, заехавшие в Мережу по воле случая.

— Если каждый из них такие дела творит, будучи изуметися, то надобно сие пресечь, хотя бы уговором.

— Откровенно говоря, я не задумываюсь над вопросами добра и зла в отрыве от их источника. Ежели вящие в сем городище вждати до золота только, нечего от горожан то другого и ждать. Пускай и они жиру набирают.

— Удивил ты крамолой.

— Но поскольку те родственники, для которых зазор неприемлем в устах, но жить иначе им невмоготу, почему же им правила всего зазора не перевернуть? Нарушить обычай и замолвит словцо за них Чернобог.

— Хочу только предупредить: крамольников и раскольников Сварог терпеть долго не будет.

— В Мереже теперь все не так, как было раньше. Старые боги уже не занимаются здешними делами, управляет всем окрест, только их тень. Знаешь, кто?

Велизарий сидел за столом, хмуро посматривая за окно. Наступали сумерки и весенний ветерок принес в избу прохладу. Снег в Мереже уже растаял, но ночью еще возвращались заморозки. Он закрыл оконные ставни и подобрав масляный светильник с пола, зажег его.

Пока Ива затапливала печку, варила молодую картошку и раздувала самовар, Велизарий, без всякого интереса, слушал ее рассуждения о любви. После ужина они провели ночь вместе. Утром, он как обычно был холоден с Ивой. На этот раз такое отношение настолько разозлила ее, что она на прощание вымолвила:

— Мы уже несколько лет с тобой вместе, а ты все еще любишь эту дрянь!

Велизарий посмотрел на нее и усмехнувшись проговорил:

— Потому что она во всем лучше тебя.

В Мереже было пасмурно. На пустующей ярмарочной площади стоял всего один конный экипаж.

На облучке сидел сутулый извозчик: донельзя костлявый, изможденный и весь оборванный. Он был чрезвычайно осторожен в денежных сделках и прежде, чем тронуть исхудалых лошадей, по нескольку раз пересчитал все до последней монеты. В кибитке величаво сидела черноволосая женщина. Она была одета в платье, вышитое из княжеской багряницы. Женщина взглянула на извозчика довольно строго и чуть надменно. Возничий оглянулся на нее с настоящим испугом, засунул монеты в карман и не раздумывая хлестнул коней, тронув вперед.

Удовлетворение мелькнуло в красивых глазах черноволосой женщины. По всему ее нежному и чистому личику несколько розоватого оттенка, по выражению глаз, чувствовался душевный подъем. Когда экипаж подъехал к главным воротам, на ее трогательно-широких губах застыла улыбка.

Вдруг лошади остановились.

— В чем дело? — поинтересовалась Ива.

— Велено вас из города не выпускать, — сказал подошедший к экипажу разбойник.

Ива высунулась из кибитки и оглядевшись вокруг, увидела целую толпу вооруженных людей.

— Кем велено? — спросила она.

— Мной, — снял капюшон один из разбойников, Ива узнала в нем Валамира.

Он пробрался в кибитку и сел рядом с ней.

— Пойми, если я позволю тебе уехать, Велизарий с меня шкуру снимет.

— А если не позволишь, тогда это сделаю я, — сказала Ива, гневно посмотрев на витязя.

— Уж лучше тебя иметь врагом, чем Велизария, — рассмеялся Валамир.

— Ты уверен? — ухмыльнулась Ива. — А что если я расскажу князю про все твои делишки? Как ты весь город ограбил. Сниму, так сказать, пелену с его глаз. Уж мне он поверит, можешь не сомневаться.

Ухмылка сразу сошла с лица Валамира. Он выбрался из кибитки и тут же приказал разбойникам разойтись, а самых нерасторопных начал подбадривать пинками.

Витязь лично отпер скрипучие ворота и предложил Иве поторапливаться. Лошади, уже не сдерживались, фыркали и рыли землю копытами. Разбойники грязно-серой массой сбились в один угол возле ворот. На высокой деревянной башне одиноко дремал старый дружинник. С хмурого серого неба уже проглядывалось солнце. Как будто луч за лучом аккуратно пробивал облачную пелену.

Когда кибитка отъехала от главных ворот, Ива насупилась, нахмурив брови. Она с безумной горячностью и настойчивостью воскликнула:

— Давай быстрей извозчик, гони лошадей из этого проклятого городища!

— Сейчас же все исполню!

Возничий не оглядываясь, полетел прочь из Мережи, с единственной мыслью — поскорее бы отвязаться от этой проклятой колдуньи.

На крыльце княжеского терема, стояли Велизарий и Валамир. Первый сурово поглядывал на своего гостя и очень медленно, почти по буквам, задал вопрос:

— Это ты ее выпустил, али кто другой?

— Она просто меня обманула, — оправдывался Валамир. — Сказала, что поедет за город, собрать каких-то ягод или трав. Обещала что вернется скоро. Мне откуда было знать, что она собирается уехать с концами?

— Сказала, что приедет… — задумчиво произнес князь. Косясь на Валамира, он чувствовал, что все ложь… даже, кажется, и привычное благоговение перед его княжеской особой… которую всем своим видом хотел показать Валамир… сомнительно, что он меня не предаст. Хотя если подумать хорошенько… Но тут Велизарий поспешил перевести взгляд на летящую вдаль птицу.

Вдруг на него нашла ненависть: как такое произошло, — одна ненавидит, другая сбежала! Последний год был для Велизария особенно тяжелым временем. Он терзался, гневился и лютовал; Валамир скрытно бесчинствовал, скрытно разграбил город и окрестные деревни, когда мало-помалу монеты его тратились по ночам в кутежах и увеселениях, при свете дня, он снова приходил к князю, подсовывая тому гибельные для городища указы, он знал что тот не читает их вовсе, и начала Мережа приходить во все больший упадок, а Валамир тем временем нашептывал на ухо князю приятную лесть, как им восхищаются и чтят его все вокруг.

С первого дня княжения в Мереже, Велизарий не решался даже самому себе признаться, что принес городищу одни беды.

— Так я могу идти? — осторожно спросил Валамир.

— Нет, — сказал Велизарий и сурово посмотрел на витязя.

По Мереже поползли слухи, что витязя казнили прямо в княжеском тереме. Проверить эти слухи было, конечно, себе дороже. Однако подозрения, вызванные народной молвой, не прекращались, и все с великим нетерпением ожидали хороших новостей от князя. О том что он расправился с Валамиром и хочет постановить указ про нового витязя. Ожидали этой вести почти все, даже большинству разбойников осточертела порочность и бесчестность витязя! Но как же, почти вся Мережа оказалась расстроенной, когда увидела князя и витязя вместе, прогуливающихся возле главных ворот.

Князь и вправду подумывал казнить распоясавшегося витязя, но прикинув все заботы, которые свалятся на его плечи, после такого необдуманного поступка, он все же оставил Валамира управлять Мережей. У Велизария был для этого личный повод. Он окончательно решился уничтожить Плинту, князя окинцев. Для таких намерений требовалось большое войско и огромная казна. Но в Мереже осталось не больше пары сотен верных дружинников и разбойников. К тому же казна была почти пуста. С раннего утра до глубокой ночи Велизарий раздумывал, как осуществить свой замысел.

Осенью в княжеских хоромах стало пусто и тихо. Нильмера отпустила прислугу по домам, а сама осталась одна на всем хозяйстве. Она никогда не чувствовала сильной любви к своему мужу Плинте, скорее мимолетное увлечение, переросшее в скучный семейный очаг. Да и Сенежа уже сильно подрос и начал входить в возраст, когда дети уже начинают задумывать первые самостоятельные пакости, нуждаясь в хорошем воспитание. И хотя быт Нильмеры был заполнен хозяйством и поиском учителей, это не спасало ее от чувства одиночества, с особенной силой овладевшего ей.

Прогулки по городищу вдруг стали ей неимоверно скучны. Вести долгие разговоры с Плинтой с его рассуждениями о будущем, Нильмере совершенно опротивело. Он стал теперь для нее мужем опостылевшим, которого еще кое-как, можно терпеть рядом с собой, но не более.

Она с невыносимым огорчением все больше убеждалась в том, что муж ее гораздо глупей, малодушней, скаредней и гораздо дальше от нее, чем она могла полагать.

Она стала вспоминать свою юность, хотела ее вернуть, узнать новых отношений с кем-то другим… Она помнила, что было что-то еще, что доставило ей боль. Которую она заглушала колдовскими снадобьями ведьм. Они помогли забыть ее настоящую любовь. Нет, конечно он оставался в ее памяти, но исключительно как убийца ее отца и настоящее чудовище. Но все что между ними происходило ранее она забыла. Но теперь, спустя время, ей хотелось посмотреть, хотя бы на мгновение, что же там у нее было с этим чудовищем. Она пыталась гнать эти мысли от себя, но ничего не удавалось. Ей все больше хотелось возвратиться к той, навсегда ушедшей от нее, юношеской близости.

Нильмера гуляла по полуденному осеннему саду вместе со своим мужем. Она рассказывала ему об учителях, которых она подобрала для Сенежи. Для каждого предмета будет свой наставник. Всего учителей набралось десять. Теперь дело за князем, которому предстояло оплатить учебу. Плинта начал укорять свою жену в безрассудстве. Они уселись на деревянную лавку и князь, начал долгую тираду.

Она слушала и одобрительно кивала. Только потому, что прекрасно представляла себе, сколько еще Плинта приведет доводов, возрази она ему. Чтобы окончательно ее убедить, в правильности своего решения, он разразится речами до завтра, послезавтра. Если будет нужно, он потратит целую неделю, только для того, чтобы объяснить своей глупенькой жене, как важно, чтобы Сенежу обучали только двое учителей. Ее уже утомили все его аргументы, точки зрения, здравые смыслы, придававшие важности и напыщенности его речам.

«Ах, как бы я хотела, чтобы ты наконец-то заткнулся и пошел по своим княжеским делам!» — думала она. Как бы ей сейчас хотелось, послушать глупенькие разговоры, какого-нибудь молоденького бродяжки или деревенской дурочки. «Как он меня достал своим безусловным здравомыслием! Призывами и позывами к логике! Достало все! Хочу слушать глупость, чушь, вздор, сумасбродство! Пусть только будет красиво обманчивым в своих заблуждениях!» — стала злиться она про себя, в это же время раздраженно посматривая на него. Он все говорил и говорил. Причитал и причитал. Время начало клониться к вечеру. Когда начало садиться солнце, Плинта наконец-то замолк.

Однажды, ранним зимним утром, Нильмера в полушубке вышла на крыльцо загородного княжеского терема. Было еще очень темно, падал спокойный и ровный снежок, вокруг приятно пахло растопленными печами. Из-за ночных облаков, над темными очертаниями леса, стала виднеться красноватая луна.

Вдруг где-то вдали появилась горящая точка. Что-то начало приближаться к княжескому терему. Нильмера вздрогнула, забеспокоилась, она осторожно сошла с крыльца, и всмотрелась в темное снежное поле.

По всему горизонту, как будто враждебно приближались горящие огни. Они несколько раз останавливались и что-то выжидали. Нильмеру объял страх: что это такое, откуда оно, зачем так нежданно-негаданно приближается к терему? Вражеские всадники, злые колдуны… А может дружина самого Сварога несет нам наказание? Но за что? — волновалась Нильмера и больше ничего ей в голову не приходило. Ее с ног до головы терзал страх. Вдруг она вся затряслась: Это он, — а затем замерла, представив себе присутствие ненавидимого ею чудовища в этих огнях.

И вдруг огни опять замерли в заснеженном поле. Сердце Нильмеры будто пронзили невидимые иголки. Рядом, на верхушках деревьев затрещало, зашумело — и кричащий филин перенесся куда-то вглубь зимнего леса.

Нильмера отвлеклась на мгновение, посмотрев на очертания темной чащи. Когда она вернула свой взор к полю, яркие точки, будто начали превращаться в огненные шары, они летели в ее сторону, и ей казалось, будто они выжигают весь снежный покров. Нильмера, вся дрожа, бросилась обратно в княжеский терем. Она поспешно будила Плинту. Тот долго не желал просыпаться, затем проснувшись ворочался и отказывался вставать. Но наконец-то не хотя поднялся, накинул кафтан на плечи и вышел вместе со своей женой на улицу. Уже начался морозный рассвет.

Нильмера опять начала всматриваться вдаль. Огненные шары Сварога вдруг исчезли. Вместо них, она уловила своим бдительным взором десяток саней, мчавшихся ей навстречу.

— И чего ты там так напугалась? — усмехнулся Плинта. — Это Громобой едет с учителями.

— Почему ты мне заранее не сказал? — недовольно спросила Нильмера.

— Закрутился с делами, своими княжескими и совсем позабыл. Ты же видела, что я все последние дни до глубокой ночи засиживаюсь. Все с указами новыми, да с жалобами старыми вожусь.

— Почему их так много? — поинтересовалась Нильмера. — Целых десять саней.

Князь, ухмыльнувшись, чуть щурясь посмотрел на свою жену и сказал:

— Нет, ты не думай, что мы всех их наймем. Я позвал такую ораву, чтобы у нас был выбор. Одного из учителей выберешь ты, а второго я.

— Пойду, готовить завтрак для гостей, — сказала Нильмера и ушла в терем. Настроение у нее стало хорошее. Наконец-то ее муж сделал хоть что-то понравившееся ей. «Чем больше выбор, тем лучших учителей мы подберем для Сенежи», — подумала она и улыбнулась.

Нильмера еще больше обрадовалась, когда среди учителей увидела лучшую подругу своего детства. Ее звали Снежана. Все такая же молодая, — стройная, с небольшим румянцем и нежной кожей. С аккуратным тонким носом и длинными жемчужными волосами. Она взволновала всех вокруг, но особенно Громобоя. «Какая прелесть! Какая женственность! И ни румян, ни пудры, ни масок!», — думал Громобой, страстно смотря на нее. Он с самого утра посадил ее в свои сани и теперь в княжеском тереме тоже крутился возле Снежаны. Она чувствовала себя неуютно рядом с Громобоем и хотела чтобы он по-быстрее от нее отвязался. Нильмера заметила это и отвела подругу в сторону.

— Ах, сколько лет прошло! — воскликнула Нильмера и еще раз обняла свою подругу. — Ты какими здесь судьбами?

— Эх… — вздохнула Снежана. — Не самыми счастливыми я тут судьбами…

Стоит на острове, посреди большого озера славный град Китеж. Много песен, былин и сказаний о таинственном городе сложено. Когда Снежане было шестнадцать лет, выдали ее за богатого купеческого сына, что был родом с того города. Уехали они жить — не тужить. Были счастливы первый год и второй. Но прошло еще два и начались постоянные ссоры. Детей у них не было и быт совсем не сложился. Терпели они еще несколько лет, а потом разбежались.

— Как тебя муж отпустил? — спросила Нильмера, округлив глаза.

— А он мне больше не муж, — ухмыльнувшись ответила Снежана.

— Это как? — впала в ступор Нильмера.

— В граде Китеже старейшины позволяют попавшим в несчастливый брак разводиться.

— Разводиться? — у Нильмеры загорелись глаза. Она еще раз посмотрела на Снежану. «Но как она похорошела! Ах, этот славный град Китеж! Кто бы здесь разрешил развестись, ежели брак несчастливый! Эх, мне бы поехать туда!»

Выбор первого учителя, для Сенежи был очевиден. Нильмера настояла на том, что это будет Снежана. Плинта конечно покривил брови перед женой, разглагольствуя о том, что такая молодая женщина вряд ли сможет научить полезным предметам и начальным навыкам колдовства лучше, нежели опытный наставник. Но разгадав жалостливые намеки Громобоя, да и оценив прочих наставников с выбором жены согласился.

Второго же учителя, так подобрать и не удалось. Был один малый, долговязый и хмурый. Он два года назад уехал из Мережи и скитался по деревням, не зная куда приткнуться и наконец добрался до земель Окинцев. Все было хорошо в нем, и предметы он знал на отлично, и в кое-какой магии смыслил, амулеты защитные умел изготавливать. Но когда дошло до вопроса владения луком, копьем и мечом, он растерялся. А тут еще и Громобой, хотел показаться перед Снежаной. Выдал он этому малому деревянный меч, а сам с кулаками на него пошел. Малый от страха закричал, бросил деревянный меч, а сам убежал в лес. Искали его до самого вечера, потом привели всего замерзшего и еле отогрели в княжеской баньке.

— Да какой же из этого доходяги наставник? — негодовал Громобой. — Послушай князь, я сам обучу твоего сына, не хуже прочих.

— Мечом только махать и научишь, — пробормотал Плинта. — А как же быть с остальными предметами? Ты ведь в них дуб дубом!

— Как с остальными предметами? — удивился Громобой. — И остальными предметами махать научу, будь то щит, копье или лук. Я с дубом хорошо знаком.

— Я говорю тебе про науки! — схватился за голову князь.

— Аааа…. про науки, — почесал затылок Громобой. — Ну, так Снежана научит.

— Снежана… — произнес князь и укоризненно посмотрел на улыбающегося витязя. — Думаешь я не видел, что ты на нее запал? Теперь хочешь моего сына использовать, чтобы поближе к ней быть?

— Ну так я это… — заволновался Громобой.

— Ладно, будешь ты Сенежу обучать обращаться с копьем и мечом. Так уж и быть.