Глава десятая.
Интриги, скандалы, расследования.
Апрель 1993 года.
Локация – Дорожный РОВД.
Большую часть папки занимали ксерокопии страниц уголовного дела, составленных следователями прокуратуры – запросы, выписки, протоколы допросов. С трудом продираясь сквозь неровные крючки и петли размашистых или мелких прописных букв прокурорских работников, я разочарованно пролистывал страницу за страницей. В папке было все, что положено, хоть отправляй в качестве учебного пособия в высшее учебное заведение МВД, но я никак не мог найти главное – работу по версии о причастности к организации покушения Пыльникова Аркадия Борисовича, бывшего начальника генераторного цеха Завода и его дружков. Не было в материалах дела ни одного слова в сторону работы по этой версии. Ни крутые оперативники не работали в этом направлении, ни следователи прокуратуры не проявили ни малейшего интереса в отношении руководства АОЗТ «Энергоспецремонтгарантия», у которого в Арбитражном суде находились в производстве два встречных иска на многие-многие миллионы. Неужели генеральный не сказал о своих подозрениях следователю или оперу, ведь я знаю, что его допрашивали до того, как увезли на операцию в Германию.
К сожалению, по телефону этот вопрос не задашь, придется ехать к Соколову домой, а там встречаться с его супругой, как ее там зовут, дай Бог памяти, Ольгой Степановной, которая меня ненавидит.
Поставив визит в дом шефа одним из неотложных дел, я продолжил листать оперативное дело, замаскированное в груде моих справок и рапортов. Когда в четыре часа утра по коридору загрохотали уверенные шаги, я уже вернул дело о покушении на шефа на место, даже сунул в стопку в том-же порядке, что оно лежало до этого, а жулик, стоящий в угла, встрепенулся и из положения «вольно», в котором он, судя по всему, дремал, вытянулся «смирно».
- Как у вас? Нормально? – в кабинет влетел запыхавшийся Варенников, недовольно покосился на лежащие на диване сигареты и спички.
Я неопределенно пожал плечами и стал собирать свои бумаги, разложенные на столе – положено было этого жулика угощать сигаретами или нет, дело не мое. Сергей никаких указаний, уезжая, не дал, а мне надо было, чтобы бывший сиделец спокойно отстоял два часа, без ненужных мне эксцессов.
Вернувшись в свой кабинет, я упал на стул и задумался. Судя по бумагам оперативного дела, никаких рабочих версий наши «крутыши» не имели, написали универсальный план работы, аккуратно, каждую неделю, вкладывали в казенный скоросшиватель пару новых бумажек, по отработке или проверке, и на этом все – в определенном направлении они не копали, но такого не могло быть. У любого, добившегося чего-либо человека, есть куча недоброжелателей, способных отправить конкурента на свидание с Создателем, тем более, что народ, как будто перешел некую незримую моральную черту, посчитав, что это допустимо.
Особенно невероятна пассивность было для старшего «убойщиков» Олега Князева, который всегда демонстрировал прущую из него энергию, наступательность и веру в свои силы. Правда, я достаточно редко слышал доклады Князева на планерках, так как он предпочитал докладывать планы и результаты работы руководство наедине, после всех, ссылаясь на особую секретность полученной его группой информации. Секретность –секретностью, но оперативное дело уровня того, что я почитал в кабинете группы «по тяжким», я бы накропал за день, не выходя из кабинета и не имея вообще никакой информации по делу.
Директор Завода жил за городом, на территории нового охраняемого поселка. К моему удивлению, лом его не рвался к небу, в модном сейчас стиле трехэтажного дворца, с башенками и флюгерами, а походил на военное укрепление, обнесенное серыми бастионами со стороны улицы. Электрический замок калитки щелкнул, впуская меня на огороженную территорию.
Директор сидел в коляске, на широком крыльце дома, непохожий на себя прежнего, одетый в расстегнутый армейский тулуп и вязанную шапку со смешным помпоном.
Я поздоровался за руку, на стул, стоящий рядом присаживаться не стал, а оперся на деревянный столб, поддерживающий скат козырька над крыльцом.
- Как здоровье, шеф? Когда на работу выходите?
- Надеюсь, что в мае, после праздников, получится. Очень тяжело снова начать ходить, а на этой…- директор, со злостью, ударил ладонью по колесу коляски: - Смешить народ не хочу.
- И в чем тут возможен смех? После такого ранения не у каждого хватит упорства снова к жизни вернуться. – я пожал плечами: - Кстати, о ранении… Хотелось бы знать, дорогой руководитель, что и в каких объемах вы откровенничали со следователем и другими милиционерами? Какими подозрениями с ними делились?
- Что-то случилось? – генеральный напрягся.
- Ничего. – соврал я: - Просто интересно, столько времени прошло, но, как я понимаю, никаких движений нет, а это странно, вот я и решил, что необходимо маленько следствие подтолкнуть, чтобы оно активнее стало. А расскажите, с кем вы общались? Кто вас допрашивал?
К сожалению, из Соколова рассказчик получился не очень хороший. Раненный, парализованный, находящийся под воздействием сильнодействующих лекарств, он плохо помнил, кто к нему приезжал и о чем спрашивал, но то, что в качестве подозреваемого он называл учредителей АОЗТ «Энергоспецремонтгарантия» - в этом он был уверен на сто процентов. И также, на сто процентов, я был уверен, что в материалах оперативного дела эта фирма и их руководство не фигурировало.
Вытянув из Григория Андреевича все, что он помнил про допросы, я хотел перейти к обсуждению планов директора на возвращения на службу и, соответственно, на новую охрану, более эффективную, чем та парочка статистов, что сопровождала его в момент покушения, но, как всегда, не вовремя, появилась жена генерального, категорически заявившая, что выздоравливающему пора завершать прогулку. Судя по ее взгляду, обращенному на меня, Ольга Степановна Соколова мое дальнейшее пребывание на их подворье решительно не одобряла.
Апрель 1993 года.
Локация – квартира Громовых.
Я захлопнул папку и подошел к окну, бормоча под нос слова «Как хорошо быть генералом, лучше работы, я вам синьоры, не назову».
Конечно, господин Арнольд Францевич Бриль, до недавнего времени, был не генералом, а всего лишь генеральным директором крупного производственного объединения, в котором трудилось больше двух с половиной тысяч человек, но своих друзей и преданных соратников он одаривал с истинно генеральской щедростью. Особенно ярко это было видно при заселении последнего многоэтажного дома, который Завод начал строить еще при советской власти.
Я, как временно исполняющий обязанности секретаря жилищной комиссии, имел доступ к этим документам, которые изучал с большим интересом.
Двести просторных квартир приобрели своих хозяев, и если большинство счастливых очередников моего внимания не заслуживали, то некоторые фамилии просто резали глаза.
Все началось с того, что я обратил внимание на цифру 20 процентов, указанную в постановлении администрации района о приеме жилого дома в эксплуатацию. Двадцать процентов квартир отчислялось предприятиями на нужды города – врачам, учителям и прочим военным-милиционерам, но это было тогда, когда советская власть была незыблемой.
Сейчас же, и это я знал точно, при сдаче домов, руководители предприятий всеми силами отбрыкивались от этих отчислений «в пользу бедных», и современные цифры не превышали десяти процентов от общей жилой площади сдаваемых квартир.
На желтоватом листе постановления значилась цифра «двадцать», причем эта цифра была написана черной тушью и выделялась среди остального машинописного текста.
И если примерно десять процентов квартир обезличено была передана мэрии, то вторая половина квартир «бюджетникам» передавалась индивидуально, на основании персональных писем на имя генерального директора.
Так, к примеру подполковник из городского ОБЭП, согласно письма ГУВД «О оказании содействия в улучшении жилищных условий», семьей из четырех человек, включая тещу, въехал в трехкомнатную квартиру с жилой площадью пятьдесят восемь метров, а уважаемый доцент из экономического института с супругой получили двухкомнатную квартиру с огромной лоджией. И все эти люди были при должностях, относящихся к категории уважаемых, практически номенклатурных. Удивительно, но многодетных семей, матерей одиночек или учителей русского языка среди этих уважаемых людей не было.
Наскоро пролистав решение жилищной комиссии я, уже не удивляясь, обнаружил, что семья бывшего генерального директора также получила трехкомнатную квартиру в новом доме, «на расширение», в связи с рождением двух внуков. И бывший наш сотрудник Пыльников Аркадий Борисович, бывший начальник генераторного цеха, а нынешний директор АОЗТ «Энергоспецремонтгарантия», которого я подозревал в организации покушения на директора нынешнего, также был в середине списка очередников, получивших новое жилье. И эта информация была очень и очень интересна – я понимал, что с ней можно и нужно работать. Не знаю, куда она меня приведет, но пошуровать длинной палкой в этом омуте стоит.
Я полюбовался на выползающий из-за горизонта огненно-красный, солнечный диск и придвинул к себе клавиатуру компьютера – надо было набросать образец письма от имени председателя жилищной комиссии завода. Утро воскресенья было одним из редких дней, когда я мог выспаться, но сев вечером просматривать документы жилищной комиссии, я, как дурак, просидел над ними всю ночь, а теперь не мог дождаться понедельника, чтобы запустить в работу полученную мной информацию.
Через несколько дней.
Локация – кабинет юридической службы Завода.
- Привет. – в кабинет заглянуло округлое лицо моего приятеля Константина Генриховича Герлингера, председатель профкома Завода. Мазнув глазами по кабинету и убедившись, что в помещении я один, профсоюзный лидер материализовался полностью.
- Привет. – мы обменялись рукопожатием и Костя плюхнулся на свободный стул: - Что делаешь?
- Костя, вот давай только без этого. – я скорчился, как будто, съел лимон: - Когда тебя мои дела интересовали? Давай, рассказывай, что ты хотел, а то у меня работы полно.
- Мне тут позвонили жильцы из нового дома, сказали, что им письма странные пришли…
- А почему тебе позвонили? Звонили бы Валентине, это же она письма направила.
- Ну, ты понимаешь, ведь это я…
- Да, понимаю, ты был председателем жилищной комиссии, но ты давно не председатель, и поэтому у меня к тебе один вопрос, Костя – ты что-то от распределения квартир в этом доме поимел или нет? Только правду скажи, подумай сначала.
- Что сразу правду…- окрысился Костя: - Тьфу, я имею ввиду – а что сразу брал? Не брал я ничего, просто директор часть квартир распределил лично и, я так понимаю, что людям непростым. А мне сказал не лезть не в свое дело, а то, вообще завод без квартир останется.
- В каком смысле – без квартир? – я удивленно помотал головой: - Завод же дом строил?
- Сказал, что можем под постановление попасть, что весь дом заберут под беженцев.
- Ну, а сейчас то ты что хотел?
- Так мне второй день звонят хорошие люди, говорят, что в суд пойдут.
- Ну и хорошо, что в суд пойдут.
- Но, они готовы по-хорошему вопросы порешать, без суда…
- Передай хорошим людям, что я подумаю. Если у тебя все, то я бы еще немного поработал, а то, больно много тут у вас дел веселых обнаруживается.
Не дожидаясь, когда Константин закроет дверь, я вновь уткнулся в бумаги, но вновь вскинулся, до того, как лидер профсоюза исчез:
- Костя, подожди. Подскажи пожалуйста, а Арнольду Францевичу Брилю вы на каком основании квартиру дали?
- Ну ты спросил, два года почти прошло…
- Так я тебе напомню – в решении написано «Расширение»
- А! Точно – расширение. У них двое внуков родились и там положено было, они по всем нормам нуждающимися были.
- Стоп-стоп. Какие нуждающиеся? Сын директора прописал в квартиру папы жену и двух своих детей, после этого они стали нуждающимися.
- Ну имел право к себе прописать. – Константин делал вид, что не понимает, куда я клоню.
- Все правильно, имеет. Только ни сын Арнольда Францевича, ни его уважаемая невестка к нашему заводу никакого отношения не имеют, а прописывая детей и жену к своему отцу, сын заведомо ухудшил жилищные условия своей семьи, тогда, как пропишись он у тещи, им по нормативам хватало жилой площади. Соответственно, ты не имел право семью Брыля-младшего учитывать в нуждаемости на квартиру, следовательно, бывшему директору квартиру дали незаконно.
Костя в ответ на мою заявку только покрутил пальцем у виска, и тихонько как в комнате тяжело больного, прикрыл дверь кабинета.
Вот интересно, какая суета начнется через несколько дней, когда до всех адресатов дойдут заказные письма за подписью Валентины, в которых она, от имени жилищной комиссии завода убедительно просила некоторых бывших новоселов направить на завод документы, подтверждающие право заселения в отдельные квартиры дома, построенного Заводом. Я пока не знаю, что буду делать с этой информацией, возможно, ее реализация выльется во что-то стоящее. Не думаю, что старый директор раздал двадцать квартир безвозмездно, то есть даром, ничего не получив взамен.
Осталось только решить, как поступить наиболее целесообразно – попытаться вернуть эти квартиры заводу или попробовать отжать у хитрых новоселов каких-то «ништяков».
Локация – территория Завода, кабинет юридической службы.
То, что с «ништяками» будет непросто мне дали понять через несколько дней. Сначала мне на службу позвонила Валентина и трагическим шепотом сообщила, что за мной пришли из ОБЭПа.
- Ты откуда звонишь, Валя?
- Мне главный бухгалтер разрешила позвонить.
- И сколько человек за мной пришло?
- Один.
- Валя, а он точно из ОБЭПа? – приступ паники увял сам собой.
- Он так сказал, а я только фамилию разглядела в удостоверение – Осокин.
Фамилия Осокин была мне известно. Михаил Владимирович Осокин был тем счастливым подполковником, что получил квартиру от завода.
- Понятно. Ты, Валентина, молодец. Только, в следующий раз постарайся не паниковать, а полностью все строки в удостоверении прочитать и запомнить. Если не успела прочитать, требуй, чтобы снова показали, пока ты не уяснишь, кто с тобой разговаривает. А пока иди на обед, а сама приходи через пару часов, не раньше.
Подполковник из ОБЭПа, а судя по недовольному лицу мужчины, стоящего в коридоре, напротив моего кабинета на Заводе, это был гражданин Осокин, прождал моего появления около сорока минут.
Не смотря по сторонам, а решительно подошел к кабинету, дернул ручку, оказавшейся запертой, двери, после чего достал ключ.
- И почему вас на рабочем месте невозможно застать? – раздалось за моей спиной.
Я, не обращая внимание на говорившего, сделал шаг в кабинет, но на пороге остановился и ломанувшийся за мной посетитель, не успев затормозить, напоролся на выставленный назад локоть.
- Ох еб…
- Вы кто такой? –я полностью перекрывал дверной проем и размером не уступал, рвущемуся в мой кабинет, мужчине, поэтому он прекратил попытки ворваться в помещение на моих плечах и начал нервно расстегивать куртку, после чего, глумливо улыбаясь, сунул мне в лицо раскрытое служебное удостоверение.
- Под-пол-ков-ник ми-ли-ции – я читал медленно, вслух и по складам: -Осо-кин… а, а что это за буковки внизу написаны?
- ОБЭП!
- Нет, не ОБЭП, я читать умею.
- Я начальник отдела по контролю потребительских рынков городского управления…- как понимаю, по сценарию, написанному в голове подполковника, я должен был мгновенно дематериализоваться, поэтому он вновь сделал шаг вперед, и, к своему удивлению, вновь натолкнулся на меня, застрявшему на пороге, как пробка в горлышке винной бутылки.
- У вас какой вопрос, господин подполковник?
- Э… поговорить надо.
- Поговорить? – я задумался на минуту, всем видом показывая, что, возможно, поговорить со мной не получится.
- Хорошо, ждите здесь. Как буду готов вас принять, я вас пригашу. – я захлопнул дверь перед носом старшего офицера, чего он уже выдержать не смог – молодецким рывком Осокин распахнул дверь так, что дверное полотно с силой ударило по стене и на пол посыпались куски штукатурки.
Осокин шагнул в кабинет, но вновь натолкнулся на меня. Попытка столкнуть меня с дороги успехом не увенчалась.
- Еще раз руку протянешь – уложу прямо здесь. – я набычился, готовый мгновенно бросить куртку и вступить в драку.
- С дороги отойти. – подполковник охренел от моего поведения, но из программы действия альфа-самца выйти не мог, ведь она его ни разу не подводила.
Я усмехнулся и бросил кожаную куртку на стул.
- Выйди в коридор и жди пока тебя вызовут.
Пол в кабинете был не очень чистый, весенняя грязь заносилась сюда с обувью, а уборщица не каждый день могла застать на рабочем месте. Осокин осмотрел свой костюм, галстук и светло-голубую рубашку и, видимо, решив, что драка с психом может дорого обойтись его одежде, молча вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Позвал я его через несколько минут.
- Что вы хотели?
- Я хотел узнать, что за бред мне прислали… - передо мной легло письмо, подписанное Валентиной: - но, для меня уже очевидно, что вменяемых людей я здесь не найду, очевидно разговаривать надо с директором.
Михаил Владимирович сделал вид, что встает со стула.
- Ваше право, но директор в длительной командировке, а, кроме него, я никому здесь не подчиняюсь.
- Это видно, что вы здесь ничему не подчиняетесь…
- Смысла вашей фразы, господин подполковник я не уловил, но, как я сказал, я подчиняюсь генеральному директору.
- Хорошо. – милиционер вновь уселся на стул, попытался схватить стопку документов, неосмотрительно оставленных Валентиной на столе, но я с силой ударил ладонью по столешнице рядом с бумагами и Осокин отдернул руку. После чего я демонстративно собрал все бумажки со стола и убрал их в сейф.
- Я слушая, какой у вас вопрос?
- Сейчас поясню…
Из получасовой речи подполковника милиции я понял, что я имею дела с волшебником. Только перечисление того, чего я лишусь в ближайшее время, заняло минут пятнадцать. Диплом о высшем образовании, машина, права и жилье должно было улететь в трубу по мановению волшебной палочки охранителя потребительских рынков. После чего он с упоением начал рассказывать о том, чего лишаться мои родители и, за компанию с ними, генеральный директор Завода, если мы еще раз только посмеем взглянуть в сторону квартиры, полученной семьей господина Осокина.
Когда подполковник выдохся, я достал с тумбочки своего стола диктофон с, болтающимся на проводе, выносным микрофоном, которые, под взглядом ошарашенного сотрудника ОБЭП, спрятал в сейф и тщательно его запер.
- Сейф засыпной, краном на этаж поднимали. – я улыбнулся: - Не изъять, не вскрыть не получится, вещь старинная, таких сейчас не делают. А теперь послушайте меня. Я действую по поручению директора, а он работает в интересах трудового коллектива. А трудовой коллектив, в лице слесарей, обмотчиков, литейщиков и изолировщиков, задают вопросы, мол, товарищ директор, мы за тебя голосовали, доверили тебе руководство огромным предприятием, а у тебя что творится? Сварщик Филиппов, многодетный отец с семьей ютится в комнате общежития, а в новый дом въезжают какие-то дяди, ничего, тяжелее … авторучки, в руках не державший, и на нашем Заводе ни дня не работавший. И таких, левых дядь и теть, в этом доме очень много. И народ волнуется, успокаиваться не собирается. И директор дает мне задание – проверить основание предоставления квартир гражданам, не имеющим отношения к нашему трудовому коллективу, что я и делаю. А так, как письма начальника городского управления с просьбой оказать содействие явно недостаточно, чтобы наших очередников в сторону отодвинуть, наша жилищная комиссия и направила вам запрос о наличии у вас дополнительных оснований для внеочередного предоставления вам жилья. Может быть вы герой Советского союза и ловите преступников на территории нашего района, каждый день подставляя грудь под бандитские пули или у вас детки инвалиды… А, судя по вашим угрозам в мой адрес, вы не герой, а какой-то коррупционер получаетесь. Вы, конечно, можете попробовать лишить меня водительского удостоверения и даже диплома – кто я такой, просто скромный юрист, но вот в чем проблема. Мне от вас лично ничего не надо, но информацию о том, что квартира вам представлена незаконно…
- Мне государство обязано! – выкрикнул разозленный подполковник, брызгая слюной.
- Так я так и напишу – обязано государство, а квартиру отобрали у многодетной семьи сварщика Филиппова, а куда Филиппов и весь его участок будут жалобы писать, я не знаю. Может быть касками начнут на площади Вождя стучать, а может быть вас вечером встретят возле квартиры и по мод… извините, по лицу настучат, кто знает? Сейчас народ очень нервный, экстремисты сплошные.