Человек аккуратно положил голубую брошюру на стол перед Дэниелом. Это был один из клиндеровских «священников». Нагрудный карман его лабораторного халата оттопыривался, как будто в него были засунуты смятые купюры.
– Это наша настольная книга. В ней объясняется все. Шон сел к Дэниелу на колени и закатил глаза:
– Ох, это такое занудство!
То, как книга была передана ему – торжественно, словно это было Святое Писание – напомнило Дэниелу один из любимых кадров Майка: сцена в библиотеке в «Гражданине Кейне»[43], когда репортёру, который искал Роузбада, предлагают священные мемуары мистера Бернштейна.
По в этой комнате, глубоко в недрах компаунда, не было ничего от величия этой библиотеки – ни мрамора, ни колонн, ни гигантского стального купола, ни столбов света из окон. Это была комната для совещаний – такая же простая, белая и функциональная, как любая комната в университете.
– Это та самая, которую меня просили проанализировать?
– Сэр? – озадаченно переспросил другой человек, сидящий в дальнем конце длинного коричневого стола.
– Боже мой, в этом месте хоть кто-нибудь с кем-нибудь разговаривает?
Шон поёрзал у него на коленях. Дэниел погладил его по голове и открыл тоненькую голубую книжицу.
ДВЕНАДЦАТЬ СТУПЕНЕЙ ПЕРЕХОДА
Джоэл А. Клиндер
I. Явление
Перешедший медлит у входа. Не в силах отцепиться от своего прошлого, он бессознательно связывает себя с остатками Предыдущей Жизни.
II. Отрицание
Перешедший продолжает существовать, как если бы ничего не произошло, находя оправдания любому несоответствию между окружающей реальностью и прошлым.
III. Самообман
Перешедший соружает хитроумные объяснения для существующего положения вещей. Часто он фиксируется на мифологизации прошлого или тяготеет к экстремальным точкам маниакального спектра – от параноидальной до паранормальной.
IV. Торговля
Чтобы предотвратить подавляющее чувство перемещенности, Перешедший усваивает некоторое количество ритуализированных маниакальных привычек (См. «Магическое мышление» и «Поклонники»).
V. Горе
Потеря смертности – вещь, к которой непросто адаптироваться. Любая модель поведения, используемая Перешедшим для осознания своего существования, основана на взгляде сквозь призму времени – его привычном видении, которое было условным. В мире, лишённом предельных сроков, последствий, окончаний – в мире без часов – у Перешедшего нет последовательной парадигмы, с помощью которой он может судить о своих действиях и решениях, оценивать себя. После того как предыдущие способы справиться с ситуацией оказываются бесполезными, он начинает по-настоящему ощущать свою утрату.
VI. Обвинение
Перешедший увязает в комплексах, таких как месть, ни на кого не направленная враждебность, экзистенциальный гнев. Он ищет козла отпущения, объект, который можно обвинить. Результатом чего может стать…
VII. Насилие
Недолго длящееся и бесполезное заблуждение, которое, к счастью, лишь немногие Перешедшие пытаются действительно воплотить в жизнь (См. «Корректоры»).
VIII. Ступор
Истощённый предыдущими стадиями, Перешедший подвергается странному психическому параличу. Он предпочитает не двигаться, не говорить, не иметь дела ни с чем хотя бы отдалённо человеческим. Он предпочитает ничто. Избегайте таких людей. Они представляют собой обманчиво могущественные средоточия негативной энергии.
IX. Любопытство
В мире, где нет счётов, подавленных желаний, ненужного страдания и страха, Перешедший может искать неизведанных доселе миров развлечения и свободного времяпрепровождения. Это может оказаться благодатным занятием: неисследованные территории наносятся на карту, неожиданные возможности изучаются. Хобби становятся постоянным занятием.
X. Экстаз
Перешедший чувствует заполняющую его радость. Он становится Наслаждающимся, и его общества желают многие. Он устраивает вечеринки; он смеётся; он шутит; он занимается сексом.
XI. Приятие
Ты мёртв. Ты будешь мёртв ещё долгое время. Добро пожаловать на борт.
XII. Воссоединение
Переживание новых встреч со своими прежними знакомыми и любимыми людьми может стать моментом обновления, ради которого живут все Перешедшие. Потрясение от этого опыта не должно недооцениваться.
Дэниел закрыл книгу. Шон заснул, сидя у него на коленях.
– Ничего более бредового я в жизни не читал.
Лаборант сказал:
– Отрицание.
– Должно же быть лучшее объяснение, чем это?
– Самообман.
Дэниел опять раскрыл брошюру.
– Двенадцать ступеней. Почему всегда двенадцать ступеней? Только раз в жизни я, кажется, видел тринадцатиступенную программу.
Лаборант промолчал.
– Слово «сооружает» написано с ошибкой, – добавил Дэниел.
– Торговля, – сказал тот.
– Прекратите это! Я прочёл книгу! Что, черт побери, значит «Перешедший»?
– Один из вновь посвящённых мёртвых.
– Вы хотите сказать, что все здесь… – он сделал попытку произнести это абсурдное слово. – Я чувствую запах волос моего сына! Я могу чувствовать, как бьётся его сердце. А как насчёт Рэчел? А как насчёт – я только недавно разговаривал с моим старым школьным другом Джорджем. Вы хотите сказать… кадавры, которые ходят от дверей к дверям?
Лаборант прочистил горло и сел за стол напротив Дэниела. Он вытащил миниатюрный компьютер из кармана халата и нажал несколько кнопок.
– Рэчел?
– Рэчел Линдсей. Мой парикмахер.
– Детройт, я полагаю?
Дэниел кивнул.
Тот впечатал имя одним пальцем.
– Рэчел Линдсей. Отрицание. Умерла от рака месяц назад.
Дэниел посмотрел на человека в халате. Тот осведомился:
– Джордж?
– Джордж Адамс, – слабым голосом сказал он. – Мы вместе бежали эстафету.
Клик. Клик, клик, клик, клик, клик.
– Джордж Адамс. Самообман. Умер от передозировки наркотиков. Восемь лет назад. Они все мертвы. И все они здесь. Каждый из тех, кто умер за последние десять лет, находится здесь.
Шон открыл глаза и сказал:
– С тысяча девятьсот девяностого.
Другой добавил:
– Вот куда подевались все толпы, если вам это бросилось в глаза.
– Вы… – Дэниел прилагал все усилия, чтобы не выругаться. – Что вы тут устроили?
– Успокойся, – сказал Шон.
– Обвинение, – сказал лаборант, и Дэниелу захотелось врезать ему по лицу. – Вы, возможно, испытываете желание ударить меня.
– Заткнись!
– Гнев и насилие. Вы очень быстро продвигаетесь.
– Я ломал мебель, – признался Шон.
Лаборант подтолкнул по столу в направлении Дэниела какую-то вещь. Она скользнула по поверхности и остановилась рядом с его рукой: серебряная зажигалка «зиппо», прикреплённая скотчем к пачке «Салема».
– Добро пожаловать на борт, – сказал лаборант.
Дэниела охватило внезапное чувство невесомости. Как будто он в любой момент мог поплыть к потолку и зависнуть там, как ускользнувший на празднике воздушный шарик. Он вцепился в сына, как если бы это был его балласт. Он ощущал тепло головы Шона, его невозможно гладкую щеку. Это, должно быть – что? Ступор? То, что он знал, что именно он ощущает, не делало никакой разницы. Он не чувствовал ничего. Ни печали. Ни голода. Ни боли. Его тело потеряло все свои аппетиты и желания. Оно могло быть телом кого угодно.
Поворачивай до отказа, подумал он. Это была фраза из прошлого: техническое выражение, его употребил как-то дядюшка Луи, когда они чинили штемпелевочную машину. «Бери семь на шестнадцать и крути до отказа», – наставлял он. Вот на что это похоже. Болт, который не может держаться крепче, чем есть. Его уже не провернуть.
– Нам надо поспать, – сказал ему сын. Его голос был отдалённым – воспоминание о другом времени. Как будто он находился в другой комнате, а не у него на руках.
Спать – это звучало хорошо. Это звучало чертовски хорошо.
Дверь открылась, явив взгляду Клиндера и Такахаши, спорящих о чем-то в холле; доктор, покрытый потом, держал толстую руку на дверной ручке, его пижама сверкала блёстками, как костюмы Майкла Джексона.
– Верни его, черт вас всех подери! – говорил Клиндер. – Мы будем работать над книгой.
Получивший выговор Такахаши кивнул и скрылся из вида.
– Какая ступень? – рявкнул Клиндер, входя в комнату.
– Девятая, – отвечал лаборант.
– Великолепная работа, – Клиндер подошёл и остановился рядом с Дэниелом. Его рукава и плечи были покрыты мерцающими алмазами. – Дэниел! У меня для тебя очень хорошие новости. Я собираюсь сосчитать от пяти до одного. После этого я щёлкну пальцами, и ты проснёшься. Готов? Начали. Пять, четыре, три, два, один.
Щёлк!
Дэниел моргнул. Он заметил, что плечи Клиндера были покрыты мелкими осколками стекла.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Клиндер.
Дэниел зевнул.
– Я устал.
– Просто ты был под гипнозом. Это ускоряет стадии перехода.
– Под гипнозом?
– Совершенно верно.
– Но я все помню. – Они имели в виду дневник Майка. Те люди в зеленой комнате. Теперь он знал это. Они очень осторожно расспрашивали об этом. Почему дневник так беспокоил их? Что это за скандал, которого они так боялись? Дэниел потёр глаза и снова зевнул.
– Вы сказали что-то про «хорошие новости».
– Да, сказал, – кивнул Клиндер, садясь на край коричневого стола. Он прикурил сигарету от серебряной зажигалки «зиппо», помедлил, наслаждаясь затяжкой и паузой. Потом выпустил слова вместе с клубами дыма: – Твоя жена жива.
Как будто шарик с конфетти лопнул в его груди. Больше чем облегчение, больше чем удовольствие, больше чем радость – он и не предполагал, что может чувствовать себя так хорошо и при этом ощущать такую слабость. Или, возможно, прошло столько времени с тех пор, как он чувствовал что-то похожее на радость, что она ошеломила его, заполнив внутренний вакуум, как глоток чистого кислорода. Это была надежда. Она была недалеко!
Но как это могло быть возможно?
Клиндер сказал:
– Экстаз.
– Что? – спросил Дэниел.
– Все, что тебе нужно делать – это ждать её. Способен ли ты на это, Дэниел? Способен ли ты ждать?
Какой глупый вопрос, подумал он. Это было гораздо лучше, чем не ждать ничего. Клиндер сказал:
– Настало время представить тебя твоей матери.