Невиданное

Глава 21

Ричарду еще нужно было забрать пару вещей, так что мы поехали в городскую резиденцию Хэтэуэев в близлежащем районе величавых домов, возвышающихся над ухоженными лужайками. Дом Хэтэуэев был кирпичным, с черными ставнями и серой шиферной крышей. Я предположила, что ему как минимум две сотни лет.

— Это не займет много времени, — сказал он. — Ты можешь подождать в машине, если хочешь.

И пропустить шанс побывать в этом доме? Мое любопытство должно быть явно читалось на моем лице.

— Пошли, — засмеялся он, выбираясь из лимузина. — Осмотришься.

Пока Ричард спешно взбежал наверх, чтобы взять пару «счастливых» запонок, которые его отец хотел надеть, когда будет выставлять свою кандидатуру, я прошла в гостиную. Тут снова повсюду присутствовало пристрастие Клер к минимализму. Успокаивающая палитра нейтральных тонов. Я прилипла взглядом к стене, увешанной фотографиями в рамках. Запелёнатый ребенок в качалке, малыш с жемчужно-белыми зубками, катающийся на качелях. Тот же самый мальчик, занятый строительством песчаного замка на пляже, среди падающих осенних листьев, наносящий последние штрихи к снеговику. На многих фотографиях стоит светловолосая женщина и с гордостью за ним наблюдает, — Клер Хэтэуэй, восхищающаяся своим идеальным сыном.

Но в другом времени она оставила его. Почему все настолько отличается? Почему Фиона хотела, чтобы я посмотрела в глаза маленькой Эмбер?

— Хм. — Ричард появился в дверном проеме, как раз вовремя, чтобы застать меня за рассматриванием.

— Ты был очень милым малышом, — сказала я.

Он улыбнулся. Его победная смесь кривоватой улыбки Клер и квадратной ухмылки Роберта.

Он пригласил меня в бистро на поздний ланч. В Ричмонде был район, в котором жили французы, бежавшие от нацистской оккупации в сороковых и пятидесятых, но не захотевшие присоединиться к своим соотечественникам в намного более отличной по географии Луизиане, простиравшейся на западе и севере от реки Миссисипи.

Ричард точно знал, что заказывать, что избавило меня от стыда за свой хуже-чем-посредственный школьный французский при попытке выговорить названия блюд. Он быстро понял, что я не в состоянии успеть за его скороговоркой и по этой причине он смог вовлечь официанта в беседу о «мадемуазель». «Да, конечно», — отвечал ему официант, кивая головой в мою сторону, «конечно», «совершенно верно».

— Что? О чем вы? — не переставала спрашивать я, но Ричард приложил палец к губам, чтобы убедиться в молчании официанта. Я решила, что это справедливая расплата за все случаи, когда я его дразнила, но подумала, что он слишком явно этим наслаждается. Наконец, официант произнес:

— Разрешите мне сказать, — и пояснил на английском с акцентом, что Ричард спрашивал у него, может он или нет считать меня самой привлекательной девушкой, увиденной за весь день. Я вспыхнула, закатила глаза и улыбнулась. Они оба расхохотались.

Он казался счастливой и убедительной версией того парня, которого я запомнила по разговору в машине, в том, другом времени. Я подумала, что возможно эта разница заметна оттого, что тут он рос со своей матерью. Может быть, с этим как-то связано то, что я спасла Мэгги. Может быть это стало причиной появления хороших событий не только в моей маленькой семье.

Позже, мы ехали назад, через центр столицы к выезду из города. Ричард, должно быть, заметил тоску на моем лице, когда мы проезжали Мемориал Джексона, потому что он попросил Джона остановиться.

Мы медленно поднялись по гладким ступенькам. Площадка сейчас была почти пустынной, в столь позднее время. С запада дул морозный ветер, ударяя мне в спину, запутывая вокруг колен мою юбку. Внутри монумента, можно было даже услышать, как он быстро носится в пустом пространстве между колоннами. Его свист звенел у меня в ушах, и я сфокусировалась на бледной вырезанной статуей, сидящей передо мной.

Все было… почему-то неправильно.

Не видящие глаза смотрели через колонны в будущее страны, которую он помогал создавать. Умное, угловатое лицо, рассеченное шрамом. Любимый первый президент АКШ, Эндрю Джексон. Позади него, в мраморе были вырезаны имена павших солдатов Конфедерации, которые умерли во время краткого, успешного восстания против Англии в 1833 году.

У меня мелькнула мысль, что в этом мраморном кресле должен сидеть кто-то другой.

Джон донес чемодан до Мессершмитта, затем мы включили двигатель и вырулили на взлетную полосу.

— На этот раз, кузина, я хочу, чтобы ты держала глаза открытыми. Этот закат я заказывал специально для тебя.

Вы оторвались от земли и полетели на запад, в розово-оранжевое небо, темнеющее до фиолетового. Ричард взял на себя роль экскурсовода.

— Вон там внизу, по левую сторону, находится Шарлоттсвилл. Оттуда происходят несколько наиболее важных деятелей колониального восстания. Парень, который написал документ, который они отправили Королю Георгу жил чуть к юго-востоку от города. Его поместье все еще цело, хотя и было конфисковано в пользу Короны. Оно называлось как-то вроде Монтевидео или…

— Монтичелло, — пробормотала я.

— Точно, ты права. Выходит, ты о нем слышала.

Нет. Я в жизни о нем не слышала. Или я ошибаюсь?

— Это очень изящное место. Красивая архитектура. Нужно как-нибудь туда съездить.

— Конечно, — согласилась я.

— За пределами Массачусетской колонии в Виргинии было наибольшее число повстанцев, большинство из которых были очень богатыми землевладельцами. И большинство из них, вполне вероятно, так или иначе, могут быть твоими предками.

Он повернул на север. Впереди земля разделялась широкой сверкающей рекой впадающей в Чесапик — Потомак. Мы приближались к дому.

— Слева, недалеко от Александрии, находится еще одна старая усадьба, возможно, даже больше, чем Дом Эмбер. Она все еще стоит, потому что собственность, по-настоящему, принадлежит жене. Ее второй муж, я забыл его фамилию, был одним из мятежников, уничтоженных агентами лоялистов в 1770-х, в начале восстания. Дом называется… — он на мгновение задумался. — Какая-то там гора.

— Вернон, — название внезапно всплыло в моей памяти. Гора Вернон, дом, — я вспомнила его имя — Джордж Вашингтон. — Во времена Другой Сары владелец не был одним из мятежников-неудачников. Его называли отцом-основателем.

Вашингтон, Джефферсон, Гамильтон, Франклин, Адамс — имена всплывали в моей памяти. Что случилось с этими мужчинами? Что стало с их революцией? Почему в этом времени они потерпели неудачу? И что у меня общего со всем этим? Последний вопрос стал агонией, которую я не смогла осмыслить. Что у меня может быть общего со всем этим?

Возле Аннаполиса Ричард перестал болтать и сфокусировался на приземлении. Я была благодарна за тишину. Для меня стало невозможным следить за разговором. Я вышла на охоту — искала в своей голове следы другого мира, другого времени, которое… что? Никогда не существовало? Я собирала угольки, которые складывала рядом друг с другом в надежде, что их жар пробудит мое сознание, пока бушующий огонь не заполнит все уголки.

Я едва обратила внимание на то, как Ричард приземлялся. Ветер здесь дул сильнее, уносясь дальше на север, врываясь в Чесапикский залив после своей гонки через лиги холодного, серого океана. Когда я открыла дверцу с пассажирской стороны, мои волосы взвились как змеи, забиваясь в нос, глаза и уши.

Ричард обнял меня за плечи и, поспешно проведя меня к машине, помог мне забраться внутрь, закрыл дверцу, оставляя снаружи бушующий ветер. Затем он уселся на водительское сидение. Потом нежно, кончиками пальцев, убрал за уши мои волосы. И задержался на моей шее.

— С тобой все хорошо?

— Думаю да, Хэтэуэй. Мне нужно возвращаться в Дом Эмбер. Я должна вернуться домой.

Он был уязвлен, но еще во мне тлели угольки другого Ричарда. Я ничего не могла поделать с видениями Ричарда из прошлого, который с таким вниманием смотрел на меня. Мне нужно было возвращаться.

Чем больше мы приближались к Дому Эмбер, тем сильнее в моей голове перемешивались картинки. Яркие, живые изображения умершего прошлого, отбрасывали извращенный свет на настоящее, показывая вещи, которые я раньше никогда не видела. Я вспомнила рваные джинсы и телефон, умещающийся на ладони, и черного президента Американской нации. Платья без корсетов. Розу, которая не лежала при смерти. Кинотеатр без сегрегации. Компьютеры и Европейские нации, и совершенно другой конец Второй Мировой. Без Рейхсляйтер Джегера, Японской империи и Тысячелетнего Рейха.

Разумеется, эти перемены никак не были связаны с Мэгги. Это было бы слишком масштабно; они зашли слишком далеко. Но это значило, что это также не имело ничего общего с Домом Эмбер. Фиона ошиблась. Она пошла по неправильному пути.

Что же тогда произошло? Каким образом это случилось? Так как только я… я была единственной… кто помнил другое время… то мне становилось дурно от убеждения, что каким-то образом, причиной всему была именно я.

Ричард остановил машину. Он посмотрел на свои руки, сжимающие руль.

— Эй, Парсонс, я сделал что-то не так? Что-то не то сказал?

Я узнала тон его голоса, та же самая ломкость, с которой в другом времени он описывал уход Клер.

— Прости, Хэтэуэй. Это не из-за тебя.

— Тогда что? — спросил он. — Так всегда происходит, Парсонс. Как только я начинаю думать, что у нас… не знаю… появляется связь, ты куда-то уходишь.

Он был расстроен, и я считала, что у него есть на это право. Он понятия не имел, что каждый наш разговор включал не только нас двоих, но также и других Сару и Ричарда. В этой маленькой машине было слишком людно.

— Прости, — снова сказал я. — Во время путешествия я увидела нечто, что меня очень расстроило, но прямо сейчас я не могу ничего объяснить. Простишь меня?

И он простил, разумеется, он меня простил. Потому что, каким бы там ни был призрачный Ричард, этот Ричард был совершенством.

Ричард уехал, когда я начала подниматься по ступенькам крыльца. Но я не могла войти внутрь. Я поняла, что мну нужно пойти в другое место. Мне нужно было увидеть еще кое-кого.

Я пошла по тропинке к реке. Замерзшая трава хрустела под моими ногами, быстрее и быстрее, пока я не начала бежать. Воздух, который я вдыхала своими легкими, горел, но я не замедлила бег. Не беспокоясь о своей одежде, своей безопасности, я бежала вниз по пологой тропинке к дому Джексона.

Он открыл дверь, когда я даже не успела постучать.

Пораженная, я сделала шаг назад. Он выглядел бледным, худым, истощенным. Его кожа была почти пепельной, а под глазами появились темные круги.

— Джей, с тобой все в порядке?

— Я в порядке, — ответил он. — Входи, — он сделал шаг в сторону. — Какао? — он указал на две дымящиеся чашки, стоявшие у плиты.

Я поняла, что чашка какао сейчас это именно то, что нужно.

Может быть, это уже происходило? Джексон всегда знал, что мне нужно, даже до того, как я это осознавала?

Он взял наши чашки и сел на диван. Я обхватила свою кружку руками, чувствуя, что она слишком горячая, но желая ощущать, как по мне распространяется теплота от контакта. Джексон ждал.

Я смотрела, как пенка кружится по часовой стрелке на поверхности какао.

Я хотела извиниться перед ним, хотела сказать ему, насколько он был прав, насчет того, что вещи нужно изменить. Но сейчас, когда я сидела здесь, я не могла найти слов, чтобы сказать, что я вспомнила о другом времени. О лучшем времени. О том, что оно было лучше не для меня или Ричарда. Лучше для всех остальных. Я склонилась над своей чашкой, чтобы скрыть слезы за упавшими волосами, и попыталась сглотнуть знание, которое как комок застряло в моем горле. Джексон продолжал ждать.

Я снова обрела голос и заговорила. Я рассказала ему все, что вспомнила о другом мире, мире, где все было намного больше продвинутым — наука, медицина, технологии — и все были более либеральными, более равными, черные и белые, мужчины и женщины. Когда я закончила, я сказала:

— Я единственная, кто помнит то другое прошлое. Я думаю, что это должно что-то значить.

— Может быть, — сказал он.

— Моя прапрабабушка Фиона думала, что изменения произошли из-за ее бабушки и девочки, которую та удочерила, но это не так. Они забрали Эмбер отсюда, и она больше никогда не возвращалась. Она умерла в Новой Англии. Молодая.

— Ребенок на фотографии с Маеве МакКаллистер.

— Да, сказала я. — И серьезно, она не прожила настолько долго, чтобы стать причиной тех изменений, которые я видела.

— Потому что они начались в семнадцатом столетии.

— Именно. После провалившегося восстания. Которое в другом времени не провалилось. — Что было странным, так это то, что я начинала думать об этом, как о настоящем времени, пока все не перемешалось окончательно. — Есть еще кое-что, что тебе нужно знать. В том, другом времени, твои родители все равно умерли. Авария все равно произошла.

Он закрыл глаза, его лицо сжалось.

— Это ужасная мысль, не так ли? Как будто они пострадали дважды.

— И что мы должны со всем этим делать? Постараться вернуть все назад? — спросила я.

— Я не думаю, что мы можем вернуть все, как было, — ответил он. — Но… может быть, мы можем изменить все снова, на что-то другое.

— Я боюсь, — сказала я. — Смотри, что произошло в прошлый раз. А что если станет еще хуже?

— Я видел другое, Сара. Что-то намного лучшее. Не тот мир, который ты описывала, лучший.

— Чем лучше? Можешь рассказать мне?

Он задумался. Я видела, что он хотел этого. Но он покачал головой.

— Время все еще неподходящее. Можешь просто поверить мне?

Поверить Джексону? Да, я могу.

— Что же мы должны делать?

Я услышала, как у него перехватило дыхание, а потом он улыбнулся, так ласково, так по-доброму, что я чуть не расплакалась. После легкого кивка он сказал:

— Во-первых, мне кажется, что нам нужно найти ту точку, в которой время изменилось. Нам нужно обыскать дом, найти воспоминания из другого времени.

Охота за сокровищами, мелькнула у меня мысль.

— Ты мне поможешь? — спросила я.

— Разумеется, — ответил он.

Разумеется.

Мы договорились, что начнем утром. Почему-то успокоившись, я пошла назад к Дому Эмбер.

Мама набросилась на меня, когда я вошла в дом.

— Разве машина Ричарда не отъехала давным-давно? Все в порядке?

Улыбнувшись, я кивнула и сказала, что все прошло именно так, как я и планировала.

— Я просто пошла прогуляться. Мне нужно было подумать.

— Подумать?

— Я не очень хорошо себя чувствую, мам. Мы можем поговорить утром?

— Я оставила для тебя немного еды.

— Я не могу есть. — Я покачала головой.

Ее лицо стало обеспокоенным, но она меня отпустила.

Я остановилась у библиотеки, прежде чем подняться наверх. Было кое-что, что мне нужно было сделать, проверить кое-что. Что-то, о чем я вспомнила.

Женский голос на другом конце провода был живым и веселым:

— Справочная, чем я могу вам помочь?

Я попросила соединить меня с Сиэттлом, назвав номер.

— Алло? Мистер Вандерчед? Могу я поговорить с… Джессикой? Джесси?

Но у него нет дочери. У него нет также жены по имени Дебора Гольдман. Когда я снова связалась со справочной, мне сказали, что у них также нет о них информации.

Работа Рейха была основательной, жестко подумала я. В мире осталось не тук уж много евреев. Включая девочку, которая когда-то была лучшей подругой Другой Сары.