Из открытой двери вползали хлопья искристого голубого тумана. Стелились под сводом, комковались, словно старая вата. Уплотнялись и множились, уже касаясь макушки Фацио, как шапка облака касается верхушки высокой горы. Лапушка, не колеблясь, юркнул в дверь. Ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Прежде, чем сделать шаг, Фацио обернулся:
— Ты все помнишь?
Джулия лишь кивнула, крепче стискивая его ладонь. Она помнила — держаться за спиной.
Он сжал ее руку в ответ:
— Пообещай оставаться за моей спиной, что бы ни случилось. Обещай.
Джулия молчала. Не соглашалась, но и не отрицала.
— Обещай!
Она едва заметно кивнула:
— Хорошо.
— Обещай!
Она сдалась, хоть и не хотела давать опрометчивых зароков:
— Обещаю…
Фацио смотрел на Джулию так, будто это доставляло ему боль. Смуглое напряженное лицо покрылось испариной. Наконец, он резко повернулся и шагнул, увлекая ее за собой.
Фонарь оказался не нужен. Все вокруг было залито ровным молочно-голубым светом, в котором плавали искристые тенета тумана, словно колыхалась призрачная морская гладь. Странное ощущение бесконечного пространства, лишенного ориентиров. Под ногами лишь узкая лестница без перил. Шаг влево, шаг вправо — и можно сорваться в бездонную невидимую пропасть. Может быть... А, может, под взбитыми комьями тумана скрывались камни… Снизу тянуло холодом и сыростью. Горьковато-острый запах, который так ярко ощущался в гроте после свежего воздуха, усилился многократно, оседал в горле. Запах сырости, плесени, холодных камней, если только камни могут как-либо пахнуть. Этот запах был каким-то неживым, плоским, холодным. И с каждым шагом впрямь будто становилось холоднее. Пальцы заледенели, по спине пробегал озноб, заставляя Джулию сильнее сжимать пальцы Фацио. Ощущалось что-то недоброе, опасное, своевольное…
Лапушка бежал впереди, просматриваясь сквозь туманную дымку размазанным пятном света — белый шар со шлейфом. Фацио старался поспевать за ним, не теряя из виду. Его сжатые пальцы превратились в железные тиски, из которых не вырваться. Джулии оставалось лишь послушно шагать следом, стараясь поспевать за шагами Фацио. Она растерянно осматривалась, замечая, как внизу, впереди, туман соткался в сплошное непроницаемое подвижное покрывало. Огонек Лапушки нырнул в эту муть и безвозвратно исчез.
Фацио тоже это отметил — Джулия почувствовала, как его пальцы стиснули ее уже немеющую ладонь. Он тоже боялся. И это было естественно, понятно для живого человека. Нянька Теофила иногда говорила, что ничего не боятся только дураки. А живой разумный человек должен бояться. Именно потому, что живой. Если выскрести страхи — он живым быть перестанет. Или человеком… Нянька была права. Неграмотная, смешная, полная глупых суеверий и вместе с тем какой-то необыкновенной исконной мудрости. Любимая и родная.
Джулия вдруг едва не разрыдалась, на крошечное мгновение вообразив, что будет с нянькой, если она не вернется… Коварная, подлая мысль. Такая опасная в эту минуту. Но такая закономерная… От проступивших слез помутнело перед глазами, но Джулия постаралась взять себя в руки. Она сейчас и без того обуза для Фацио. Не хватало еще биться в истерике. Если она не могла помочь — то должна была хотя бы не тяготить.
Фацио уже шагнул в пелену тумана, словно ступил в чан с молоком. Вдруг остановился и порывисто обернулся. Он стоял на ступенях ниже, и Джулия теперь видела его напряженное лицо прямо перед собой. Он будто стал старше. Черты расчертились жесткой светотенью, будто Фацио был умело нарисован на бумаге угольным карандашом.
Джулия не отводила взгляд, понимая, что никогда прежде так близко и прямо не рассматривала это лицо. А его можно было рассматривать бесконечно, как искусную статую или непревзойденную картину. Прямые брови, под которыми искрились непроглядные черные глаза, резкие скулы, рельефный подбородок. Твердая линия сжатых губ и глубокая напряженная морщина между бровями. Наверное, он похож на отца, потому что не унаследовал ни единой черты от матери, в отличие от сестры.
Джулия подняла свободную руку и прижала палец к его губам. Едва заметно покачала головой, призывая к молчанию. Лишнее. К чему слова, когда все понятно без слов. Слова — звон в ушах. Они важны лишь в праздности. Сейчас молчание значило больше. Джулия потянулась, коснулась губами с другой стороны собственного пальца и увидела, как Фацио закрыл глаза, как дрогнули трогательные длинные ресницы.
Он промолчал, как она и просила. Развернулся и пошел в туман, увлекая Джулию за собой. Искристые тенета цеплялись за ноги, как утренний зимний морозец, пробирали холодком, который через несколько мгновений отступал. Джулия с затаенным страхом наблюдала, как он поднимается. До колен, до талии, до груди. Она инстинктивно набрала в легкие побольше воздуха и зажмурилась, когда пелена достигла подбородка. Ступала на ощупь, опираясь на сильную руку Фацио. Почувствовала, что он остановился, и решилась открыть глаза.
Здесь, в самом низу, тумана не оказалось, воздух был звеняще-кристальным, но было ощутимо стыло, промозгло. Фацио смотрел куда-то вглубь. Джулия проследила его взгляд и увидела каменный колодец на высоком ступенчатом постаменте. Рядом сидел Лапушка, ставший нестерпимо-белым шаром света. Он впитывал эту недобрую магию. Сине-белое сияние поднималось из середины колодца столбом и расходилось, точно густые облака. Словно образовывало поддерживающие свод нервюры.
Фацио разжал руку, повернулся:
— Стой здесь и не подходи ближе. Поняла? Что бы ни произошло.
Джулия кивнула.
Фацио какое-то время стоял, сжав зубы. Наконец, выдохнул и медленно пошел к колодцу. Джулия сжала кулаки, чувствуя, как лицо покрывается испариной. Она не понимала, что Фацио собрался делать.
Тот приблизился к колодцу, выпрямился, поднял голову:
— Покажись!
Его голос разнесся с невероятной силой и загудел какими-то далекими отголосками. Сердце замерло, в горле пересохло. Чтобы чем-то себя занять, Джулия остервенело комкала суконную юбку, до жара растирая кожу.
Фацио повторил. Еще громче, еще решительнее.
— Покажись! Покажись мне!
Столб над колодцем дрогнул, пошел мелкой рябью так же, как волнуется под сильным ветром поверхность воды. Столб ширился, будто разрывался вдоль, образовывая прореху, которая тут же заполнилась искристым голубым туманом. Вдруг все успокоилось. Казалось, перед Фацио появилось огромное мутное зеркало в толстой раме. Но туманная гладь тут же дрогнула, и проступили смутные очертания человеческой фигуры:
— Кто здеееесь?
Джулия видела, как широко открывается призрачный рот, обнаруживая беззубый темный провал. Видела движения едва различимых туманных рук с неестественно длинными пальцами.
Фацио сжал кулаки:
— Потомок Сиджизмондо. Тот, кто стоит на твоем пути.
Призрак зашипел, и Джулия едва устояла на месте, чувствуя, как этот звук облепляет со всех сторон, словно по коже ползут полчища самых отвратительных насекомых.
— Фааааацио сын Аааааальдо…
Повеяло гнилым ветром.
Фацио приблизился на шаг:
— Что тебе нужно? Отвечай мне!
Призрак вновь раззявил рот не то в улыбке, не то в оскале:
— Отдаааай ее…
Джулия сжалась, чувствуя, как ее начинает бить озноб паники. Ноги будто вросли в камень, как тогда, когда она сидела возле раненого Фацио. Но сейчас это был просто страх. Она чувствовала это. Пробирающий до костей сверхъестественный ужас.
Фацио не шелохнулся:
— Кого ты хочешь?
— Моёёёёёё…
— Кого? Назови мне имя! Имя! — его голос сорвался на раскатистый хрип. — Имя!
Призрак вновь подернулся рябью, но лишь затем, чтобы измениться, обретя более явные очертания. Теперь можно было различить правильное лицо, длинные волосы, части одежды. Он молчал. Вдруг снова изменился. Снова и снова. Лица были разными, но до странности похожими. Красивые правильные лица, принадлежащие пожилым мужчинам, почти старцам. И все они неуловимо напоминали… Фацио. Джулия замерла, не в силах отвести взгляд: не было сомнений — его предки. Тираны Альфи, не сумевшие справиться с проклятьем…
Призрак снова изменился. Теперь он казался намного моложе. Старше Фацио, но совсем не старик. Фацио неожиданно склонил голову:
— Отец…
Губы призрака дрогнули. Кажется, ему понравилось, что сын его узнал.
— Отдай мне ее, и я уйду…
Фацио выпрямился:
— Кого, отец?
— Ту, кто прервал мою жизнь. Ты должен отдать ее.
Фацио упорствовал:
— Кого, отец?
— Твою мать… Антонеллу.
Джулия зажала рот ладонями, чтобы не закричать. Смотрела во все глаза, чувствуя, что от ужаса подкашиваются ноги. Призрак требовал тираниху? Тираниха убийца собственного мужа?
Если Фацио и был шокирован, то виду не подал. Стоял все так же прямо, напряженно, сцепив руки за спиной.
— Доказательства, отец! Я хочу доказательств!
— Доказательства уже ждут тебя, сын… Ждут тебя… — утробно протянул призрак. — Отдай ее сейчас, и я позволю тебе уйти.
— А если не отдам?
— Тогда я заберу тебя. Потом ее. Отдай, сын. Ее постигнет кара.
Фацио молчал, наконец, покачал головой:
— Не твоему хозяину, отец, быть карой для моей матери. Если и есть вина, то судить ее вправе только Безликий бог. Не ты. Тем более, не ты.
— Отдай.
Фацио снова покачал головой, раскинул руки:
— Я не отдал бы тебя. Не отдам и ее. Нет!
Призрак Альдо Соврано скрутило спиральной рябью, и его место снова занял смутный силуэт с провалом рта:
— Я освобожу тебяяяя… В обмен на маааать…
Фацио в третий раз покачал головой.
Призрак оскалился и вытянул руку с длинными пальцами:
— Тогда возьму еёёёё. Взамеееен…
Джулию буквально парализовало, когда она почувствовала на себе невидимый призрачный взгляд.
Фацио расставил руки:
— Ее ты тем более не получишь.
Призрак вновь оскалился:
— Ты переоцениваешь себя, Фацио Соврано… Ты слаааб, как все потомки Сиджизмондо. Ты ничто без меня…
Руки призрака мгновенно удлинились, превратившись в быстрые гибкие молнии. Раздался хлесткий звук, и Фацио покачнулся, пятясь на шаг. Он тряхнул головой, выставил руки открытыми ладонями, и они загорелись красным пламенем.
При каждой атаке призрака сердце Джулии обрывалось. Было видно, что Фацио слабел, пламя в его руках бледнело с каждой минутой. Наконец, он упал на спину, но смог подняться и вновь выставить руки. Увы, ненадолго. Еще один удар — и он недвижимо распластался на камнях.
Джулия обезумела от увиденного. Она все так же неистово зажимала рот ладонями, чтобы не закричать. Едва ощущая себя, опустилась на четвереньки и поползла к Фацио, надеясь вернуть его к жизни своим прикосновением. Она стиснула его безвольную руку и принялась считать вслух, чтобы хоть немного совладать с паническим ужасом. Вдруг, замерла, чувствуя на себе пристальный взгляд призрачной сущности. Она обернулась и отчетливо увидела на бестелесном подобие лица недоумение. Но недолго, потому что в то же мгновение по глазам ударила нестерпимая белая вспышка.