Фацио Соврано стоял у приоткрытого окна, смотрел в подсвеченную факелами ночь. Обернулся, когда Джулия вошла. Неизменно в черном, прямой, надменный, с перехваченными шнурком волосами, в которых дрожала жемчужная серьга. Ничего не изменилось, лишь прошитая кожаными полосами распахнутая куртка теперь была другой. И в этой небольшой комнате он казался еще выше, еще резче.
— Мое почтение, сеньора.
Джулия едва заметно поклонилась:
— Доброго вечера, сеньор. — Она растеряно посмотрела на стол, сервированный на двоих: — Разве никого не будет?
— А кого вам еще нужно, сеньора Джулия?
Она смутилась:
— Я подумала, что хозяева этого дома… — она не договорила, опустила голову.
Камердинер Соврано уже придерживал стул, приглашая ее присесть. Странный человек, Джулия заметила это еще в пути. Здесь, в комнатах, он выглядел совершенно неуместно и больше походил на разбойника с большой дороги, чем на слугу богатого дома. Коренастый, широкоплечий, белобрысый, с неказистым лицом и маленькими льдистыми цепкими глазками. Поразительная противоположность своего хозяина. Впрочем, в них двоих была какая-то неуловимая странная гармония, в слуге и господине. И теперь рядом с Соврано уже сложно было представить кого-то другого. Кажется, слугу звали Дженарро.
Фацио занял место за столом, жестом приказал подавать и разлить вина.
— Это охотничий замок барона Тарени, сеньора. Мы любезно воспользовались этим гостеприимным кровом в отсутствие хозяина. Мы здесь одни, потому не следует ждать никого другого.
Эта новость совсем не обрадовала. Одни… Как находиться наедине с этим человеком? О чем говорить? Джулия надеялась увидеть за столом каких-нибудь дам и всецело отдаться незамысловатой беседе. А теперь просто кусок в горло не полезет.
Дженарро с каким-то особым тщанием нарезал оленину, разложил по тарелкам, с легкостью разделал пару жареных цыплят и подал вареные яйца, свежее масло и белый хлеб.
Фацио махнул рукой:
— Выйди вон.
Слуга лишь с готовностью поклонился, вышел и прикрыл за собой дверь.
Джулия боялась даже шевельнуться, видя, что Соврано неприкрыто рассматривает ее. Не понимала: опустить ли голову, отвести ли глаза, что-то сказать? Она не знала, что делать и сгорала от смущения.
Фацио потянулся к бокалу, слегка приподнял, давая понять, что желает, чтобы она сделала то же самое. Джулия была рада чем-то занять руки. Она поднесла бокал к губам и делала вид, что долго пила. Но бокал, все же, пришлось отставить.
Соврано подцепил кончиком ножа кусок оленины:
— Полагаю, вы устали с дороги, сеньора.
Она едва заметно кивнула:
— Долгая дорога непривычна для меня. Но я не жалуюсь, сеньор. Я… — она тут же осеклась, не понимая, уместным ли будет сказать то, что она хотела.
— Что? Говорите.
Джулия сцепила руки на коленях:
— Я хотела… поблагодарить вас.
Он удивленно вскинул бровь:
— За что же?
— За Лапушку.
Соврано нахмурился:
— Лапушку?
— Мою лисицу.
Он рассмеялся:
— Сложно выдумать кличку нелепее. Впрочем, вы, женщины, в этом преуспели. Не стоит благодарности, но… мне это приятно.
Джулия опустила голову:
— Стоит, сеньор. Этот зверь очень дорог мне.
Фацио повел бровью:
— Не вижу в этом ничего дурного. Мы все можем иметь маленькие слабости. Ваша Лапушка останется с вами.
Джулия невольно улыбнулась:
— Благодарю, сеньор Соврано.
Он лишь кивнул:
— Ешьте. Или вы не голодны?
Фацио сосредоточился на своей тарелке, с аппетитом поглощая оленину, а Джулия ковыряла вареное яйцо и не могла отделаться от мысли, что это был не ужин ради ужина. У Соврано была какая-то определенная цель. Наконец, она не выдержала, отложила ложку и подняла голову:
— Зачем вы пригласили меня, сеньор?
Он отставил тарелку, откинулся на спинку стула:
— Что ж, ваша воля. Мне нужно говорить с вами, потому что больше до самого Альфи возможности не представится. Мы больше не будем делать остановок.
Джулия нервно сглотнула:
— Я вас слушаю.
Он кивнул:
— Вы будете жить под моей крышей на правах невесты. И я хочу, чтобы это соседство не доставляло неприятностей и не нарушало заведенный в доме уклад.
Она кивнула в ответ:
— Я понимаю, сеньор. И сама того не желаю.
— Всем, что касается хозяйственной части в моем доме, распоряжается мать. Стол, покои, бытовые расходы и прочее. Вам будут выделены покои и прислуга.
Джулия вновь сдержанно кивнула. Это было знакомо — в доме брата всем распоряжалась Паола. Через управителя, разумеется, но тот держал отчет перед ней.
— Ваша первейшая задача, сеньора, понравиться моей матери. Как вы это сделаете, меня не интересует. Но я не желаю слышать ни единого слова о том, что вы чем-то не угодили. И накрепко запомните: я не потерплю в собственном доме женских склок.
Джулия с достоинством подняла голову:
— Я не скандальна, сеньор.
Уголки его губ дрогнули:
— Уповаю на это… Джулия. Будет прискорбно, если вы заставите меня пожалеть о моем выборе. Но тогда жалеть придется и вам.
Она коснулась бокала, поднесла к губам и сделала большой глоток, чтобы промочить горло. Не спросить было просто невозможно.
— Сеньор Соврано, могу я задать вам вопрос?
Казалось, он насторожился. Может, предугадывал?
— Можете, сеньора.
Джулия все же отвела взгляд:
— Мой вопрос все тот же: почему вы выбрали меня? Полагаю, я все же имею право это знать.
Фацио молчал, и в гнетущей тишине лишь угрожающе трещали свечные фитили. Джулия, наконец, не выдержала, подняла глаза. Соврано смотрел исподлобья.
— Так вы все еще осмеливаетесь об этом спрашивать? Вы?
— Для этого нужна особая смелость? Мне искренне непонятен этот выбор. Это правда. Марена гораздо красивее.
Смуглое лицо Соврано на мгновение преобразила усмешка:
— Вы так думаете?
Она кивнула:
— Все так думают.
Фацио вдруг помрачнел, откинулся на спинку стула. Посмотрел так пристально и открыто, что захотелось исчезнуть от какой-то незнакомой неловкости.
— А я — не все.
Что-то защекотало внутри, сердце тревожно затрепыхалось. Ошпарило щеки, и Джулия поняла, что заливается предательским румянцем. Хотелось выскочить прочь, за дверь, спрятаться от его взгляда. Но она сдержалась — это будет ребячеством.
— Прошу, сеньор.
Соврано вновь усмехнулся, но было не понять, что таила эта улыбка: иронию или злость.
— Вы краснеете… Надо же.
Джулия лишь опустила голову, пряча лицо.
— А ваша сестра тоже умеет краснеть?
Она тут же подняла глаза:
— Что это значит?
Фацио выпрямился, скрестил руки на груди:
— Как же? Вы просили ответа.
— Но, к чему…
— … к тому, что ваша сестра утратила всякий стыд! — голос прокатился над столом громовым раскатом. Казалось, даже звякнул хрусталь.
Джулия замерла, задеревенела, лишь смотрела во все глаза. Не было никакого сомнения, что он имел в виду ту самую тайну. Но… как же он прознал? Как?
Соврано желчно скривился и кивнул:
— Я уверился в том, что ваш брат ничего не знает, в отличие от его жены. Иначе исход был бы совсем иным. Брюхатая невеста — это что-то из ряда вон! Или у вас другое мнение, дорогая сеньора?
Теперь Джулия чувствовала, будто покрывается инеем. Этот обморок, эта дурнота… Она отчего-то ни на мгновение не сомневалась в словах своего жениха — все так и есть. И Паола… Теперь все вставало на места — Паола заперла Марену потому, что обо всем догадалась. Но что теперь будет с сестрой? Что будет, когда узнает Амато?
Джулия с трудом сглотнула:
— Брюхатая?
Соврано лишь презрительно усмехнулся:
— Так кто он? Лакей? Конюх? Гвардеец из дворцовой стражи?
Джулия нервно замотала головой:
— Нет! Нет! Все не так!
— М… — Соврано подался вперед: — Так ты все знала… Знала и помогала лгать.
Джулия виновато опустила голову, чувствуя, как леденеют пальцы, но тут же опомнилась, выпрямилась, взглянула открыто:
— Я не знала! Об этом не знала! Сестра ни с кем не делилась. Я узнала лишь вчера, что… — она не договорила, не в силах озвучить, только нервно мотала головой. — Поклянусь всем, чем прикажете.
— Что мне с твоих клятв?
Джулия нервно комкала платье на коленях:
— И вы смолчали, не опозорили нас. Благодарю.
Он прищурился:
— Больно легко благодарности слетают с твоих губ. По-твоему, я не должен был молчать?
— Вы поступили благородно.
Он вдруг поднялся, и Джулия тоже встала. Фацио заложил руки за спину и сделал несколько шагов, заставив попятиться:
— Теперь ты понимаешь, что я ни одной лишней минуты не мог оставить свою невесту под этой крышей? Тень одной сестры неизбежно ляжет на другую. И если твой брат окажется глуп, или недостаточно проворен, слухи быстро достигнут Альфи. И если это случится, они никак не должны приехать вместе с тобой, или, тем паче, впереди тебя, иначе это многое осложнит. Ты должна прибыть в мой дом без этого сомнительного приданного. И как можно скорее. Присутствие моей матери умерит злые языки.
С каждым словом Джулия едва заметно пятилась, пока не уперлась в стену, завешенную искусным гобеленом. Она сглотнула, с ужасом посмотрела на Соврано:
— А если слухи все же будут? Вы откажетесь от меня? Вернете брату?
Фацио подошел совсем близко, непозволительно близко. Смотрел сверху вниз.
— А они подтвердятся? Одна сестра и впрямь отражение другой?
Джулия невольно подняла голову, глядя в его черные глаза:
— Что?
Биение сердца громыхало в ушах. Джулия чувствовала, что щеки яростно заливает краска. Никогда чужой мужчина не подходил к ней так близко, разве что лекарь. Она не знала, что делать. Бежать — совершенно глупо. Но стоять и терпеть — почти невыносимо, потому что кровь расходилась кипучим потоком. Она отвернулась, но Фицио поднял пальцем ее подбородок, вынуждая смотреть в лицо.
— Слухи могут подтвердиться? Тебе тоже есть, что скрывать?
Она нервно покачала головой:
— Нет! Нет!
— Если ты солгала, я не прощу.
Джулия глубоко вздохнула:
— Как вы узнали про сестру?
Фацио, наконец, отстранился:
— Брачная магия дана не просто так. Подобное от нее не скрыть.
— Тогда что ваша магия говорит обо мне? Задайте ей свои вопросы, не мне. Ведь мне веры гораздо меньше.
Соврано молчал, просто пристально смотрел в лицо. Джулия не выдержала:
— Позвольте мне уйти в комнату, сеньор. Я очень устала с дороги и… вовсе не голодна.
Он отстранился, какое-то время наблюдал за ее смятением, наконец, произнес:
— Ты можешь уйти.