Глава 54


Джулия старалась пронесли Лапушку так, чтобы это было как можно незаметнее. Конечно, Мерригар мог уже все разболтать, да не кому-нибудь, а самой тиранихе. Пес с ней! Пес с ней! Но излишнего любопытства прислуги тоже не хотелось. Джулия вошла в свои покои, плотно закрыла дверь и направилась в спальню, где оставила няньку.

Теофила сидела перед накрытым столом, развалившись на стуле, обливалась потом и обмахивалась концом своего покрывала. Она ничего не слышала. Знакомые подсвечники из Лимоза, кувшин со стеклом, корзинка для рукоделия, плетеная из серебряного крученого прута. У стены стоял высокий резной лакированный комод с ящичками, любимые стулья с атласными желтыми подушечками и маленький ореховый столик. Как странно было видеть здесь свои вещи… Они казались инородными, призрачными, будто Джулия застряла где-то между сном и реальностью. Но именно сейчас накатило странное неумолимое осознание, что теперь это ее дом. Ее, ничуть не меньше, чем тиранихи.

Она подошла к комоду, осторожно тронула кончиками пальцев резьбу, будто удостоверялась, что глаза не обманывают. Паркет громко скрипнул под ногами. Нянька Теофила вздрогнула, едва не свалившись со стула, обернулась. Тут же вскочила на ноги и расставила ручищи:

— Горлинка моя! Где же тебя, миленькую, носило? И растяпы твоей не видать. Нос сунула, и тут же исчезла, как провалилась. Бросили старуху в этом волчьем логове!

— Заботы, нянюшка. А Альба сейчас при слуге сеньора Фацио. Он ранен.

Нянька скривила рот крутой дугой, покачала огромной от намотанной материи головой:

— Будто во всем доме прислуги толковой нет!

— Нет, нянюшка.

Старуха вновь покачала головой, но, тут же, встрепенулась, глядя на Лапушку. Даже отстранилась на шаг, осенила себя охранным знаком:

— Господь всемогущий! Деточка, да что это с ним? Будто луну проглотил!

Джулия погладила голубую шелковистую макушку, инстинктивно поцеловала зверька и спустила с рук:

— Не спрашивай, няня. Я и сама ответов не знаю. Одно могу сказать: ничего с ним худого. Это все тот же Лапушка. Ласковый и добрый. Слышишь?

Перед глазами тут же нарисовалась картинка из проклятой книги. Лучше бы не видеть! Не читать! Джулия казнила себя за проклятое любопытство.

Теофила поджала губы, изо всех сил стараясь делать вид, что все по-старому:

— Так ведь уж являлись…

Джулия похолодела:

— Кто?

— Девица приходила. Такая важная… Все нос свой мышиный к потолку задирала, да осматривалась. Говорила, некая сеньора Антонелла желает немедля зверя своими глазами видеть. Кто такая эта Антонелла? Не мегера ли?

Джулия кивнула, мысленно проклиная Мерригара за болтливость. Не получит он никакого права наблюдать за Лапой! Перебьется!

— Она самая, тираниха… А что за девица?

Старуха пожала плечами:

— Да кто же ее разберет. По одеже чин никак не понять. Разодета, как сеньора, да ведет себя низко.

— Доротея… Ты, нянюшка, если еще явится, дальше прихожей ее не пускай. Так и скажи: сеньора не велела.

Теофила нахмурилась:

— Так разве ж я могу господам указывать?

— Она не госпожа — всего лишь компаньонка. Во всяком случае, никак не важнее тебя.

Нянька пристально заглядывала в лицо и менялась на глазах. Краснела. Крошечные глазки совсем уменьшились, влажно сверкнули. Теофила подалась вперед, сгребла Джулию в охапку и прижала к себе:

— Худо тебе здесь, моя деточка… Сердцем чую. Плачет оно. С той самой минуты, как ты родной дом покинула.

Джулия в ответ обняла старуху. Все еще не верила, что та здесь, не привиделась. Уткнулась носом в рыхлое плечо:

— Как там… дома?

Нянька отстранилась, утерла глаза, села на сундук у окна, к легкому скупому ветерку. Джулия опустилась рядом. Губы Теофилы кривились — та пыталась сдержать рыдания. Все же не выдержала, прижала кончик покрывала к глазам. Глубоко вздохнула, горько покачала головой:

— Ох и глупая она… Непутевая… Будто оборотень какой проклятущий в мою козочку вселился!

Джулия опустила голову, чувствуя, что защипало глаза.

Нянька шмыгнула носом:

— Она ведь писала тебе. В двух словах-то, уж, обсказала?

Джулия кивнула:

— Знаю я о ее положении. Только больше и ничего.

Теофила вновь сокрушенно качала головой:

— Глупая… Какая же глупая. А я, дура старая, всего и не замечала… Не уследила.

— Будет тебе, няня. Уж ты никак не могла помешать. Как сестра?

Нянька пожала плечами:

— Да кто же теперь разберет… Что там было! Господь всемогущий! Я уж думала, прибьет на месте. Да и меня вместе с ней.

— Брат?

Та кивнула, на лице отразилась тревога:

— Какой же вой стоял — боялась, дом развалится. Аккурат после твоего отъезда. Карета, поди, и городских ворот не миновала.

Джулия нахмурилась:

— Как так скоро? Утром еще ничего не знали.

Теофила многозначительно скривила губы:

— Все из-за письма проклятущего!

— Какого письма?

Нянька шумно выдохнула:

— Жених твой сеньору Амато оставил. Наказал открыть только после вашего отъезда. Откуда только прознал! А там уж и сеньора Паола всполошилась. Дом в городе снимали, повитуху приглашали, чтобы все в тайне сохранить. Так та все и подтвердила.

— Погоди, няня, — Джулия тронула ее за руку: — Сестра писала, что Паола первой обо всем догадалась. Потому и заперла.

Теофила отмахнулась:

— Забот больше не было у сеньоры Паолы — весь дом на ней. Ты же и сама помнишь, какая суета да истерики. А Марена, поди, с перепугу напутала — она накануне шальная была. Видать дите о себе говорило. Да и какая же теперь разница?

Джулия опустила голову: не с перепугу. И разница велика… Сестра просто не вышла и хотела хоть как-то оправдаться. Не вышла по собственному решению, зная, как это ценно. А Альба тогда солгала, чтобы смягчить эту боль. Обе достаточно хорошо знают Паолу, чтобы складно соврать. И будто подуло зимним студеным ветром — Джулия совсем не знала сестры. Но такую Марену она и не хотела узнавать. Она предпочитала помнить ее такой, какой… придумала. Может, она сама так пленилась ангельским обликом, что невольно наделяла сестру всеми несуществующими добродетелями. Как и все остальные.

Нянька вновь обняла:

— Ну, что ты приуныла, деточка. Теперь-то все сладилось, хоть и не все гладко было. Старый граф Марки больно щеки дул. Ни в какую на брак не соглашался. Считал себя оскорбленным, твердил, что дите приблудное. Лишь перед самым моим отъездом изменил решение. Дома их и обвенчали, наспех. — Она сделала охранный знак: — И то к счастью, от позора весь дом избавили… Но, надо сказать, особой радости я в женихе не увидела. Уехали они. Теперь, если писать станешь, в Лимозе ее уже не сыщешь. А на следующий день и я отправилась, как по заказу. Теперь-то я сеньору Амато совсем без надобности. — Старуха рассмеялась: — В отличие от мебелей!

Джулия натянуто улыбнулась: сейчас ей все это совсем не казалось совпадением…

Они еще долго сидели. Вспоминали Лимоз, Джулия рассказывала о доме, о тиранихе, о Розабелле. Ей казалось, что нянька и Розабелла понравились бы друг другу. Едва ли бедняжку Розабеллу когда-то обнимали. Разве что… брат. Она невольно вспомнила, как Фацио обнимал сестру по приезде.

Смеркалось неожиданно быстро. Джулия выполнила распоряжение Фацио, занесла в комнату завтрак. Он лежал на кровати и, судя по всему, спал. Или делал вид. Джулия помнила, что Фацио чувствовал ее присутствие. Она не стала задерживаться, раз он не желал этого. Заглянула к Дженарро.

Альба по-прежнему сидела перед его кроватью, но Джулия заметила, что она прибралась в комнате. Немногочисленные вещи были аккуратно сложены, подсвечники почищены от нагара, пол выметен. На подносе стояла чашка с бульоном. Альба сказала, что больной приходил в себя, даже немного поел, но снова уснул. Заходил лекарь и остался весьма доволен.

Она вдруг замялась:

— Он спрашивал меня о Лапушке. Откуда он взялся, сколько времени живет у вас.

Джулия напряглась. Вопросы Мерригара за спиной казались странными. Эта проклятая книга… Наверняка она из дворцовой библиотеки. И лекарь вполне мог ее видеть… Но что ему нужно?

— А ты что ответила?

— Я сказала, что ничего не знаю. Что когда я поступила к вам на службу, зверь уже был.

Джулия кивнула:

— Ты молодец, Альба. Ты останешься ночевать здесь?

— Да, сеньора, если позволите. Я зайду раздеть вас перед сном.

Джулия покачала головой:

— Не нужно. Мне поможет нянька Теофила. И шнурки распустит, и воды польет. Приходи утром — я без тебя не оденусь и не причешусь.

Та поклонилась:

— Как прикажете, сеньора. Доброй ночи.

Джулия вернулась в покои. Теофила уже готовила постель на сундуке. Сняла с головы покрывало, завязала под жирным малиновым подбородком льняной чепец. Кивнула на столик, когда Джулия вошла:

— Принесли для Лапушки. Я дала ему, но, видать, не голодный.

Джулия инстинктивно посмотрела на балдахин — через толстую плотную ткань светилось яркое голубое пятно.

— Захочет — спустится. Нужно оставить на полу, он иногда любит поесть ночью.

Нянька лишь пожала плечами:

— Деточка, я вот тут лягу, под окно. С ночи свежо будет. Иначе в вашем пекле можно свариться. А я с дороги едва жива — ни рук, ни ног не чую.

Джулия кивнула:

— Конечно, нянюшка. В каморке Альбы нет окон. Ложись, где хочешь. Только платье снять помоги, да воды полей. Я сама скверно спала, с ног валюсь.

Нянька Теофила уснула так быстро, что через пару мгновений Джулия начала слышать ее утробный раскатистый храп. Она даже улыбнулась сквозь липкую дремоту — нянька редко ночевала в ее комнате, но, как же не хватало этого родного звука! Присутствие старухи успокаивало, умиротворяло, обволакивало теплом, словно баюкало в пуховой колыбели. Погружало в спокойный сон.

А потом раздался пронзительный визг.


Загрузка...