Моя жизнь переменилась почти до неузнаваемости. Точнее, моя тайная жизнь. В последние три месяца я ежедневно запиралась в комнате, уходила в магический ход и подолгу просиживала за книгами, пытаясь жадно впитать все, что упустила. Наверстать, изучить, усвоить. Но время утекало с какой-то ужасающей быстротой, а мое обучение едва сдвинулось с мертвой точки. На освоение магии нужна целая жизнь. А, может, не одна. И чем ближе становился день отъезда ко двору, тем больше мне казалось, что я знаю слишком мало. Да и сила во мне ничтожна.
Я все время вспоминала последние слова няни, пытаясь понять, что она хотела сказать. О чем предупредить. «Опаса…» Опасайся? Других догадок у меня не было. Но кого или чего я должна опасаться? Этот вопрос не давал покоя. Да, порой я забывалась, но он с завидной периодичностью всплывал, как наваждение. Особенно когда я ложилась в постель и пыталась заснуть. В эти мгновения разум становился болезненно уязвимым, восприимчивым, и стоило больших усилий успокоиться и позволить себе сон. Но спала я ничтожно мало, все пыталась растянуть время, чтобы больше успеть. И это вызывало беспокойство у Пилар. Она твердила, что я похудела и выгляжу уставшей. Очень боялась, что это придется не по нраву моему мужу...
Но у Вито практически не было возможности это заметить, потому что встречались мы редко. Скорее, для формальности. Пара-тройка прогулок в парке у всех на глазах, чтобы нас видели вместе, разговоры ни о чем. Но он сильно переменился. Раньше он казался колким, подчеркнуто ледяным. Теперь же веяло тихой обреченностью, и у меня от боли сжималось сердце, потому что я не понимала, как ему помочь. И все время, вопреки желанию, думала о том, что скоро неизбежно наступит зима и снова придет большой снег. К этому времени я должна найти какой-то выход. Он должен быть. Должен!
В тайной библиотеке, которую оставила мне мама, была масса книг. Самая главная обучала основам магии. И она же с первой страницы призывала хранить ее в строжайшем секрете. Старая, толстая, содержащая великое множество рукописных пометок. Но слишком многое все равно оставалось непонятным, несмотря на все мои старания, потому что, как воздух, были необходимы наглядные примеры. С заклинаниями было все просто, достаточно заучивать мудреные слова, но пасы руками, плетущие саму магию, мне почти не давались. Малейший неверный жест — и все рушилось.
Обозначалось четыре основных вида колдовства: жизни, подмены, забвения и смерти. Бесконечное множество прочих плелось лишь на этих четырех основах. А возможности напрямую зависели от силы ведьмы. Колдовство создавалось на внутренней стороне, а потом переносилось на нужный объект. Говорилось, что самые сильные ведьмы могут даже сразу колдовать на внешней стороне. Но такое было просто недостижимо… На простейшее чистое колдовство жизни, проращивающее крошечное зернышко, у меня ушло целых два месяца. Два месяца бесплодных попыток, доводящих до слез и отчаяния. Мое первое выполненное заклинание. Но этот росток даже не выпустил полноценного листа. Засох у меня на глазах. А на вторую попытку сразу сил уже не хватило. Я была ничтожно слабой. Возможно, слабее даже матери Чиро, которая не могла ничего, кроме травничества. Единственное, что я делала с легкостью — создавала магические орешки для Желтка. И этот обжора уже вообще ничем не напоминал тот цыплячий трогательный комок, который Пилар гоняла кочергой… Теперь она называла его крокодилом…
Когда я уставала от упражнений, копалась в книгах в надежде найти способ вылечить моего мужа. Но не находила ничего обнадеживающего, как ни пыталась. Книги утверждали одно: зверя надо убить, но человеку это было не под силу. И я оказывалась в беспросветном тупике. А время шло. Утекало… И к моменту выезда ко двору мои магические способности не стоили выеденного яйца.
Дорога до столицы заняла немного больше недели. Вито почти весь путь проделал верхом, а мы с Пилар тряслись в карете. Теперь на служанке лежала особая ответственность — охранять мое зеркало днем и ночью и ни за что с ним не расставаться. Мы даже соорудили под ее юбкой особый карман на крепкой застежке. И Пилар буквально раздувалась от важности. Еще бы… она не знала, что от настоящей ведьмы во мне было лишь одно название. Но мне совсем не хотелось этим делиться.
Дома для ночлега были забронированы заранее, и везде нас встречали с почтением. Готовили лучшие комнаты. К счастью, раздельные. Мы с Вито весьма успешно изображали благонравных супругов, оказывали хозяевам честь, спускаясь к ужину. Не договариваясь, разыгрывали целые спектакли, и мне порой даже казалось, что это доставляло ему удовольствие. Вито будто забывался, становился обычным живым человеком. И я с интересом тайком наблюдала за ним. И за время этой недельной поездки я видела его, пожалуй, больше, чем за все время пребывания в замке. Для меня все это было странно. Не отпускало ощущение, что мы не первый раз путешествовали подобным образом. Больше того: словно мы были женаты много лет, и между нами царило спокойное супружеское взаимопонимание.
Или играло злую шутку мое волнение и глупое воображение? Может, мне просто хотелось так думать? Лето, солнце, дивные сельские пейзажи, дорожная усталость, приветливые хозяева, которые изо всех сил старались нам угодить... а мы не хотели их оскорбить. Но я радовалась каждому дню, проведенному в дороге.
На подъезде к столице Вито передал лошадь слуге и занял место в карете. Пилар отправилась на козлы к кучеру, но даже не возмутилась, довольная, что мы останемся наедине.
Вито посмотрел в оконце, приподняв суконную шторку. Потом откинулся на сиденье. Его лицо было напряженным.
— Прибыл посыльный из столицы. Мы не остановимся в доме виконта Дэрго.
Я нахмурилась:
— Почему? Он отказался предоставить нам комнаты? Но ведь с ним была договоренность.
— Его величество оказал нам неслыханную честь и выделил покои в своей резиденции. Нам приказано ехать прямиком во дворец.
Я нервно сглотнула, в груди неприятно замерло:
— Не слишком ли большая честь для нас? Это не по чину, мы не входим в круг придворных.
Вито сосредоточенно кивнул. Неожиданно подался вперед, взял меня за руку, мягко сжал кончики пальцев. И я вздрогнула, напряглась. Во рту пересохло, затылок закололо. Я просто не знала, как реагировать, и мысленно проклинала себя за эту глупость. Всего лишь касание человека, который считался моим законным мужем, ничего из ряда вон. Но сейчас все было из ряда вон. И прикосновение, и его пристальный взгляд. В эту минуту у него были очень ясные глаза, теплые, как молодой весенний лист. Косой солнечный луч, пробивавшийся через суконную шторку, плясал на его напряженном лице. Мое же оставалось в тени салона, и я надеялась, что это смятение останется незамеченным. Впрочем… где-то внутри я знала наверняка, что Вито заметил все. Это вгоняло меня в краску, но одновременно радовало. Это означало, что пусть на крупицу, но между нами оставалось меньше тайн. И видит бог, я очень хотела, чтобы не осталось ни одной.
Он снова сжал мои пальцы:
— Лорена, я прошу тебя быть очень осторожной. Это двор, ты его совсем не знаешь. Держи рассудок холодным, что бы ни увидела и ни услышала. Не поддавайся эмоциям. Не распаляйся на чужие слова. Игнорируй чужие жесты. Обдумывай каждое слово. И запомни: друзей здесь нет. Как и доброжелателей. Особенно после щедрости короля. На нас будут смотреть предвзято, ты должна быть к этому готова.
Во рту пересохло, слова Вито разливались гулом, а дорожная тряска лишь все усугубляла. И стало страшно. Так страшно, словно окатило колким зимним ветром. Зачем мы едем? Я прекрасно осознавала, что помолвка старшей принцессы — всего лишь предлог, а фигура королевского посланника будто преследовала зловещим призраком. Так зачем мы едем? Я никогда не стремилась ко двору. Вито тоже не был в восторге. Можно прожить и без двора.
Я подалась вперед, стараясь поймать его взгляд:
— Давай вернемся, пока не поздно.
Он все так же смотрел на меня:
— Мы не можем. Ты сама это прекрасно понимаешь.
Я покачала головой:
— Ведь в дороге может случиться, что угодно. В конце концов, я могла заболеть. Или еще что-нибудь. Может, это заразно! Я не хочу ехать. И ты тоже не хочешь.
Губы моего мужа дрогнули, и он не сдержал улыбки. Вдруг мягко уткнулся губами в мои пальцы, прикрыл глаза. Потом посмотрел на меня так, будто видел насквозь. Шумно выдохнул.
— Ты иногда совсем ребенок. Но боюсь, моя дорогая, что уже давно ничего не зависит от нашего желания. Похоже на то, что если мы не прибудем, за нами пришлют конвой.