Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма

Глава 45

Я стояла в кромешной темноте, и на меня буквально навалилось ощущение замкнутого пространства. Стены, стены, стены. И запах старой пыли. У отца было хранилище, куда складывали испорченные книги. Выцветшие, пересохшие, изъеденные жуками. Особо ценные отдавали монастырским переписчикам для восстановления, а остальные просто тлели вместе с мучным клеем и ломкими кожаными переплетами. И эта мелкая пыль с характерным запахом буквально густо висела в воздухе. Здесь пахло так же. Я чувствовала, как запах оседает в горле, и уже хотелось прокашляться. Я замерла, прислушиваясь, но тишина тоже была абсолютной. И внутри неприятно заскребло, хоть я и старалась держать себя в руках.

А вдруг это ловушка? Почему я не допускала такой мысли? Такое предположение совсем не прибавило оптимизма. Навалилось столько всего разом, что я до сих пор толком не могла прийти в себя. И оставалось столько вопросов… больше, чем ответов. Гораздо больше.

Вдруг, это дело рук королевского посланника? Трастамары? Ведь это он тайком передал мне медальон. Он надоумил надеть его. Он наверняка знал, что в медальоне заключена магия. Он хочет, чтобы я ехала в столицу. Помолвка старшей принцессы — всего лишь предлог, я буквально нюхом чуяла это. Но откуда посланнику все это знать? Вито говорил, что магия оберегает сама себя. Значило ли это, что Трастамара как-то связан с моей мамой? Быть не может.

А если это свекровь? Если она все узнала и нашла верный способ избавиться от меня?

От этих мыслей подступала паника. Так нельзя. Я пыталась убедить себя, что надо решать проблемы по мере их поступления, но в голове гудело. А кромешная темнота лишала ориентации в пространстве. Время от времени казалось, что твердь уходит из-под ног, и я стояла, как ярмарочный канатоходец, широко раскинув руки. Но я не могла простоять так вечность.

Я попробовала покрутиться на месте, чтобы найти магический выход обратно на поляну. Он должен быть где-то совсем рядом. Хотя бы вернуться, прийти в себя. Чтобы понимать, что я могу всегда отсюда выйти. Так станет спокойнее. Но никакого выхода не было видно. В дупле того дерева тоже была кромешная темнота, я лишь сумела усмотреть едва заметную бликующую поверхность. Возможно, с этой стороны было так же, но чтобы заметить глянец, нужен источник хотя бы слабого света. Иначе это безнадежно.

Я сглотнула, пытаясь успокоиться. Замерла, стараясь даже не дышать, прислушивалась, боясь уловить чужое присутствие. Иногда такое замечаешь каким-то чутьем. Но не помогло. Меня буквально душило ощущение совершенной изоляции. Полнейшей. Словно меня заперли в самом глухом подземном каземате.

Я немножко согнула колени, чтобы сохранить равновесие, и осторожно зашарила руками, делая мелкие шажки, в надежде найти какие-то ориентиры. Хотя бы стену, к которой можно прислониться. Но меня снова ждало разочарование. Возможно, помещение было слишком большим, и до стены я просто не дошла. Это можно было бы проверить голосом, послушать, как расходится звук. Но я боялась кричать. Но и просто стоять, ожидая неизвестно чего, тоже было безумием.

Я вытерла о юбку взмокшие ладони, выставила перед собой, стараясь сосредоточить в них тепло. Но надежды было мало. Я провалилась в зеркало, значит, была уже на внешней стороне. А здесь это все не работало. Но это было хоть какое-то действие, лучше, чем ничего. Я старалась, как могла, вспоминая, как буквально только что с легкостью рисовала в воздухе бесполезные корявые картинки. Это вообще не требовало усилий.

Вдруг кромешная тьма передо мной едва заметно дрогнула, стала не такой однородной. Меня бросило в жар. Я нервно закусила губу, наблюдала, как в черноте едва-едва проступают подсвеченные очертания моих собственных рук. Хилый золотистый отсвет. Я махнула рукой, и в воздухе задержались крошечные искорки. И сердце пропустило удар: так где я? На какой стороне?

Теперь я старалась сосредоточиться изо всех сил, чтобы сияние стало ярче. Выходило плохо, но это все равно придавало уверенности. Уже хоть что-то, пусть и зыбкого света не хватало, чтобы осмотреться. Видеть собственные пальцы было уже огромным счастьем.

Я вытянула руки, и пространство вокруг меня теперь будто стало понятнее, обрело какие-то границы. И стало гораздо легче сохранять равновесие. Теперь я передвигалась увереннее. Наконец, нащупала холодную каменную стену и осторожно пошла вдоль нее. Если есть стена, значит, рано или поздно в ней должна обнаружиться дверь… Так и вышло. Сначала я нашарила глубокую нишу, потом — окованное дерево. Но едва я коснулась двери, она дрогнула, и я с замиранием сердца увидела, что образуется хорошо различимая щель, в которой подрагивал яркий свечной огонь.

Я прижалась к стене, старалась даже не дышать. С непривычки свет до слез резал по глазам, и понадобилось время, чтобы проморгаться. Если за дверью кто-то есть, о моем присутствии он уже знает. И я так и стояла, не решаясь войти без позволения. Но приглашать меня, похоже, никто не собирался. Я отчаянно прислушивалась, стараясь уловить звуки чужого присутствия, но снова охватывало странное ощущение полнейшей изоляции. Я почти уверилась в том, что за дверью было пусто. Жаться у стены было бесполезно — я только теряла время. Я глубоко вздохнула и вошла, бегло осматриваясь.

Я уже принюхалась к запаху пыли, но сейчас им буквально окатило с ног до головы, и я чихнула несколько раз. Это сбавило напряжение. Здесь никого не было. Небольшая комната, в которой странно горели несколько свечей — не оставляли ни гари, ни расплавленного воска. Резной стол с чернильным прибором и стопками книг, стул, вдоль стен — полки, заставленные книгами. Я провела пальцем по столешнице, собирая целый ком слежавшейся пыли. Похоже, в это помещение никто не заходил много-много лет. Десять. А, может, даже двадцать… Но свечи очень обрадовали. Единственное, чего я хотела сейчас, — отыскать выход. Только тогда я смогу успокоиться и осмотреться, как следует.

Я схватила подсвечник, направилась было к двери, но краем глаза заметила какое-то движение. Настороженно замерла, повернулась. В воздухе заклубился легкий белый дымок. Сгущался, уплотнялся, знакомо искрясь. И я буквально лишилась дара речи, плюхнулась на пыльный стул.

На меня смотрела моя няня. Такая, какой я ее запомнила. В старомодной одежде, в неизменном чепце с крахмальной оборкой. Но была она не из плоти и крови, а будто соткана из дымки и света. Но узнаваемая и реальная. И такая родная, что защемило сердце. Как же мне ее не хватало…

Я прошептала в изумлении:

— Няня…

Та улыбнулась, демонстрируя остатки зубов. А я теперь ничего не видела от слез. Разумом понимала, что это не она, я сама хоронила ее, но ничего не могла с собой поделать. Родное лицо. Вокруг меня так мало родных лиц.

— Нянюшка…

Та улыбнулась, знакомо склонила голову:

— Ну… удумала. Не трать время на слезы, дитя. И послушай.

Я подскочила в порыве обнять ее, но опомнилась, понимая, что не могу обнять дым. И теперь действительно заревела. И будто почувствовала легкое-легкое касание. Подняла голову. Няня стояла прямо передо мной, и я очень отчетливо видела ее лицо, каждую морщинку. Она «коснулась» моей щеки. А мне так хотелось почувствовать тепло ее сухой ладони.

— Послушай, девочка моя. Послушай внимательно. Этой магии очень много лет, она сейчас развеется, и я исчезну бесследно. Я должна успеть.

Я сцепила зубы, в горле стоял ком.

— Да. Да. Я слушаю.

— Здесь ты найдешь все, что тебе понадобится. Все, что должна была передать тебе твоя мать, но не смогла. Она поручила мне дождаться тебя. — Няня указала на книгу на столе: — Здесь все, что ты должна узнать в первую очередь. Изучи ее, как можно скорее, потому что ты потеряла очень много времени. Наверстай его.

Няня начала стремительно таять. Голос утихал.

— Твоя мать велела передать, что просит у тебя прощения. Но если ты здесь, она не смогла тебя защитить. Хоть и пыталась. Прощай, дитя мое. Наконец-то я могу освободи… Будь осторожна, опаса…

Няня стремительно исчезла, так и не успев договорить, а я в полном изнеможении опустилась на стул. Теперь я, действительно, осталась одна.