Я больше не боялась свою свекровь. Ни на крупицу. Ее присутствие теперь вызывало, скорее, досаду. Или ощущение, что я вляпалась босой ногой во что-то не очень приятное. В гнилое яблоко. Но не больше. Ведьма могла лишь оскорблять — в остальном была бессильна. Я — законная жена ее сына. И она ничего не могла с этим поделать.
Оставалось только догадываться, как ее корежило, когда она получила простыню. Жаль, я не могла это увидеть. Очень жаль. Но как же она сейчас некстати… Если я проигнорирую ее, буду неправа. Что бы между нами не происходило, она — мать моего мужа. И как бы мне не хотелось, я не должна опускаться до хамства. Кажется, этого она и добивалась. В доме кругом глаза и уши. Я не должна терять лицо. Это будет большой ошибкой.
Я повернулась, стараясь казаться невозмутимой. Поклонилась со всем видимым почтением:
— Приветствую, матушка.
Мегера уставилась на меня, поджав губы. Ее янтарные глаза буквально искрили. Она процедила сквозь зубы:
— Никакого стыда!
Я слегка улыбнулась, но так, чтобы она заметила:
— Простите, матушка, я не понимаю.
Я буквально считывала по ее лицу, что она хотела схватить меня за руку и тряхнуть. Еще лучше — влепить пощечину. Но не смела. Чтобы занять руки, вцепилась в веер, и казалось, что он вот-вот треснет в ее пальцах.
— Куда ты идешь в таком виде? Немедленно вернись к себе.
— Простите, матушка, чем вас оскорбил мой вид?
Та хмыкнула, задрала подбородок:
— Это приличный дом, если ты все еще не поняла. Здесь не принято выходить из своих покоев в непотребном виде. Ты похожа не на почтенную супругу, а на едва проспавшуюся публичную девку.
Ведьма пытливо смотрела на меня, в надежде, что задела. Но азарт в ее глазах очень скоро сменился тусклым разочарованием. Не вышло… Правда, не вышло. Я будто обросла крепким черепашьим панцирем, который она была не в силах пробить. Мне самой это было странно. Даже истерики мачехи вызывали во мне больше эмоций.
— Вы преувеличиваете. В домашнем платье нет ничего непристойного.
Та брезгливо поджала губы:
— Куда ты идешь? Отвечай мне немедленно.
Я уставилась на свекровь без тени смущения:
— Я направляюсь к своему супругу.
Мегера смотрела на меня так, будто увидела какую-то мерзость. Отвратительную сороконожку, или склизкую жабу. В каком-то стылом ужасе несколько раз кивнула, глухо протянула:
— Бесстыжая… Какая бесстыжая… Бегать за мужчиной! Немыслимо…
Ну, уж, это явно было слишком.
— Я хочу видеть собственного мужа. Где здесь бесстыдство, матушка?
Та лишь в ужасе качала головой.
— Порядочная женщина сначала посылает слугу с приказанием узнать, пожелает ли супруг принять ее. И только потом, получив позволение, смеет его беспокоить лично. И, разумеется, не выглядит при этом дешевой развратницей. Впрочем… — Она коснулась виска, делая вид, что ужасно разболелась голова: — Мне уже давно все понятно. Это утро лишь подтвердило мои самые худшие опасения.
— Вот как? Чем же?
Свекровь поджала губы:
— Еще смеешь спрашивать? Я видела простыню.
Я подняла голову:
— Я всего лишь выполнила вашу просьбу.
— Бесстыжая…
— Почему? Ткань местами прогорела, потому что на постель упала свеча. Мне жаль, я не смогла предоставить вам каких-то доказательств, хоть и искренне хотела. Это правда. Но и вы не можете уличить меня в том, что их не было. Ведь так, матушка? Никто из нас не в силах доказать, что именно скрыл огонь. Я понимаю, что мое слово не имеет веса, поэтому ни на чем не настаиваю. Полагаю, вы, как мать, можете обо всем спросить моего супруга и всецело полагаться на его ответ. Ведь его слову вы доверяете.
Ведьма криво улыбнулась, закивала:
— Мерзавка… — Она цедила даже с каким-то наслаждением. — Настоящая дрянь… Подумать только, какая гадина вползла в нашу семью!
— Матушка, вы оскорбляете меня.
— Не старайся. Теперь мне все известно. Теперь все встало на места... Твой отец валялся в ногах у короля, чтобы тот пристроил порченую дочь в честную семью. — Она покачала головой. — Какой стыд! Абрабанель — громкое имя. Никому не нужен подобный скандал. Да еще и с незаконнорожденной. Его величеству, в том числе. Двести тысяч золотых! Какая щедрость! С чего бы это? — Она зло хохотнула. — Они слишком переплатили за паршивую овцу — ты не стоишь и четверти. И даже не надейся, что это золото закроет мне глаза. О да… теперь я все понимаю. Я была права. Честь, милая моя, это бесценно. Дурную наследственность тяжело перебороть, я это признаю. Совершенно неудивительно, что у безродной гулящей матери вырастает гулящая дочь.
Свекровь вновь смотрела на меня, ожидая, что я вот-вот взорвусь.
— Не смейте оскорблять мою мать. Она мертва и не может вам ответить. Что же касается остального… Кажется, вы слишком дурно думаете о собственном сыне, полагая, что он стерпит подобное оскорбление.
Ведьма усмехнулась через силу:
— Можешь не утруждаться визитами. Мой сын тебя не примет. Он уехал еще утром. Сразу после того, как проводил королевского посланника.
Внутри замерло:
— Уехал? Куда?
Мегера триумфально улыбнулась:
— Если тебе не доложили, значит, и знать необязательно.
— Когда он вернется?
Она покачала головой:
— Когда сочтет нужным.
Я понимала, что словам ведьмы не слишком стоит доверять, но буквально хребтом чувствовала, что она не врала. Вито уехал. Но что это значило? Действительно, уехал, или… От одной мысли о том, что у него снова может быть этот странный припадок, бросало в дрожь. Поправился ли Чиро? Сможет ли ему помочь? Но дойти до его покоев и удостовериться будет не лишним.
Свекровь с удовлетворением смотрела на мою растерянность.
— Он даже не счел нужным тебя уведомить… Ты же понимаешь, что это значит? Я пыталась быть понимающей и терпеливой, но теперь мое терпение закончилось. Я сделаю все, чтобы тебя не было в этом доме. Публичной девке не место рядом с моим сыном.