Я замерла, боясь шевельнуться. Закрыла глаза в детской надежде, что когда их снова открою, Желток исчезнет. Но грифоныш и не думал исчезать. Приоткрыл один глаз, посмотрел на меня через хитрый прищур. Разинул клюв и с наслаждением зевнул.
Мое сердце едва не выскочило. Значит, Пилар не показалось… И что теперь делать?
Рука инстинктивно потянулась к цыплячьей шерстке. Я погладила Желтка по голове, и тот охотно подставлялся. Взгромоздился мне на колени, обвил длинный хвост вокруг руки. Будто боялся, что я ее уберу. Я прижала к себе теплый податливый комок, не удержалась, чмокнула грифоныша в макушку. И глаза защипало. Как же я по нему скучала! Я даже не представляла, что настолько привязалась. Почему все так несправедливо?
Приоткрылась дверь, и в комнату вошла Пилар. Выглядела очень довольной, даже румянец на щеках проступил. Но когда она заметила Желтка, разом побледнела. Подошла, присела на край моей постели:
— Видите, барышня… совсем мне не показалось.
Я кивнула:
— Вижу.
Мы напряженно молчали, и лишь один Желток вел себя, как ни в чем не бывало: прикусывал рукав моей сорочки и настойчиво подставлял макушку, чтобы его почесали.
— Донья моя миленькая, что же теперь делать? — Пилар кивнула на грифоныша: — Его же теперь надо как-то обратно засовать. Мы ведь никак не можем его оставить.
Я опустила голову. Наконец, снова кивнула:
— Да, ты права. — Я посмотрела на Пилар: — Выходит, он пришел через то зеркало, которое висело на стене. Я поздно спохватилась.
Та кивнула:
— Выходит, что так… Я сейчас схожу в старые комнаты и принесу это зеркало обратно.
Я покачала головой:
— Погоди, не сейчас. Вечером. Не надо привлекать внимание. Главное, чтобы мой муж ничего не узнал.
Пилар буквально посерела на глазах, опустила голову. Молчала.
Я уставилась на нее:
— Что? Говори!
Та облизала губы:
— Я сначала думала… А теперь боюсь, что он уже все знает…
Я замерла, по спине прокатило морозцем:
— С чего ты взяла?
Пилар теребила передник:
— Его светлость буквально только что слугу присылал. Сказано, видеть вас желает. В полдень. В саду.
Я застыла, не в силах произнести ни слова.
— И от доньи Ромиры с самого утра приходили. Она хочет знать, когда может нанести вам визит и выказать свое почтение.
Ромира сейчас меня интересовала меньше всего. Я спихнула Желтка с коленей, подалась вперед:
— Что еще сказал?
Пилар пожала плечами:
— Ничего больше.
— А слуга как выглядел? Хмурый или любезный?
Та задумчиво застыла:
— Слуга, как слуга… И говорил, как слуге полагается.
Я встала с кровати:
— Который час?
— Да, уж, девять минуло. Поторопиться бы, барышня, иначе к полудню и собраться не успеете. — Она замялась и добавила: — А, может, и ни при чем тут Желток? Ведь вашего супруга не было здесь, откуда ему знать? И Желтка же он сейчас своими глазами не видал. Может, дело совсем в другом? А?
Я молчала. В словах Пилар, конечно, было разумное зерно, но…
— В чем «в другом»?
Та пожала плечами:
— Так откуда мне знать? Может, просто видеть вас хочет? Если по совести рассудить, давненько он вас не навещал. Соскучился, небось.
Я даже фыркнула:
— Глупости не говори!
Пилар ничуть не сконфузилась:
— Ничего не глупости.
— Ты мне лучше скажи: где ключ от этой комнаты?
Она кивнула на ореховый шкаф:
— В ящике.
Я бросила взгляд на грифоныша — тот все еще нежился на кровати.
— Достань и дверь запри. Прямо сейчас.
Та нахмурилась:
— Зачем?
— Чтобы Желток не вышел. Мало ли что ему в голову взбредет. Мы должны быть уверены, что он отсюда никуда не денется. Вот вчера куда он пропал? Ты всю комнату обсмотрела. Может, он по всем покоям бегал.
Пилар кивнула:
— Ваша правда, барышня. Все может быть. Он вон какой шустрый…
— Вот и запирай. Чтобы все время заперто было, пока он здесь. И смотри в оба. Нельзя допустить, чтобы он снова исчез непонятно куда.
Пилар не спорила — сделала так, как я велела. Она подала мне умыться, сбегала за завтраком. Но мне теперь кусок не лез в горло — я не доела даже булочку с маслом, отдала Желтку. Зачем Вито хочет меня видеть? Не удивлюсь, если он уже узнал про грифоныша. Да. Но тогда что мешало ему прийти сюда самому? Он — мой муж, имеет полное право… Почему в саду?
Мне не хотелось признаваться даже самой себе, но холодела я от другой мысли. Я до одури боялась оказаться разоблаченной. Вдруг он узнал, что я подслушивала? Потому и не хочет уличать меня там, где могут быть лишние уши. В конце концов, ведь кто-то принес тогда фонарь… будто нарочно… или без «будто»? Как я тогда оправдаюсь? Это невероятный стыд. И как Вито воспримет, что я раскрыла тайну его матери? Судя по всему, меня никто не собирался в это посвящать. А я еще и Пилар разболтала…
Я вышла в сад, как в лихорадке. Вся взмокла от переживаний и выглядела наверняка ужасно. Надеялась, что Вито еще не пришел, и я успею постоять на свежем воздухе, чтобы хоть немного прийти в себя. Но мой муж уже ждал меня. И я шла, как на казнь. Пыталась выглядеть, как ни в чем не бывало, но очень сомневалась, что это у меня получалось.
Я сбавила шаг, чтобы оттянуть неизбежное. Пыталась украдкой всматриваться в его лицо, чтобы уловить хоть что-нибудь. Но на этом лице сложно было что-то различить. Мой муж казался невозмутимым, как обычно. Образцовая ледышка. Это красивое лицо оживлял лишь чуть вздернутый уголок губ. Будто он смотрел на меня с не слишком скрываемой усмешкой. Или мне казалось, и не было вовсе никакой усмешки?
Дома я попадала в разные ситуации, бывало, совала нос, куда не следовало, но никогда за всю жизнь мне не было стыдно так, как сейчас. Нянька обычно говорила: «Дело сделано, теперь нечего убиваться, имей смелость принять, что заслужила». Да, она была права. За свои поступки надо отвечать. Даже за самые гадкие… Тем более, за самые гадкие. И если Вито зол на меня, имеет полное право.
Я, наконец, приблизилась. Пришлось приложить усилие, чтобы не отвести взгляд.
— Мне сказали, что ты хотел меня видеть.
Вито взял мою руку и неожиданно поднес к губам:
— Это так.