Глава 7. Табуретка гнева

Людмила вряд ли смогла внятно рассказать, что именно ей снилось этой ночью. Но сны были, и было их много – ярких, насыщенных событиями, с вампирами и оборотнями и почему-то с медведями. Кажется, в каком-то из приснившихся ей сюжетов присутствовало и говорящее зеркало, и девушка «Машка» с красными глазами, был и Константин со своим отцом, и даже ужин за длинным столом, вот только все эти в целом обыденные вещи соединялись в такие причудливые комбинации, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Да и половина увиденного пропала из памяти сразу, как только Людмила открыла глаза, а от второй половины в голове остались сущие ошметки уже после пары минут, проведенных в попытках восстановить эти занимательные картинки.

Людмила подползла к краю кровати, выбралась из-под одеяла и села, свесив ноги – до пола она не дотягивалась. Потом осмотрела спальню – в ней почти всё было по-старому, только рядом с сундуком появился небольшой трехногий столик и простая табуретка – тоже трехногая. А на столике стояло что-то – очень похожее на несколько блюд, накрытых серебристыми колпаками. Людмила знала, что они называются клошерами и используются в основном только в ресторанах, да и то не во всяких. В «Глобусе», например, они точно не водились.

– Еду недавно принесли, но поторопись, а то остынет.

Людмила чуть вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

– И тебе доброе утро, зеркало, – сказала она. – Спасибо за предупреждение. А кто принес?

– Тело, кто же ещё, не наш же хозяин с подносами и стульями по коридорам бродить будет? Хотя с него может статься, он это... прогрессивный. Вот отец его – это да, кремень, от него такого не дождешься.

– А кто они? – невинно поинтересовалась Людмила и на всякий случай скрестила пальцы на руке, которая была скрыта под одеялом.

– Хозяева, – коротко ответило зеркало.

Людмила огорченно вздохнула.

– Ах да, как же я сама не догадалась, – ядовито произнесла она. – Зеркало, а ты-то кто?

– Хм... странный вопрос.

– Знаешь, говорящее зеркало с моей точки зрения – тоже вещь до невозможности странная.

– Ну вот ты и ответила на свой собственный вопрос, – Людмиле показалось, что в голосе зеркала проскочило облегчение. – Я – зеркало, говорящее. Чего ж тут непонятного?

– Ну да, действительно... ладно, я тебя поняла. И что в этом отеле дают на завтрак?

Она соскочила с кровати на пол, не одеваясь, дошла до столика и по очереди приподняла все купола-колокольчики.

– Да уж... – пробормотала она. – Каша, ещё каша и ещё одна каша. Блюдо с блинами и... кисель? В детстве его терпеть не могла, особенно с комочками. А это что – деревянные ложки? За ужином и блюда были нормальные, и столовые приборы. А тут... устроили какую-то средневековую реконструкцию.

Один из сокурсников Людмилы по университету увлекался всякими историческими фехтованиями и иногда приглашал знакомых, как он это называл, прикоснуться к прошлому. Однажды ей стало интересно, что он понимает под этим термином, она согласилась съездить в запердячью даль на все выходные, и уже в первый день прокляла всё на свете. Оказалось, что прошлое предполагает многочасовое катание на медленных электричках и битком набитых автобусах, которые ходят раз в час по обещанию, простую и часто невкусную пищу с костров от людей, которые готовить не умеют, а также почти полное отсутствие каких-либо удобств. Проведя ночь в тесной палатке, которую местные гордо называли «шатром», Людмила на следующее же утро в одиночку покинула место реконструкции, чтобы снова оказаться в привычной цивилизации – с такси, собственноручно пожареными котлетками и теплым туалетом.

Здесь, правда, с туалетом всё было почти нормально, но три вида каш на завтрак она сочла перебором.

– Это, наверное, старый хозяин расстарался, – сказало зеркало. – У него присказка есть – щи да каша пища наша, вот он ей и следует.

– Это не у него, это он у Суворова украл, – парировала Людмила. – Ну пусть будет каша...

Она быстро умылась, накинула вчерашнее платье и уселась за столик. Табуретка оказалась не слишком удобной, но ей удалось умоститься на ней так, чтобы сидеть почти в привычной позе. Сняла крышку с первой каши, приноровилась к расписной деревянной ложке, попробовала...

– В принципе, ничего, сойдет для сельской местности, – сообщила она зеркалу. – Ты, кстати, можешь рассказать про свадьбу – тебя же озадачили вчера мне помогать? Вот и помогай.

***

Зеркало не стало отнекиваться и предлагать позвать «Машку», а кратко прошлось по предстоящей церемонии. Правда, по мере продвижения рассказа Людмиле происходящее нравилось всё меньше и меньше, хотя, в принципе, ничего необычного ей не предлагали.

Сегодня, например, ничего делать было не нужно. Завтра тоже – если не считать визита к священному дереву и поклонения ему. Впрочем, зеркало заявило, что ничего сложного девушку не ждет, её будут сопровождать Константин и «Машка», которые помогут в непонятных ситуациях. Сама свадьба должна была пройти на каком-то семейном «капище». Это слово вызвало у Людмилы ассоциации с человеческими жертвами и идолами, обмазанными свежей кровью, но зеркало заверило, что всё будет не так страшно, а обо всём остальном позаботятся хозяева.

В общем, всё было просто и в основных чертах понятно – если не считать того факта, что её выдают замуж. Людмила точно знала, что это неправильно, помнила, что не давала согласия на этот брак, и что её вообще забыли спросить о том, чего она хочет. Правда, зеркало упомянуло, что на капище её будут спрашивать – и на каждый вопрос она должна будет отвечать положительно, если не хочет «тяжких последствий».

– А что за последствия? – поинтересовалась Людмила.

– Очень болезненные и неприятные, – с грустью заметило зеркало. – Была одна... гордая. Её принесли сюда в беспамятстве полном, она той же ночью и отошла.

– Куда?

– Туда, – отрезало зеркало. – Не понимаешь, что ли, что бывает, когда девка женой отказывается быть?

Людмила поняла – скорее всего, её будут бить до смерти.

– Но это же неправильно! – воскликнула она. – У меня тоже есть право голоса!

– Есть, конечно, – философски заметило зеркало. – Та гордячка так кричала, что мне тут было слышно. Так что право на голос у тебя никто отнимать не будет.

– Но зачем это вообще им нужно? Они богаты, им только свистнуть – столько всяких... всяких набежит.

– А нужны не всякие, только подходящие. Вот и делают умычку... Потом могут твоим родителям вено дать, чтобы не сильно огорчались.

– В вену? – недоуменно переспросила Людмила, которая живо представила, как Константин предлагает её отцу партию наркотиков вместо насильно выданной замуж дочери.

– Вено, отступ. Но тут я мало что могу сказать, сама понимаешь – такими подробностями ни с зеркалом, ни с телами никто делится не будет. Да и с тобой тоже.

Людмила вспомнила комедию про похищение комсомолки, спортсменки и просто красавицы Нины, которая из нынешнего её положения выглядела совсем не смешно. Интересно, во сколько баранов и холодильников оценит свою дочь её отец?

– А на это капище можно будет заранее посмотреть? – спросила она. – Ну... чтобы не испугаться через три дня, вдруг там что-то страшное, чего я боюсь больше смерти?

Зеркало как-то неуверенно помолчало.

– Думаю, можно... девку свою спроси, она, наверное, сможет отвести. Если сегодня попросишь.

– А если завтра?

– Завтра уже нельзя, – отрезало зеркало.

***

Людмила всё-таки смогла доесть почти весь завтрак, хотя после рассказа о свадьбе ей вообще не хотелось иметь дело с пищей. Она вспомнила всё ту же кавказскую пленницу, которая объявила голодовку, когда поняла, какая участь ей уготована – и всерьез обдумала возможность повторения этого поступка. Но в итоге она отбросила эту идею – наверняка после такого взбрыка сюда заявится Константин, который может заставить её набить желудок калориями. В конце концов, даже простая человеческая медицина умела кормить пациентов без их участия, а на что способны эти волшебники... Людмила не знала всех их возможностей.

Но она всё-таки смогла придумать, как выместить своё раздражение. Сначала на пол полетел один клошер, за ним – остальные; потом туда же последовали все тарелки и деревянная ложка.

– Зачем ты это делаешь? – спросило зеркало.

– Заткнись! – бросила Людмила и начала примериваться к столику.

Возможно, этот предмет обстановки сможет что-нибудь разбить – окно или то же зеркало, которым хозяева наверняка дорожат.

– Хозяйке не стоит так себя вести, – раздался за спиной спокойный голос «Машки».

Людмила развернулась. Горничная смотрела на учиненный ею разгром с легким осуждением, хотя, пожалуй, её лицо оставалось по-прежнему безучастным.

– Почему? – спросила Людмила.

«Машка» совсем по-человечески пожала плечами.

– Так не принято.

– Там, где я жила, было принято поступать именно так, – сообщила Людмила.

– После каждого приема пищи?

– Почти.

– Хорошо. Я сейчас уберу.

«Машка» прошла вперед, сделала жест рукой, осколки и остатки еды собрались вместе, поднялись в воздух – и исчезли бесследно. На полу ничего не осталось – тот же ковер, на котором не было ни соринки.

– Впечатляет, – сказала Людмила. – Хорошо, что ты так умеешь. Дома мне приходилось хорошенько работать веником и тряпкой.

– Да, хорошо, – согласилась «Машка». – Хозяйке нужно что-то ещё?

– Мммм... пожалуй... да. Ты можешь показать мне капище, на котором будет проходить свадьба?

– Зачем?

– Чтобы знать, чего ожидать, – объяснила Людмила. – Ещё было бы неплохо глянуть на священное дерево... что за дерево?

– Тополь.

– А, ну да, конечно, что же ещё... – пробормотала Людмила. – Так что с визитом на капище?

«Машка» наконец слегка проявила хоть какие-то эмоции – она явно колебалась, видимо, не имея прямых указаний и прямых же запретов. Наконец она приняла решение и лицо её снова стало бесстрастным.

– Да, я могу проводить вас туда, хозяйка, – сказала она.

– Вот и хорошо, – Людмила улыбнулась. – Тогда сейчас же и отправимся. Только... есть у меня одна просьба. Я видела в сундуке красивое пальто, но тогда мне было не до него. А сейчас я хочу его примерить. Ты можешь мне его достать?

На этот раз «Машка» не колебалась.

– Конечно, хозяйка. Сейчас достану.

Она обошла Людмилу, которая и не подумал сдвинуться с места, подошла к сундуку и легко открыла крышку. Когда она прошла мимо, Людмила взяла табуретку, примерилась – и когда «Машка» наклонилась, со всей силы ударила её по голове. Служанка молча рухнула, наполовину оказавшись в сундуке.

Людмила отбросила обломки табуретки, схватила «Машку» за ноги, напряглась, и та целиком оказалась внутри. Она успела заметить, как из раны на затылке начала выступать кровь, сумела сдержать тошноту – захлопнула тяжелую крышку и уселась сверху.

– Надеюсь, замок изнутри не открывается... – тихо сказала Людмила.

Она вдруг поняла, что совершила, её начала бить крупная дрожь, но она постаралась взять себя в руки. Здешние хозяева и их слуги похитили её и решили, что она станет женой какого-то страшного старика; смертной казни в стране давно нет, но Людмила считала, что за такое надо как минимум вешать. Ну или бить тяжелыми табуретками по голове.

К тому же если она не смогла полностью нейтрализовать эту «Машку», то когда та выберется, то второго шанса уже не даст – и свадьба будет почти неизбежной. Но пока что служанка лежала внутри сундука тихо и признаков жизни не подавала.

Людмила оглядела комнату – здесь не было ничего, что бы принадлежало ей, и ничего, что можно было использовать в качестве оружия; табуретка оказалась одноразовой. Она натянула ботинки, которые ей выдали вчера и направилась к двери.

– Эй, ты куда? – спросило зеркало, когда Людмила проходила мимо.

– На капище ваше смотреть, – ответила она, не останавливаясь.

– А служанка?

– У неё дела появились, но она мне рассказала, куда идти. Я найду дорогу, не беспокойся.

***

Константин провел утро очень плодотворно и насыщено. Он не решился просто вломиться в здание, которое занимала прокуратура, хотя, наверное, справился бы со всеми, кто там был; но такой поступок мог привлечь нежелательное внимание к нему и – потом, конечно – к его отцу, чего сейчас им не было нужно. Впрочем, нежелательное внимание потому так и называется, что оно может быть опасно.

Поэтому Константин просто покрутился вокруг, нашел податливого человека среди идущих ко входу – и послал тому слабый импульс, отзывая в сторону. А потом долго общался с этим человеком, который, к сожалению, занимал не слишком высокий пост в здешней иерархии. Но зато он знал главное – кем был тот прокурор, который попался Константину и его телам на пути во время похищения невесты для отца.

Знания оказались интересными, для их проверки потребовалось совершить ещё несколько визитов в разные части города, и обратно в поместье Константин вернулся, слегка утомившись. У него было искушение отдохнуть, восстановить силы, потраченные на людей, но как раз это стоило отложить – отец должен был знать. Пришлось идти в левый флигель и через одно из тел передавать просьбу об аудиенции.

Впрочем, отец уже встал и принял сына почти без задержки.

– Что у тебя случилось, Твердыня?

Константина немного раздражала манера отца называть сына не тем именем, которым его нарекла мать, а переводить это имя на русский язык – причем так, что не поймешь, обижаться или радоваться. Чаще всего он предпочитал не замечать.

– Я провел утро, выясняя, кто тот прокурор, который тогда едва не сорвал похищение твоей невесты. Ты будешь смеяться. Его фамилия Медведев.

Отец поднял одну бровь.

– Медведев? Забавно. Неужели из тех самых? Я ничего про них не слышал уже более двух веков.

Константин не знал, сколько лет его отцу, и был уверен только в одном – тот очень стар. Регулярные ритуалы со свадьбой помогали сохранять здоровье и отодвигали неминуемую кончину. Правда, на мозговую деятельность они влияли слабо, и сыну иногда казалось, что отец жил в глубоком прошлом, не понимая того, что творится в мире сейчас. Впрочем, тот почти не покидал поместье, так что можно было не волноваться, что кто-нибудь заметит его отсталость.

– В этом уверенности нет, – сказал он. – По предварительным данным, к тем Медведевым он не имеет отношения, но нужны дополнительные проверки. Я ими займусь. Что удалось узнать сейчас – фамилию этот молодой человек получил от приёмных родителей, которые усыновили его в младенчестве. Кто его настоящие родители – неизвестно. Люди обычно хранят эти сведения в архивах, но именно его дело недоступно, оно сгорело при пожаре вскоре после усыновления. Думаю, восстановить можно – должны сохраниться сведения в роддоме, можно вычислить, кто рожал в интересующий нас период, но это потребует времени.

Старик немного помолчал. Он сидел в кресле, опершись локтями о подлокотники и положив подбородок на скрещенные пальцы.

– Понятно... – наконец сказал он. – Продолжай свои исследования, А его приемные родители?..

– Нет, у них никаких аномалий, обычные люди, лично посмотрел, – ответил Константин. – Есть ещё приёмная дочь, она тоже самый обычный человек, про неё как раз всё известно – где родилась, у кого, от кого. Ничего интересного.

– Кто-то заметал следы?

– Возможно, – Константин пожал плечами. – Это случилось 23 года назад, следствие тогда посчитало, что причины пожара – неисправная проводка... это электричество...

– Я знаю, что это, – оборвал его отец. – Возможно, и электричество, из-за него часто горят дома людей. Я не буду запрещать тебе искать, и ты должен выяснить об этом человеке всё, что можно. Не буду по простой причине – я могу и ошибаться... раньше мы могли бы сразу узнать всё, сейчас приходится... но учти – мне кажется, что это пустышка. Скорее всего, он самородок. Если его взять, обучить... но мы этого делать не будем. У нас он не останется, а о нас знать будет. Можно временами посматривать, чтобы исключить интерес других. Но это потом. Сначала – точная информация. У тебя всё?

Константин немного поколебался.

– Нет, отец, – он выдержал удивленный взгляд и продолжил: – Я хотел спросить – могу ли я начать выбирать себе невесту?

– Ты недавно спрашивал, – проворчал тот. – Ответ прежний. Рано. Возможно, к следующему высшему Купале.

Константин поклонился, стараясь не показать своего разочарования. «Недавно» было около двух десятилетий назад.

– Спасибо отец.

Он развернулся и двинулся к дверям, но на полдороге замер.

– Что ещё, Твердыня? – раздраженно сказал отец. – Я отпустил...

– Моё тело... – Константин не заметил, как перебил отца, но тот не обратил на это внимания. – Моё тело погибло.

– Какое из них? – встревожено спросил старик. – Не то, которое?..

– Да, оно. Я не чувствую его. Нужно проверить...

Он быстро вышел из кабинета и даже не закрыл за собой дверь.

***

– Что. Здесь. Произошло.

Сундук в спальне, где он поселил невесту, был открыт, тело гувернантки лежало рядом, а Константин стоял, упершись обеими руками в зеркало и глядя прямо в мутную стеклянную поверхность.

– Я ничего не видел! – кричало зеркало. – Я вижу только то, что находится передо мной, а они находились сбоку!

– Не лги мне, хозяину лжешь!

– Я правду говорю! Я отвлекся! Она же была под присмотром...

– Что она сказала, когда уходила?

– Она спрашивала про капище и про дерево, это я слышал. Твоё тело ответило, что дерево – тополь.

– А с капищем что? – Константин убрал одну руку.

– Ничего... просто спрашивала, мол, могу испугаться, мне бы посмотреть. Я её к твоему телу отправил, сам ничего не сказал...

– Что ж...

Константин отошел от зеркала и сделал несколько пассов руками над своим телом. Оно зашевелилось, рана на затылке на глазах затягивалась. Потом тело поднялось на ноги и преданно посмотрело на него.

– Что угодно приказать, хозяин?

Константин мысленно выругался. Воскрешение тел стирало всю их память... но зато было быстрее, чем создавать новые тела. А насчет памяти – есть и другие методы.

Он сделал ещё одно движение рукой – прямо перед глазами тела.

– Этот человек недавно вышел из этой комнаты и скрывается где-то в поместье. Нужно его найти и доставить обратно в эту комнату, живой и невредимой, – приказал он.

– Приказ поняла, хозяин, – сказало тело.

Его красные глаза засветились чуть ярче, и оно направилось к выходу из комнаты.

Константин вздохнул – уже вслух, не скрываясь. Оставалось только ждать; просить тела у отца он не хотел – неизвестно, что тот попросит взамен. Цена помощи может оказаться слишком высокой.

Загрузка...