Людмила точно знала, что зеркала говорят только в сказках, и ещё со школы помнила бессмертные строки «свет мой, зеркальце, скажи». В обычной жизни она ни с чем подобным не сталкивалась – здесь говорили только всякого рода смартфоны, да и то только в том случае, если на другом конце условного провода сидел настоящий человек.
Впрочем, за этот вечер она столкнулась с несколькими вещами, о которых раньше только читала. В её квартиру ещё ни разу не проникал неизвестный; к тому же этот неизвестный оказался наделен очень странными способностями – например, он мог, не прикасаясь, швырять Людмилу по комнате туда и сюда, как ему заблагорассудится. Она видела что-то подобное в разных фильмах, но там наверняка использовались невидимые тросы, да и актеры вряд ли пытались сопротивляться. Она пыталась – и безуспешно.
А теперь ещё и говорящее зеркало.
Людмила так и замерла на полу, прижавшись к спинке кровати. Она со страхом глядела на огромный старомодный предмет мебели, но тот не подавал никаких признаков жизни – у него не было глаз, чтобы смотреть, не было и рта, через который оно могло издавать какие-либо звуки. Не было даже никаких признаков ушей, которыми это зеркало могло услышать ответ – не считать же за таковые многочисленные завитушки на потемневшей раме? Людмила пыталась понять, что ей делать дальше, но в голову приходила только возможность закричать, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Вот только этим кем-то обязательно окажется либо «Машка», которая наверняка стоит в ожидании за дверями комнаты, либо пугающий Константин с не менее пугающим отцом. Никого из этой троицы видеть не хотелось.
Людмила попыталась рассуждать трезво. Её похитили и держат взаперти и под присмотром; это означает, что сбежать получится только случайно, если охрана на какое-то время утратит бдительность. Правда, было непонятно, способна ли та же «Машка» что-либо утратить, да и способности Константина внушали определенные опасения. Людмила, к примеру, может добежать чуть ли не до конца длинного коридора – она почему-то была уверена, что за дверями находится длинный полутемный коридор, – но этот «невампир» просто снова дернет её, а потом сурово накажет. В чем именно может заключаться наказание, Людмила не знала, но предполагала самое худшее из возможного. В её в голове всплыли виденные когда-то в интернете картинки на тему «пытки, которых боялись все женщины», и она внутренне содрогнулась. Если ей начнут угрожать чем-то подобным, она расскажет всё, что знает.
Правда, пока что у неё никто ничего не спрашивал и не просил – если не считать странный интерес к её правой ладони. Людмила посмотрела на эту ладонь, полюбовалась знакомыми с детства линиями, и её мысли и взгляд вновь вернулись к зеркалу, которое пока что не произнесло ни слова.
– С вами что-то случилось, госпожа?
Голос «Машки» заставил Людмилу подпрыгнуть – причем в буквально смысле этого слова. Из положения «сидя на полу» она мгновенно оказалась на ногах, да ещё и сумела в прыжке развернуться, чтобы оказаться лицом к лицу с неслышно вошедшей гувернанткой.
– Ты... Ты... – она не знала, что сказать, но всё же сумела найти нужные слова: – Я тебя не звала!
– Я услышала шум и подумала, что госпоже нужна помощь, – безразлично сказала «Машка». – На этот счет есть четкие инструкции от хозяина, я не могу их не выполнить. Другим способом выполнения этих инструкций будет постоянное присутствие меня в этой комнате, но я заметила, что вам это доставляет неудобство.
– Да... доставляет, – пробормотала Людмила.
– Так что случилось? Почему вы были на полу?
– В платье запуталась, – причина нашлась сама, когда Людмила попробовала шагнуть в сторону. – Не привыкла носить такое, всё в штанах и штанах.
– Девушкам штаны носить неприлично.
– Зато удобно и практично, – парировала Людмила. – Ладно, что мы спорим. Всё равно ты мне штанов не дашь?
«Машка» медленно покачала головой.
– Нет.
– Вот в том-то и дело. Так что я тут это... потренируюсь. А ты подожди за дверью. И не прибегай на любой шум, иначе я так и не научусь в этих ваших платьях ходить, – Людмила закончила свою речь слегка плаксивым тоном привыкшей к безусловному подчинению «госпожи».
– Понимаю, хозяйка, – «Машка» наклонила голову. – Вы не голодны?
Людмила прислушалась к себе. От съеденного в ресторане половины «цезаря» не осталось и следа, а дома она поесть не успела – решила сначала принять ванную, но появился Константин и всё завертелось. То есть, в принципе, она была готова попросить «Машку» принести ей что-нибудь из еды... Но сначала нужно было что-то придумать с зеркалом, и уже потом думать о желудочных проблемах. Для этого нужно, чтобы никакой «Машки» в комнате не было – хоть какое-то время.
– Хорошая идея, –сказала она. – Думаю, я не откажусь что-то съесть... но чуть позже. Через полчаса... да, через полчаса. А пока потренируюсь ходить в этом вашем... в этой вашей одежде, где вы только её взяли!
– В сундуке, – внезапно ответила «Машка».
Людмила недоверчиво посмотрела на горничную, но та была по-прежнему серьезна и говорила прежним безразличным голосом. Информировала.
– Да-да, – сказала она. – В сундуке, где же ещё. Ну тогда всё. Иди, ты свободна.
– Я всегда на службе, – напомнила «Машка».
Но всё же развернулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Людмила дождалась щелчка замка и повернулась к зеркалу.
– Так ты умеешь говорить? – тихо спросила она. – Или мне показалось?
– Тебе показалось, – ответило зеркало.
***
Ответ раздался внезапно, и Людмила не успела понять, откуда доносится звук. Она внимательно посмотрела на зеркало, но то снова изображало бессловесный предмет обстановки.
Людмила подошла поближе.
– Только что из этой комнаты вышла одна юмористка... хотя её юмор не годится даже для «Аншлага», – с угрозой в голосе сказала она. – Такой же уровень юмора ещё и от зеркала – это перебор. Мне тут выдали неплохие туфли, тяжелые, с большим каблуком. Как думаешь, что будет, если я стукну этим каблуком прямо в своё отражение?
– Я разобьюсь, – со вздохом ответило зеркало. – Что же вы все только угрожаете... Ах ты жалкое стекло! Между прочим, обидно было до чертиков. Так что тебе надо, новенькая? Тоже будешь пытать, кто на свете всех милее и прекрасней?
– А ты знаешь ответ на этот вопрос? – заинтересованно спросила Людмила.
– Ну... как бы да, – обреченно ответило зеркало.
– И кто это?
Зеркало помолчало. Людмиле показалось, что её пристально разглядывают и оценивают, и она немного засмущалась.
– Ты же понимаешь, что в данных обстоятельствах я могу ответить лишь одним, очень предсказуемым образом? – вдруг спросило зеркало.
Людмила потратила несколько секунд, чтобы понять смысл произнесенной фразы, но в конце концов признала своё поражение.
– Что ты имеешь в виду?
– Под чем?
– Под «данными обстоятельствами» и «предсказуемым ответом», – объяснила она.
– А самой сообразить не судьба? Эх, люди-людишки... У тебя есть туфли с тяжелым каблуком, а на правду все женщины реагируют совершенно одинаково. «Ты назло мне врёшь!» – зеркало явно кого-то передразнило. – Хорошо, что тогда рядом служанка оказалась, на ней свою злость выместила...
– Кто? – поинтересовалась Людмила.
Сказку Пушкина она, конечно, помнила, пусть не целиком, но уже отрывки про общение злой мачехи с волшебным зеркалом сидел в её памяти прочно.
– Кто-кто... кто надо, – пробормотало зеркало. – Так что... врать или правду говорить?
– Правду! – решилась Людмила.
– А каблуком бить не будешь?
– Не буду.
– Ну... ладно. Поверю. Так чего ты хотела узнать-то?
Людмила хмыкнула. Зеркало очень по-детски пыталось отвертеться от ответа, но давать ему шансов она не собиралась.
– Ну... как обычно – кто на свете всех милее, всех румяней и белее, – объяснила она.
– Да, как обычно, – вздохнуло зеркало. – Как обычно... в общем, не ты.
Последние слова зеркало сказало очень тихо и тут же замолчало – Людмиле почудилось в этом молчании некая опаска.
– Обидно, – с угрозой произнесла она. – Это было очень обидно.
Ей очень хотелось вызвать у зеркала комплекс вины – при этом сам факт того, что на свете есть кто-то красивее её, Людмилу нисколько не расстроил. Она была разумной девушкой, знала, как пользоваться зеркалами – обычными, не волшебными, – и имела глаза, чтобы видеть окружающих. Даже у неё на работе была пара сотрудниц, которых она со скрипом душевным признавала красивее себя. А сколько таких представительниц женского пола наберется на всей планете, она даже боялась представить. Скорее всего, счет шел на миллионы или даже на десятки миллионов – и следовало радоваться, что не на миллиарды.
– Ты просила сказать тебе правду, – осторожно напомнило зеркало.
– Просила, – согласилась Людмила. – Но это не значит, что правда должна мне нравиться. Ну а кто красивее всех-всех? Только не повторяй, что не я. Я не злопамятная, поэтому обиды записываю.
Она демонстративно похлопала по бедру, где обычно были карманы джинсов или брюк. В нынешней её одежде никаких карманов не было, но она надеялась, что зеркало поймет её жест. Впрочем, оно никак не отреагировало.
– А оно тебе точно надо – знать имя первой красавицы? – с легким сомнением спросило зеркало. – Любопытной Варваре известно что отрывают.
– Мне интересно. И знания лишними не бывают.
– Ну раз так... Вряд ли тебе когда пригодится это знание, но пусть. Махиндрани Кусвидьянти Парамаси.
Людмиле показалось, что зеркало выругалось.
– Что? – недоуменно переспросила она.
– Ох, грехи мои тяжкие, – вздохнуло зеркало. – Я же говорило, что тебе это не нужно. Повторю, мне не сложно – Махиндрани Кусвидьянти Парамаси.
– Это что или кто?
– Это женщина, – с готовностью объяснило зеркало.
– Уже легче. А чего у неё имя такое... – Людмила неопределенно покрутила кистью руки. – Необычное?
– Ну не всем же так повезло, как тебе, – голос зеркала так и сочился ядом. – Мама с папой её так назвали. Возможно, при участии других родственников.
– О. Понятно. А она откуда?
– Из Пакуаламана.
Людмила вздохнула.
– А это что?
– Виллайе кепангеранан, если на местном, – с готовностью ответило зеркало.
– А если на понятном?
– На понятном ей... – Людмиле показалось, что зеркало с трудом сдерживает улыбку. – Княжество это такое, на острове заморском, вами Явой зовущемся. Ну как, легче тебе стало?
– Немного... – пробормотала Людмила, которой было очень стыдно – знание действительно оказалось ненужным, как и предупреждал этот говорящий предмет обстановки. – А эта девушка... она правда красивая?
– Правда-правда, не сомневайся. Только она уже много лет не девушка. Замужем, трое детей, четвертого ждет.
– А что там насчет всех белей?
– А что с этим-то?
– Ну я же спрашивала, кто на свете всех милее, всех румяней и белее, – объяснила Людмила. – Возможно, это подразумевает, что в твоем конкурсе красоты участвуют только представители белой расы? Я, правда, не уверена... но я так читала.
– Ты что – расист? – в голосе зеркала плескалось целое озеро недоумения.
– Господи, откуда ты такие слова знаешь? – удивилась Людмила.
– Поживешь с моё – всё узнаешь. Никакого расизму не потерплю, – твердо ответило зеркало.
– Хорошо-хорошо, – быстро согласилась Людмила. – А долго это сколько?
– Ну... цикла три.
–- Что такое цикл?
Зеркало помолчало.
– Цикл это цикл. Время ими считают. Вот вы как время считаете?
– Как-как... – Людмила задумалась. – Солнце встало, потом зашло, день прошёл. Триста шестьдесят пять дней это год...
– Понятно. Ничего про это ваше солнце не знаю, так что дней ваших тоже, считай, нет.
– А цикл?
– А цикл есть.
Зеркало замолчало – по ощущениям Людмилы, обиженно, – но его замечание про солнце насторожило девушку. Она подошла к одной из портьер, резко сдвинула её в сторону... За портьерой на самом деле было окно. Вот только за окном ничего не было. Муть вроде той, что сейчас отражалась в зеркале – и всё.
– Это тоже зеркало? – тихо спросила она.
– Это окно, – раздался за её спиной голос Константина. – Тело доложило мне о твоем желании поужинать. И я решил пригласить тебя составить мне компанию. Правда, я вижу, что ты уже нашла себе собеседника... и как он тебе, тоже про яванскую принцессу рассказывал?
Людмила резко развернулась. Её тюремщик стоял прямо напротив зеркала и внимательно его разглядывал. Его сопровождала «Машка», лицо которой по-прежнему не выражало никаких эмоций.
– Да, – кивнула Людмила. – Мне сказали, что эта принцесса всех милее.
– Когда-то была, да, – с легким весельем в голосе ответил Константин. – Но с тех пор прошло много лет, а зеркало считает, что шутка со временем становится лишь лучше. Пойдем, Людмила. Отца не будет... я заметил, что он внушает тебе страх. Так что поедим узким кругом – ты и я... а твоя «Машка» нам поможет.
– Хо... хорошо, – согласилась Людмила; она действительно почувствовала сильный голод. – А что за окном такое?
Этот вопрос Константин проигнорировал. Он молча развернулся и покинул комнату.
«Машка» посмотрела на Людмилу своими красными глазами и сказала:
– Прошу следовать за мной. Я провожу вас, хозяйка.
***
За дверью спальни действительно оказался очень длинный коридор, слабо освещенный тусклыми лампами. Стены были обиты темным бархатом, пол покрывал алый толстый ковер, в котором ноги утопали чуть ли не по щиколотку. Идти по нему было непривычно и неудобно, но Людмила держалась и старалась не отставать от «Машки», которая молча и величаво шла впереди.
У Людмилы была надежда разговорить Константина – за едой люди всегда склонны к ничего не значащей болтовне, из которой можно узнать многое. Но эта надежда рухнула сразу, как только «Машка» ввела её в огромный зал, в котором стояли множество бюстов каких-то людей, красивые расписные вазы – и очень длинный стол. Константин сидел на дальней короткой стороне, а для Людмилы был приготовлен стул у другой. Между ними было метров пятнадцать – и мило переговариваться на таком расстоянии было невозможно. Поэтому они просто ели.
Еды на столе было много и самой разнообразной. Людмилу поразила целая щука – она видела эту рыбу только на картинках, но сразу узнала её; «Машка» объяснила, что щука – не простая, а фаршированная, с шампиньонами, и отрезала небольшой кусочек на пробу. Оказалось вкусно.
Вскоре Людмила наелась так, что больше в неё ничего не лезло. Наверное, это было что-то нервное, связанное со всеми последними событиями сразу – средство самоуспокоения. Вот только никакого успокоения не было. Наоборот, ей настолько сильно захотелось получить ответы на свои вопросы, что когда она заметила, как Константин откладывает приборы и снимает с воротника белоснежную салфетку, она решительно встала и направилась к нему. «Машка» что-то сказала вослед, но Людмила проигнорировала её слова.
Когда она преодолела разделяющее их расстояние, Константин уже стоял. Он, конечно, заметил её приближение и не торопился уходить – наоборот, ждал с легкой заинтересованностью. И даже слова не сказал, когда Людмила подошла почти вплотную, предоставив ей право первой реплики.
– Константин, ответьте мне – зачем вы меня похитили?
– Потому что ты нам нужна, – повторился тот с легкой усмешкой.
– Это не ответ! – воскликнула Людмила. – Для чего я вам нужна? Что во мне такого, что вам нужно?!
Он немного помолчал.
– Этого я тебе не скажу.
– Почему?
– По кочану и по капусте, – грубо ответил Константин. – Ещё вопросы? Мне пора идти.
– Это... это грубо! – крикнула Людмила, в глазах которой начали набухать слезы.
– Возможно, – тот легко пожал плечами. – Спокойной ночи.
– Нет! Постойте!! Тогда... тогда скажите, что я увидела за окном?
На этот раз Константин колебался чуть дольше – и Людмила почти приняла решение, что если и на этот раз ей не ответят, то она кинется к этому самодовольному хлыщу и попробует выдрать ему глаза. Ну или оставить пару хороших царапин на холеных щеках.
– То, что там находится. Сами окна не открываются... это мера предосторожности. Но будет лучше, если вы воздержитесь от попыток выбраться через него. Люди изобретательны, вдруг получится именно у тебя? Так вот – не стоит. Съедят.
– Кто?
– Те, кто там обитает, – ответил Константин. – А вот теперь всё. До свидания. Спокойной ночи я вам желал.
Он резко развернулся и двинулся к дальней двери в зал. Людмила с некоторым запозданием вспомнила о своем желании, но её воинственность уже куда-то улетучилась.
Она тоже развернулась.
– Машка, проводи меня в спальню.
Они шли обратно по мягкому толстому ковру, Людмила мысленно снова и снова вспоминала, что ей сказал этот неприятный красавчик – и не могла понять, шутил он или нет. У самой двери в комнату она остановилась.
– Машка, я сама справлюсь, – решительно заявила она. – Только скажи – за окнами на самом деле могут сожрать? Или это такой способ запугать меня? – она подумала и добавила: – Как хозяйка, приказываю тебе отвечать правду.
– Такое мне может приказывать только хозяин, – Людмиле показалось, что в голосе «Машки» проскочили какие-то злорадные нотки. – Но я бы рекомендовала вам прислушаться к его словам.
Людмила от раздражения чуть не топнула ногой, но быстро взяла себя в руки.
– Хорошо... я учту, – сказала она. – Спокойной ночи, Машка.
– Спокойной ночи, хозяйка.
***
Оказавшись в комнате, Людмила с ненавистью посмотрела на зеркало, обошла его чуть стороной и начала раздеваться – у сундука, потому потому что это было единственное место, на которое можно было сложить всю одежду так, чтобы она не помялась. Хотя, наверное, у Константина есть на этот случай соответствующий жест, который позволяет обойтись без утюга. Во всяком случае, то, что ей выдали, было без складок от долгого лежания в сложенном виде. Возможно, что-то такое умеет и «Машка»... можно будет её завтра с утра спросить.
Она посетила туалетную комнату – там действительно оказался вполне современный унитаз, правда, без сливного бачка; Людмила видела такое в некоторых отелях, поэтому не удивилась. И был даже душ – чуть глубже, в огороженной высоким кирпичным бортиком нише. Но на водные процедуры её сил уже не хватало, и он решила отложить их до утра.
– Обижаешься?
Голос зеркала раздался неожиданно.
Людмила промолчала.
– Обижаешься, – констатировало зеркало. – Зря. Я же не соврал. Принцесса на самом деле была лучшей... много лет назад. А я с тех пор был... как бы это сказать... отрезан от источников информации.
– О, мы теперь знаем, что такое года, – ядовито отозвалась Людмила.
– Ну хватит уже... да, тут я не сдержался. Но ты сама подставилась. К тому же солнца тут действительно нет, как ты должна была заметить. Но я теперь знаю, что последний раз мне довелось вести беседу около семидесяти шести лет назад. Подозреваю, что тебя тогда даже в проекте не было. Так что прошу меня извинить. Сколько тебе, говоришь, лет?
Людмила поджала губы. Она всё ещё злилась, но её злость была какой-то размазанной сразу на всех – в первую очередь на Константина, а потом – на «Машку». На зеркало оставалось не так много, чтобы не отвечать ему, особенно после таких извинений.
– Двадцать пять... и я не говорила.
– Знаю, что не говорила, это такой прием. Психологический, – объяснило зеркало. – Ей тоже было двадцать пять... да, двадцать пять. Семьдесят шесть лет назад. И она тоже спрашивала, кто же самый красивый на свете. Я тогда одну француженку назвал... тогда она была самой милой. Жаль, недолго.
– Почему? – вырвалось у Людмилы.
– Что – почему?
– Почему недолго?
– Убили её. Война была, если ты забыла. Большая.
У Людмилы к горлу подкатил комок. Она мысленно прикинула – это были сороковые... да, до сорок пятого. И в самом деле – война.
– Но Константин говорил, что ты уже рассказывала про принцессу с Явы, – напомнила она.
– Это он спрашивал... лет десять назад. Я и отболтался этой принцессой. До неё он точно не дотянется.
– А зачем она ему могла понадобиться? – Людмила на всякий случай за спиной скрестила пальцы.
– Как зачем? Ему отца нужно женить, чтобы род силу не потерял, – объяснило зеркало. – Но не на всякой... да, не на всякой.
Сердце Людмилы рухнуло в самые пятки.
– И я тут поэтому? Чтобы... выйти замуж? – тихо спросила она.
– Да. Поэтому. А ты слишком много болтаешь, зеркало.
Голос Константина раздался так неожиданно, что Людмила взвизгнула и подпрыгнула, моментально спрятавшись за сундуком – всё-таки она была в одних трусах и бюстгальтере.
– Вы... вы...
– Да, я, – твердо ответил Константин. – Свадьба будет на Купалу, и уже завтра тело начнет тебя готовить. Так что советую выспаться, чтобы обучение шло лучше. А ты... – он повернулся к зеркалу. – Ты, похоже, уже не можешь без вранья. Но постарайся ненадолго обойтись без него. Всего три дня. Будешь помогать телу и Людмиле. Нам не нужны неожиданные сюрпризы.
Он безразлично посмотрел на спрятавшуюся за сундуком Людмилу, сделал очередной загадочный жест – и исчез.
– Замуж? Свадьба? Через три дня? – растерянно пробормотала Людмила. – Да какого хрена тут происходит?
Зеркало на этот раз промолчало.