Неведомые тени

Часть 1 Прошлое. Глава 1

Что такое реальность? Как мы ее воспринимаем, оцениваем, примеряем к себе?

Люди вокруг меня слышали мои крики, хрипы и стоны. Но кричал ли я внутри своей реальности? Нет. Я рождался. Как песчаная буря в пустыне, я собирался из песчинок своего прошлого бытия, ведомый ветром привязанностей и ценностей прошлого мира. Ощущал ли я боль? Нет. Я ощущал рождение. Из пустоты, из бесконечного пространства, я извлекал себя. Незрячими глазами я видел это таинство — воссоединение частиц в облик и попытки облика обрести сознание.

Но я слишком долго не был собой. Так долго, что рождение не давало мне меня. Оно выплюнуло лишь тело, которое теперь корчилось в кашле, пытаясь раскрыть бесполезные легкие, металось по земле, вспоминая, что значит жить — дышать, мыслить, совершать поступки и нести за них ответственность.

Это тело не помнило, что есть глаза, которые могут посылать в мозг зрительные сигналы. Уши, которые передают звук. Голосовые связки, способные воспроизводить речь. Но сейчас ему это было и не нужно. Сейчас следовало лишь научится дышать, чтобы выжить в этой реальности.

Легкие обжигало будто огнем, но они продолжали раскрываться, а я, кажется, дышал, захлебываясь кашлем. Перед глазами сменяли друг друга световые пятна. Сфокусироваться на них я пока даже не пытался, все силы уходили на дыхание.

Я не знал, что я такое. Из чего состою, кроме горящих огнем легких. Я чувствовал движение вокруг. Возможно, даже движение себя самого, но не понимал, что и где двигалось.

Позже пришли звуки. Я не различал их, как продолжал не различать световые пятна, но слышал.

Кто я? Что со мной происходит? Зачем я?

Ко мне возвращалась чувствительность. Было странно, что теперь я оказался довольно компактно расположен в пространстве. Подчинить мозгу свои части не получалось — они жили собственной жизнью. Еще не выстроились нужные связи.

Откуда я знал это? Не представляю. Но я терпел. Чувствовал, что нужно ждать. Покорился своему бессознательному.

Спустя какое-то время из общего звукового фона выделился отдельный звук, который начал меня раздражать. Он был монотонный, повторяющийся, все время один и тот же. Остальные звуки лились волнами, то набегая, то исчезая. А какие-то были столь деликатны, что не причиняли неудобств. Но вот именно этот назойливый звук никак не прекращался.

Пока я пытался бороться с ним, обнаружил, что со светом дела тоже не ладятся. Свет менялся. Он становился то ярче, то темнее. Подчинялся какому-то собственному ритму, но иногда в него кто-то вмешивался и свет разгорался прямо у меня на сетчатке глаза, выжигая ее, как бумажку. В такие моменты где-то рядом появлялись и особые звуки, отличающиеся от обычных. В них ощущалась какая-то последовательность и эмоции. Система, организованность. Это был не пустой шум.

Я продолжал ждать. И был вознагражден за это. В какой-то момент световые пятна начали складываться в рисунок. Мой мозг узнавал его, но пока не передавал информацию в сознание. Однако я понимал, что рисунок мне нравится. Почему? Не знаю. С каждой сменой яркости света, я видел его все четче. Мог уже разглядывать не только крупные детали, но и мелкие.

«Окно», — однажды прорвалось в мое сознательное. «Стена, дверь».

Я всматривался, пытаясь и остальные детали вывести на сознательный уровень. Но тут то, что я уже осознал оказалось загороженным тем, что пока еще было не осознано.

Меня коснулся организованный набор звуков. Мозг соотнес их с тем, что видели глаза, и отдал на уровень сознания информацию, что организованные звуки издает этот объект.

Я сфокусировался на нем, но его облик на уровень сознательного никак не выходил. Пришлось оставить попытки. Я перевел взгляд на поддавшуюся осознанию дверь и только тогда заметил еще два объекта, похожие на первый, неопознанный. Они так же издавали организованные звуки и кажется, взаимодействовали друг с другом.

Я перетерпел их присутствие, и когда они наконец исчезли, снова стал разглядывать окно и стены. Из разрозненных пятен один за другим складывались образы окружающих меня предметов. Среди них я неожиданно нашел источник назойливого звука. Он был недалеко, но заставить его замолчать я не мог.

Объекты продолжали периодически появляться, нарушая мой установившийся порядок изучения внешнего мира. Я понял, что свет высокой яркости, который периодически попадал мне в глаза, делал это не случайно, а его приносили с собой объекты. И в очередное их появления попытался увернуться от направленного света. Объекты оживились. От них стало исходить много звуков, а мне очень хотелось, чтобы они ушли. Но тут мозг поднял из памяти новое понятие — человек. Передо мной был человек. Звуками он обменивается информацией с другими людьми. Привлекает к себе внимание. «Разговаривает». И вот сейчас, судя по тому, что я видел, он привлекал именно мое внимание. Набор звуков повторялся, и человек, продолжая говорить, положил руку на мое плечо.

Толчком пришли новые понятия — плечо, руки, голова, грудь. Я дернулся и поднял часть себя, которой до этого не способен был управлять. «Рука», — подсказал мозг. Я перевел взгляд со своей руки на ту, что держала меня за плечо. Похожи. Значит, я тоже человек?

Люди стали приходить чаще. Через несколько их попыток установить со мной звуковой контакт, они стали выводить меня из привычного положения. Оказалось, у меня много что гнется в теле. Я мог принять разные позы, и как только у меня что-то получалось, мозг подсказывал: «сел, встал, сделал шаг». Я учился садится и вставать. Я учился ходить.

Одного меня больше не оставляли, теперь рядом постоянно были какие-то люди. Плохо было, что что меня никак не получалось выделить смысл из издаваемых ими звуков. Я чувствовал, что это важно, нужно добиться, чтобы звуки стали осознаваемыми.

Однажды открыв глаза, я вспомнил еще понятия: утро, вечер, ночь — время суток. Сутки. Сон и бодрствование. Вот, например, сейчас я проснулся после ночного сна. За окном утро.

— Как спалось? — спросил человек, который дежурил в моем помещении.

Я вздрогнул. «Это слова», — подсказал мозг. «Это вопрос, на него нужно ответить».

— Спалось, — хрипло и невнятно зазвучал я.

«Это голос. Ты разговариваешь», — подсказал мозг.

Человек встрепенулся, подошел ко мне, встал напротив и повторил:

— Да. Как спалось?

— Спалось, — постарался я закрепить успех. — Мне… спалось.

— Хорошо, — четко выговорил человек, а потом быстро что-то зачирикал, подняв руку к лицу.

Это мне уже не удалось распознать. И я отвлекся. Встал, подошел к окну. Смаковал в голове это странное слово — спалось.

Появились еще люди. Они обступили меня. Опять светили мне в глаза. Пытались разговаривать, но больше издаваемые ими звуки не опознавались. И я отвлекся от их суеты.

Обошел людей и уставился на неприятную штуковину, издававшую раздражавший меня навязчивый звук. Мозг не спешил вывести на сознательный уровень информацию о ней, но она мне не нравилась. И навязчивый звук тоже не нравился.

Обернувшись к людям, я ткнул в штуковину пальцем.

Они замолчали и замерли, ожидая моих дальнейших действий.

Я снова повторил свой жест, собрал весь мозг в кулак и просипел:

— Шум. Убрать! — и опять ткнул в штуковину пальцем.

— Не нравится звук? — медленно, четко выговаривая слова, произнес один из людей.

Что значит «не нравится» я пока не понимал. Но кивнул.

— Убрать. Звук.

Человек протянул руку, и штуковина тут же замолчала. Я облегченно вздохнул и кивнул, подтверждая, что именно этого и хотел.

Несколько дней подряд никаких новых сведений на сознательный уровень мне не приходило. Я наслаждался фоновыми звуками без навязчивого писка. Вслушивался в речь людей, почти ничего, впрочем, в ней не понимая.

Мне показали процесс складывание в рот какой-то субстанции. Человек сказал — это «есть». Процесс был странный, я не понимал, чего от меня хотят, пока один из людей не сел напротив и не показал все на себе. Субстанцию нужно было не просто сложить в рот, дальше требовалось сделать горлом движение, после которого субстанция проваливается внутрь живота. Мне не понравилось так делать, и я категорически отказался.

Человек не настаивал, но отправил меня лежать, и снова воткнул мне в руку иголку. Это тоже было неприятно, но более терпимо, чем пытаться что-то складывать в рот.

А еще через пару дней ночью что-то случилось. Я видел… я видел свою жизнь. Другую, не ту, что теперь. Я видел людей, которые меня окружали. Я совсем не помнил их имен, но меня окружали их лица, их поступки, их тепло. Мне нужно было к ним. Любой ценой. Они помогут мне найти себя.

Утром я проснулся решительным. Я понял, зачем я здесь и чего хочу. Осталась одна деталь — объяснить это людям, которые меня сейчас окружали.

— Доброе утро, — привычно сказал человек, увидев, как я открыл глаза.

— Доброе утро, — старательно повторил я.

— Как спалось? — человек внимательно меня разглядывал.

— Я спал хорошо.

Мне приходилось судорожно собирать в голове пазл из знакомых слов. Человек хотел выйти из комнаты, но я встал и удержал его за плечо.

— Мне нужно, — никак не мог сообразить, как продолжить эту фразу. И вдруг вспышкой мелькнули новые слова. Я даже не потрудился задуматься об их значении, я просто знал, что они верные, именно их нужно сейчас сказать.

— Мне нужно, — уже увереннее повторил я. — Коломойцев. Ву Жоу. Эванс… Эванс… Дюкре.

— Очень хорошо, — обрадовался человек, снова подняв руку к лицу. — Повторите.

— Коломойцев, — постарался я выговорить как можно четче. — Ву Жоу. Эванс. Дюкре.

— Сейчас поищем, — человек успокаивающе потрепал меня по руке и вышел.

Коломойцев. Ву Жоу. Эванс. Дюкре.

Я старался сохранить это в памяти. Это было важно. Я чувствовал, что это важно.

К вечеру в комнату пришли еще люди. Этих я раньше не видел. Одеты они были в какую-то темную одежду и выглядели крайне недружелюбно.

— Коломойцев Артем Витальевич? — строго спросил один из них.

Во мне вспышкой стрельнуло узнавание.

— Да, — я энергично кивнул. — Артем Витальевич, да.

— Похож? — Спросил этот же человек у другого, так же одетого в темное.

Тот посмотрел на плоский предмет у себя в руках, потом снова на меня.

— Да, вполне. Похудел и волосы сострижены, но сходство есть. Программа показывает восемьдесят шесть процентов, что очень неплохо в данной ситуации. Он и есть. Остальных из списка не знаю, вроде в той группе таких не было. Но может приблудились, место туристическое.

Я не понимал, о чем они говорят. Пытался, но не понимал.

— Артем Витальевич, — между тем, заговорил первый. — Мы рады, что вас нашли и с вами уже почти все в порядке. Если вспомните какие-то подробности своего спасения или что-нибудь, что поможет в поисках тел остальных членов вашей группы, пожалуйста, незамедлительно свяжитесь с нами. Документы будут готовы в течение недели, но получить их на руки вы сможете только после выписки, в отделении полиции. В больнице вам подскажут, как туда добраться. Желаем скорейшего выздоровления.

На этом они едва заметно кивнули и покинули комнату.

Документы? Выписка? Все в порядке?

— Коломойцев! — жалко скрипнул я им вслед. — Артем Витальевич!

— Мы поняли, — кивнул человек в сером, уже выходя за дверь. — Поправляйтесь.

Я бессмысленно таращился на закрытую дверь.

Что-то было не так. Я делал что-то не так. Ко мне не пришел никто из тех, кого я видел ночью. Коломойцев, Ву Жоу, Эванс, Дюкре… Почему они не пришли?

Я повторял и повторял имена, как заклинание.

Некоторое время новых успехов в осознании окружающего не было. Пришел новый незнакомый человек. Он говорил что-то про нарушение ритмов ЭЭГ, потерю электронной активности мозга, проблемы с нервными окончаниями. Много слов, они должны были что-то значить. Но пока не значили для меня ничего. Я кивал. А про себя продолжал повторять: Коломойцев, Ву Жоу, Эванс, Дюкре.

Слова возвращались постепенно. Я перестал замечать, как новые понятия вываливаются в сознание. Но в какой-то момент вдруг обнаружил, что довольно свободно разговариваю с врачами и знаю, что это врачи. Я могу обсудить с ними синхронизацию и ритмы ЭЭГ, погоду за окном и печеночный пирог. Есть самостоятельно меня уже научили и сейчас я свободно различал блюда, которые приносили на завтрак, обед, ужин. Я вспомнил кофе, более того, смог победить кофейный аппарат в коридоре больницы и сделать в нем латте макиато, использовав два двойных эспрессо. А потом еще и объяснил медикам, чем обычный латте отличается от латте макиато. Мы долго спорили, насколько это различимо по вкусу, истратив все молоко в контейнере.

Но несмотря на явный прогресс, с головой у меня оказалось все плохо. Я много чего помнил. Помнил космические экспедиции к Проксиме. Помнил Лондон. Помнил друзей и любимую женщину. Помнил пояс астероидов и Сатурн. Только ничего этого быть не могло.

— Учебник по истории тебе выдать? — умильно сложив руки на груди, произнесла Анна Витальевна, психиатр больницы.

Сухая женщина лет восьмидесяти производила впечатление доброй прабабушки, цель которой — исключительно добиться перекормленного состояния правнуков. Но впечатление было ложным, как и мои воспоминания. Потому что ее цепкому уму можно было только позавидовать.

— И учебник тоже можно, — согласился я.

— Злиться бесполезно, — она придвинула ко мне нетронутую чашку с чаем. — Память — это ответная реакция разных групп нейронов на раздражители у тебя в мозгу. Синаптическая пластичность называется. По сути это постоянные изменения в силе связей между клетками мозга. Но вот что интересно, процедурная память, которая отвечает за действия, у тебя практически восстановилась. И декларативная семантическая тоже. Кофе-машиной, ты пользуешься прекрасно. А проблемы возникли на участке декларативной-эпизодической памяти, отвечающей за события. Твои ложные воспоминания имеют мнестический характер: они замещают пробелы в памяти прошлого, возникшие в результате травмы, которая, в свою очередь, привела к нарушению нейронных связей в мозге.

— Ладно, — я взял чашку в руки, покрутил, и так и не отхлебнув из нее чая, поставил на место. — Почему мы считаем, что то, что я помню — это ложные воспоминания?

— Возможно, — Анна Витальевна улыбнулась, так медицински дозированно, что меня передернуло, — Потому что сейчас на дворе две тысячи сорок восьмой год? И не существует межзвездных двигателей? Люди только-только термоядерные освоили и строят большую станцию на орбите Марса. Какую книгу ты читал последней? Может попробовать ее поискать по персонажам и сюжету?

— Книгу? — я оторопело уставился на врача.

— То, что ты рассказываешь, похоже на книгу. Или фильм.

— Я не помню.

— Ну так разминай свои синапсы. Поищи в сети, возможно найдешь сюжет, похожий на твои воспоминания, и это поможет вернуться к реальности. Скорее всего ты читал эту книгу незадолго перед травмой. Если она так запомнилась, могут быть и другие, связанные с ней ассоциации. Все, что тебе может дать больница — это таблетки для укрепления сосудов головного мозга, улучшения кровоснабжения и метаболизма. Витаминчики и антиоксиданты. А всю остальную работу придется проделать тебе самому.

Две тысячи сорок восьмой год. Выйдя из кабинета психиатра, я спустился вниз. Одежда у меня была только больничная, но рядом со служебным выходом висели куртки рабочих, которые мне разрешалось брать для небольшой прогулки. И я знал, какая именно куртка мне нужна в первую очередь. Та, у которой в кармане лежала пачка сигарет.

Весна и больница. Больница весной. История повторяется? Или я, начитавшись книг, пытаюсь подражать какому-то герою?

Я стоял под грушей и смотрел, как сигаретный дым путается в ее еще голых ветках. Две тысячи сорок восьмой год…

При выписке мне выдали комплект новой одежды. Размер в целом подошел, только брюки оказались коротковаты. Видимо, мой рост выходил за рамки типовых размерных рядов производителей одежды.

На коммуникатор мне закинули эпикриз, с которым следовало подойти в отделение полиции. Предварительно моя личность была установлена — Коломойцев Артем Витальевич. Теперь нужно было получить новые документы и пройти регистрацию в электронной системе учета. После этого я снова стану полноправным членом общества.

Очереди не было, но все равно пришлось взять электронный талончик. Вписанный в квадратик qr-кода номер повис над коммуникатором. За окошком сидел уставший служащий. Он протянул мне перчатку для снятия отпечатков пальцев, а затем выдал набор для получения образца ДНК. Я старательно повозил ватной палочкой за щекой, сунул ее в пластиковый контейнер и вернул обратно.

— Благодарю, — заученно произнес служащий. — Результаты проверки будут завтра. Подходите в это же время для окончательного оформления документов.

Я кивнул и вышел на улицу.

Город встретил меня хмурым небом и холодным ветром. Поплотнее укутавшись в бюджетную куртку, я зашагал к остановке. До дома пришлось ехать через весь Челябинск, сначала на метротрамвае, а потом на маршрутке. Такси взять не мог, так как банковский счет пока оставался заблокированным.

Ключа от квартиры у меня не было, но у дверей ждал комунальщик, который поднялся со мной на восемнадцатый этаж и прямо при мне прописал в замок новый.

Квартира оказалось малюсенькой. Студия. Кухня и спальня — два в одном. Светильники без изысков, скучные плафоны казенного вида. Умный дом откликнулся на браслет и подсветил кондиционер, холодильник, плиту. Шкаф стоял обычный, обои тоже простые, всего с тремя вариантами рисунка, без возможности загрузки дополнительных картинок. Кофемашины не было. Это удивило больше всего. Я любил кофе, уж это-то точно не могло быть ложным воспоминанием.

Оглядев унылую обстановку, я развернулся и спустился вниз. Когда подъезжал к дому, примерно в квартале от него я заприметил кофейню, и сейчас решил сбежать из своего неуютного жилья туда.

На улице меня окликнул какой-то хмурый мужчина:

— Тёмыч, вернулся что ли?

Я остановился, вежливо улыбнулся, собираясь ответить что-то нейтральное. Но мужчина, окинув меня взглядом, махнул рукой:

— Простите, обознался. Похожи.

И скрылся в подъезде, из которого я только что вышел.

До кофейни я дошел быстро. Она оказалась небольшой, и уютной. Бариста приветливо мне улыбнулась, приняла заказ и кивнула на свободный столик у окна. Пока я усаживался и разглядывал обстановку, она принесла кофе по-венски, а к нему маленькие булочки с маком и корицей.

Сначала я просто ел булочки, отщипывая от них по кусочку. Смотрел на улицу, пытаясь найти знакомые детали. Но ничего знакомого там не было. Когда булочки закончились, я открыл в коммуникаторе поиск и вывел список книг об экспедициях к Проксиме.Глядя на поисковую выдачу, невольно улыбнулся и отхлебнул кофе. Ну вот, сейчас-то все и узнаем о моем прошлом.