Неведомые тени

Часть 2 Настоящее. Глава 1

— А вдруг ничего не получится? — Ольга стояла возле лазерного блока, протянув руку к пульту.

— Однозначно не получится, — пожал я плечами. — Сразу вообще никогда ничего не получается. Мы больше года потратили на то, чтобы научиться перемещать частицы на метр, а из Новосибирска в Питер ты хочешь перекинуть их с первой попытки?

Ольга отдернула руку от пульта и разочарованно развернулась ко мне.

— Да жми уже свою кнопочку, — я ногой пододвинул к себе лабораторную табуретку. — Сегодня не получится, так года через три…

— Почему через три-то?

— Хватит болтать, жми кнопку, — сделал я страшное лицо.

Честно говоря, мне и самому сейчас было немного не по себе. Ребята, все-таки воспринимали наши исследования больше как азартное приключение. Хотелось им открыть что-то новое, стать первыми, попасть на обложки научных журналов или хотя бы в сети прославиться. Для меня же все было значимей и серьезней. Да, я учился жить сегодняшним днем, и у меня это даже неплохо получалось. Но что-то все равно постоянно тянуло вперед. Создавало тончайшее чувство неудовлетворенности, не дававшее осесть в зоне комфорта. А межзвездный двигатель был единственной осязаемой ниточкой, соединяющей мое «прошлое будущее» с настоящим. Казалось, порвись она, и я перестану быть собой. Окончательно превращусь в скромного электронщика Артема, никогда не видевшего космос. Ерунда, конечно. Я старательно гнал от себя подобные мысли, но они настойчиво возвращались. Вот и сейчас этот эксперимент значил для меня намного больше, чем я себе признавался.

— Антон, готов? — еще раз уточнила Ольга в коммуникатор.

— Готов, давай уже! — откликнулся Антон.

— Ну… — помявшись, Ольга кивнула сама себе. — Запускаю.

Загудела система охлаждения, на настенных экранах поползли графики и побежали столбики цифр. Наш аргоновый лазер начал генерировать короткие импульсы. Попадая на кристалл бета-бората бария, они превращались в пары связанных фотонов. Дальше, с помощью зеркал и поляризационных фильтров один из фотонов отправлялся на контрольный детектор, а второй — в камеру микшера. В ней он встречался с импульсом g-поля, переставая быть привычным нам фотоном. И вернуться в исходную форму должен был в приемной камере, установленной сейчас в одной из лабораторий питерского университета. На выходе из камеры стоял второй детектор фотонов. Данные с обоих детекторов синхронизировались по атомным часам и отправлялись на обработку компьютером. Он сравнивал длины волн контрольных и принятых фотонов, с учетом проведенного ими в пути времени. По результатам сравнения строился график расхождений полученных длин волн с ожидаемыми.

Для того чтобы эксперимент считался успешным, нужно стабильно удержать расхождение хотя бы в тридцатипроцентной зоне. Тогда можно открывать шампанское и писать во все журналы о первом контролируемом перемещении потока частиц на три с лишним тысячи километров.

Вообще, с леблановскими «качелями» получилось любопытно. Грант под формулировку Антона «Экспериментальное подтверждение возможности безынерционного перемещения материальных объектов» нам дали даже легче, чем мы рассчитывали. А потом больше года ушло на то, чтобы определить параметры импульса g-поля и собрать установку, позволяющую перемещать выбранные на роль подопытных кроликов электроны хотя бы на метр.

Заставлять частицы исчезать у нас получилось довольно быстро. А вот появляться в нужной точке они отказывались категорически. И когда мы, наконец, смогли перенаправить поток электронов в стоящую рядом экранированную камеру, отмечали это так, словно уже построили работающий двигатель.

Теперь требовалось увеличить расстояние перемещения. С этим тоже были сложности. Понятно, что раз мы оперируем четырехмерным пространством-временем, траекторий, дающих нужную проекцию в трехмерное пространство, может быть бесконечное множество. Но просто ограничиться одной из них и масштабировать параметры начального «толчка» не получалось. Из-за незначительной разницы кривизны пространства-времени в начальной и конечной точках, импульс g-поля расходился с собственной волной частицы совсем не там, где мы планировали. Пришлось добавить в расчеты метрики кривизны пространства в обоих точках, и всякий раз заново определять траекторию. Так что параметры импульса для каждой новой пары точек определялись не функцией, а решением системы уравнений. И малейшая ошибка в определении коэффициентов отправляла частицу не пойми куда. С перемещением на десятки и сотни метров мы в итоге справились. Но пока не были уверены, что на значительно больших расстояниях нас не ждут новые сюрпризы.

Чтобы проверить это, а заодно поточнее замерить скорость перемещения, мы договорились с физфаком СПБУ о совместном эксперименте. Сейчас Антон был в Питере, присматривая за приемной частью нашей установки, а мы с Ольгой и остальной командой занимались новосибирской частью эксперимента. Пока наш лазер выдавал только калибровочные импульсы. Но график расхождений уже выглядел неутешительно.

— Давай серию, — скомандовал Антон.

— А с калибровкой что? Время в пути определил? — голос Ольги звенел, привычный румянец сошел с лица, а глаза напряженно блестели.

— Вроде бы да, но дисперсия большая — спустя несколько секунд, ответил Антон. — Дай серию, пожалуйста.

— Но детектор ведь что-то ловит? — Ольга схватила со стола планшет и растянула один из графиков.

— Оль, не знаю! Тут засветка была, сейчас я ее перекрыл и срабатывания на уровне обычного шума.

— Был бы рядом, она бы тебя убила, — хохотнул я.

— Даю максимальную плотность потока, смотри! — прорычала Ольга.

Вспомнив, что не успел позавтракать, я поискал глазами пачку баранок, которую утром притащил с собой. Какая-никакая еда, и нервы успокою. Лучше уж грызть баранки, чем ногти.

Баранки нашел, но только хотел вскрыть пакет, как меня одернула Ольга.

— Артем, не кроши здесь. И вообще, сходи лучше в столовую, поешь нормально. Сейчас можно, все равно пока набираем статистику, ты не нужен.

— Я не нужен, — повторил я. — Отличные новости: к полудню в четверг узнать, что ты не нужен.

Ольга что-то фыркнула в ответ, я не разобрал. Но решил не переспрашивать, а воспользовавшись собственной ненужностью, и правда пойти поесть.

Я, не спеша пил кофе, когда пришла Ольга, раздраженно пнула стул и, садясь, чуть не промахнулась мимо него.

— Ничего? — для галочки уточнил я, хотя и так все было понятно. — Ну и что ты расстраиваешься, ведь очевидно было, что с первого раза не попадем. Нужна юстировка.

— Кому было-то? — сердито блеснула глазами Ольга. — Просто гиблая это затея! О каком практическом применении может идти речь, если каждый раз без месяца расчетов мы ничего сделать не можем?

— Разберемся с расчетами, — попытался успокоить ее я. — Может, просто точности не хватило или какие-то факторы не учли. В космосе все должно быть проще, там нет такой плотности материи и пространство более однородно.

— Год, Тём! Год мы частицы гоняем. И пока даже достоверно не подтвердили, что ловим те же, какие отправляем!

— Ну вот такие мы значит физики, — не сдержался я.

Ольга хлопнула рукой по столу, резко встала и зашагала прочь из столовой. Проводив ее взглядом, я потянулся к меню автоматической раздачи, заказать себе еще чашку кофе. За время, что живем вместе, научился не прыгать в жерло вулкана, а пережидать извержение в сторонке.

Сделав глоток из выдвинувшейся из стола горячей чашки, я ткнул в коммуникатор и вызвал Антона. Беспечно откинувшись на хлипкую спинку столовского стула, вытянул ноги.

— Ну, рассказывай.

— Похоже, ни один не дошел, — на экране Антон отзеркалил мою позу и отсалютовал чашкой, видимо, тоже с кофе. — Идеи?

— Расчеты проверять надо. Не знаю, — пожал я плечами.

— Тут, в Питере, дядька классный есть. Зав лаборатории волновой физики, в которой мы установку поставили. Вот вам бы с ним пообщаться. Я его и в исследовательскую группу взял бы, если честно.

— Чем же он так хорош?

— Интересно рассуждает. И про флуктуации поля, которыми мы почти пренебрегли в экспериментах, сосредоточившись на кривизне пространства. И в математике он силен. Так-то тебе даже поговорить не с кем про математику.

— А как зовут дядьку? Может я его публикации видел…

— Боровский, имя забыл, сейчас.

Чашка чуть не выскользнула из рук. Боровский… В памяти всплыла тщедушная фигура молодого доктора-астрофизика Ярослава Боровского. Этого же не может быть. Он сейчас, наверно, еще школьник, куда ему лабораторией заведовать. Совпадение? Если так, то забавное.

— Не хочешь к нам в Питер приехать? — прервал мои размышления Антон. — Вместе с Максимом Геннадьевичем твои уравнения покрутим.

— Что за Максим Геннадьевич? — удивился я.

— Боровский же, — Антон обернулся и помахал кому-то рукой.

— Что? — не понял я.

— Вот он, знакомьтесь. Боровский Максим Геннадьевич. — Антон подвинулся и на экране появилось лицо мужчины, на вид лет сорока пяти.

Я с любопытством подался вперед. Ярослава я помнил уже довольно смутно, но мне показалось, что Максим Геннадьевич на него похож. Черты, выражение глаз…

Мы перекинулись дежурными фразами, обсудили сегодняшний эксперимент. Максим Геннадьевич похвалил нашу идею использовать запутанные фотоны для подтверждения факта перемещения и рассказал, чего, по его мнению, не хватает в моих уравнениях. Замечания звучали интересно. Потом Антон отключился.

Допив остывший кофе, я уже собирался вставать, когда неожиданно ощутил… изменения в себе. Мир словно распался на составные части, а я сам масштабировался, растягивался, становился одновременно каждой из этих частей. Задохнулся от накатившихся изменений. Время замерло, секунда растянулась до бесконечности, в которой застыла разбитая вдребезги реальность. И в каждом осколке был я, заполняющий собой все пространство.

Где-то не знаю, в какой части то ли меня, то ли разбитой реальности, родилось удивление. Эти эпизоды странного самочувствия… ведь не первый раз. Они начались больше года назад, с момента, когда мозга коснулось нечто, вынудив то ли в воображении, то ли в реальности тащить из внепространственной западни Эванса. Но так странно, как сейчас, я себя не ощущал еще ни разу. Однако никаких чужих прикосновений сейчас я не чувствовал. Было лишь впечатление, что мое тело само переходит в какое-то новое для него состояние.

Откуда-то из центра разбитого мира пришла мысль: а вдруг я сейчас исчезну отсюда, снова растворюсь среди звезд. Что случится тогда? Меня отбросит назад? Ведь я не на месте, не должно меня здесь быть! Ольга говорила, что, попав сюда, я создал кольцо времени. Но что, если она не права, и ткань пространства-времени не может долго находиться в кольце? Что если сейчас она начала сопротивляться временному переходу и тянет меня назад? А если это так, попаду ли я в свое время или же, как оттянутый на резинке шарик, проскочу его, улетев в будущее? И потом еще, и еще, и еще, пока колебания пространства-времени, наконец, не утихнут.

Ужас заполнил все ячейки занимаемого мой пространства. Ужас оттого, что мне больше нет места в нормальном мире. Что я никогда не вернусь в обычное, линейное время. В каждом кусочке разбитой реальности ужас ухватил меня за горло. Сковал. Начал сжимать до нормальных человеческих размеров. Я ощутил границы своего тела, границы зала, в котором находился. Я чувствовал, как мир из разрозненных частей снова собирается в единое целое. И вот ход времени возобновился. Я ощутил это физически: желудком, кожей, каждым волоском на голове, вставшим дыбом от происходящего. Словно я превратился в старинные часы, стоявшие, но снова начавшие тикать после завода механизма. И сполз на пол, задыхаясь от облегчения, что все закончено, а я все еще существую.

Зрение никак не фокусировалось, все вокруг словно затянуло пеленой, размывая очертания предметов. Но, сделав над собой усилие, я огляделся, щурясь в попытке разглядеть уплывающие детали. По счастью, в столовой никого кроме меня не было.

Ужас никак не отпускал. Из-за него не удавалось справиться с дыханием, слегка потрясывало. Так что я не сразу понял, что уже пару минут слышу надрывающийся звонок коммуникатора. Несколько секунд смотрел на браслет, после чего смахнул его в беззвучный режим. Говорить пока был не в состоянии, хотелось забиться в угол и пересидеть там, нервы привести в порядок.

Сколько еще удастся делать вид, что ничего не происходит? А если в следующий раз это странное состояние придет ко мне, когда я буду среди людей? Кстати, вполне возможно, это и есть «распад». Хотя то, что я смутно помнил о распадах из своей предыдущей жизни, на произошедшее было мало похоже. Так что я пока совершенно не понимал, что с этим состоянием делать и как его контролировать.

В столовую заглянула Ольга. Повезло, что я сидел на полу и она меня попросту не заметила. Не заходя, оглядела пустое помещение и снова скрылась в коридоре. Дождавшись, когда она отойдет подальше, я встал и проскользнул к выходу на улицу. Пройтись, подышать, проветрить голову.

Домой вернулся за полночь. Думал, Ольга уже спит и хотел тихонечко притулиться рядом. Но не вышло. На звук закрываемой двери Ольга выскочила из кухни, как будто только и ждала, когда я заявлюсь.

— Ты куда делся-то? — спросила она, с беспокойством всматриваясь в мое лицо.

— Гулять ходил, — попытался я увильнуть от объяснений. — Голова разболелась, решил проветриться.

— А мысль предупредить, что задержишься, в больную голову не пришла? — ехидно поинтересовалась Ольга.

— Извини.

Я снял ветровку и бросил ее на пуфик у двери. Ольга странно посмотрела на брошенную куртку, потом сама подхватила ее и повесила на крючок.

Понимая, что говорить все-таки придется, я поплелся на кухню. Сделал чай. Чтобы прервать затянувшуюся паузу, поинтересовался:

— Как исследования?

— Нормально, — внезапно без раздражения ответила Ольга. — Мы доуточнили метрики пространства, и ребята придумали, как можно улучшить фокусировку. Теперь надо это все обсчитать. В общем, я купила нам билеты в Питер, на завтра.

— Что? — от неожиданности я чуть не расплескал чай.

— Максим Геннадьевич предложил использовать для расчетов вычислительный кластер их университета. И предлагает вместе поработать над расчетами. Антон согласен, что это хорошая идея. Мы не смогли с тобой связаться, так что я решила все сама и обещала завтра тебя привезти.

Я улыбнулся. Ольга ведь давно просила свозить ее в Питер. Воспользовалась, значит, ситуацией.

— Приму таблетку и посплю немного. Во сколько вылет?

— В десять утра.

— Значит, встану пораньше и соберемся, хорошо?

Ольга кивнула. Я видел, как она пытается скрыть радость оттого, что я не стал спорить насчет поездки. И тоже спрятал улыбку, чтобы не показать, что все понимаю.

Вот как я могу завтра исчезнуть… Что будет с ней, Антоном, Иваном? А что произошло с моими прежними друзьями, после того как я исчез из своего времени?

Прикинув, как сильно болит голова, таблеток я не пожалел — выпил две. И почему я никогда не интересовался, что за транквилизаторы смешивает для нас Акихиро? Как бы сейчас мне пригодились эти знания.

В Питере дождило, но Ольга рвалась гулять. Спрятавшись за капюшонами ветровок, мы бесцельно проболтались до самого вечера. Так что до лаборатории Боровского добрались, когда его сотрудники уже начали расходиться. Нас встретил Антон. Сказал, что Максима Геннадьевича надо подождать, тот отошел на полчаса и, вообще, нас ждали сильно раньше. В том, как весь день прогуляли, мы не сознались, Ольга искусно отвлекла Антона вопросами про параметры поля, чувствительность детектора, диаграммы направленности и прочие подобные вещи. А я сел в углу, чтобы не мешаться. И мысли почему-то снова вернулись к моему странному состоянию.

Около восьми раз оно случилось со мной. Я открыл календарь и постарался вспомнить даты, попутно отмечая их цветными кружками с цифрами. По ощущениям, первые три раза были самыми слабыми. Для них я выбрал зеленый цвет. Потеря ориентации, странные звуки, похожие на шорох, вот и все. Первый я вообще списал на мигрень. Подумав, поменял ему цвет на светло-салатовый. Следующие случаи заставили прислушаться к себе, но еще не вызвали никакой тревоги. По длительности — не больше минуты. Дальше на эти же симптомы стало накладываться ощущение «дробления» реальности. Будто она начинала терять свою цельность. Тут я использовал цвета от лимонно-желтого до светло-оранжевого. Сильно длиннее по времени эпизоды не стали, но я уже четко начал осознавать, что со мной творится что-то неладное. И глядя на календарь, к ужасу своему увидел, что если вначале странное состояние случалось редко, то сейчас оно не только усилилось в симптомах, но еще и участилось. Последние два раза произошли буквально в течение одного месяца, хотя самые первые шли с интервалами в два — два с половиной месяца.

Мне нужно было найти лекарство для стабилизации. Или вспомнить, как управлять этими распадами.

При этом вызвать это состояние намеренно у меня абсолютно не получалось. Ни одна клеточка не откликалась на мои попытки. К тому же я плохо понимал, как должно ощущаться то состояние, которое я пытаюсь получить. Раньше, мне казалось, что распадался именно я сам. Разлетался на невероятные расстояния. Становился самой вселенной. Сейчас же — что распадается реальность, а не я.

Мои размышления прервал зашедший в дверь лаборатории невысокий, крепкий мужчина.

— Добрый вечер, — громко произнес он, приветливо улыбаясь. — Рад вас всех видеть.

Мы почти одновременно поднялись со своих мест и пошли ему навстречу. Я из своего угла, Ольга с Антоном — с другого конца лаборатории. И тут заготовленные для знакомства фразы застряли у меня в горле. Из-за плеча Максима Геннадиевича вышел нескладный, угловатый подросток, лет тринадцати на вид. Он брезгливо поджал губы и был явно недоволен тем, что вынужден присутствовать тут, в лаборатории.

Максим Геннадьевич, заметив мой взгляд, приобнял подростка за плечи и представил его нам:

— Мой сын, Ярослав.

Ольга растянула губы в вежливой улыбке и проворковала:

— Тоже будущий ученый?

— А это вряд ли, — хмуро ответил Максим Геннадьевич.

Ярослав фыркнул, вырвался из объятий и сделал несколько шагов в сторону от отца, пытаясь дистанцироваться.

Я смотрел на него и не мог ничего поделать с лицом: улыбка так и расползалась на всю его ширину. Вот ты какой, доктор-астрофизик Ярослав Боровский. Ну надо же!