Неприкаянный 2

Глава 17 Под Андреевским флагом

По здравому размышлению, я всё же приказал на всякий случай подготовиться и к абордажному бою. Мало ли как оно обернётся. Увести миноносец я не рассчитывал, но вдруг удастся очистить палубу и заснять, как тот уходит на дно под русским флагом. Положительный эффект для защитников Артура, а в особенности для моряков гарантирован. Ненавидеть-то нас ненавидят, но если воспринимать успех не как персональные заслуги команды «ноль второго», а как очередную победу эскадры, то событие сразу же начинает играть другими красками.

Мы надели пояса с портупеями и снаряжением, вставили дробовики в зажимы на надстройке. Помимо этого я по обыкновению пристроил неподалёку свой маузер с оптикой. В умелых руках он может быть куда эффективней пулемёта, что уже неоднократно доказывал в деле.

К слову, я его малость модернизировал, увеличив магазин на манер винтовки Ли-Энфилд. Десять патронов лучше пяти, подтверждением чему явились оборонительные бои за Хуинсан. Сейчас золотое время для снайперов, за которыми пока ещё не охотятся с привлечением всей наличной артиллерии. И я воспользовался этим в полной мере. Полагаю, в одиннадцатой дивизии генерала Цутия образовался серьёзный некомплект младшего офицерского состава и деятельных сержантов. Впрочем, я не брезговал и проявляющими активность рядовыми…

– Ложкин, готовьте шрапнель, трубки двенадцать, десять, восемь, шесть, – приказал я, когда с приготовлениями было покончено.

– Есть, – задорно ответил кондуктор, и они с Будко потянулись к коробам со снарядами первой подачи.

Японцы открыли огонь с дистанции в двадцать семь кабельтовых. И должен сказать, что их комендоры имели хорошую подготовку, так как сразу же взяли нас под накрытие. Бить по ним на такой дистанции из нашего орудия как и прежде бесполезно. Из-за низкой скорости снаряда они без труда избегнут попадания. Я даже не был уверен в шрапнели.

Времена, когда самураи не знали о моём катере миновали, так что, вражеский командир должен будет реагировать на любой мой выстрел. А каждый снаряд слишком дорого мне обходится. Нет, я не стал вдруг бережливым, и не собирался чахнуть над златом. Просто, вот именно сейчас мне оказалось по карману снарядить пару десятков шрапнели и тридцать… пожалуй не гранат, а полноценных фугасов. И теперь в моих карманах вновь свистит ветер. Не в прямом смысле, конечно, но сумма приблизилась к неснижаемому остатку.

Вскоре к носовому трёхдюймовому орудию присоединились три пятидесятисемимиллиметровых. Как показала практика, эти малокалиберки малоэффективны против миноносцев, но их вполне достаточно, чтобы доставить проблемы для нашего катера. И уж тем паче в японском исполнении. Самураи стараются запихать шимозу или порох в свои гранаты по возможному максимуму. И у них это хорошо получается.

Обстрел становился всё плотнее, снаряды падали всё точнее. Но нам удавалось избегать попаданий. Снегирёв вёл катер на сближение всё время маневрируя, бросая «ноль второй» в самые непредсказуемые виражи. Пару раз даже разворачивался кормой, активируя дымогенератор. Я не вмешивался. Не вижу смысла, коль скоро мой подчинённый хорошо усвоил полученные уроки, и действовал достаточно грамотно.

– Снегирёв, курс сто тридцать! – приказал я, прикинув дистанцию и убедившись, что мы вышли на позицию.

– Есть, курс сто тридцать, – отрепетовал тот приказ, одновременно выполняя его.

«Ноль второй» нёсся словно птица удерживая противника под углом относительно левого борта. Я приник к плечевому упору орудия. У него несколько фиксируемых положений, в зависимости от возвышения ствола. С учётом практически полного отсутствия отдачи так целиться куда удобней чем с помощью маховиков наводки. Хотя они конечно же тоже предусмотрены, ведь это станок от прежней нашей пушки.

– Бойся! – выкрикнул я, предупреждая, что позади орудия лучше не стоять.

– Чисто! – выкрикнул в ответ Ложкин.

– Выстрел!

Грохнуло. Орудие вздрогнуло, прижатый к плечу упор встрепенулся, сзади ударил выхлоп пороховых газов, а я ощутил запах сгоревшего пороха. Уже привычные ощущения. Как и лёгкий звон в ушах. Надо всё же озаботиться наушниками, а то эдак ведь и контузию заполучить недолго.

Едва отзвучал выстрел как Снегирёв не дожидаясь приказа заложил очередной поворот, уводя катер с линии прицеливания противника. И пара прилетевших снарядов беспомощно вспороли лазурную морскую гладь, трёхдюймовый же глухо ухнул, взметнув фонтан воды. Впрочем, вышло это достаточно далеко, и осколки до нас не долетели.

Несмотря на маневрирование, комендоры сноровисто извлекли стрелянную гильзу, улетевшую в специальную корзину, а в ствол лёг следующий снаряд, с уже выставленным взрывателем. Сомнительно, что у них что-то получилось бы, при таких-то виражах. Но страховочные пояса делали своё дело, и за борт никто не улетел.

Мой глазомер меня не подвёл. Молочно-белое облачко вспухло в нескольких саженях над водой, и с незначительным недолётом. Две сотни чугунных пуль прошлись по палубе косой, собирая обильную кровавую жатву. Досталось всем трём расчётам пятидесятисемимиллиметровых пушек. Зато трёхдюймовка рявкнула в очередной раз, посылая в нас… Шрапнель!?

Чугунные шарики взбили воду по левому борту, дробным перестуком прошлись по борту, палубе, торпеде и надстройке. Я ощутил толчок в грудь, глухой стальной звон от прилёта в каску, из-за чего картинка перед моим взором вздрогнула и я на мгновение потерялся в пространстве. Впрочем, меня практически сразу вернула к реальности резкая боль в правом бедре.

Я не удержался от болезненного вскрика. Ввиду низкого расположения орудия, целиться приходилось с колена. Как раз правого. Нога подломилась, и я рухнул на бок, зажимая рукой рану.

Вскрикнув как подрубленный рухнул сигнальщик Казарцев. Осел выматерившийся гальванёр Дубовский. Чертыхнулся схватившись за руку Ложкин. Круто нас приложили!

Привычно отстранившись от тела в режим аватара, мне удалось более или менее купировать боль. В таком состоянии я способен на многое. К примеру, драться, словно управляя телом со стороны, в результате чего значительно улучшается моя реакция, а движения становятся стремительными и отточенными.

Ну и такой момент, что я могу в некоторой мере контролировать нервную систему и болезненные ощущения в том числе. Можно и полностью заблокировать нервные окончания. Но тогда этой частью тела владеть не получится. Поэтому я лишь приглушил болевые ощущения, так чтобы и способность действовать сохранить, и избавиться от радужных кругов перед взором.

– Снегирёв, курс сто двадцать пять, – выкрикнул я, поднимаясь на колено и потянувшись к прицелу.

– Есть курс сто двадцать пять, – отозвался рулевой, и катер пошёл по прямой.

Я выждал несколько секунд и прежде чем японец выстрелил ещё раз, послал в него свой гостинец. Понятно, что самураям помешать я не смог, однако теперь уже наученный горьким опытом, Григорий резко рванул штурвал, разворачивая катер буквально на пяточке. И вновь в воздухе вспухло молочно-белое облачко, но на этот раз чугунные шарики взбили воду в стороне, не причинив нам урона.

Чего не сказать о нашем подарке. Я увидел, как расчёт главного калибра буквально снесло с площадки с орудием. Вот и славно. Нужно воспользоваться заминкой на вражеском миноносце. Ложкин несмотря на наливающийся кровью рукав дёрнул затвор, подхватил выскользнувшую гильзу и отбросил её в корзину. Будко вогнал в ствол очередную шрапнель, и я вновь приник к прицелу.

Пули двух последующих снарядов прошлись по палубе загоняя японских моряков в укрытие. Миноносец попытался отвернуть, не позволяя нам сблизиться. Я вновь приникнул к прицелу, на этот раз собираясь всадить в противника фугас.

– Андрей Степанович, отвали, – встрепенулся я, пытаясь отстранить боцмана накладывающего мне на бедро жгут.

– Кровью изойдёте, ваше благородие, – возразил тот.

Будко ловко оттеснил меня в сторону, и сам приник к прицелу. Я мысленно чертыхнулся, предполагая, что тот сейчас промажет и понимая, что мы теряем время, и преимущество отвоёванное достаточно дорогой ценой. Гулко рявкнуло орудие. Четыре долгих секунды, и в основании средней трубы рванул мощный взрыв. Палубу японца тут же заволокло чёрным дымом и миноносец начал терять ход.

– Молоток, Саня, с меня косуха казёнки! – в сердцах выкрикнул я.

К моменту когда в стволе оказался очередной фугас, жгут уже был наложен, и я занял место наводчика. Японцы опять стреляли по нам, но Снегирёв вновь не оставлял им шансов. Зато чётко вывел на выстрел меня, и я вогнал в противника очередной снаряд. Мы задавали дистанцию и рисунок боя, а наши увесистые гранаты не позволяли противнику прийти в себя.

Четыре фунта бездымного пороха, это достаточно серьёзно. На секундочку, почти полтора кило в тротиловом эквиваленте. На миноносце же только боевая рубка имеет противопульную броню, так что каждый взрыв рвал металл как бумагу, оставляя большие пробоины.

Наконец мы приблизились на дистанцию в пару кабельтовых. Злой как чёрт Ложкин, с жгутом на левой руке, встал за пулемёт на носу «ноль второго» и начал поливать палубу японца свинцом, не позволяя самураям подойти к пушкам. По нам пытались вести ружейный огонь, но так ни разу и не попали. Чего не сказать обо мне, отстреливавшего из маузера любого, рискнувшего высунуться из-за укрытия.

Из пушки я не стрелял, так как кораблик уже получил три пробоины в разных отсеках, и сейчас активно кренился на правый борт. Оно бы влепить в него торпеду или мину, разом покончить с этим вопросом и валить отсюда по бездорожью. Но меня обуяла такая злость, что просто так отпускать японца не хотелось.

– Приготовиться к абордажу! Харьковский старший, с ним в паре Галанцев. Вторая пара, Будко старший, с ним Мещеряков. Я и Ложкин прикрываем. Боцман, приготовь Андреевский флаг, – контролируя палубу через оптику, раздавал я приказы.

– Уже готов, ваше благородие, – отозвался тот.

– Родионов!

– Я цел, аппарат заряжен и готов снимать, – доложил кочегар, и по совместительству кинооператор, ну или уже наоборот.

– Снегирёв, курс на сближение.

– Есть курс на сближение.

Высадка прошла как по маслу. Нашлись конечно те, кто попытался оказать сопротивление, но плотный рой ружейной картечи, на пару с ручными гранатами сделали своё дело, загнав противника в укрытие. К тому же нам и не нужно захватывать весь кораблик. Смысла нет. Потому ограничились лишь высадкой на корму, и скорой зачисткой ближних кубриков, путём забрасывания их гранатами.

Убедившись в полном контроле палубы, Харьковский сорвал японский флаг, и быстренько закрепил Андреевкий. Вся четвёрка штурмовиков скоренько выстроилась в шеренгу, а боцман отдал честь. Я и Ложкин продолжали контролировать палубу, как оказалось, «Инадзума», из второго отряда истребителей.

Наконец с церемонией было покончено, и матросы вернулись на катер. Мы отошли от, уже нашего, миноносца, а Родионов продолжал снимать. Галанцев с Мещеряковым развернули минный аппарат, хлопок, и метательная мина рыбкой скользнула в водную гладь, устремившись к цели. Миноносец конечно тонет, но и времени у нас нет, на горизонте уже появились дымы и вскоре они начнут обретать очертания вражеских кораблей.

Под бортом «Инадзумы» взметнулся огромный столб воды, мне даже показалось, что кораблик в этот момент слегка приподняло. После чего он стал погружаться гораздо активней. В подтверждение этого из пробоин и выбитых иллюминаторов выметнулись клубы молочно-белого пара. Однозначно забортная вода добралась до котлов и те не выдержав взорвались.

– Андрей Степанович, доложи о потерях, – приказал я, когда мы легли в дрейф в полутора кабельтовых от тонущего миноносца.

– Казарцев, бестолочь, сорвал каску и размахивал ею, получил шрапнельную пулю в голову. Без сознания, но дышит…

Я вскинул карабин, и взял на прицел бросившегося к флагштоку японского моряка. Выстрел! Тот споткнулся и вывалился за борт. Ложкин дал длинную очередь, отстучав скороговорку стального перестука по надстройкам и палубе, загоняя в укрытие самураев готовых рискнуть за честь флота.

– Дубовскому прилетело в ногу, за малым до жилы не достала, эдак кровью бы изошёл, а так ничего, быстро оклемается, – продолжил докладывать боцман. – Ложкина видите, с вами всё ясно.

– Казарцев как оклемается, объявишь ему три наряда вне очереди. Пусть гальюны на «Севастополе» драит, – громко произнёс я.

– Есть объявить три наряда вне очереди, – согласно кивнул Харьковский.

С одной стороны, кто его знает, что у него за рана. Голова это серьёзно. И уж тем паче, если без сознания. Но с другой, вроде как не торопимся хоронить, от того и настроение у команды получше.

Я вновь вскинул карабин, и подстрелил очередного смельчака, попытавшегося сорвать русский флаг. Ложкин продублировал выстрел длинной очередью. Крен миноносца увеличивался с каждой секундой.

– Ловко они нас подловили, – в сердцах выдал я, памятуя о ещё двух попаданиях в себя любимого.

– Это да. Выждали, чтобы вдарить наверняка, и жахнули. Там, ить и Снегирёву с Родионовым в грудь прилетело, и мне в каску, – поддержал меня боцман.

Вот так, практически никого не обидели. По сути, уцелеть на палубе должны были только Галанцев и Мещеряков. Которые сейчас суетились у минного аппарата, загоняя в трубу следующую мину.

По здравому размышлению я отказался от трёхдюймового миномёта, коль скоро у меня появилось универсальное орудие, то грешно не вернуть столь убойный аргумент, пусть и ближнего действия.

Я решил пока избавиться от пушки барановского, переместив её в мастерские Горского. И как выяснилось, оказался совершенно прав. Всё же артиллерийская дуэль это не наше. Разве только для самообороны, обстрела беззащитных транспортов или береговых целей. Подумать только, одно удачное накрытие шрапнелью, и трети команды как не бывало. А не случись у нас защиты, так и половины.

Наконец раздался скрежет, миноносец окончательно опрокинулся и задрав корму ушёл на дно, с повисшим мокрой тряпкой Андреевским флагом на корме. А с обратной стороны обнаружились плавающие на поверхности японские моряки. Похоже сумели выбраться, прикрывшись надстройками. Вот и ладушки, пусть поплавают. Водица тёплая, помощь на подходе, а нам пленные без надобности. Пора делать ноги.

– Снегирёв, курс двести пятьдесят, самый полный.

– Есть, курс двести пятьдесят, самый полный, – отрепетовал тот.

«Ноль второй» уверенно встал на крыло, и вскоре уже нёсся над водной гладью спокойного моря уверенно выдавая свои тридцать восемь узлов. Наш отряд мы нагнали в паре миль от Артура. Эссен конечно не трус, но и влезать в сомнительные авантюры в его планы не входило, а потому выжимал все семнадцать узлов, на которые теперь был способен броненосец. Что, лично я, только одобряю. Вот если бы сам находился на борту, тогда совсем другое дело, а без меня оно лишнее, от слова совсем.

«Потоплен миноносец „Инадзума“. Повреждений не имею. На борту четверо раненых. Прошу разрешить вернуться в базу самостоятельно», – отстучал я сообщение световым кодом.

В ответ получил разрешение, и не снижая скорости обогнал корабли, а вскоре влетел на внутренний рейд взяв курс на «Монголию». Казарцев всё ещё был жив, но оставался без сознания. И во всём Артуре был только один хирург, которому я мог доверить лечение такой раны. Миротворцев конечно же ещё молод, но у него имелись мои записи по трепанации черепа, а значит ему и карты в руки.

– Мест нет. Несите на «Ангару» или «Казань», – покачал головой дежурный фельдшер приёмного покоя, когда мы с носилками подошли к трапу.

– Этого, вы примите, – ткнул я пальцем в Казарцева. – И позовите Миротворцева.

– У их благородия выходной, – развёл руками фельдшер.

– Он на борту? – спросил я.

– То без разницы, ваше благородие. Не положено, – явно чувствуя, что достать его у меня руки коротки, возразил тот.

– Что тут происходит? – появился на палубе искомый мною Миротворцев.

– Да вот, Сергей Романович, всем непременно подавай вас. Всяк кого оцарапает, к вам просится, – пояснил фельдшер.

Угу. За молодым хирургом постепенно закрепляется слава Пирогова, при обороне Севастополя. Как бы хирургу это не аукнулось. Медицинская братия то ещё змеиное кубло завистников.

– Здравствуйте, Сергей Романович, – окликнул я его.

– Олег Николаевич? Что у вас?

– Всё как вы любите. Ранение в голову, и сдаётся мне, потребуется трепанация, иначе моему сигнальщику конец. С остальными я обращусь в другой госпиталь.

– Спасибо за понимание, – кивнул Миротворцев, и уже к фельдшеру. – Этого на операционный стол. Срочно.

– Есть, ваше благородие. Трещоткин, Лунёв, бегом сюда с каталкой, – тут же гаркнул фельдшер.

– Ему бы боцманом служить, с такой-то глоткой, – хмыкнул баюкавший руку Ложкин.

– Надеюсь он и тут на своём месте, – пожал я плечом, и указал на соседнее судно. – Пойдёмте что ли, братцы, попытаем счастье на «Ангаре».