Прохожу в обеденный зал таверны. Жизнь кипит. Торговцы за угловым столом спорят о ценах на меха, и судя по красным лицам и размашке рук, кто-то кого-то пытается надуть. Северяне оккупировали центр зала и травят байки, перебивая друг друга. Кто-то демонстрирует свежий шрам на предплечье, остальные оценивающе присвистывают.
В дальнем углу, как всегда, мои личные утренние мучительницы. Фрея и Ингрид. Уже восседают за нашим обычным столом, и обе смотрят на меня так, будто я опоздал на какое-то особо важное мероприятие.
Протискиваясь между столами. Какой-то пьяный северянин, ага, в девять утра, Карл! Пытается схватить меня за рукав:
— Эй, ты! Ты тот самый… как его… Ненормальный!
— Не сегодня, друг, — мягко освобождаю руку.
— Я с тобой выпить хотел!
— Вечером. Может быть.
Наконец добираюсь до стола.
— Доброе утро, дамы, — и киваю.
Фрея улыбается, однако в глазах явный упрёк:
— Утро перестало быть добрым час назад. Мы ждали.
— Медитировал, — сажусь, стараясь не морщиться.
На самом деле полночи корчился от боли, пока духовное ядро переваривало особо упрямый кусок эфириума. А вторую половину ночи смотрел кошмары из прошлого без регистрации и смс.
Ингрид поднимает взгляд от каши. Изучает моё лицо с особым вниманием:
— Выглядишь хуже, чем вчера.
— Спасибо за комплимент, — вешаю плащ на спинку стула. — Просто выжат. При том полностью. Только вместо сока из меня выдавили всю волю к жизни, надежду на светлое будущее и веру в человечество.
— Не драматизируй, — Фрея закатывает глаза, но вижу, как уголки её губ подрагивают. Сдерживается, дабы не улыбнуться. Любит мой юмор. — Вчера ты вполне бодро спускался за элем. Дважды.
— Это был не я, а мой призрак. На самом деле Александр Волков умер ещё позавчера. Просто тело по инерции ходит.
— И разговаривает, — добавляет Ингрид.
— Рефлексы.
Жена хозяина таверны — тётушка Марта материализуется рядом со столом. Женщина она крупная, руки как окорока, взгляд, точь у сержанта на новобранцев. Ставит передо мной тарелку с таким стуком, что подпрыгивает ложка.
— Ешь.
Смотрю на содержимое тарелки. Каша серого цвета консистенции цемента. Мясо неопределённого происхождения и сомнительной свежести. Хлеб твёрдости «можно использовать как оружие». Прямо какой-то набор выживальщика в постапокалипсисе.
— Специальное меню, — поясняет та. — Для тех, кто «болеет».
— Но я не болею…
— Болеешь, — отрезает она. — Вон какой бледный. Ешь давай, пока тёплое.
И уходит.
— Похоже на то, чем кормят младенцев, — комментирует Ингрид.
— Или умирающих, — ворчу, зачерпнув кашу ложкой. Хрум-хрум. На вкус как… хм, никак. Просто тёплая вода с привкусом разочарования.
— Зато полезно, — Фрея прячет улыбку за кружкой, наблюдая за моими мучениями. — Я ем такое когда на диете.
— Да? — приподнимаю бровь. — В принципе, это многое объясняет в твоём характере.
Она пинает меня под столом. Не сильно, скорее игриво. Но в сапоге с железным носком, так что РЕАЛЬНО чувствую.
— Ай! Жестокая женщина!
— Сам напросился.
В зале становится шумнее. За соседним столом северяне начинают спор о том, чьё племя древнее. Имперцы неподалёку обсуждают вчерашний патруль. Торговцы считают барыши.
— Кстати, — Фрея наклоняется ближе, понижая голос, хотя в этом шуме нас всё равно никто не услышит. — Что вы с Ингрид решили насчёт брака? Вождь Хальвдан в городе, ждёт ответа. Вчера три раза спрашивал.
Ингрид мгновенно превращается в снежную скульптуру. Застывает с ложкой на полпути ко рту, потом медленно опускает её и начинает усердно ковырять содержимое тарелки.
Откладываю попытки победить мясо, смотрю прямо на советницу:
— Как что? Мы договорились остаться друзьями. Ответственность за отказ беру на себя. Если нужно будет лично переговорить с Хальвданом, так и скажу, что это моё решение.
Фрея переводит взгляд на Ингрид. Та упорно размазывает кашу по тарелке, и молчит. Почему ты молчишь⁈ Ещё и так странно!
— Но почему? — Фрея по какой-то причине озадачена моим ответом, вон какое искреннее непонимание в глазах. — Чем тебе не угодила наша девочка? Она же красивая. Посмотри на эти скулы, на фигуру! Сильная. Может голыми руками медведя задушить. Ну, маленького медведя. Или большую собаку. И вообще, она наследница вождя! Земли, власть, статус…
— Фрея, — прерываю её, наконец отпилив микроскопический кусочек мяса. Да-да, победа! — хватит шутить с таким. Это серьёзно.
— А я и не шучу! — она возмущается, но потом замечает мой взгляд и сдувается.
Жую резиновое мясо. На вкус наверное как подошва сапога, приправленная отчаянием, и говорю спокойно:
— Ингрид против этого брака. Правда ведь, Ингрид?
Та не отвечает. Продолжает ковырять ложкой в каше.
— К тому же, я не собираюсь жениться, — продолжаю, раз она молчит. — У меня полным-полно дел на ближайшие пятнадцать лет. Как минимум нужно дожить до девятнадцати, что уже амбициозная задача в моей профессии. Потом до двадцати. Потом, может, подумаю о чём-то долгосрочном. Играть в семью сейчас — не моё. Да и, взгляни, союз между имперцами и северянами и без нашего брака неплохо функционирует. Каждый день тут пьянки совместные устраивают. Если это не дружба народов, то я не знаю, что это.
— Так-то оно так… — Фрея вздыхает, поправляет локон длинных тёмных волос. Снова смотрит на Ингрид, которая превратила свою кашу в месиво.
Тишина за нашим столом балансирует с общим шумом таверны. Северяне горланят второй куплет уже приевшейся песни, кто-то из имперцев не выдержал и подпевает, плохо, но с энтузиазмом. Торговцы, вроде как, пришли к соглашению и теперь обмывают сделку.
— В городе сейчас полно освобождённых рабов, — меняю тему, потому что смотреть на Ингрид, которая уже начала строить крепость из хлебных крошек, становится невыносимо.
— Да, — Фрея подхватывает новую тему. — Особенно из окрестных деревень. Британцы использовали их на работах в шахтах. Многие истощены, больны.
— Империя выделила лекарей, — добавляет Ингрид, наконец подняв голову. — Но их мало. И лекарства в дефиците. Многие наши шаманы помогают, но…
— Но вылечить сломленный дух не так-то просто, — заканчиваю за неё.
Мы снова замолкаем.
— Форт уже восстанавливают, — говорит Ингрид после паузы. — Абызова там днями и ночами. Вчера её видели. Вся в саже, ругается на рабочих матом, такая злая.
— Не повезло ей, — пожимаю плечами.
Сам-то я просто наёмник. Дело сделал и теперь гуляю смело. А вот у неё обязанности иного характера.
— Холодно сегодня, — комментирую, глядя на замёрзшее окно, где мороз нарисовал те ещё узоры на стёклах. — Прямо до костей пробирает.
Враньё, конечно. С серебряным рангом ядра могу голым по снегу бегать и не замёрзну. Но играть более-менее нормального человека необходимо. Наверное.
— Это ещё тепло, — Ингрид пожимает плечами, возвращаясь к разрушению остатков своей каши. — В январе будет настоящая зима. Минус пятьдесят, метели по три дня.
— То есть сейчас только разминка? Репетиция перед спектаклем «Все умрут от холода»?
— Можно и так сказать. Хотя умирают обычно не от холода, а от голода. Или от других голодных людей.
— Прямо захотелось дожить до января.
— Доживёшь. А вот до февраля… тут под вопросом, — произнесла уже Фрея, отпив из кружки что-то, подозрительно похожее на грог в девять утра.— Британцы стягивают силы к приграничью. Так говорят. Вроде как три полка идут. Может, больше.
— Да, слышал, — киваю, наконец победив первый большой кусок мяса, осталось ещё два, но я полон решимости. — Империя тоже не дремлет. Также направляют подкрепление к нам. Скоро тут будет весело. В смысле «многие умрут, но скучно не будет».
— Отец сказал, что, скорее всего, сражение пройдёт между Морозным Клыком и Стальным Рубежом, — Ингрид рисует пальцем на столе карту, между кружками. — Тут долина Мёртвых Костей. Единственный проход для большой армии.
— Хорошее название. Вдохновляет на подвиги.
— В древности там была битва между первыми поселенцами и местными племенами, — объясняет та, добавляя крошки хлеба как горы. — Говорят, погибло столько народу, что кости до сих пор из земли торчат. Особенно весной, когда снег тает.
— Романтично.
— Между городами несколько деревень, — продолжает уже Фрея, игнорируя мой сарказм. — Вернее, остатки. Британцы выжгли большую часть, с остальных жители бежали. Кто успел.
— Ясно.
Война всегда собирает жатву, и первыми под косу попадают те, кто не может защититься.
Северяне за соседним столом начинают третий куплет. Судя по жестам, там про то, как герой отрубает врагам головы и делает из черепов кубки.
— Кстати, об Ингрид, — Фрея снова возвращает тему в прежнее русло, ещё и так хитро улыбается. — Знаешь, что она вчера делала?
— Фрея, не надо! — Ингрид мгновенно краснеет.
— Надо! Народ должен знать правду! — Фрея поворачивается ко мне, глаза блестят от предвкушения. — Представляешь, наша воительница, гроза британцев, дочь сурового Хальвдана… три часа выбирала платье.
— Это не так! — Ингрид хватает ложку как оружие.
— Так! И спрашивала меня… — Фрея изображает писклявый голос, — «А это платье не делает мою попу большой? А в этом моя грудь не кажется плоской? А этот цвет мне идёт?»
— ФРЕЯ! Я ТЕБЯ УБЬЮ!
— Представил? — ухмыльнулась советница.
Смотрю на Ингрид, больше похожую сейчас на помидор:
— И какое платье она выбрала в итоге?
— НИКАКОЕ! — та фыркает, скрещивая руки на груди. — Все они дурацкие! Неудобные! Как в них вообще драться?
— То есть ты три часа выбирала платье, чтобы подраться в нём? — приподнимаю бровь.
— Нет! То есть да! То есть… Ой, да пошли вы оба!
Мы смеёмся. Сама Ингрид через секунду начинает улыбаться, хотя и пытается изображать обиду.
— Слушайте, — Фрея вытирает слёзы от смеха, чуть не опрокинув свой грог. — Пойдёмте в «Пьяного медведя» вечером?
— Что за «Пьяный медведь»? — зачёрпываю кашу ложкой.
— Таверна на другом конце города. Там готовят потрясающую зайчатину с северными травами. И медовуха у них особенная.
— Хм. Не знаю… — чешу затылок, сомневаясь. — В последнее время я сам как медведь в спячке. Вылезать из берлоги так лень. Да и холодно. И вообще, социализация — это сложно.
Ингрид тычет в меня ложкой, к счастью, чистой стороной:
— Вот всегда ты такой. Нужно иногда проветриваться. А то заплесневеешь.
— Да?
— Да, — кивает уже Фрея. — А то всё тут и тут, — замечаю, как её взгляд скользит куда-то за мою спину. — Разнообразие нужно. Новые места, новые люди…
Оборачиваюсь. Мари стоит у кухни с подносом, смотрит на нас. Вернее, на меня. Встречаемся взглядами, и она мгновенно краснеет, после чего тут же исчезает за дверью кухни.
Фрея, конечно, это замечает. Она вообще замечает МНОГОЕ. Её брови ползут вверх, но сама благоразумно молчит. Только чуть прищуривается, сто пудов делает пометку в голове.
В этот момент в обеденный зал входит посыльный. Совсем пацан, лет четырнадцати, фуфайка со значком курьера явно с чужого плеча — рукава длинные, воротник топорщится. Озирается, замечает меня, и решительно направляется к нашему столу, спотыкаясь о чью-то ногу по пути.
— Капитан Волков…? — подходит он ближе. Кажется, тот самый мальчишка, который был в рабстве. Значит уже пристроили. Хорошо. С голода не помрёт.
— Слушаю.
Он выпрямляется, пытается салютовать, но попадает себе по носу:
— Ой! К-капитан Волков! Генерал Разин ждёт вас сегодня вечером на ужин в резиденции!
— Понял. Передай, что буду.
— Так точно! То есть, есть! В смысле… — он окончательно запутался, развернулся и чуть не врезался в тётку Марту с подносом.
— КУДА ПРЁШЬ, СЛЕПОЙ⁈ — рявкает та.
— Простите! — и быстренько выскочил из таверны.
Я заметил его взгляд. На еду и столы не смотрел, а значит сыт. Да и цвет лица куда здоровее, чем в тот день.
— Надо же, — Фрея присвистывает. — Личное приглашение от архимагистра. Наверное, благодарить будет за форт.
— Наверное, — пожимаю плечами.
— Значит, в «Пьяного медведя» не пойдёшь? — Ингрид выглядит расстроенной. Нижняя губа чуть выпячена, брови нахмурены, и это смотрится даже как-то мило, что ли.
— Давайте завтра тогда сходим, — предлагает Фрея, допивая грог. — Раз у тебя сегодня важная встреча. К тому же завтра пятница. Там будут северные барды. Песни, пляски, драки. Стандартный пятничный набор.
— Драки — обязательная часть программы? — откусываю булочку. Стырил у Фреи, хе-х.
— А как же без них? Да и какой смысл в выпивке, если потом не подраться? — улыбается та, положив мне на тарелку ещё одну булку. Какая заботливая.
— Логично. Если не случится ничего форс-мажорного, то завтра вечером идём слушать бардов и драться.
— И пробовать местную зайчатину! — добавляет Ингрид.
— И зайчатину, да.
— Отлично! — Ингрид даже хлопает в ладоши. Серьёзно. Прям завидую, что такие мелочи делают её счастливой.
Встаю из-за стола, вроде как наевшись:
— Ладно, дамы. Пойду готовиться. Нужно выглядеть презентабельно. Может, даже умоюсь.
— Радикально, — Фрея усмехается.
— Ты и так презентабельно выглядишь, — вдруг говорит Ингрид, и тут же краснеет.
— С трёхдневной щетиной и кругами под глазами?
— Да, — она опускает взгляд.
— Хм, понял. Спасибо за попытку поднять самооценку.
— Удачи там, — напутствует Фрея.
Киваю и, забрав с соседнего стула плащ, выхожу из-за стола, маневрируя между пьяными северянами. Они как раз запевают четвёртый куплет про то, как герою разбили сердце и он женился на медведице. У дверей оборачиваюсь — Фрея что-то шепчет Ингрид, та качает головой, обе выглядят серьёзными. Женщины. Вечно что-то планируют.
Поднимаюсь к себе, размышляя. Почему они до сих пор не сказали Хальвдану про брак? Чего ожидать от Разина? Британцы стягивают силы, как скоро сражение? Всё это крутится в голове, а я сижу тут, в таверне, перевариваю полученную силу и делаю вид, что всё под контролем.
Разве всё это не похоже на затишье перед бурей?
Захожу к себе в комнату. Четыре стены, кровать, стол, тумба, стул. Спартанская обстановка, но большего и не нужно. Закрываю дверь. Внизу всё ещё шумно. Северяне перешли от баек к армрестлингу, судя по грохоту и выкрикам ставок. Да уж, шумоизоляция здесь оставляет желать лучшего.
Вешаю зелёный плащ на крючок у двери. Артефакт весит прилично, не физически конечно, а энергетически. Чувствую, как он тянет эфир из окружающего пространства, накапливает, сохраняет. Интересная штука. Четыреста лет, а всё ещё работает.
Рядом вешаю шарф.
Сажусь на кровать, стягиваю сапоги. Следом панцирь. Рядом пояс с кинжалами. Ну, вроде всё. Можно расслабиться.
Принимаю позу лотоса. Закрываю глаза. Нужно хотя бы часик помедитировать, дабы облегчить работу духовному ядру. Тут главное — не торопиться, можно подавиться. Или того хуже — потерять контроль.
Глубокий вдох. Выдох. Погружаюсь в себя.
Тук-тук.
Серьёзно? Я же только сел.
— Войдите, — не открываю глаз.
Дверь приоткрывается. Знакомый запах — мыло с лавандой. Мари.
Открываю глаза. Та стоит в дверях, мнётся, смущается.
— Мари? Что-то случилось?
— Я… я не вовремя? — она краснеет, опускает взгляд.
— Как раз собирался медитировать, — усмехаюсь, откидываясь на локти. — Но если у тебя есть время, я не прочь помедитировать вместе. Знаю пару особых техник для двоих. Довольно расслабляющие.
Она становится пунцовой. Настолько, что начинаю беспокоиться о её кровяном давлении.
— Я… у меня! У меня работа! — выпаливает. — То есть, у меня много работы! И у тебя тоже, наверное!
Милая девица. Влюбилась по уши и не знает, что с этим делать. Если бы она только знала, в какого монстра влюбилась — бежала бы без оглядки.
— Расслабься, — говорю мягче. — Я шучу. Что случилось?
Та выдыхает, немного успокаивается:
— Пришёл посыльный. С форта. От магистра Абызовой.
Приподнимаю бровь. Абызова? Интересно. Неделю не виделись, и вдруг — посыльный.
— И?
— Она просит… нет, требует твоего присутствия. Срочно. Сказала, что-то с барьером. Критическая ситуация.
Критическая ситуация с барьером? Чёрт. А я думал, у меня будет свободный день. Конечно. Спокойные дни — прерогатива обычных людей, а не «Ненормальных практиков».
Вздыхаю. Долго. Театрально. Так, чтобы Мари поняла всю глубину моего страдания.
— И где этот посыльный?
— Ждёт внизу. Сказал, что повозка готова.
— Повозка? — фыркаю. — Как мило. Абызова прислала за мной транспорт. Чувствую себя теперь важной шишкой.
Встаю, снова натягиваю сапоги. Мари наблюдает за этим процессом с вниманием, будто совершаю какой-то сакральный ритуал.
— Видимо, мои выходные окончательно закончились, — бормочу, заправляя штанину в левый сапог. — Хотя не успели толком начаться, как же бесит.
Застёгиваю пояс, затем панцирь. Беру плащ, набрасываю на плечи.
Вот только интересно. Чем Абызова собирается расплачиваться за такой вызов средь бела дня? Я же свободный человек. И капитан, между прочим. Мои услуги стоят дорого. Она же в курсе?
Мари всё ещё стоит в дверях, переминается.
— Ты надолго? — бормочет она, снова краснея.
Подхожу к ней, останавливаюсь совсем близко. Она поднимает голову, смотрит мне в глаза. Во взгляде столько смущения.
— Не знаю, — говорю с улыбкой и подмигиваю. — Кстати, спасибо, что поднялась предупредить. Могла бы самого посыльного отправить.
— Не за что… — и улыбается. Робко, но искренне.
Прохожу мимо неё, на секунду останавливаюсь:
— Скорее всего, вернусь поздно. Генерал пригласил на ужин.
— Поняла, — кивает та. — Я… я могу подождать. Если хочешь. Принести потом что-нибудь поесть. Или выпить. Или просто…
— Посмотрим, — киваю и выхожу в коридор.
Не хочу давать ей ложную надежду. Но и отталкивать грубо тоже не вариант. Надо бы помягче. Она — хорошая девочка. Просто не для меня.
Спускаюсь вниз. Армрестлинг в самом разгаре — здоровенный северянин против не менее крупного имперца. Судя по красным лицам обоих, борьба идёт на равных. Вокруг столпились зеваки, делают ставки.
— Десять медяков на Роло!
— Двадцать на нашего!
У выхода ждёт посыльный. Молодой парень в серой форме вспомогательных частей. Увидев меня, вытягивается:
— Капитан Волков! Магистр Абызова срочно требует вашего присутствия!
— Прямо требует? — приподнимаю бровь.
— Простите, капитан. Она сказала именно так.
Представляю. Абызова и её механический голос. «Требую присутствия капитана Волкова». Звучит как вызов в суд. Или того хуже.
— Что именно случилось с барьером?
— Не могу знать, капитан. Сказала только, что критическая ситуация и вы нужны, так как отличный специалист по контурам.
Специалист по контурам значит. Ну да, неудивительно. После того трюка в башне, когда перенастроил британскую систему, Абызова наверняка решила, что я гений контурного дела. Хотя на самом деле ничего особенного и не сделал, просто немного поимпровизировал.
— Ладно, — киваю. — Идём.
— Есть!
Выходим на улицу. Повозка припаркована прямо у входа. Военная, крепкая, на рессорах, с эмблемой инженерных войск. Внутри даже есть печка, судя по дымоходу.
Забираюсь внутрь, устраиваюсь на деревянной лавке. Посыльный следом, после чего стучит по борту, сигнализируя вознице, и повозка трогается.
Интересно, что там Абызова натворила с барьером? Зная её подход, наверняка попыталась усилить мощность, пока что-нибудь не сломалось.
За окном проплывает Морозный Клык. Улицы забиты народом — северяне, имперцы, освобождённые жители, торговцы. Все пытаются жить дальше, несмотря на пришедшую войну. Проезжаем мимо того самого «Пьяного медведя». Таверна выглядит солидно. Целых три этажа, первый — каменный, тут и здоровенная вывеска с изображением косолапого с кружкой. Завтра пойдём туда с девочками. Если доживу. Мало ли?
Хм-м, кстати, а что если Абызова специально вызвала меня? Не из-за барьера, а чтобы поговорить о том, что видела в башне? «Капитан Волков, объясните природу вашей трансформации, или я доложу начальству»? Нет, вряд ли. Если бы хотела сдать, сделала бы это сразу. Значит, слово держит, что, естественно, не может не радовать.
Повозка выезжает за городские ворота. Впереди — форт. Подбитый, опаленный, но в целом, не в таком и плачевном состоянии. Тем более его уже восстанавливают. Стены залатали, башни отстраивают заново. Но следы битвы всё ещё видны — обгоревшие камни, провалы в земле от взрывов.
Немало людей за него полегло. Что ж, такова цена за стратегическую точку и плацдарм для дальнейшего наступления. В большой игре империй даже маленькие форты имеют значение.
Повозка останавливается у ворот. Часовые проверяют документы посыльного, машут, мол проезжайте.
Въезжаем во внутренний двор, и попадаем в хаос. Тут не просто стройка! Муравейник! И каждый муравей тащит свою песчинку, дабы вместе с остальными восстановить новое пристанище.
— ДАВАЙ, ДАВАЙ, РЕБЗЯ! ЭТИ КАМНИ САМИ СЕБЯ НЕ ПОДНИМУТ! — орёт бригадир, стоя на куче щебня.
Десяток рабочих — солдаты и местные жители тащат огромный каменный блок на деревянных катках. Лица красные от напряжения, пар изо рта как из паровоза. Большинство активировали эфир.
— ЛЕВО РУЛЯ! ЛЕВО, Я СКАЗАЛ!
Блок опасно кренится, кто-то подсовывает дополнительный брус.
Справа от меня двое инженеров спорят над чертежом, развёрнутым на «козле»:
— Говорю тебе, несущая балка не выдержит!
— Выдержит, если усилить контуром!
— Ты идиот? Сколько эфирита сожрёт контур за неделю⁈ А две⁈
— У тебя есть идея получше⁈
Проходим мимо импровизированной кузницы. Три молота бьют в унисон. Здоровенный кузнец с обожжёнными руками кричит подмастерьям, но за грохотом не разобрать что именно.
Местные женщины носят воду и еду рабочим. Одна споткнулась, ведро летит из рук. Солдат подхватывает на лету, отдаёт обратно ей в руки, подмигивает. Та краснеет, бежит дальше.
— Эй, ты! — кричит кто-то. — Хватит бездельничать! Помогай давай!
Понимаю, что обращаются ко мне. Поворачиваюсь. На меня вылупился молодой лейтенант.
Посыльный тут же кашляет в кулак:
— Лейтенант Утробин, это Капитан Волков, — представил он.
Лейтенант мгновенно меняется в лице:
— Простите, капитан! Не признал!
— Да ладно, — машу рукой. — Я же не по форме. Где тут магистр Абызова?
— В центральной башне, капитан! Я сопровожу вас!
— Не нужно, одного провожатого будет достаточно, — и перевожу взгляд на посыльного.
Тот кивает и указывает на башню.
— Идёмте, капитан.
Вообще-то, я и сам прекрасно знал дорогу. Но раз уж Абызова пригласила, то пусть провожают прямо к ней. А то мало ли, её не окажется на месте. Не бегать же её искать по всему форту.
Проходим через двор. Приходится лавировать между носильщиками, тачками с камнями, штабелями досок. Одни тащат бревно, вторые месят раствор, кто-то матерится, уронив ящик с гвоздями.
— ОСТОРОЖНО! — крик сверху.
Все шарахаются в стороны. С лесов падает ведро с раствором, шлёпается там, где секунду назад стоял рабочий.
— КРИВОРУКИЙ УБЛЮДОК! — орёт тот снизу.
— САМ ТАКОЙ! — отвечают сверху.
Нормальная рабочая атмосфера.
У внешнего входа в башню двое часовых. Проверяют документы посыльного, кивают.
— Проходите.
Внутри относительно тихо. Первый зал — бывший арсенал. Сейчас тут склад стройматериалов. Мешки с цементом, ящики, свёрнутые чертежи.
Второй зал — технический. Тут уже интереснее. Столы с эфирными кристаллами, контурные схемы на стенах.
Молодой техник склонился над бытовой съёмной схемой контура, ваяет что-то. Рядом девушка в очках записывает показания с приборов.
— … частота колебаний выросла на три процента…
— Плохо. Очень плохо. Если дойдёт до пяти, начнётся резонанс.
— Мастер говорит, справимся.
— Мастер много чего говорит. А нам потом расхлёбывать перед магистром.
Посыльный ведёт к винтовой лестнице в углу.
— Наверх, капитан.
Поднимаемся. Ступени каменные, стёртые за годы существования форта. На стенах — вмятины от ударов, тёмные пятна сажи, царапины от мечей. По этой самой лестнице меня и тащила на себе Ингрид. Даже неловко как-то. Быть унесённым женщиной.
Поднимаемся выше, эфир чувствуется сильнее. Буквально вибрирует в воздухе, заставляя волоски на коже вставать дыбом.
Последний пролёт. И перед нами массивная железная дверь с контурными замками. Сейчас деактивированными. Посыльный стучит условным стуком.
— Войдите! — звучит механический голос.
Входим в генераторную.
Первое, что бросается в глаза, сам генератор. Вижу его второй раз, но он всё также впечатляет. Мощный, основательный, даже сказал бы монументальный. Стоит в центре зала. Пульсирует синим светом, гудит. Но гудение неровное, с перебоями.
Второе, так это три женские фигуры у пульта управления. Все в уральской форме, в зеркальных шлемах.
По центру, самая высокая, в золотистом плаще, шлем тоже с золотым отливом. Абызова.
Две другие в серебристых накидках, шлемы попроще. Помощницы? Ученицы?
— … дестабилизация усиливается, — говорит одна из «серебряных». — Третий узел перегревается.
— Перенаправьте поток через пятый, — командует Абызова.
— Пятый не выдержит такой нагрузки!
— Выдержит. На три минуты. Этого хватит, чтобы остудить третий.
Посыльный кашляет, привлекая внимание:
— Магистр Абызова! Ваше задание выполнено! Капитан Волков прибыл!
Все три шлемоголовых поворачиваются ко мне. Синхронно. Жуть.
В зеркальных забралах отражается моя морда, троекратно умноженная и искажённая как в кривых зеркалах.
— Свободен, — Абызова отпускает посыльного.
Или она это мне? Да я даже рад был бы!
Но нет. Посыльный салютует и быстро ретируется.
Абызова подходит ко мне. Две другие остаются у пульта, но, чёрт побери, их взгляды так и чувствуются. Изучающие. Оценивающие.
— Капитан Волков, — в механическом голосе моей знакомой уралочки проскальзывает нечто похожее на облегчение. — Вы пришли.
— Вы требовали, — пожимаю плечами.
Она поворачивается к помощницам:
— Перерыв тридцать минут. Идите.
— Есть! — обе чётко салютуют.
Проходят мимо меня к выходу. Близко. Слишком близко. Одна задевает плечом. Легонько. Случайно?
Дверь закрывается.
И мы остаёмся втроём. Я, Абызова и умирающий генератор.
Интересно, она действительно нуждается в помощи?
Сейчас и узнаю…