Ненормальный практик 5

Глава 1

Сингапур. Сорок лет назад

Дождь хлестал как из ведра. Тропический ливень превращал ночь в серую стену воды. Сам стою весь мокрый, точь пёс. Молодой, злой. Взбешённый. Прям посреди разрушенной лаборатории в рваном тактическом костюме. Визор треснул, но всё ещё работал. Двенадцать целей. Охрана профессора Тэна.

— Альфа-1, статус! — голос Евы треснул в наушнике. — Чёрт побери, Алекс, отзовись!

Моё имя. Александр Русин, но для всех просто Алекс. Оперативник «Чёрной Хризантемы» — частной военной компании, что делала грязную работу, и не только для корпораций. Но сейчас я не в себе.

Чёрная субстанция струилась по рукам, проедая остатки перчаток. Из пулевых ран сочилась не кровь, а та же маслянистая жижа. Больно? Должно быть. Но когда ты наполовину это, боль становится абстрактным понятием.

— Цель в хранилище! — заорали на ломаном английском. — Нужно подкреп…

Хруст. Голос оборвался. Моя здоровенная рука с костяными шипами пробила ему грудную клетку. Одиннадцать.

— АЛЕКС! — Ева кричала в ухо. — Профессора нужно взять живым! Слышишь⁈ ЖИВЫМ!

Профессор Тэн. Гений, но далеко не филантроп и плейбой. Создатель вируса «Красный май», выкосившего пол-Азии. И единственный, кто знал формулу антидота. Цель миссии — захватить и доставить. Живым.

Да… Живым. Вот только всё что я сейчас чувствую — ГОЛОД.

Двое в экзоскелетах открыли огонь. Усиленные сервоприводами винтовки выплёвывали по сотне пуль в секунду.

Пф-пф-пф-пф!

Пули входят в чёрную плоть с мокрыми шлепками. Но я не чувствую. Даже не пытаюсь уклоняться. Просто иду вперёд, а дыры затягиваются сами собой.

— Он серебряник! Повторяю! Практик — серебряник! — один попятился, истошно крича в гарнитуру наушника.

Прыжок. Три метра. Хватаю его за шлем экзоскелета. Титановый сплав трещит под пальцами точь яичная скорлупа. Десять.

Второй выхватил плазменный резак. Температура лезвия три тысячи градусов. Вспарывает мне живот до груди. Но порез тут же срастается.

Из ключицы вырывается чёрный отросток, как щупальце. Пробивает ему визор. Наёмник дёргается как марионетка, потом обмякает. Девять.

— … лекс! Алекс! Это Родригес! — капитан нашего отряда. — Спутник показывает твою позицию. Если убьёшь Тэна, миссия провалена! Миллионы умрут без антидота!

Бегу. Нет. Несусь как зверь, как монстр по коридорам. Убиваю пятерых. На куски.

Стена. Армированный бетон полметра толщиной. Пробиваю насквозь, оставляя рваную дыру. За ней — командный пункт. Четверо.

Трое.

Двое.

Один.

И вот он. Профессор Тэн. Седой азиат в заляпанном кровью халате. Прячется за перевёрнутым столом, дрожит как щенок от холода.

— П-пожалуйста… — поднимает руки. — Я сдаюсь! Всё расскажу! Формула! Коды! Всё что угодно!

Я должен взять живым.

Должен.

Это приказ. Это правильно. Это…

И тут дверь за спиной взрывается. В проёме — фигура. Не человек. Практик. Чёрная масса в форме гуманоида. Но больше. Массивнее. И от него несёт чем-то знакомым…

— Алек-к-кс… — голос как скрежет металла по стеклу. — И ты тут… Хорррошо… Наконец-ц-ц… нашёл… тебя…

Это же…

— Пит? — рычу, не веря своим глазам. Или тому, что от них осталось.

Питер Джексон из нашего отряда. Тоже стал серебряником, но раньше меня. Всегда соревновались — кто быстрее, кто сильнее. Пропал без вести три месяца назад в Венесуэле. Списали как без вести пропавшего. А теперь…

— Больше… нет… Пита… — существо, нагибаясь, шагнуло из проёма. — Только… ГОЛОД. Но тебя… помню… Русский… всегда был… занозой…

Оно бросилось на меня. Быстрее пули. Сильнее взрыва. Мы столкнулись как два поезда. Пробили три стены подряд, вылетели под ливень.

Дождь хлестал по чёрным телам, шипел от соприкосновения. А мы катались по грязи, рвали друг друга когтями. Его челюсть раскрылась шире, чем позволяет человеческая анатомия. Ряды зубов точь у акулы.

— Всегда… завидовал… — рычит между ударами. — Ты… стрелок… лучший боец… даже Ева… смотрела на тебя…

Вцепился мне в плечо. Рвёт. Жрёт. ПОГЛОЩАЕТ.

— Теперь… заберу… твою силу! Стану… сильнейшим!

Боль. Настоящая боль впервые за эту ночь. Не просто ранит меня. Он пожирает саму суть. То, что делает меня мной.

Нет.

НЕТ!

— Пит! — с рыком пытаюсь достучаться. — ОЧНИСЬ! Мы же товарищи!

— ПИТА БОЛЬШЕ НЕТ! — взвыл он. — Я ЗАБЕРУ У ТЕБЯ ВСЁ… всё! И её!

Моя рука трансформируется в лезвие. Чёрное, острее любой стали. Выбора нет. Он поглощён, а у поглощённых нет пути назад. Пробиваю ему грудь. Нащупываю внутри ядро? Сердце? Неважно.

Сжимаю.

Пит, вернее то, что от него осталось, взвывает. Отшатывается. Из груди хлещет не кровь, а та же чёрная субстанция, но гуще. Как смола.

— Алекс! — Ева в наушнике. — Тэн сбегает! Повторяю! Цель покидает периметр!

Оборачиваюсь. Старик действительно ковыляет к джипу у разрушенной парковки. До него метров триста.

Пит между нами. Полумёртвый, но всё ещё опасный.

— Не… дам… — рычит он. — Если не мне! ТО И НЕ ТЕБЕ!!!

Бросается вслед за Тэном. Я за ним. Настигаю в прыжке. Вцепляемся друг в друга в воздухе. Падаем.

Профессор истошно кричит. Добирается до машины. Заводит мотор.

Мы с Питом валяемся в грязи в трёх метрах. Он сильнее, ведь дольше пробыл в этой форме, глубже погрузился. Но я всё ещё помню, кто я. Всё ещё Александр. Всё ещё человек.

— Ты… — хрипит Пит, пока мы боремся. — Говорил… что русские… крепче янки… Докажи!

Использую это. Приём самбо, которому учился ещё в детстве. Болевой на руку, переход в удушающий. Пит не ожидал человеческого приёма от чудовища.

Трансформирую чёрную руку в подобие арматуры. Усиливаю.

— Прощай, Пит. Ты был хорошим солдатом.

Пробиваю ему голову. Раз. Два. Три. Пока не перестаёт дёргаться.

Джип уже далеко. Слишком далеко.

— Миссия провалена, — голос Родригеса сух как пустыня. — Возвращайся на точку эвакуации. Если сможешь.

Лежу под дождём. Поворачиваю массивную голову, полную игольчатых зубов. Смотрю на то, что осталось от Пита. Чёрная масса медленно стекает с него, теряя форму. Под ней — скелет. Одни кости. Ядро пожрало плоть, оставив лишь каркас для удобства. И жетоны, которые американец никогда не снимал. «Peter Jackson. Blood type: O+. No preference.»

— Алекс… — Ева в наушнике. — Ты… ты в порядке?

В порядке? Я только что убил товарища по оружию. Упустил цель. Провалил миссию, от которой зависели жизни миллионов. И чуть не потерял себя.

— Нет, — отвечаю честно. — Но живой.

— Это уже что-то. Я… я видела всё через дрон. Пит… он уже не был человеком.

— Знаю. Но от этого не легче.

Чёрная субстанция медленно втягивается обратно. Оставляет меня голым под тропическим ливнём. Человеком. Уставшим, измотанным, но человеком.

Подбираю жетоны Пита. Сжимаю в кулаке.

Пока ещё человеком…

Морозный Клык

…Просыпаюсь в холодном поту. Сердце бьётся тяжело, рвано, как у полумертвеца. Простыни промокли насквозь, будто не спал, а плавал в проруби всю ночь.

Комната пуста. Только я, четыре стены и призраки прошлого, которые, сука, даже за аренду не платят.

Приснится же. При том уже какую ночь подряд. Даже стало изматывать.

Сажусь на край кровати, утираю ладонями лицо. Пальцы всё ещё перенапряжены. Прекрасное начало дня, ничего не скажешь. Семь дней прошло с взятия форта, а кошмары только усиливаются. Даже не знаю, с чего подсознание решило устроить мне персональный кинотеатр ужасов? Ну хоть билеты бесплатные.

Встаю, подхожу к окну. Половицы скрипят так, будто рассказывают всему миру: «Эй, смотрите, наш засранец проснулся!» За мутным стеклом виднеются очертания утреннего Морозного Клыка во всей своей депрессивной красе. Солнце освещает заснеженные крыши. Снег всё падает, бесконечный, зараза. И ведь это только декабрь. Впереди ещё два месяца полноценной зимы.

Что самое весёлое в этом городке? Наверное, что даже собаки не лают по утрам. Может сгинули от тоски? Или просто поумнее людей, да свалили при первой возможности в места потеплее.

В тазике — вчерашняя вода. Ледяная, как взгляд бывшей, когда видит тебя с другой. Погружаю лицо, задерживаю дыхание. Лучше любого будильника. Мгновенная бодрость и желание материться на трёх языках. Поднимаю голову, капли стекают по подбородку, падая обратно с тихим плюх-плюх. Можно сказать медитативно, если бы не ощущение, что мою рожу только что облизал ледяной демон.

Тянусь к полотенцу. Ткань, похожая на наждачку, царапает кожу. В треснутом зеркале — то ещё зрелище. Вроде и я, но как будто с похмелья после недельного запоя, которого не было. Тёмные круги под глазами делают взгляд ещё старше, чем было. Да и, как ни посмотри, а за этот месяц будто пару годков прибавил. Теперь у меня образ не «молокосос», а «молодой уставший воин» ещё и с тёмным прошлым. Девочки вряд ли бы пищали от восторга, если бы знали, что это самое тёмное прошлое, действительно, тёмное. Короче, если в двух словах, то телу восемнадцать, душе под сотню, а выгляжу на неопределённые двадцать.

Провожу ладонью по редкой щетине. Надо бы побриться, но Мари говорит, что так мужественнее. Мари, ох, Мари… Милая девочка, которая думает, что умеет… кхм… делать то, что пытается делать. Старается изо всех сил, правда. Вчера аж подавилась от усердия. Пришлось притворяться, что мне хорошо, дабы не расстраивать.

Н-да. И когда это я стал таким сентиментальным мудаком? В прошлом женщины были просто способом снять стресс между миссиями. Взял, разрядился, ушёл. Никаких «ох, дорогая, ты была великолепна». А здесь… Может, виновато молодое тело? Гормоны бурлят как кипящий чайник, мозг отключается при виде любой юбки?

Или просто не хочу быть один. Как последние годы в былой жизни. Как-нибудь поразмышляю на этот счёт.

Потягиваюсь. Немного зарядки. Можно одеваться.

Белые брюки висят на спинке стула. Имперские, выданные ещё в лагере Петровичем со склада. Удивительно крепкая ткань, кстати, столько всего пережила, да и в целом всё ещё цивильно смотрятся. Видимо, интенданты иногда не воруют, а реально закупают качественные вещи. Чудеса случаются.

Натягиваю их, застёгиваю.

Следом рубашка. Свитер. И кожаный панцирь. А это уже обновка. Подарок от Петровича после того, как меня произвели в капитаны. «Настоящая северная выделка!» — гордо заявил он тогда. Панцирь и правда хорош. Лёгкий, гибкий, прочный. Шнуровка сбоку, пряжки на плечах. Пока затягиваю, думаю — сколько ещё таких утренних подъёмов «не с той ноги»? Сколько ещё раз придётся собирать себя по кускам после кошмаров, как грёбаный конструктор? Чувствую себя столетним ворчуном. Лучше бы вообще не снились сны.

Чёрные сапоги. Тоже имперские, выданные штрафникам в общем порядке. Удобные, тёплые, и что удивительное — до сих пор не развалились.

Накидываю зелёный плащ на плечи. Четыреста лет этой тряпке, а выглядит как новая. Интересно, сколько владельцев сменила? Держу пари, каждый думал, что будет носить её долго и счастливо. Ага. Любопытно, кто будет его следующим хозяином после меня. И как его заполучит.

Последний штрих — коричневый шарф. Мягкая шерсть, пахнет травами. Фрея связала. Видел, как она корпела над ним вечерами. Так старательно. Каждая петля, как маленькое доказательство того, что кому-то не всё равно на тебя. Приятное чувство. Ох, уж эта Фрея. Всегда вызывает лишь тепло. Не пытается переделать меня, не лезет с глупыми вопросами. Просто рядом. Молчит, когда нужно молчать. Говорит, когда пора отвлечься. Умная женщина. Таких мало.

Снова смотрю в зеркало. Что ж, к новому дню готов.

Спускаюсь вниз по скрипучей лестнице.

С первого этажа тянет запахом свежего хлеба и тушёного мяса. Есть охота. Медитация — медитацией, переваривание эфириума, так вообще, отдельная песня, но обычная еда всё ещё нужна. Тело требует топлива, даже если ядро питается иной силой.

В обеденном зале уже оживлённо. Торговцы считают барыши, солдаты лечат похмелье, северяне тоже.

Обычное нормальное утро «Ненормального практика».

Корнелия Романова-Распутина проснулась, как всегда, ранним утром. Привычка, вбитая годами муштры в Императорской академии, а затем и на службе. Не открывая глаз, она уже знала — он там. В таверне напротив. Чувствовала даже сквозь стены, расстояние и утренний туман.

«Мой волчонок…»

Фиолетовые глаза распахнулись, уставившись в потолок гостиницы «Северная звезда». Грубые деревянные балки смотрели на неё в ответ с немым укором мол, что ты, наследница одного из четырёх столпов Империи, забыла в этой заднице мира? Далеко от золочёной лепнины петербургского особняка. Далеко от шёлковых простыней и мраморных ванн. Но для неё это не имело ни малейшего значения.

Корнелия, отбросив одеяло, села. Обнажённая кожа покрылась пупырышками от утреннего холода. Прекрасно! Холод бодрит, холод отрезвляет, холод не даёт думать о том, что она уже три дня торчит в этой дыре и всё никак не решится…

— Трусиха, — пробормотала она, встав с кровати.

Босые ноги коснулись ледяного пола. Ещё один удар по нервам. Хорошо. Боль и дискомфорт только напоминают ей, что жива.

Накинула шёлковый халат. Бледно-лиловый, с вышитыми серебром лилиями. Подошла к окну, дёрнула тяжёлую штору, что карниз жалобно скрипнул.

Вот она. «Сонный карп». Таверна, где остановился её Сашенька. Второй этаж, третье окно слева. Она выяснила это ещё в первый день приезда, подкупив служанку. Потом подкупила конюха, чтобы узнать, когда он выходит. Потом трактирщика, чтобы выяснить, что ест. Потом…

— Господи, я превратилась в преследовательницу, — усмехнулась Корнелия, прижимаясь лбом к холодному стеклу.

Снег падал медленно, нехотя, сонно, будто сама природа обленилась в этом захолустье. Утреннее солнце окрашивало снежные крыши домиков. Красиво. Даже романтично. Если забыть, что вокруг провинциальная помойка, полная бывших врагов и нынешних предателей. В чём Корнелия не сомневалась.

Тук-тук.

— Если это не чай с печеньем, я кого-то убью! — крикнула она, не оборачиваясь.

Дверь скрипнула.

— Доброе утро, госпожа. Чай с печеньем, как вы и приказывали перед сном.

Натали. Верная, как и Сергей. Женщина лет шестидесяти с добрым лицом матроны и хваткой питбуля. Служила ещё её матери, а до того — бабушке. Семейная реликвия, практически.

— Белый с жасмином? — Корнелия не отрывалась от окна.

— Конечно. И печенье с миндалём, ваше любимое.

— Ты ангел, Натали. Напомни, почему я ещё не удочерила тебя?

— Потому что я старше вас, госпожа.

— Детали, — Корнелия махнула рукой, наблюдая за таверной. — Поставь на столик. И… Натали. Он опять не выходил вчера?

Тишина. Долгая, неловкая.

— Нет, госпожа. Молодой господин не покидал таверну.

— Семь дней, — Корнелия провела пальцем по запотевшему стеклу, рисуя сердечко. Потом перечеркнула его. — Семь дней он торчит в этой дыре, и даже носа не кажет! Будто не знает, что я здесь!

— Может, он действительно не знает?

— Вздор! — Корнелия резко развернулась, халат распахнулся, но ей было плевать. — Весь город знает, что сюда прибыла Романова-Распутина! Я специально устроила скандал на въезде, чтобы все видели! Требовала лучший особняк, кричала на градоуправляющего, даже пригрозила превратить его яйца в ледышки!

— Помню, госпожа. Это было впечатляюще, — дипломатично заметила старушка.

— Это было СПЕЦИАЛЬНО! — Корнелия принялась расхаживать по комнате, размахивая руками. — Чтобы ОН услышал! Чтобы пришёл! Чтобы хотя бы из любопытства заглянул! А он… он просто игнорирует! Я даже поселилась в гостинице напротив!

Она остановилась перед зеркалом, осматривая себя.

— Я что, подурнела? Располнела? Морщины появились?

— Госпожа, вам двадцать восемь…

— Именно! Старуха почти… — Корнелия схватилась за голову. — Он же молодой, горячий… Ему восемнадцать… А я древняя развалина…

Натали тяжело вздохнула. Когда госпожа входила в такое состояние, логика отдыхала.

— Госпожа, вы прекрасны. Любой мужчина в Империи…

— Мне не нужен любой, — Корнелия ткнула пальцем в окно. — Мне нужен ОН. Этот упрямый, злобный, невыносимый мальчишка.

И снова прильнула к стеклу, наблюдая за таверной.

— Я ждала его в лагере. Сидела там как дура. Играла роль влюблённой невесты перед солдафонами. Даже платье специальное надела. Скромное, без декольте. Представляешь?

— Жертва невероятная.

— Не смейся! — но в голосе Корнелии тоже звучало веселье. — А потом эта корова Куваева, кстати, ты видела её задницу, Натали? Как у ломовой лошади! Так вот, эта корова сказала, что мой Сашенька не вернётся. А лагерь начинает передислокацию прямо сюда. И я что? Я помчалась следом.

— Через метель. Ночью. Без охраны.

— С охраной было бы дольше, — Корнелия отмахнулась. — Я же магистр первой ступени, что мне какая-то метель?

— Ваша правда, — кивнула старушка.

Корнелия снова уставилась в окно. Вдруг её фиолетовые глаза сузились.

— А это ещё что за…

Две фигуры уверенно направлялись к таверне. Даже издалека наследница узнала их — северянки. Та пышногрудая советница и воинственная пепельноволосая.

— Опять⁈ — Корнелия так резко дёрнулась, что чуть не разбила лбом стекло. — Это уже наглость! Каждое утро! КАЖДОЕ ПРОКЛЯТОЕ УТРО они к нему шастают!

Фрея и Ингрид вошли в таверну с таким видом, будто это их законная территория.

— Суки северные! — зашипела Корнелия.

И принялась мерить комнату шагами, сжимая кулаки.

— Представляю, как они там… Эта коровка Фрея со своими дойками! «Ой, Сашенька, ты такой сильный! Ой, Сашенька, возьми меня!» Фу!

Остановилась. Прищурилась.

— Хотя-я… надо признать, сиськи у неё что надо. Я бы тоже потрогала.

— Госпожа.

— Что? Я объективна! И эта белобрысая… Ингрид. Тоже ничего так. Попка подтянутая, ножки стройные. До меня не дотягивает, конечно, но для северной дикарки сойдёт.

Корнелия снова прилипла к окну.

— Знаешь, что это значит, Натали?

— Что вам нужно успокоиться?

— Нет. Это значит, что мой Сашенька настолько хорош, что даже враги Империи готовы лечь под него, — в её голосе звучала гордость. — Мой мальчик. Мой волчонок — покоритель сердец…

Она отошла от окна, плюхнулась в кресло, закинув ногу на подлокотник. Халат окончательно разъехался, но Корнелии было всё равно.

— План, — пробормотала она, кусая ноготь. Дурная привычка из детства. — Мне нужен план. Как охмурить моего упрямца?

— Может, просто подойти и поговорить? — предложила старуха.

— Скучно! — Корнелия вскочила. — Где драма? Где страсть? Где накал?

— Госпожа, вы же хотели вести себя как нормальный человек…

— Я передумала. Нормальные люди скучные, — она снова забегала по комнате. — Может, подстроить случайную встречу? Упасть в обморок у него на глазах?

— Вы — магистр первой ступени…

— Ну и что? Магистры тоже падают в обмороки! От любви!

— Глупо.

— Натали, ты убиваешь всю мою креативность! — Корнелия надулась. — Вот Сергей бы согласился.

— Он на всё соглашается.

— Тоже верно. Бесхребетный овощ, — согласилась та. — Ладно, тогда другой план. Влезу к нему ночью через окно.

— И получите ножом в грудь.

— Он не станет. Он же меня любит, просто ещё не знает об этом…

— Госпожа, может, стоит подумать более традиционно?

— Это как? — Корнелия остановилась.

— Ну, например, встретиться в общем зале таверны. Случайно. Поздороваться. Поговорить.

— И всё?

— И всё.

— Это же… — Корнелия задумалась. — Это же слишком просто.

— Иногда простое работает лучше сложного.

Корнелия снова уставилась в окно.

— Знаешь что? — она резко развернулась. — К чёрту планы.

— Госпожа?

— Готовь моё боевое платье. Нет, стоп. Готовь соблазнительное платье! Хотя нет. Готовь… готовь что-нибудь!

— Может, для начала стоит одеться? — Старая указала на распахнутый халат.

Корнелия посмотрела вниз. Усмехнулась.

— А что? Может, так и пойду. Ему точно понравится.

— Госпожа, на улице минус двадцать.

— Детали, — но всё же запахнула халат. — Ладно, давай бордовое платье. С высоким воротом. Я буду загадочной и недоступной.

— Минуту назад вы хотели идти голой.

— Я — женщина! И имею право менять решения! — Корнелия подлетела к зеркалу. — Так, что у нас с лицом? Круги под глазами есть?

— Нет.

— Плохо! Нужен страдальческий вид! Чтобы он понял, как я мучаюсь!

— Госпожа…

— Шучу! — Корнелия рассмеялась. — Или нет. Не знаю. Я схожу с ума, Натали!

— Это не новость, госпожа.

— Ты уволена!

— Четвёртый раз за неделю.

— И повышена обратно! С прибавкой! — Корнелия схватила горничную за руки. — Натали, милая, что мне делать? Я же действительно безумная! Какой нормальный человек будет со мной?

Та посмотрела на свою госпожу. В её фиолетовые глаза, полные отчаяния и надежды. На всю эту взбалмошную, избалованную, абсолютно невозможную девчонку, которую она фактически вырастила.

— Тот, кто увидит, какая вы на самом деле, госпожа. Под всем этим безумием.

Пауза.

— Одинокая девочка, которая просто хочет, чтобы её любили.

Тишина.

Корнелия отпустила руки старушки. Отвернулась к окну.

— Подготовь всё, — тихо сказала она. — Сегодня я с ним встречусь. Так или иначе.

— Хорошо, госпожа.

Старушка направилась к двери.

— Натали.

— Да?

— Спасибо. За всё.

Та поклонилась и вышла.

Корнелия осталась одна, всё ещё продолжая смотреть на таверну напротив.

— Готовься, мой волчонок, — прошептала она, и фиолетовые глаза полыхнули. — Всё только начинается.