Нелюдим

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Из-за большого расстояния Оуэна всегда было затруднительно посещать. А стало еще хуже, когда Тоби пришлось идти туда, приковывать его (Оуэн никогда не возражал, но выказывал недовольство), идти обратно домой и забирать Гэррета, затем приходить к хижине Оуэна, отводить Гэррета назад, возвращаться к хижине, расковывать Оуэна и идти обратно домой. Это было нелепо.

В четвертый визит Тоби просто оставил Гэррета ждать на небольшом, но безопасном расстоянии. Он дружил с монстром с шестидесятых — Оуэн не собирался внезапно выпрыгнуть из ниоткуда, схватить Гэррета и убежать с ним.

— Могу я погладить его? — спросил Гэррет, как и во все предыдущие визиты.

— Нет.

— Почему?

— А ты как думаешь?

— Но он же мне ничего не сделает. Ты ведь мне ничего плохого не сделаешь, Оуэн?

Нет.

Тоби усмехнулся.

— И все же нет.

— Хорошо, мы подойдем к нему очень медленно. Не делай резких движений. Представь, что он — это лев в клетке.

— Он может убить любого льва.

— Да, может. А еще может оторвать голову маленькому мальчику так же запросто, как ты — щелкнуть пальцами.

Гэррет усмехнулся и щелкнул пальцами.

— Все, закончили. Ты относишься к этому несерьезно.

— Но пап!..

— Я сказал, закончили.

— Он, наверное, самый талантливый в своем классе, — сказала миссис Кингстон. — Посмотрите, как все прорисовано. Многие дети в его возрасте не ушли дальше схематичных фигурок.

— Он всегда любил рисовать, — сказала Сара, лучась от гордости.

Тоби кивнул. Это была чудесная, тщательно нарисованная картинка, а еще был мальчик, которого сегодня ожидал очень строгий выговор.

— Хранить секрет подразумевает и то, что ты не должен рисовать Оуэна в качестве школьного проекта, — объяснил Тоби.

— Я никому не говорил, что он настоящий.

— Я понимаю, но на картинке он очень на себя похож. А что, если тебя спросят, как ты его так хорошо нарисовал?

— Уже спросили. Я сказал, что выдумал его. Он — монстр.

— Так, хорошо, но... думаешь, президент рисует картинки арсеналов ядерного оружия? — Тоби чувствовал, что логика его аргумента ускользает от сына. — Просто не рисуй больше Оуэна, хорошо?

— Хорошо.

— Но картинку мы ему покажем. Ему понравится.

— Будь аккуратен. Очень аккуратен.

Спустя месяц — и десять посещений — они в очередной раз пришли к Оуэну. Монстр стоял, закованный в цепях, с руками по швам и слегка опущенной головой, словно говоря: «Я покорное и безобидное существо».

Пока Гэррет стоял поодаль в нескольких футах, Тоби приблизился к Оуэну и погладил его по шерсти.

— Хороший мальчик. Самый лучший дружище. Всем будет приятно. Никакой крови. Все спокойны и довольны?

Да.

— Еще раз — ты хороший мальчик, да?

— Ты обращаешься с ним как с собакой, — сказал Гэррет.

— Я проявляю осмотрительность.

— Все равно ему это не нравится. Он же не собака.

— Ну да, а еще у него клыки и когти гораздо больше, чем у собаки, и, как твой отец, я имею право чрезмерно тебя опекать. Надень маску.

— Глупость какая-то.

— Маска.

— Да, сэр. — Гэррет надел маску, добавив ее к уже надетой форме кетчера. Конечно, доспехи были бы лучше, но если Оуэн внезапно взбрыкнет, то это поможет избежать царапин. Лучше пусть сын будет выглядеть по-дурацки, чем рисковать закончить встречу кровопролитием.

— И перчатки.

Гэррет без возражений надел толстые перчатки с набивкой.

— Хорошо. Ну пошли.

Гэррет некоторое время не шевелился, словно набираясь храбрости.

— Можешь собираться с духом, сколько понадобится.

Гэррету понадобилась пара минут. Затем он шагнул вперед, протянул руку и легонько коснулся Оуэна указательным пальцем.

— Полегче, — предупредил Тоби Оуэна, хоть тот и не шевельнулся.

Гэррет подошел чуть ближе, затем принялся гладить руку Оуэна. Монстр послушно стоял.

— Круто? — спросил Тоби.

— Да, но не в перчатках.

— Хорошо, можешь снять перчатки. Но только их.

Гэррет стянул перчатки и засунул их обратно в карман. Он пробежался пальцами по шерсти Оуэна.

— У него вши.

— Ага, знаю.

— Его надо помыть.

— Тебе монстр нужен или пудель?

— Монстр.

— Еще у него вся шерсть в колтунах. Я не расчесываю его, как раньше.

— А я могу?

— Не сегодня. Но когда-нибудь сможешь.

— Он мне нравится.

— И мне тоже. Ну хорошо. Пока достаточно.

Когда Гэррет отошел, Оуэн показал знаками: друг.

— Он сказал, что ты его друг, — сообщил Тоби.

Гэррет улыбнулся и показал знак «друг» в ответ.

— Почему мы не можем пойти к нему в гости? — спросил Гэррет.

— Ты знаешь, что означает «вызывать подозрения»?

Гэррет обдумал это.

— Это означает, что люди думают, будто ты делаешь что-то плохое?

— Примерно так. Если мы будем ходить слишком часто, мама будет задаваться вопросом, что мы затеяли, и тогда велика вероятность, что она узнает про Оуэна. Понимаешь, о чем я?

— Угу.

Гэррет выглядел расстроенным.

— Если бы я мог, я бы проводил с Оуэном весь день. Черт, да я бы перевез его к нам и выделил ему комнату. Но раз мы этого не можем, то нам нужно быть осторожными.

— Хорошо.

Тоби вынужден был самому себе признаться: было не слишком педагогично советовать ребенку, как избегать подозрений со стороны родителей, когда нарушаешь правила, но и ситуацию не назовешь обычной. Не было ничего лучше, чем видеть возбуждение в глазах Гэррета, когда они шли в гости к Оуэну, поэтому он не мог допустить, чтобы Сара все узнала.

— Завтра пойдем. Обещаю.

— А Ханна может пойти с нами?

— Нет, пока ей не исполнилось восемь.

Когда они приблизились к хижине, Тоби осознал, что прошло уже больше трех месяцев с тех пор, как он приходил к Оуэну один не для того, чтобы пристегнуть цепи. Это было удивительное осознание.

— Ого, да у тебя тут след, — сказал Тоби, изучая правое запястье Оуэна. — Наверное, нужно подложить что-нибудь мягкое. Как думаешь, существуют пушистые наручники твоего размера?

Оуэн либо не понял шутки, либо посчитал ее несмешной. Тоби подозревал, что второе.

— На сегодня мы один снимем. Тебя это устроит?

Да.

Оуэн держал руку, прижав к телу, как Тоби и думал.

Было издевательством вот так вот приковывать своего лучшего друга. Конечно, Оуэну нравилось общаться с кем-то, кроме Тоби (если не считать злосчастных животных, которых он убивал ради пищи), но такие условия уже начинали утомлять. Это было жестоко, словно он каждые три-четыре дня приводил сына поглазеть на какого-нибудь циркового уродца.

Несмотря ни на что, прошло еще несколько месяцев, прежде чем Тоби успокоился настолько, что разрешил Гэррету видеться с ним без цепей.

Никакой опасности не было.

Совсем никакой.

Оуэн был аккуратен, даже когда Гэррет начал с ним в шутку драться. Да, Тоби пришлось пару раз их окликнуть, чтобы они прекратили — ну ладно, множество раз, — когда игра в салки становилась чересчур агрессивной, но его сын был гораздо грубее, чем его монстр. Оуэн играл с ним, как играл бы дедушка — забавляясь, но не забывая, что он взрослый, а Гэррет — ребенок и что он в ответе за то, чтобы мальчик не поранился.

Гэррет любил кормить Оуэна. Он бросал попкорн, куски вяленой говядины и мармелада ему в рот, а тот показывал впечатляющие способности в ловле с гораздо большей радостью, чем с Тоби. Словно ребенок заставлял монстра чувствовать себя снова молодым.

— Нужно построить ему американские горки, —заявил Гэррет.

— Ни за что. Его, наверное, так будет тошнить, что мы весь день тут все очищать будем. — Он в шутку постучал Гэррета по голове. — Думай своей головой, парень.

— А карусель?

— Не в обиду Оуэну, но если я сделаю карусель, то только для твоей сестры.

— И она могла бы на ней кататься.

— А может, сделаем ему кресло? Кресло-качалку. Ты так выматываешь беднягу, что ему нужен отдых после твоего ухода.

Да.

Гэррет был в восторге от любви Оуэна к мороженому, но ему не особо нравилось таскать наполненную льдом сумку-холодильник, чтобы сладости для его друга не растаяли. Но как только выпал первый снег, все трое набрали его в миски, добавили сиропа и сделали себе домашние коктейли.

— Я точно не могу привести его в школу?

— Никогда в жизни. Это тебе не школьный проект.

— А его зуб?

— Нет.

Оуэн потерял еще один зуб, и Гэррет вызвался положить его под подушку и разделить несомненно крупную выплату от зубной феи с Оуэном. Тоби объяснил, что процесс оплаты от зубной феи никак не зависит от размера зуба, что Гэррету нельзя класть зуб под подушку, приносить его домой и, на самом деле, даже прикасаться к нему не стоило, потому что, не в обиду Оуэну, зуб был грязный и зловонный.

— А мне когда-нибудь можно будет прийти сюда одному? — спросил Гэррет.

— Конечно.

— Когда?

— Когда я умру.

— Но это же еще так долго!

— И не надо таким расстроенным голосом говорить! Ты ведь хочешь сказать: «Папа, я надеюсь, ты будешь жить вечно, даже если это означает, что я никогда не приду в гости к Оуэну один».

— Папа, я надеюсь прийти один в гости к Оуэну завтра!

— Гэррет!

— Шучу!

— Думаешь, это смешно? Думаешь, мне приятно слышать такое? Вам обоим — и тебе, и Оуэну — будет по-настоящему грустно, если я умру.

— Я же сказал, что просто шучу! Е-мое!

— Мне плевать, шутил ты или нет. Есть некоторые вещи, о которых не шутят. Думаю, нам пора домой.

Гэррет сложил руки на груди.

— Я остаюсь.

— Нет, не остаешься. И если такое отношение продолжится, то я тебя сюда больше не приведу.

— Тогда я всем расскажу.

Тоби захотелось задушить своего сына и одновременно склониться и выплеснуть содержимое желудка наружу.

— Что ты сказал?

— Я всем расскажу.

— Расскажешь, да? Нарушишь свою клятву? Клятву на крови?

— Никакой крови не было.

— Ты знаешь, о чем я. Я понимаю, что ты всего лишь шутишь и никому на самом деле не скажешь, но с твоей стороны действительно ужасно говорить что-то подобное, даже если ты зол. Как думаешь, что сделают с Оуэном, когда найдут его?

— Не знаю.

— Убьют. Разрежут на части и станут изучать. Ты этого хочешь своему лучшему другу?

Гэррет сгорал от стыда.

— Нет.

— Тогда тебе следует извиниться перед ним.

— Извини, Оуэн, — сказал Гэррет едва слышно.

— И передо мной.

— Извини.

— Ты здесь не появишься две недели. И никакого «Нинтендо».