Нелегкая поступь прогресса

Глава 4

В Венгрии бушевала революционная эйфория.

Не знаю, как правильно назвать разлитое в воздухе всеобщее возбуждение народа, связанное с известием об отделении от Австрии и провозглашения собственной королевской династии. Вернее, возвращения старой, отодвинутой от престола, не так уж давно по историческим меркам, потому и назвал настроения революционными. Впрочем, суть не в этом.

Суть в том, что наш отряд прошел почти через всю Венгрию и встал в одном из горных дефиле, чтобы перекрыть путь австрийским войскам, двинувшимся навстречу нам.

Позиция у нас отличная: невысокий, но довольно крутой отрог горной цепи перегораживает несколько дорог из Австрии в Венгрию, вернее сводит их к двум проходам в нешироких ущельях. Ущелья мы и перекрыли. На возвышенностях, господствующих над проходами, расположили укрепления. На первый случай это были корзины без дна, наполненные землёй. Потом снаружи эти стены стали обкладывать камнями, просто навалом, никак не скрепляя. Впрочем, и такая защита способна выдержать серьёзный огонь, даже и из среднекалиберной артиллерии моего будущего. Это пехотные укрепления. Для артиллерии были подготовлены сменные позиции, для того, чтобы относительно небольшим количеством стволов перекрыть наибольший фронт.

Собственно говоря, против нашего шеститысячного отряда двигалось войско порядка сорокапятитысячного состава, при шестидесяти пушках. Да, наше превосходство в артиллерии было подавляющим, но вот по численности пехоты мы проигрывали колоссально.

Солдаты, осознавшие важность инженерной защиты, работали с полной отдачей, тем более, что с питанием у нас проблем не было совершенно. Венгры исправно подгоняли стада бычков и баранов, подвозили крупу, овощи и вино. Всё превосходного качества, и солдаты, как русские, так и турки были довольны.

С офицерами у меня сложились прекрасные отношения, поскольку мои достижения всем отлично известны. Оружие, созданное с моей подачи, пришлось по душе и русским и турецким военным. Надо сказать, перед отправлением в рейд, я, согласовав вопрос с Румянцевым, перевооружил турецкую часть нашего отряда на казнозарядные ружья. После переучивания, провели небольшие маневры, для боевого слаживания войск, и, турецкие офицеры не стали противиться моему командованию.

Мой начальник разведки разузнал, в чём дело, и сообщил что турки сильно зауважали меня после получения известий о бое, проведённом артпарком почти без артиллеристов, против татарского конного тумена[3]. Также их впечатлили операции по взятию Очакова, Перекопа и принуждению к нейтралитету турецкой эскадры. Турки отметили, что во всех случаях кроме боя с татарами, я выступал за наименьшее кровопролитие и за уважительное отношение к плененным турецким военным. Моё неприятие крымских татар османские офицеры понимали прекрасно: вековая вражда так просто не проходит.

Венгерские дворяне часто приглашали офицеров моего отряда, и меня самого в гости. Соблюдая существующие этикет, я разрешал такие визиты своим подчиненным, но сам не ездил: приглашения были от не слишком знатных особ. Впрочем, я посещал поместья, особенно заслуженных дворян, особенно отметившихся симпатией к России, но делал это так сказать, в рабочем порядке, во время рабочих поездок.

Но на этот раз приглашение поступило от лица весьма значительного, в некотором роде ключевого.

Землевладелец этих мест, граф Иштван Орбан прислал своего младшего брата уведомить, что устраивает приём для дворянства киштершега, и приглашает на него меня и моих офицеров. Что же, дело полезное и нужное, и я с благодарностью принял.

Посланцев такого уровня следует принимать с почётом, что я и сделал: молодого графа проводили ко мне в кабинет, расположенный на первом этаже передвижного дома, установленного на колёсной базе и буксируемого трактором. Жилые комнаты, которые занимают я, мой начальник штаба и командир турецкой части отряда, полковника, со знаменитой в мой время фамилией Эрдоган, находятся на втором этаже.

Вошедший в кабинет молодой человек мне понравился: рослый, широкоплечий, с атлетической фигурой брюнет, с располагающей улыбкой на красивом лице. По моде своего круга он носит усы и бакенбарды. На голове — вариация на тему канадки, или как её называют здесь, аннинской причёски. Смотрю и удивляюсь: похоже, молодой граф является предком главы Венгрии из моего будущего, Виктора Орбана — сходство поразительное, разве что с поправкой на возраст.

— Ваше сиятельство! — учтиво кланяется молодой человек, произнося слова русского языка с небольшим акцентом — Я счастлив, передать Вам приглашение от моего брата и всей нашей семьи, на приём и бал, по случаю начала сбора ополчения.

— О! надо полагать, ваше сиятельство также участвует в ополчении? — спрашиваю я — Впрочем, вопрос излишний, я вижу, что Вы уже в военной форме.

— Совершенно верно, я также в ополчении, мне, как офицеру, имеющему боевой опыт, поручили командовать гусарским полком из трёх эскадронов.

— Я вижу, в венгерском ополчении принята форма по русскому образцу?

— О, да! Мы сочли за благо последовать последней военной моде. Особенно удобны новые знаки различия в виде погон, петлиц и нарукавных шевронов. Но как видите, мы выбрали несколько иную форму погон, дабы подчеркнуть свою уникальность.

— Да. Это весьма разумная мера, она предостережёт от многих недоумений.

Я угостил молодого графа и его сопровождающих обедом, и мы расстались вполне довольные друг другом.

В назначенный день я в сопровождении пятидесяти офицеров своего отряда прибыли к дворцу Орбанов, представляющий собой вполне солидный замок, причём не какой-то декоративный, а вполне пригодный к обороне.

Дабы блеснуть своим современным техническим оснащением, приехали мы на двух автобусах, в сопровождении четырёх грузовиков с солдатами: у нас тут война, и вероятно столкновение с рейдовой группой противника, а для того захват или уничтожений командования вражеского соединения был бы роскошным подарком.

В парке, примыкающем к замку, устроены две зоны отдыха: для простолюдинов и для аристократов, гостей хозяина. Зоны грамотно разнесены в пространстве, между ними две стены густого кустарника и две аллеи, по которым патрулируют гайдуки хозяина поместья.

Контролируя размещение солдат конвоя, краем глаза я заглянул на ту часть парка, где гуляют простолюдины и нашел, что всё тут на высшем уровне. В ямах, обложенных камнем, устроены огромные жаровни, над которыми вертятся на вертелах бараньи и бычьи туши. Свиных туш не узрел, может потому что в гости ожидаются союзники-магометане. На столах разнообразное угощение, кастрюли с кашами и похлёбками, в одном месте я учуял венгерский гуляш. Вино гостям наливают из немалой бочки, уж не знаю, как её сюда доставили: бочка это в рост человека. Тут же играет оркестр, а рядом, на выложенной камнем площадке, танцуют местные парни и девушки, в праздничных нарядах. Очень много мужчин в возрасте от двадцати до сорока, в форме ополченческого гусарского полка. Что любопытно, все вооружены, и сабли свои носят умело, привычно. Надо полагать, большинство из них имеет опыт военной службы, да и вообще — мадьяры известные кавалеристы вроде наших казаков, только намного лучше — они служат в кадровой кавалерии, а не в иррегулярной. Да и вообще они законодатели моды в этой области: гусария чисто венгерское изобретение.

На господской площадке угощение изысканней и разнообразней. И вино подано не в одной бочке, а во множестве бутылок на столе и в маленьких бочонках на специальных поставках. И оркестр здесь полноценный, даже рояль стоит на низенькой сцене под парусиновым пологом, где расположились музыканты.

Мужчины, в подавляющем большинстве были в офицерской форме, уже знакомой мне по молодому графу, пригласившему на этот праздник. В штатском платье были только совсем молодые юноши, инвалиды без рук или ног, и старики. Значит, патриотический порыв местного дворянства действительно велик, раз мужчины и не думали косить от службы.

Дамы были в лучших своих нарядах, драгоценностях и самой искусной косметике: женщины прощались со своими мужчинами, и желали оставить себя в памяти возлюбленных в самом привлекательном виде.

Как положено в таких случаях, офицеров, прибывших со мной, представили благородному собранию, и отпустили в свободное плавание, а я и полковник Эрдоган остались при графе Орбане в качестве почётных гостей.

— Премного наслышан о вас, граф Булгаков. — заговорил гостеприимный хозяин, когда первоначальная суета схлынула, мы уселись на чрезвычайно удобных стульях, а слуги подали нам бокалы с лёгким золотистым вином.

Доселе из венгерских вин я пробовал лишь Токай, да вино имени какого-то серого монаха, так что это пробовал с интересом, и был немало восхищён его вкусом и ароматом.

— Надеюсь, меня характеризовали не в слишком чёрном свете? — улыбаюсь я. Мы говорим по-турецки, поскольку этот язык знают все присутствующие.

— Вопрос непростой. — улыбается граф Орбан — Друзья о вас говорят с восторгом, а враги считают исчадием ада.

— Последнее также следует считать лестной характеристикой. — замечает Эрдоган, и поясняет — Врагам естественно ругать нас за то, за что превозносят друзья.

— Справедливо. — Орбан отвешивает поклон Эрдогану — Однако, я продолжу. Мой дом оборудован чудесными сантехническими устройствами, купленными в России, и изготовленными на ваших, граф Булгаков, заводах. Позже я желаю провести с вами деловые переговоры о строительстве подобных заводов на моих землях. Однако сейчас идёт война, и я хочу договориться с вами о переделке ружей венгерской армии на казнозарядное заряжание и о поставках нам ваших волшебных капсюлей.

Турецкий полковник навострил уши, а Орбан продолжил:

— Я понимаю, что состав начинки капсюлей есть государственная тайна, но ведь капсюли вы продаёте, не так ли?

— Продаём. Полагаю, Его императорское величество даст соизволение на поставки капсюлей союзникам. Но позвольте вопрос, граф: где вы собираетесь производить переделку ружей?

— В городке Хайдуканаш у меня имеется большая оружейная мастерская, где работает шесть мастеров, а также до полусотни подмастерьев и мастеровых. Я полагаю именно там производить переделку ружей. Что вы думаете о таком плане?

— Недурно. Но вы упустили из виду, что переделывать ружья нужно не только для вашего полка, а для всей армии Венгрии. Теперь вы видите разницу масштабов, дорогой граф? И разницу доходов также. Вы вполне можете взяться перевооружить свой полк на собственный кошт, но венгерская армия состоит из дивизий, корпусов и армий. Я считаю, что вы вполне можете взять подряд на таковую работу.

Орбан задумался. Задумался и полковник Эрдоган.

— Действительно, ваше сиятельство, под таким углом зрения я вопрос не рассматривал. Что вы можете предложить?

— Помилуйте граф, но для меня сей разговор явился полнейшей неожиданностью, как и для полковника Эрдогана, и я бы желал взять некоторую паузу для осмысления вопроса и определения собственных возможностей в решении ваших запросов.

— Хорошо. Приношу свои извинения, господа, я не должен был начинать серьёзный разговор во время праздника, поговорим позднее. — склонил голову граф Орбан.

— Что вы! Какие могут быть извинения? Граф, вы являетесь вельможей весьма высокого ранга, и для вас не существует праздников и выходных. Вы ежесекундно на государственной службе. То же касается его высокоблагородие полковника Эрдогана и меня самого. Но мне действительно следует решить, чем я могу помочь вам в благом деле. Заранее скажу, что полностью поддерживаю ваш план, и вопрос лишь в сроках и масштабе его реализации.

Лицо графа Орбана посветлело:

— Ещё раз приношу извинения, ваше сиятельство, за неверную оценку ваших мотивов. Действительно, сделаем паузу и развлечём наших дам. Прошу вас, господа, чувствуйте себя на нашем общем празднике совершенно непринуждённо.

Увидев, что хозяин поместья завершил важный разговор, и мы, его собеседники, вышли из-за стола, нас тут же окружили гости. Были в этой толпе и мужчины, но в основном это были дамы. Говорили мы по-французски, в эту эпоху он является языком международного общения. Нас засыпали вопросами буквально обо всём на свете: начиная от нашего с полковником семейного положения, заканчивая планами на дальнейшее течение войны. Я старался отвечать обстоятельно, в должной мере откровенно. Да, я женат, жену люблю, и жду от неё дитя, а уж кого бог пошлёт, мальчика или девочку, того и буду обожать всем сердцем. Да, я причастен к созданию новых образцов вооружения, но всего лишь как один из руководителей, а в подчинении у меня весьма представительная группа специалистов высшего класса. Да, я пишу музыку, и так уж получилось, оная музыка людям нравится. Да, для столь блистательного собрания мадьярских патриотов я написал новое произведение по мотивам народных мадьярских мелодий, назвал его «Чардаш» и заблаговременно передал местному оркестру для репетиций. Нет, я не знаю, когда граф Орбан отдаст команду на исполнение произведения и вообще, сочтёт ли нужным это сделать, и я в любом случае уважаю волю хозяина, что бы он ни решил. Да, мой отряд занял стратегические позиции и ожидает подхода основных сил противника, но подробности сообщить воздержусь, поскольку известно: любой военный план существует до первого выстрела. Тут я вспомнил и привёл высказывание видного военного теоретика фон Клаузевица: «Военное дело просто и вполне доступно здравому разумению человека. Но воевать сложно». Мужчины при этих словах оживились и одобрительно зашумели.

За столом я, естественно, оказался по правую руку от хозяина дома, Эрдоган рядом, а мои офицеры расселись кто где, вернее, куда их увлекли новые знакомые. В сущности, многолюдные пиры весьма похожи во всех местах и во всех временах, разве что с поправкой на какие-то местные условия. Здесь было всё очень мило, атмосфера чрезвычайно дружелюбная, а еда необычайно вкусная. Звучали тосты: за венгерского короля, который ещё не коронован, но всё идёт к тому. Пили за русского императора и за османского султана, за наши армии, за боевое содружество. Дали слово и мне. Не мудрствуя лукаво, я предложил тост за женщин. Действительно: женщины есть лучшая часть человечества, сочетающая в себе все лучшие качества людского рода: красоту, ум, доброту, любовь, нежность, терпение, сострадание и всё остальное, что только можно вообразить. Тост вызвал аплодисменты, и меня попросили сказать ещё. Тут я предложил каждому из нас вспомнить самого любимого человека и молча выпить за него, подобно тому, как мы загадываем желания, увидев падающую звезду. Сам я в это момент вспомнил о своей дорогой половинке, и выпил бокал.

«Чардаш» был воспринят весьма благосклонно. Первый раз его прослушали чинно сидя на своих местах, а потом дворянская общественность принялась плясать, и правильно: мелодия-то танцевальная. Две симпатичные барышни вытащили на танцпол и меня, а я и не растерялся: вспомнил юность, школьный театральный кружок и выдал на публике «Молдаванеску», принятую весьма благосклонно. Оно и понятно: в основе Молдаванески лежит Жок, карпатский народный танец, известный здесь всем.

Ближе к ночи меня нашел граф Орбан и пригласил с собой.

— Ваше сиятельство, разрешите пригласить вас к моей супруге, поскольку из-за дурного самочувствия она отсутствует на сегодняшнем балу.

— Что с её сиятельством, насколько серьёзна её заболевание? — вежливо интересуюсь я.

— Дурное самочувствие моей супруги не связано с заболеванием, скорее наоборот: графиня тяжело переносит беременность, ей неприятны сильные запахи, громкие и резкие звуки, и большое количество людей.

— Понимаю, ваше сиятельство, моя дорогая половинка нынче тоже непраздна и подобные неприятности знакомы и мне.

— Об этом я и хотел поговорить с вами, ваше сиятельство, и готов понести любые расходы.

— Кажется, я понимаю: вы желаете получить помощь в части ухода за беременной супругой, а может быть и родовспоможения?

— Вы меня поняли исключительно верно. Всем известно, что вашими трудами и попечением, успешно завершились обе беременности Её императорского величества Натальи Алексеевны. И это при том, что императрица известна своим субтильным телосложением и даже определённой слабостью.

— В данном случае я могу вас порадовать, ваше сиятельство: в моём отряде медицинской частью заведует очень дельный офицер, выпускник Военно-Медицинской академии, лейтенант Карл Акакиевич Востроносов. Один из периодов практического обучения он проходил в императорском родильном доме.

На лице графа проступило облегчение: видимо немалая гора давила на его плечи.

В просторной комнате, убранной со сдержанной роскошью, мы увидели графиню. Я её узнал сразу, хотя и не сразу поверил своим глазам:

— Чрезвычайно рад быть представленным вам, графиня Орбан! Признаться, я совсем не ожидал вас увидеть.

Графиня светло и радостно улыбается:

— Юрий, я необычайно счастлива видеть вас. Я много рассказывала о вас своему дорогому супругу, и мы вместе следили за перипетиями вашей невероятной карьеры. Скажу сразу: «Чардаш», подаренный в такой важный для нас и нашей страны день приятно поразил меня. Громкие звуки мне неприятны, но оркестротсюда отлично слышно, и такая громкость ничуть не раздражает.

Я уселся в кресло напротив графини Орбан и с интересом изучал её. Хрупкая девочка превратилась в расцветающую женщину, довольно крепкую, несмотря на навязываемые стандарты «утончённости» и бледности, что господствуют сейчас в великосветских кругах. Граф подошел к жене и встал рядом, приобняв за плечи, а она с готовностью прижалась к нему. По всему видно, передо мною любящая пара, что всегда приятно.

— Иштван, короткий период знакомства с Юрием и его друзьями, стал для меня просто окном в новый мир человеческих отношений, впрочем, я тебе об этом говорила. В институте, где я воспитывалась, была совсем не такая атмосфера. Особенно, мне нравились наши лодочные прогулки на реке с забавным названием Псёл. Вы помните, Юрий?

— Конечно же помню, графиня Александра. Однажды я написал мелодию, навеянную этими воспоминаниями, хотите услышать?

— Это было бы чудесно! Вот у стены пианино, вы ведь владеете этим инструментом?

Я сел за пианино и принялся исполнять «Баркаролу» из цикла «Времена года» Петра Ильича Чайковского, а Александра прижавшись к мужу, слушала меня, улыбалась и из её глаз одна за другой бежали слезинки. Ничего, такие слёзы не вредны ни женщине, ни её ребёнку. Светлые воспоминания, может быть и слегка приукрашенные, помогают нам преодолеть жизненные невзгоды, а музыка в таких случаях является чудесной ниточкой, связывающей текущий момент с моментом чуда, ушедшим в никуда.

— Чудесно, Юрий! Мелодия просто всколыхнула во мне воспоминание: я с Анечкой сижу на задней скамеечке лодки, а вы с Генрихом сидите за вёслами. Ты напеваешь что-то весёлое, а я опускаю руку в воду, и она струйками омывает мне пальцы. Ах, как было чудесно!

— Милая, нынче же мы с вами отправимся покататься на гребной лодке. — подал голос граф Орбан — Вы желаете?

— Да, это было бы прекрасно! Однако я хотела бы уточнить, Юрий, могу ли я рассчитывать на вас моём интересном положении?

— Вне всяких сомнений, графиня Александра! Я тотчас же вызову своего начальника медслужбы, уверяю, это лучший специалист вне России по беременности и родовспоможению.

Вижу, как Александру потихоньку отпускают липкие тенёта страха, и я её понимаю: рода в Европе этого времени — смертельная лотерея, чреватая кроме смерти тысячью различных угроз в виде различных патологических последствий от хронических болей до бесплодия.

Не прошло и четверти часа, как наш славный медик предстал перед нами. Мои опасения, что он будет нетрезв, по счастью не оправдались: Карл Акакиевич благоухал лёгким вином и дамскими духами, был весел, деятелен и по-медицински бесцеремонен. Что он увидел в лице Александры, я даже не пытаюсь предположить, но в голосе прозвучал металл:

— Господа, прошу вас без промедления оставить меня с пациенткой наедине. И заодно прикажите доставить сюда воду и мыло для омовения. Инструменты и прочее у меня имеются с собой.

— Что происходит? — спросил меня граф, когда мы вышли из комнаты.

— Видимо ваше беспокойство имеет под собой реальную основу. — серьёзно отвечаю я — Но вы не послали за водой и мылом, ваше сиятельство.

— Нет нужды. Всё имеется в туалетной комнате, примыкающей к комнате графини.

— Прекрасно. А теперь, чтобы не изводить себя тревожными мыслями, давайте обсудим вашу заявку на постройку оружейного завода.

— Благодарю, ваше сиятельство, я действительно вне себя от беспокойства.

— В Смоленске имеется прекрасно оборудованная оружейная мастерская, которая до недавнего времени занималась переделкой кремнёвых ружей в казнозарядные, но теперь её оборудование в России не нужно, отчего я могу предложить его вам, а заодно мастеровых, занимавшихся такой переделкой, дабы они обучили ваших людей. Вас такой расклад устроит?

— Прекрасная комбинация! Но как быть с доставкой оборудования, оно ведь тяжёлое и громоздкое, не так ли?

— Этот вопрос я обдумал, для чего и попросил паузу. Суть в том, что Смоленск расположен на Днепре, и корабль с оборудованием спустится по нему к Чёрному морю, оттуда перейдёт в Дунай, а далее, по одному из притоков дойдёт до вашего завода.

Мы обсуждали технические и финансовые детали, пока из дверей не вышел медик. Он был уже без халата и докторской шапочки. Доктор уселся в кресло, набил трубку и с наслаждением затянулся.

— Карл Акакиевич, не тяните, как дела у многоуважаемой графини?

— Теперь всё хорошо. Дело в том, что коновал, который до сих пор пользовал графиню, грязнуля и тупица. Тупица потому что сведения об асептике и антисептике отнюдь не тайна, и давно опубликованы в европейских медицинских журналах, но он не принял их во внимание. Грязнуля занёс инфекцию в половые органы графини. Сама она этого сделать не могла — женщина явно чистоплотна.

— Вот как? — прорычал Орбан. На него было страшно смотреть — За попытку убийства моей дорогой супруги и за другие убийства, которые наверняка на совести этого негодяя, доктор Шварц нынче же будет повешен. Но что с моей женой?

— Нужные медикаменты у меня с собой, первичную обработку я провёл. Однако, думаю, что мне необходимо задержаться здесь ещё на два-три дня, и угроза будет полностью ликвидирована. — выдохнув клуб ароматного дыма ответил доктор.

— Карл Акакиевич, приказываю вам находиться здесь столько, сколько необходимо, применять все необходимые действия и навыки. Для вас нынче нет задачи важнее спасения графини Орбан и её ребёнка. — обозначил свою позицию я.

— Кстати граф, — обратился к Орбану доктор — если я не ошибаюсь, а кое-какой опыт у меня есть, вам следует ожидать мальчика.

— Дай бог, Карл Акакиевич, дай бог. — только и ответил безмерно счастливый будущий отец.