Глава 36

Я куталась в его бархатный халат, как в последний щит, и чувствовала, как под тонким шелком ночной рубашки бешено колотится сердце. Ксалор не спешил. Он медленно шел через комнату, его шаги были бесшумны на каменном полу, но каждый из них отдавался в моей груди тяжелым ударом. Его золотистые глаза не отрывались от меня – пристальные, изучающие, как у хищника, высматривающего слабину в жертве.

«Он видит», – пронеслось в голове. Видит мою панику, которая сковала мышцы и перехватила дыхание. Дракон же не захочет этого… Не захочет прикасаться ко мне, дрожащей от ужаса… Уйдет…

Но потом я увидела его взгляд. Не холодный расчет, не привычную насмешку. В нем горел огонь – решительный, плотный, голодный. И вся моя наивная надежда рухнула. Тронет. Еще как тронет! Мысль отрезвила, как пощечина. Страх, острый и дикий, сжал горло, заставив задрожать колени. Я отступила на шаг, поясницей наткнувшись на подоконник.

– Ну и реакция у тебя, Корделия… – Голос прозвучал чуть хрипловато, нарушая оглушительную тишину. – Будто тебя сейчас убивать будут.

Ксалор остановился в двух шагах. Его взгляд проскользил вниз, к моей обнаженной шее.

– Ничего страшного я с тобой делать не собираюсь, – усмехнулся он. – Чего ты боишься? Ожерелье-то сняла.

Хуже его сарказма была только моя собственная слабость. Во мне вспыхнуло возмущение, на миг прогнав леденящее оцепенение. Я возненавидела себя за то, что показываю ему свою уязвимость. После всего – после похищений, битв, разнесенных покоев – бояться брачной ночи? Это было унизительно.

– Я не боюсь, – выдохнула я, заставляя голос звучать твердо, но Ксалор улавливал каждое колебание, каждую тень на моем лице.

– Разве? – Он поднял бровь, его усмешка стала откровеннее. – Тогда объясни эту дрожь. Или она от предвкушения?

Дракон сделал еще один шаг. Расстояние между нами сократилось до ничтожного.

– Хотя… – хмыкнул он, – твоя злость гораздо лучше твоего страха. Гораздо живее. И куда привычнее.

«Он понял», – ударило меня со страшной силой. Понял, чего я боюсь и теперь использует это. Играет. Мстит. Потому что я женила его на себе. Потому что он ненавидел меня и раньше, а теперь, после всей этой свадебной пытки, ненавидит еще сильнее.

Ксалор протянул ко мне руку. Неторопливо, как бы давая мне время отпрянуть. Я замерла, не в силах пошевелиться. Его пальцы коснулись моей щеки. Легко, почти невесомо. Прикосновение было… теплым. Неожиданно теплым. И ласковым. Шероховатая подушечка большого пальца провела по линии скулы, и по всему моему телу прокатилась волна мурашек, жаркая и предательская. Где-то глубоко внизу живота зародилась странная, трепещущая пульсация. Кровь прилила к моему лицу, кожа под его пальцами запылала.

– Интересно, – прозвучал прямо над ухом тихий, обволакивающий шепот, – то, как твои чувства и желания отличаются. Странный разлад, не находишь?

Его дыхание коснулось шеи. Я вздрогнула, но не отпрянула. Это тепло, этот жар… он парализовал волю. Стыд смешивался с непостижимым влечением.

– Ты… тебе не обязательно быть здесь… – прошептала я, едва двигая губами, пытаясь найти хоть какую-то лазейку. – Я могу быть твоей женой чисто формально. Ты свободен… делать что хочешь… с кем хочешь…

– С кем хочу? – Он откинул голову назад и рассмеялся. Коротко, беззвучно, но с той же едкой усмешкой. – Ну уж нет, моя дорогая, ты очень просчиталась.

Его руки крепко обхватили меня за плечи. Сильные пальцы впились в шелк халата и кожу под ним. Он наклонился. И поцеловал меня.

Не как тогда, на горе на слете – не властно, не агрессивно. И не как на алтаре – не формально. Этот поцелуй был исследующим. Требовательным. Губы его были мягче, чем я помнила, но не менее настойчивыми. Они двигались по моим, заставляя их ответить. И мое тело, предательское тело, откликнулось. Я вскрикнула в его рот, не отстраняясь, а, наоборот, прижимаясь ближе. Его язык коснулся моей губы, и я открылась ему, позволив ему войти, ощущая вкус – дыма, вина и чего-то бесконечно драконьего. Его горячие руки прижимали меня так плотно, что я чувствовала каждый мускул его груди. Жар внутри разливался, пульсируя там, внизу, заставляя забыть обо всем – о страхе, о ненависти, о прошлом и будущем. Был только он. Его ладони, его губы, его тело…

Но разум, слава богам, проснулся на миг раньше, чем я потеряла себя. Я рванулась назад, оторвав свои губы от его, с силой оттолкнувшись от его груди. Воздух ворвался в легкие обжигающей волной. Я стояла, тяжело дыша, глядя на него расширенными глазами. Он смотрел на меня, его губы блестели, дыхание тоже сбилось. В его глазах горел тот же огонь, что и минуту назад, но теперь смешанный с удивлением и… досадой?

– Подожди, – не позволила я ему ничего сказать, подняв дрожащую руку. Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди. Стыд за свою слабость, за ответный поцелуй, смешивался с внезапной, жгучей необходимостью сказать правду. Сейчас. Пока еще есть силы. Пока он не прикоснулся ко мне снова. – Я… я должна признаться.

Он нахмурился, ожидая.

– Я не… – Мой голос осип. Я сглотнула, собрав всю волю. – Я не невинна, Ксалор.

Слова повисли в воздухе, тяжелые и нелепые. Эффект был мгновенным. Весь жар, вся досада, все то странное напряжение, что витало между нами, испарились в одно мгновение. Его лицо стало каменным. Глаза сузились до щелочек, в них вспыхнул чистый, неразбавленный гнев. Он не двинулся с места, но казалось, воздух вокруг него сгустился и замерз.

Я видела, как работает его драконий ум. «Ложь. Обман. Опять. С самого начала. И до самого конца». Я ждала. Ждала, когда этот гнев вырвется наружу. Когда он назовет меня лгуньей, обманщицей. Теперь у него есть самый праведный повод – не просто нежеланная жена, а жена, скрывшая свою «порочность». Наверняка драконы не ставят невинность во главу угла (все-таки они вступают в брак после ста лет!), но общество, гости – все поймут и примут такой отказ. Это был выход. Для него. И позор для меня.

– Кто? – прозвучало тихо.

Слишком тихо. Слово упало, как ледяная игла.

Я покачала головой, не в состоянии что-либо объяснять. Слова застряли в горле комом.

– Кто это был, Корделия? – зло повторил Ксалор. Он шагнул вперед, стремительно. Его пальцы впились мне в подбородок, заставляя поднять голову, смотреть прямо в его пылающие глаза. – Покажи.

Я ощутила ее – ментальную магию. Не грубую силу, но давление. Он хотел увидеть. Не услышать. Увидеть правду. Я знала – могу сопротивляться. Могу оттолкнуть его вторжение. Но что толку? В отчаянии, в горькой покорности, я подумала: «Хочешь знать, дракон? Получи!»

И вместо того, чтобы отбить его магию, я сама бросилась в пучину того воспоминания. Намеренно, с жестокой ясностью, вызвала его перед своим внутренним взором и… вытолкнула ему навстречу.

Роковую ночь в Хартвуде. Крики. Запах гари и крови. Разбитые окна. Чужие руки, грубые и сильные, хватают меня, тащат в темноту. Рвущаяся ткань платья. Голый камень пола под спиной. Боль. Резкая, раздирающая боль. Чужое тяжелое тело. Сдавленный крик, который не может вырваться. И страх. Всепоглощающий страх. Потом… ярость. Безумная, всесокрушающая ярость. И тьма. Та самая тьма, которая рвется наружу, как черная волна, неся холод и небытие…

Воспоминание оборвалось резко, как обрубленное. Я снова увидела его лицо – совсем близко. Но теперь на нем не было гнева. Глубокое потрясение. И что-то еще… жалость? Отвращение? Я не могла разобрать. Его пальцы разжались, отпуская мой подбородок. Я съежилась.

Но он просто отступил на шаг. Закрыл глаза. Сделал глубокий, долгий вдох, как будто пытаясь втянуть воздух сквозь камни. Потом развернулся. Молча. Без единого слова. И вышел. Дверь за ним закрылась с мягким, но окончательным щелчком.

Я осталась одна. Стояла посреди огромной, вдруг ставшей ледяной опочивальни, дрожа всем телом. Всё. Это конец. Он пошел к отцу. Или к жрецам. Признавать брак недействительным. Жена скрыла отсутствие невинности! Кого волнуют подробности? Факт – налицо. Я солгала. Я «порочна». Идеальный повод для благородного дракона сбросить ненужный груз.

Слабость накатила волной. Ноги подкосились. Я доплелась до столика, где стоял графин с темно-рубиновым вином и пара хрустальных бокалов. Руки дрожали так, что я едва откупорила графин. Вино брызнуло на мрамор. Я налила бокал до краев, не разбавляя, и залпом выпила. Оно обожгло горло, разливаясь внутри теплой, обманчивой волной. Скрашу себе ожидание! Я налила еще. И еще.

Разум начал плыть. Тяжесть в голове, тепло в животе приглушали острые грани стыда и страха. Я скинула халат, оставшись в тонкой шелковой рубашке, которая вдруг казалась нелепой и ненужной. Одеться бы перед тем, как придут объявлять приговор… Но сил не было. Ни на что. Очередной бокал. Вино уже не обжигало, а ласкало, убаюкивая. Комната поплыла. Я доплелась до огромной кровати – нашего несостоявшегося брачного ложа. Провалилась на прохладный шелк простыней. Темнота накрыла с головой, густая и безжалостная.

Разбудили меня первые лучи солнца. Оно било прямо в глаза, заставляя морщиться. Голова раскалывалась, во рту было сухо и противно. Я открыла глаза, уставившись в незнакомый узор балдахина. Где я?..

Память вернулась сокрушительным потоком: свадьба, ночь, признание, его уход… вино. Много вина. Боги, сколько же я его выпила? Ответом мне стала лежащая на полу пустая бутыль. Ох!

Я села, с трудом фокусируя взгляд. Комната была пуста. Тишина. Я встала, едва не падая от слабости и похмелья, и, натянув скомканный халат, пошагала к балкону. Нужен был воздух. Хотя бы глоток, прежде чем меня стошнит…

Балконные двери были распахнуты. И на балконе… сидел он. Ксалор. За небольшим столиком, заваленным бумагами и свитками. Одетый в ту же рубашку, с растрепанными волосами. Спать, судя по всему, не ложился… Он что-то писал, углубленный в работу. Предрассветный ветерок шевелил страницы. Он поднял голову, услышав мой шаг. Его золотистые глаза встретили мои – усталые, но удивительно спокойные. Ни тени вчерашнего гнева или шока.

– Доброе утро, жена, – произнес он ровно. – Гляжу, вино пришлось тебе по вкусу. Надо будет сделать запас покрепче в погребе – видимо, теперь это необходимость. Надеюсь, ты не планируешь встречать каждое утро нашей совместной жизни в таком… возвышенном состоянии духа?

Я замерла на пороге. Не его насмешки смущали меня сейчас. А тот факт, что Ксалор здесь. Что он не побежал ночью аннулировать брак. Что он назвал меня… женой.

– Что… – Я с трудом сглотнула. – Что было вчера? После того как ты ушел?

Он отложил перо, откинулся в кресле, изучая мое помятое лицо и перекошенный халат.

– После того как я ушел? – повторил Ксалор. – Ты, судя по всему, устроила себе весьма увлекательный вечер наедине с графином. И явно перестаралась. Шутки в сторону, Корделия, – его тон стал серьезнее. – Садись. У нас с тобой есть проблема.

Дракон указал на свободное кресло рядом. Я, не веря своим ушам, подошла и опустилась в него, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Он взял со знакомую тетрадь в кожаном переплете и положил ее передо мной, раскрыв на странице, испещренной его острым, узнаваемым почерком и схемами. Сверху, жирно, был выведен заголовок: «Дом Ноктварус»

Я подняла глаза на Ксалора и прошептала:

– Черные драконы?

– Да, – подтвердил он, его взгляд был тяжелым и полным мрачной решимости. – И это, Корделия, и есть наша главная проблема. Общая.

Загрузка...