Вот только черный дракон, который за мгновения до этого казался таким уязвимым и неподвижным, вдруг с кошачьей ловкостью изворачивается и перехватывает зубастой пастью подлетевшего слишком близко Альфреда за шею.
По толпе, словно ветер, проносится изумленный вздох.
Эдвард дергает головой и кровожадно вгрызается в шею обмякшего соперника, туша которого с глухим стуком валится на землю. От удара в воздух стеной поднимается пыль и окутывает драконов непроглядной пеленой.
Когда в последних лучах заходящего солнца она оседает, на площадке вместо драконов два человека. Один лежит без движения с неестественно вывернутой шеей. Второй, словно скала, возвышается над бездыханным телом. Это Эдвард.
Толпа в едином порыве издает ликующий вопль и принимается скандировать «Слава императору Эдварду!».
Я ощущаю, как руки на моих плечах расслабляются, вскакиваю и быстрым шагом иду к императору.
Его боевой наряд разодран в нескольких местах. Из ошметков ткани на руке и ноге выглядывает располосованная плоть. На ней глубокие вздувшиеся по краям борозды от когтей Альфреда. Кожа вокруг почернела и обуглилась.
В воздухе пахнет горелой плотью, кровью и потом.
Вместе со мной к Эдварду подбегают дворянин, который вел на суд Джину, и родственник Эгберта. Они пытаются подставить раненому императору плечо или руку, но он отказывается и медленно продвигается сквозь воющую в экстазе толпу ко входу во дворец.
И только когда за нашей маленькой процессией закрываются двери, отсекающие нас от зрителей, он приваливается к стене и прикрывает глаза. Постояв так некоторое время, он опирается на плечо Фарквала и велит:
— В мои покои.
У него хватает сил, чтобы пройти все извилистые коридоры и галереи, подняться по лестницам и не споткнуться о задирающиеся ковры. Но в личных покоях силы почти покидают его.
Он с трудом добирается до кровати и валится на белые простыни, пачкая их кровью и сажей. У постели уже ждет невысокий старичок с острой седой бородкой, мохнатыми бровями и в очках.
Он быстро стаскивает с Эдварда остатки верхней части костюма, ловко срезая серебряными ножницами ткань в местах, где она буквально сплавилась с кожей. Пальцы старика порхают над ранами и ожогами императора.
Я и двое сопровождающих напряжённо замираем в изножье кровати и ждём вердикта. На секунду в голове проносятся мысль: что я тут делаю? Зачем я тут? Не должно ли мне быть все равно?
Но совершенно четко в мозгу вспыхивает осознание: я там, где должна быть. Да, с момента моего попадания в этот мир наши с императором отношения, мягко говоря, не задались. Однако он впоследствии принял меня, хотя я ему фактически никто.
Более того, он меня защищал, рискуя собственной жизнью. Да и не могу я уйти. Мне важно знать, что с ним все будет в порядке.
Я ни на секунду не допускаю, что между нами что-то может быть. Я просто удостоверюсь, что его вылечат, и уеду в Зелёную. Но почему от своих и Аделининых воспоминаний об Эдварде тело пронзает острой сладкой истомой?
Соберись, Ваше Величество! Ты — не Аделина, ты просто очутилась в ее теле. Бедняжка Аделина мертва. Эдвард просто пока не осознал этого. А вот когда он примет ее смерть и смирится с ней… Тогда тебе, лже-Алелина, стоит быть подальше от него.
Император лежит с закрытыми глазами, но он в сознании. Во время осмотра сквозь зубы хрипло спрашивает, обращаясь к лекарю:
— Ну как тебе поединок, Перси?
— Впечатляюще, Ваше Величество. Но если б вы не позволили Альфреду ранить и поджечь себя, было бы немного лучше, — как бы между делом отвечает лекарь и продолжает обследовать раны.
— Боюсь, я недооценил мерзавца… — мрачно хрипит Эдвард. — Не ожидал, что он опустится до подлых приемчиков…
Я невольно хмыкаю. То есть от жены он ожидал, что она окажется подлой змеёй, а от советника, который плел интриги и травил окружающих, — не ожидал…
Моё фырканье не остаётся незамеченным. Эдвард открывает мутные глаза, вокруг которых залегли черные круги, и упирает в меня взгляд. Но в нем не злость или гнев, а искреннее сожаление…
— Ну что… — прерывает нашу игру в гляделки лекарь, — вам повезло, Ваше Величество. Жизненно важные системы не задеты. Но одной драконьей регенерацией не обойтись. Придется подлечиться: мази, перевязки, правильное питание… Моё присутствие для таких мелочей не нужно, но важно выполнять все рекомендации.
Перси запинается, оглядывая меня и двух верных спутников Эдварда, как бы решая, кому из нас дать указания по лечебным мероприятиям.
— Ей говори, — хрипло командует император.
— Вы уверены, Ваше Величество? — в голосе Перси сквозит сомнение.
— Как в том, что я император, ты лекарь, а она самая удивительная женщина на свете! Моя жена, чтоб ты знал, в одиночку излечила целую деревню от неведомой зелёной хвори. Так что поставить на ноги одного дракона для нее плевое дело…
Лекарь смотрит на меня по-новому, заинтересованно и с уважением, затем начинает перечислять, чем и как подлатать Эдварда. Заканчивает наставлениями:
— И еще, Ваше Величество. С учетом вашей тяги к смертельным поединкам я бы рекомендовал вам поскорее озаботиться важным государственным вопросом.