Честно говоря, мне страшно. Рассматриваю собравшихся, стараясь держаться в тени штор. Крестьяне только шумят. Над толпой не вздымаются зубцы вил или чего похуже типа факелов. В любом случае нужно к ним выйти и все самой узнать.
Спускаюсь вниз. У двери уже стоят в напряжённой позе Джейкоб и перепуганная Бетти. Вручаю ей длинную ложку, с которой, оказывается, все это время бродила по таверне, и прошу вернуться на кухню. Мой телохранитель с подозрением выглядывает в окно. Шум за дверью нарастает.
Делаю глубокий вдох-выдох и направляюсь к двери. Джейкоб впереди, распахивает и придерживает дверь. Когда я, гордо вскинув голову и выпрямив спину, выплываю на крыльцо, телохранитель становится рядом и зорко вглядывается в толпу. Как только я появляюсь, шум стихает.
Крестьяне настороженно смотрят на меня. Интересно, кто кого и как должен приветствовать первым по правилам местного этикета? Во всех известных мне исторических книгах и фильмах подданные кланяются первыми.
Это важный момент. Надо показать, что я здесь главная. Поэтому просто стою и жду. По крайней мере, на заре моей трудовой карьеры — когда я, молоденькая горожанка, отрабатывала распределение в деревенской школе, именно этот способ и срабатывал. Буйные ученики быстро успокаивались, и я начинала урок.
С выжиданием не моргая смотрю на местных. И действительно, через короткое время они опускают головы в почтительном поклоне. Ну что ж. Теперь и я слегка кланяюсь, отвечая на приветствие.
Из толпы, впрочем, как оказалось, не особо многочисленной — не более полусотни человек, выныривает Вильям.
— Ваше Величество, — начинает он, — люди не могли дождаться, так хотели изва́лить вам свое почтение!
Вот же хитрый жук! Небось ждал поодаль, как меня примут, а дальше собирался действовать по обстоятельствам. Ну ладно. Встречу я не планировала, речей заготовить не успела. Будем импровизировать.
— Уважаемые жители Зеленой деревни! В столице знают о ваших многочисленных бедах. Я лично прибыла, чтобы помочь вам справиться с ними! — очень надеюсь, что в этой глуши пока не в курсе, как оскандалилась их императрица.
Пока притихшие крестьяне смотрят на меня распахнутыми глазами, продолжаю:
— Но мне нужна будет ваша помощь, — предупреждая недовольство, поднимаю руку и поясняю: — Конечно же, не бесплатная.
Вот теперь крестьяне еще и рты пораскрывали. Тишина такая, что отчетливо слышен шорох ветра в ветвях одиноких деревьев на отдалении.
— Итак, план спасения следующий. Разбираем бурелом, очищаем родник, приводим в порядок колодец. Одновременно с этим ремонтируем таверну. А еще привыкаем жить по-новому: моем овощи, кипятим воду, обрабатываем мясо на огне. И главное, моем руки перед едой!
Чувствую нарастающее напряжение. Надо его погасить, пока не взорвалось. Поэтому говорю:
— Если что-то не понятно,задавайте вопросы. Обсудим вместе.
Сначала все молчат. Потом начинают роптать. Наконец из задних рядов доносится недовольный мужской бас:
— Чем докажете, Ваше Величество, что платить будете? Сколько тут живу, еще ни разу не было, чтобы господа хоть медяк бедняку дали. Только брали и брали себе. А люду простому — нича́во!
Открываю было рот, но тут слышу знакомый голос Фрейи. Она стоит, с поднятой над головой рукой, в которой что-то тускло поблескивает:
— А это ты видел, Робин? Это монета, которую наищедрейшее Ее Высочество мне вчера заплатило за гостеприимство. И не за какие-нибудь изыски, а за нашу простецкую еду. А еще Ее Высочество обещало мне платить за продукты. Вот!
Фрейя еще пару мгновений демонстрирует медяк. Ее слова производят впечатление. Напряженность сменяется одобрительным гудением. Я строгим голосом спрашиваю:
— Еще вопросы?
— А зачем нам ремонтировать таверну? Жили с такой и еще поживем, — басит, словно труба, отечный мужчина предпенсионного по меркам моего родного мира возраста.
— А затем, что в хорошей таверне путники останавливаются. А у путников есть деньги. — Слышу одобрительные восклицания. Меня воодушевляет настрой местных. Но нужно еще их зарядить. — Уверена, что нам есть что предложить гостям Зеленой деревни! Следующий вопрос!
— А зачем разбирать бурелом? — интересуется невысокий круглолицый мужчина средних лет с простоватым выражением лица.
Неожиданно отвечает за меня Вильям:
— Чтоб дорогу освободить, дурья твоя башка! Иначе как к нам путники попадут? Те, которые с деньгами.
Стоящая впереди кумушка с красными щеками и вздернутым носом с вызовом спрашивает:
— А разбирать-то кто будеть? У нас тут полдеревни мужиков болеють.
Снова гул.
Я делаю паузу и поднимаю руку, чтобы добиться тишины. Когда все послушно замолкают, строго отмечаю:
— Тем не менее это не мешает им играть в карты, пить и облапошивать гостей таверны, — и с прищуром смотрю на притихшую толпу. Некоторые мужчины, видимо, те самые любители азартных игр, отводят глаза и смущенно смотрят вниз.
Поймав волну, продолжаю:
— К тому же именно очистка колодца и родника, а также новые правила приема пищи позволят вам избавиться от зеленой хвори. Она живет в грязи и вони. Чтобы прогнать ее, надо прогнать грязь и дурной запах. А тех, кто болеет, мы вылечим, поставим на ноги.
Снова раздается голос недовольного всем Робина:
— А Ваше Величество, что, еще и в хворях понимает? С чего это нам верить, что вы лечить умеете?
Вот и что мне ему ответить? Объяснила же как умела. Не буду же я тут микробиологию и вирусологию пересказывать!
И тут из толпы выходит Матильда. Она очень напряжена, кулаки сжаты, рот превратился в тонкую полосочку, глаза прищурены. Вижу ее и не могу понять, чего ожидать. Помогли мои рекомендации по лечению ее мужа Джона? Или я все-таки не угадала, и плотнику стало хуже?