Не бесите боевых грифонов, или любовь на краю света

Глава двадцать восьмая

Ступени вниз. Подземелье. Вздохи заколдованных людей. Камера. И мысли, мысли, мысли…

Моё похищение — западня. Смертельный капкан для самых дорогих и близких мне людей. Ллонк ловит на живца, заманивает в горы, уверенный, что победит.

Ролан силён. Я видела его отряд в бою и знаю, что им почти нет равных, но это же горы! Горы, которые аптекарь подчинил себе. Заставил камни дышать собственным безумием.

В ответ на мои мысли стены подземелья дрогнули, словно обиделись на то, что я назвала Ллонка их хозяином.

Тот, кто сидит под горой, кто сторожит покой…

Я замерла, перестав метаться по камере. Прислонилась к стене, прижавшись лбом к каменным выступам, и тихо спросила:

— Вам он не нравится?

По телу разлилось тепло — это значит «да». Я, наверное, просто схожу с ума в этом отравленном месте, насквозь пропитанном злой магией…

— Так почему же вы подчиняетесь? Позволяете отравлять людей, сооружать ловушки рождаете ядовитые грибы.

Холод. Холод пронзил от макушки до пяток острыми иглами. «Нет!» — прогремело в голове, словно рядом случился камнепад.

— Помогите! — прошептала я. — Помогите мне, пока не погибли те, кого я…

Закусила губу до крови, чувствуя, как потекли по щекам слёзы. Стены поплыли перед глазами, растворяясь, пропуская внутрь, но я понимала, что это не я иду в тумане сквозь них, я ничего не чувствую, как…

Как во сне.

Камни показывали картинки: вот я и Ролан летим на грифонах над водопадом, мы смеёмся довольные. Колокольчик! Как чудесно видеть его снова. Уля нашла камень для беременной женщины и с гордостью показывает его мне. А вот Ришка со звонким визгом повисла на мне после разлуки.

— Мы просто хотели быть счастливыми… Помоги! — молила я.

Горы плакали вместе со мной, пока там, наверху, шёл бой, а я даже не знаю, кто победил, и не узнаю, наверное… Всё кончено! Я останусь здесь навечно. Камни живые. Они сочувствуют. Они отвечают на вопросы. Да — тепло, нет — холод. Но они не в силах помочь, они сдались. Сдались чудовища. Сдалась я.

Перед глазами яркая карусель — это, наверное, очередная злая шутка сумасшедшего аптекаря, он владеет моим сознанием, играет им, словно … Что это? Я… я вижу!

Берег реки, той самой, где мы бродили в поисках камней, только дальше вверх по течению. Отлогий берег уходит далеко в воду. С противоположной стороны крепостной стеной нависла чёрная скала, заслонив небо. В человеке, что стоит и любуется пейзажем, Ллонка почти не узнать: слишком… человеческий взгляд. Странно. Что же с ним произошло? Ведь когда-то он восхищался природой, как мы с Роланом. Что убило в нём человека? Колдовство? Магия?

Он улыбается светло, искренне. Подходит к воде, где на треноге стоит котелок. Я присматриваюсь, знакомое клеймо. Вещь дорогая, столичная, у меня утварь того же мастера. Откуда у него это?

В котелке кипит, булькая, зелье. Жаль не понять, какое именно. Запаха не слышно, а цвет… Такой болотно-зелёный оттенок у чего угодно может быть, я сходу назову десятка два.

Одно знаю точно: это не яд.

— Мир тебе, добрый человек, — раздается за спиной у аптекаря. — Кто ты и что привело тебя так далеко в горы?

Я не вижу, кто это. Только голос слышу, тихий, мягкий. Шелестит по-стариковски осенней листвой, эхом отражаясь от скал.

— Я травник, — весело отвечает Ллонк. — Брожу, ищу редкие растения. На зиму остаюсь в каком-нибудь месте, а как только потеплеет, сюда в горы.

— Сам по себе, значит. Вольный, как птица? — смеётся невидимый собеседник.

— Твоя правда, старик. Семьи у меня нет. Людей я не люблю. Ничто меня не держит.

— Людей, говоришь, не любишь? Стало быть, обидели они тебя? Люди?

Ллонк помрачнел, но ответил:

— Обидели, добрый человек, это когда ты аптекарю порошок из трав редких принёс, а он тебя обсчитал. А мне… Мне жизнь разрушили.

— Вот так прямо и разрушили? — изумляется голос.

Ллонк кивнул. Взял ложку деревянную с длинной резной ручкой и принялся помешивать. Спокойно, размеренно. Семь раз в одну сторону, семь раз в другую. Зелье стало белым, словно молоко.

Я знаю это зелье. Оно удивительное. Если человек попал в пламя, обгорел, всего глоток может вернуть к жизни. Главное, чтобы пострадавший еще дышал. От ожогов не оставит и следа. Сложное в изготовлении, требует много сил, в состав входят редкие травы, в том числе звёздник, который растёт высоко в горах, цветёт раз в году лишь четверть часа — в это время его и нужно собрать.

— Меня в Академии не любили, — задумчиво проговорил Ллонк, загасив огонь под треногой. Вытащив из безразмерной сумки песочные часы, перевернул их и уставился на струйку, лениво ползущую по стеклянной воронке. — Рожей не вышел. Не дворянин, родители — купцы. Не бедны, но из тех, что против обучения магии. Они считали это блажью и платить не собирались.

Песок просыпался, маг удовлетворённо кивнул, поднеся ложку к лицу. Зачарованные пузырьки, (похожие на те, в которые я зелье для королевы наливала, но в этих зелье еще и сколько угодно будет храниться и не растеряет магических свойств) (наполнялись молочно-белой жидкостью. Зельевар своё дело знал, работал ловко и споро.

— Родители вскоре умерли. Лучшее, что сделали для меня. Я продал дом и оплатил обучение в Академии. Хотел показать всему миру, на что способен.

Сердце сжалось. Что же с ним случилось? Молод, талантлив, целеустремлён.

— Дурак я был! — вдруг взвизгнул Ллонк, и я узнала этот безумный блеск в глазах, всего лишь на мгновение вспыхнул им взгляд юноши, но страх заставил оцепенеть. — Всё хотел доказать, что самый-самый, вот меня и подбили на пари. И я бы его выиграл, без сомнения, там и делать было нечего. Но… Надо было лучше смотреть, кто стоит у тебя за спиной. И что очаровательная девчонка, которая мне так нравилась, может подкинуть в твой котелок.

— Мне жаль, — вздохнул голос.

— Лаборатория взорвалась и меня отчислили. Без права восстановления.

«Неужели ничего нельзя было сделать?» — пронеслось у меня в голове.

— Наверное, если бы я кинулся в ноги ректору, умолял. Меня бы восстановили спустя год работы на благо Академии.

— Так что ж не кинулся? Не умолял?

— Терпеть насмешки этих ничтожеств? Ни за что!

— Но ты добился успехов! Можешь вернуться, продемонстрировать свой талант, и все поймут, как были не правы. Люди способны признавать свои ошибки.

— Я вернусь. Можете не сомневаться.

— Вот и хорошо.

«Джо!» — кто-то тряс меня за плечо.

Ллонк исчез, на его месте появился старик. Весь в лохмотьях, голос всё тот же, но ещё тише, ещё больше похожий на шелест сухих листьев под ногами. Руки и ноги его закованы в цепи из синевато-чёрного металла, ни разу такого не видела. Лицо искажено му́кой, глаза полны боли.

— Джо! Помоги мне.

Шевелиться сил не было. Я лежала на ледяном полу в куче прелой соломы, пытаясь справиться с гадким, отвратительным запахом. Наконец удалось открыть глаза — старик и берег реки исчезли, вокруг меня снова стены камеры. Жаль. Жаль, что там, в своих видениях, я не могла говорить. Может, удалось бы поговорить с Ллонком? Хотя это вряд ли что-то изменило. Зельевар разозлился на весь белый свет, потерял рассудок от ненависти.

— У-у-у-у! — раздалось над головой, снова потрясли за плечо.

— Лаура! — я попыталась подняться.

— У-у-у… — лапы зверя невероятно сильные поставили рывком на ноги и тут же поддержали: сил стоять не было.

— Погоди. Лаура, я…

Мне под нос сунули пузырёк, такие же точно были у Ллонка в видении.

Вытащила пробку, понюхала. Укрепляющее. В памяти всплыли слова королевского лекаря о том, что мне нельзя пить зелья минимум год из-за риска потерять магию навсегда. Знаю. Но сейчас речь не о том, потеряю ли я магию. Сейчас главное — выжить. Надо бороться за себя, за чудовищ, за тех, кто прилетел меня спасать, за горы и Приграничье. Так что…

— Мне бы ещё магию вернуть, — тихо проговорила я. — Не знаешь, как?

В ответ меня дернули за руку огорченно, тихо, очень выразительно вздохнув. В полутьме что-то звякнуло — Лаура показала ключи на металлическом круге, тускло поблескивающие в неровном свете факелов.

— Ты… выкрала ключи и пробралась ко мне?

Как же тяжело без магии! Надо было бежать, нас могут заметить, а мне даже головокружение не унять. Укрепляющего зелья недостаточно.

— Скорее, — скомандовала я, подбадривая не столько маму Ули и Ришки, сколько себя.

На пошатывающихся ногах вышла наружу, Лаура подхватила меня под руки, и мы стали медленно продвигаться по коридору…

— Стой! — я остановилась. — Выход же там?

Я кивнула в противоположную сторону. Лаура взвыла, замотала косматой головой, белый платок съехал на бок, и чудовище упрямо потащило меня вдоль решёток вглубь темницы. Рык томящихся за железными прутьями эхом отражается от камней. Когтистые пальцы скребут ржавчину, полыхают алые глаза. Сердце замерло от ужаса. Стоит кому-то вырваться из клетки — разорвут.

Неожиданно проход кончился. Мы буквально влетели в каменную стену, хорошо, я успела подставить руки, но едва ладони коснулись влажной стены, замерла, почувствовав облегчение.

Я стала гладить каменную стену, каждый шершавый выступ. Голова перестала кружиться! Что это? Чудо. В районе солнечного сплетения обожгло, я прислушалась к себе. Магия! Всего лишь крошечная искорка, но…

— Спасибо, — прошептала я.

Лаура не слышал. С трудом удерживая ключи в лапах, она водила связкой по стене, царапая камни. Я присмотрелась. Один из ключей был странным, он, скорее, был похож на квадратную печать, и именно им чудовище пыталось… «открыть» стену?!

— Здесь есть проход? — спросила я.

— Ы-ы-ых!

Я положила руку на стену, она легонько вздрогнула. Так вздрагивал мой грифон в ту самую нашу первую встречу, не привыкший к тому, что человеческая рука может погладить… просто так.

— Здравствуй, — прошептала я. — Спасибо. Мне намного легче.

Лаура посмотрела на меня. В ее алых глазах загорелось недоумение. Потом она махнула на меня рукой, в смысле лапой. Я же продолжала касаться неровной поверхности, словно перебирала пёрышки у Колокольчика на груди.

— Мне бы так хотелось побывать в северных горах, — я говорила так, будто стены меня слышат. — Только без погонь, заговоров и похищений, знаешь. У севера своя особенная красота. Его полюбить сложнее, но если его почувствуешь, уже ни за что не забудешь! Прости нас. Прости за всё. За все эти войны и зло, что несут люди. Знаешь, я ведь всё время думаю: почему? Почему им не живётся мирно? Ведь вы дарите столько счастья! Горы, водопады, радуга. Как можно видеть всё это и быть злым? Не понимаю.

Горы вздохнули. Похоже, они были со мной согласны.

— Взять бы с собой девчонок и Лауру, только ее надо расколдовать. И отправиться куда глаза глядят.

Вспомнила, что зима на носу, здешние перевалы наверняка уже засыпало первым снегом.

— Дождаться бы лета… — продолжала я, гладя камни, и вдруг замерла: пальцы нащупали квадратную выемку. — Это замо́к? — спросила, стараясь унять бешено колотящееся сердце.

Пальцы закололо.

— То есть… да?

Лаура протянула мне ключи, но я от нетерпения уронила кольцо: пальцы тряслись от волнения.

— Где она! Джо?!

Эхо гулко отражало крики и торопливые шаги, от страха зашумело в висках! Лаура зарычала.

— Сейчас… Сейчас!

Схватила ключи с пола, прижала печать к выемке, и — о чудо — стена стала отходить в сторону!

— Скорее, — шептала я. — Пожалуйста.

Звуки приближались, а стена ползла так медленно, словно издевалась… Показался проход, Лаура толкнула меня к нему, раскинула лапы, загораживая меня собой.

— Нет, — замотала я головой. — Нельзя оставлять тебя здесь.

— В сторону, — зарычал кто-то на чудовище так, что всё смолкло, а Лаура дрогнула, испугавшись. — Где Джо?!

Ноги подкосились от облегчения, голова закружилась, я почувствовала, что сейчас упаду, но успела крикнуть отчаянно, счастливо:

— Ролан!