Впервые с того времени, как его похитил Джес Прадо, Линан ощутил полноту жизни. Его теперь окружали друзья, среди которых был и Гудон. Все они были сыты и теперь неслись вскачь на резвых и свежих лошадях — шестеро кобылиц, родных сестер, оседланных по всем правилам, по бокам у которых висели дорожные мешки с запасом еды и фляги со свежайшей водой, а кроме того, с особенными запасами Гудона, вооружившегося тугим луком и добрым запасом стрел, несли их всех вперед. Линан забросил свой меч за спину. Меч этот был непростым, его всю дорогу до Приюта Странников сохранял для Линана Эйджер. Что ж, думал Линан, хоть это был и не его собственный, доставшийся в наследство от отца меч, он все же был добрым и надежным оружием. Но самым лучшим из всех его ощущений было то, что его тело избавилось от старой привычной одежды, из тонкой ткани, пропитанной грязью, кровью и потом и хранившей все эти запахи. Кайякан одел их всех в новехонькие четтские одежды, состоявшие из полотняных штанов и рубах, тяжелых пончо и широкополых кожаных шляп. Единственным, что Линан сохранил для себя, был зеленый плащ, подаренный ему хозяином дома и бережно сбереженный верным Эйджером. В глубине души Линан сознавал, что все они должны были выглядеть по меньшей мере странно этой ночью — следовало при этом иметь в виду, что пончо едва прикрывало плечи Камаля, а Эйджер напоминал своим видом увядавший и поникший цветок.
Луна светила настолько ярко, что при ее свете можно было бы читать, так что, когда Линан пожал протянутую руку Кайякана и поблагодарил его за всю помощь, которую тот оказал путникам, он без труда различил залегшие на лбу четта складки, означавшие тревогу. Кайякан, прощаясь, отвесил такой глубокий поклон, от которого, как показалось Линану, все четты получали только удовольствие:
— Доброй дороги, Ваше Величество.
После прощания с Линаном Кайякан попрощался и с его спутниками, однако возле Гудона он задержался, и четты обменялись несколькими приглушенными словами.
Когда их разговор закончился, Гудон повернулся в седле лицом к своим спутникам.
— Теперь, друзья мои, мы едем как можно быстрее, по крайней мере, первый час дороги. Чем дальше мы окажемся от Приюта, тем мы будем в большей безопасности.
Он помахал рукой Кайякану и пустил свою лошадь рысью. Остальные старались не отстать от него.
Когда Приют Странников остался далеко позади, Гудон придержал свою лошадь и перешел на спокойный шаг. Теперь лошади бежали легким галопом, их гривы развевались на ветру, точно знамена.
Линан чувствовал, что он входит в сказочный мир мечты. Если под солнечными лучами Океаны Травы пленили его воображение, то сейчас, при свете луны они пленили его душу. Ему уже не казалось, будто они ехали по обычной равнине, заросшей травой, — нет, перед ними простирался настоящий океан, по которому перекатывались настоящие волны. Линан чувствовал себя божеством, скачущим на лошади по поверхности воды, и где-то внизу он слышал сердцебиение великих созданий, одиноких и дремавших в глубине, которых никогда не беспокоили движения созданий меньших. Темное небо над его головой казалось дымчатым стеклянным куполом, по которому были рассыпаны драгоценные камни. На пути вырастали и исчезали невысокие холмы.
Спустя некоторое время Гудон снова пустил лошадь быстрее, и все лошади дружно побежали следом. Линан начал постепенно различать звуки безбрежной равнины. В густой траве скрывалось великое множество сверчков, стрекотавших так слаженно, что их стрекот сливался в какую-то необыкновенную мелодию; время от времени слышалось уханье совы и шорох крыльев летучих мышей. Потом он услышал крик пустельги, однако в первый миг не придал этому значения — ведь пустельги летают над всеми океанами на свете.
Натянув поводья, он остановил своего коня. Остальные не заметили этого сразу, но спустя несколько мгновений тоже остановились.
— Что случилось? — крикнул Гудон.
Линан прижал палец к губам, призывая друзей к молчанию.
Крик морской птицы повторился. Значит, ему не померещилось.
— Я прежде никогда не слыхал подобных звуков, — сказал Гудон. Он привстал на стременах, опираясь на левую ногу, и внимательно огляделся.
— Вы никогда и не сможете их услышать вдалеке от моря, — заметила Дженроза.
Линан поравнялся с ними.
— Это Рендл? — спросил он.
Гудон не ответил на вопрос и подъехал ближе к Дженрозе.
— Линан говорил мне, что вы маг?
— Я студентка, я училась магии.
Он запустил руку в один из мешков, свисавших с его седла, и достал из него что-то похожее на осколки бриллианта.
— Вы умеете бросать камни?
— Я знаю теорию, — осторожно ответила девушка.
Тогда Гудон передал ей осколки.
— Это должно помочь, только поторопитесь. У нас не очень-то много времени.
Настойчивость, с которой он это произнес, исключала возможные вопросы. Дженроза поднесла раскрытую ладонь ближе к глазам, чтобы как следует рассмотреть то, что передал ей Гудон. В свете луны мягко сверкнули полупрозрачные серебряные печатки. Она выудила из памяти нужное заклинание. Это был один из самых нелепых наборов фраз, однако Дженроза сжала печатки в кулаке, закрыла глаза и начала декламировать строчки. Ее рука задрожала, однако Дженроза не испытала того благодатного облегчения, которое волной проходило по всему ее телу в тех случаях, когда магическое действо заканчивалось успешно. Девушка глубоко вздохнула и попыталась еще раз произнести заклинание, но и эта попытка окончилась безуспешно. Она открыла глаза и встретила серьезный взгляд Гудона.
— Простите меня, я…
— Подождите, — перебил ее четт. Он достал из рукава свой маленький костяной нож и провел его лезвием по собственной ладони. После этого он обхватил своей рукой кулак Дженрозы. — Теперь попробуйте снова.
Дженроза кивнула, закрыла глаза и начала повторять заклинание в третий раз. Теплая кровь Гудона струилась по ее пальцам. Теперь слова заклинания словно стали вибрировать в ее сознании, они росли, точно живые существа. Девушка заговорила вслух, слова потекли рекой. Печатки, зажатые в ее кулаке, начали двигаться, и она уронила бы их, если бы ее руку не сжимала крепко рука Гудона.
Остальным, внимательно наблюдавшим за магическим действом, поначалу казалось, что не происходило ничего необычного, однако заклинание набирало силу, голос Дженрозы окреп, зазвучал громче, и всем показалось, что воздух вокруг нее сгустился и задрожал. В какое-то мгновение Линан увидел в ночном небе силуэт огромной змеи, однако изображение так быстро исчезло, что он решил, будто бы ему это померещилось.
Последнее слово заклинания Дженроза почти выкрикнула, и по всему ее телу прошла теплая волна сильного возбуждения.
Она качнулась в седле. Гудон бережно поддержал девушку и раскрыл ее кулак. Печатки исчезли.
— Хорошо, — сказал он. — Помощь придет. — Он снова внимательно огляделся. — Остается только надеяться, что она придет вовремя.
Ласково взяв Дженрозу за подбородок, он спросил:
— Вы можете ехать дальше?
Девушка слабо кивнула и, чтобы доказать свою силу, отстранилась от него и выпрямилась в седле.
— Вот они, там, смотрите! — воскликнул Камаль, указывая на север.
Друзья увидели между двумя низкими буграми на полпути к горизонту двигавшиеся по траве темные зловещие тени.
— Нам не обойти их, — угрюмо произнес Эйджер. — У отряда Рендла отличные кавалерийские скакуны. Они либо загонят наших лошадей, либо сами попадают замертво по пути отсюда до другого края Тира.
— Мы должны попытаться уйти от них! — с жаром крикнул Гудон. — Наши лошади рождены и вскормлены в Океанах Травы, им нет равных в подлунном мире.
С этими словами он пустил свою лошадь в галоп. Остальные лошади без всяких понуканий бросились следом за ней.
Ветер свистел в ушах Линана, бил его в лицо, обжигал кожу и заставлял глаза слезиться, однако сердце юноши было исполнено не страха, а странной веселости. Его возбуждение передалось лошади, и она летела над травой. На какой-то миг юноше показалось, что время как будто остановилось и застыло, что вращение мира зависело только от стука лошадиных копыт, поворачивавших мировую ось с небывалой скоростью. Когда Линан пытался взглянуть в сторону неприятеля, ему казалось, что наемники не приближались.
Однако на самом деле враги отличались не меньшим упорством в погоне. Неожиданно время опять словно остановилось, лошади замедлили бег, и зловещие черные фигуры всадников Рендла начали неумолимо сокращать расстояние между собой и беглецами. Луна, еще недавно казавшаяся такой близкой, высокой и яркой, теперь склонилась к самому горизонту, ночь стала темнее и холоднее. Веселости Линана не осталось и в помине — судьба опять строила для него ловушку, и теперь он испытывал истинный ужас.
Гудон продолжал вести их за собой за запад. Впереди Линан разглядел очертания довольно высокого холма и понял, что четт направлялся именно к этому холму для последней остановки. Юноша взглянул в направлении севера и не увидел там неприятеля, но в следующий миг, словно от толчка он оглянулся. Наемники были совсем рядом, они подгоняли своих коней ударами рукояток мечей. Сперва он увидел пятерых, потом насчитал десятерых и сбился. Уже были отчетливо слышны их боевые крики. Он вновь посмотрел вперед и осознал, что ему с друзьями никогда не удастся добраться до заветного холма, до места последней передышки. Солдаты Рендла должны бы были захватить их сзади, как стая котов захватывает мышей.
Гудон прокричал что-то Дженрозе, однако ветер отнес его слова, так что Линан не смог ничего понять. Он только увидел, как Дженроза кивнула, придержала лошадь и подождала, пока он не поравнялся с ней. Тогда девушка быстро намотала на руку поводья, вцепилась в гривы обеих лошадей и быстро пробормотала ровно шесть слов. Действие этих слов наступило мгновенно — в лошадей словно влилась свежая сила, и они легко понеслись вперед, обгоняя остальных троих всадников.
— Теперь остальные! — крикнул Линан Дженрозе, однако ему показалось, что она его не услышала. — Дженроза, помоги же остальным!
Девушка взглянула на него с такой печалью и отчаянием, что его сердце на миг превратилось в льдинку. Он еще раз оглянулся и увидел, что Гудон, Камаль и Эйджер повернули своих лошадей. Все трое на мгновение остановились, и Линан понял, что они в последний раз смотрели ему вслед. Затем Гудон снял с плеча лук, вложил в него стрелу, и друзья ринулись навстречу врагам с такими громкими боевыми восклицаниями, что казалось, будто в небе задрожали звезды.
— Нет! — выкрикнул Линан. — Нет! Он резко натянул поводья, и его лошадь громко заржала. Когда она остановилась, Линан начал поворачивать ее назад.
— Не делай этого, Линан! — крикнула Дженроза и схватила поводья его лошади, пытаясь остановить его. Ее глаза были полны слез. — Другого выхода у нас нет! Они дарят тебе последнюю возможность. Не делай их гибель напрасной!
Линан повернулся к ней и гневно крикнул:
— А как же ты? Что ты принесешь в жертву для принца Линана?
Она показала на холм.
— Там я остановлюсь. Все те небольшие магические возможности, которыми я наделена, я употреблю, чтобы защитить тебя по дороге на запад. Гудон сказал, что помощь уже вышла, и если мы сможем задержать врагов на достаточное время, то ты сможешь оказаться в безопасности раньше, чем тебя схватят.
Гнев Линана словно испарился.
— Я не хочу, чтобы вы погибли ради меня! — воскликнул он. — Я не хочу, чтобы еще хоть кто-то погибал ради меня!
— Но почему ты считаешь, что выбор за тобой? — спросила Дженроза, и в ее голосе прозвучала едва ли не насмешка. — Ни один из нас не выбирал такой участи, однако ни Гудон, ни Камаль с Эйджером не отступят перед судьбой, и я тоже.
Она схватила Линана за ворот рубашки и притянула его лицо к своему.
— А если бы ты обладал хотя бы десятой долей отваги своего отца, не отступил бы и ты! — Линан отпрянул от нее.
— Я не выберу этой судьбы! — крикнул он ей в лицо и, пустив лошадь галопом, ринулся назад, навстречу врагам.
— Проклятье! — выдохнула Дженроза и выхватила меч из ножен. В том состоянии, в котором девушка находилась в это мгновение, ей подумалось, что меч в ее руках может оказаться уместнее любой магии. Ее друзья шли на верную смерть, и она со странным чувством удовлетворения поняла, что не хочет жить без них. Она попробовала взмахнуть мечом над головой, и он просвистел в воздухе.»Это добрый знак», — решила она и шепнула на ухо лошади единственное слово. Лошадь заржала, тряхнув головой, и галопом пустилась догонять свою сестру.
Линан тоже успел обнажить свой меч и несся вперед, наклонившись к голове лошади и держа меч перед собой. Он молил Бога о том, чтобы его храбрость не исчезла. Юноша видел, как трое его друзей бились по меньшей мере с пятью солдатами. Их оружие стремительно поднималось и опускалось, кони вставали на дыбы друг перед другом. Еще трое или четверо наемников лежали замертво со стрелами, торчавшими из горла или из глаз. Остальные солдаты не очень решительно окружали сражавшихся, однако не решались присоединиться к схватке. Друзья Линана использовали врагов как щиты, а их легкие лошади позволяли без лишних усилий маневрировать среди топтавшихся и храпевших кавалерийских коней.
Линан ринулся в бой молча. Первой его жертвой стал солдат, круживший возле сражавшихся и, судя по всему, намеревавшийся тоже вступить в схватку. Меч Линана с силой опустился на голову наемника, с которой от этого удара слетел шлем вместе с отрубленным ухом. Солдат повернулся в сторону неожиданной опасности, и Линан ткнул острием меча в его лицо. Молниеносно выдернув меч, он выбросил его вперед выпрямленной рукой, прямо в направлении следующей жертвы, в точности так, как учил его Камаль. Теперь перед ним оказался наемник, на голове которого шлема уже не было. Он успел увидеть бросившегося на него Линана, однако противостоять ему уже не смог — удар меча пришелся в его плечо и разрубил спину. Улар этот нес в себе столько сокрушительной силы, что рука Линана задрожала, и когда он выдернул лезвие из тела поверженного врага, то мысленно выругал себя за то, что не согнул ее в локте прежде, чем удар достиг цели. Не все уроки Камаля достигли цели.
Теперь, увидев Линана, многие солдаты приблизились к нему с намерением разоружить его и захватить. Линан видел перед собой лишь один путь — вперед. На несколько мгновений среди сражавшихся солдат и его друзей образовалось небольшое свободное пространство, и Линан, не раздумывая, направил лошадь через него. Он успел заметить полный ужаса взгляд Камаля, увидевшего своего воспитанника, однако времени на приветствие не было. В сторону Камаля, казалось, ниоткуда, летел меч.
Однако начальник стражи был достаточно ловок и с легкостью отразил удар. Линану не хватило скорости, чтобы увернуться, и лезвие плашмя ударило его по уху. Он вскрикнул от боли, парировал удар и почувствовал, что меч ударил во что-то твердое. Тем временем к Камалю приблизился еще один солдат, вертевший над головой короткую булаву. Линан стремительно повернул лошадь и ударил наемника мечом по запястью. Тот с криком упал, однако быстро вскочил на ноги. Не успел Линан ударить во второй раз, как наемника сшибла его лошадь, и он успел лишь слабо вскрикнуть, когда копыта раздавили его грудь и голову.
Тотчас же вслед за этим Линан оказался зажатым с двух сторон солдатами, потеряв возможность поднять руку с мечом. Наемник с правой стороны занес собственный меч и хотел было ударить Линана рукояткой по голове. Однако юноша проворно отклонился, и солдат потерял равновесие. Линан тотчас же выпрямился, нагнул голову и лбом расшиб противнику нос. Тот откинулся назад в седле и оказался в самом центре схватки. Освободив таким образом правую руку, он ударил врага, теснившего его слева, но на этот раз удар оказался неточным. Солдат попытался оттащить Линана в сторону, но тут за его спиной появился Эйджер. Один удар его короткого меча свалил солдата с седла.
— Какого черта ты здесь делаешь, малыш? — гневно выкрикнул Эйджер, однако лошадь Линана внезапно понесла его вперед, и он не успел ничего ответить горбуну. Теперь он рубил мечом, почти не глядя, направо и налево, сбивал чьи-то шлемы, распарывал чьи-то кожаные мундиры, однако все это были пустяки, и особенных результатов его удары не приносили. Неожиданно пространство вокруг него опустело, и он оказался в стороне от основной схватки.
На него обратили внимание двое солдат, лицо одного из них напоминало медвежью задницу, а нос второго прорезал страшный шрам. Они приблизились, и Линану пришлось повернуть свою лошадь. С отчаянной безнадежностью он искал возможность снова затеряться в гуще схватки и раствориться там, среди друзей и врагов, чтобы остаться неузнанным. В это мгновение кто-то проскакал мимо него, держа меч в самом нелепом положении. Линан услышал звук удара стали о плоть, и снова повернул лошадь. Кобыла Дженрозы продолжала бежать, унося девушку от солдата, чье лицо она искалечила, в то время как его напарник со шрамом попытался нанести ей удар, когда она проскакала мимо него.
Теперь наступила очередь Линана. Коленом он с силой ударил в бедро солдата, задетого мечом Дженрозы, лишил его равновесия и одновременно ударил острием меча прямо в лицо второго наемника. Солдат даже не успел вскрикнуть, его кровь забрызгала Линана, а лошадь попыталась убежать от опасного места. Линан повернул ее в третий раз, слегка приподнялся в седле и вложил всю свою силу в новый удар. На этот раз он ударил по шее наемника с медвежьим лицом, меч разрубил мышцы и сухожилия. Солдату удалось лишь открыть рот, однако закричать он уже не мог, воздух со свистом вырвался из страшной раны. Конь под ним заржал, встал на дыбы и рухнул поверх тела своего хозяина.
Тем временем Дженроза успела обуздать свою лошадь и уже озиралась в поисках новых жертв, однако у Линана не было времени, чтобы побеспокоиться о девушке. Он увидел пятерых солдат, спешивших к месту главной схватки, и тотчас же понял, что теперь численный перевес окажется вовсе не в пользу его друзей. Не думая, он ринулся к ним, держа перед собой наготове свой меч. Он уже наметил для себя солдата слева, однако вместо того, чтобы броситься на него, наемники рассеялись и окружили Линана. Теперь его меч лишь впустую рассекал воздух.
Один из солдат крикнул:
— Мы вовсе не желаем тебе зла, принц Линан. Брось свой меч и сдавайся!
В ответ Линан снова яростно взмахнул мечом, однако наемники чуть расступились, а затем вновь сомкнулись кольцом возле него.
— Что ж, тогда придется выбрать путь потруднее, — произнес тот, что кричал, и кивнул своим спутникам.
По этому сигналу все они сдвинулись, держа свои мечи так, чтобы возможные удары пришлись плашмя. Линан сосредоточил свое внимание на одном из них и направил свой удар в голову врага, однако промахнулся. Тогда наступила их очередь. Тяжелые стальные удары обрушились на спину и на руки Линана, потом на правую ладонь. Меч выскользнул из онемевших пальцев юноши. Он попытался повернуться и выхватить меч у одного из солдат, однако все они успели ускользнуть от его захвата и вновь развернулись для новой порции ударов, которые на этот раз пришлись по бедрам и плечам. Все мышцы Линана точно одеревенели. Он успел только почувствовать, что одна его нога выскользнула из стремени, и тут же начал валиться набок. Из последних сил он ухватился за седло одного из солдат и освободил вторую ногу. Наемник зарычал и рукояткой меча ударил Линана по рукам.
С криком Линан отпустил седло. Он упал, прижался к земле и замер. Спустя мгновение он попытался повернуться на бок и подняться, однако наемники не дремали, и вновь его окружили лезвия мечей, повернутые плашмя. Его обступили кони, спасения не было, на него снова посыпались удары. Внезапно они прекратились, чьи-то грубые руки схватили его за пончо, еще одни руки, сбросив с его головы шляпу, вцепились в волосы. Линан чувствовал себя раздавленным. Он еще пытался дышать, однако каждый глоток воздуха вызывал безумную боль в его горле и в груди.
Словно в тумане, он услышал чей-то дикий крик, однако ему уже не было никакого дела до того, чей это был крик и что он мог бы означать.
Камаль упивался ощущением последней схватки. Он сознавал, что неминуемо должен был погибнуть, и это сознание придавало ему сил для того, чтобы расправиться с возможно большим числом врагов, угрожавших Линану, чтобы дать мальчику, которого он любил как собственного сына в последние пятнадцать лет, единственную возможность уцелеть. Он чувствовал себя непобедимым. Его меч разил врагов направо и налево, разрубая тела и перерезая шеи, подобно лезвию косы, подрубавшей стебли пшеницы, а когда он краем глаза увидел, как сражался рядом с ним Эйджер, он не мог сдержать ликующего возгласа.
За его спиной сгрудились солдаты, чтобы напасть на него исподтишка, не будучи им замеченными вовремя, однако у Камаля словно появились глаза на затылке. Он яростно отражал все попытки выбить его из седла, и всякий раз, когда опускался его меч, это означало верную гибель очередного противника. Чем больше наемников присоединялись к нападавшим, тем больше становилось среди них тех, кто закрыл глаза навечно. Теперь вокруг великана, горбуна и дикого четта гарцевали на конях девять солдат, однако тотчас же все они нашли свою гибель. Тут же появился еще один неприятель, маленький и хрупко сложенный, с огромным мечом в руке. Они не успели узнать принца и не думали о нем больше, потому что он исчез из виду так же внезапно, как и появился.
Однако Камаль успел разглядеть знакомые черты, и для него появление Линана посреди схватки стало непереносимым ударом. Внезапно удаль и веселье сменились неописуемым страхом за судьбу своего воспитанника. Он видел, как Линан оказался в стороне, пытался пробиться к принцу, однако теперь солдат вокруг него стало слишком много, и ему ничего не оставалось делать, кроме как защищать собственную жизнь.
В конце концов даже его непомерные силы начали иссякать.
Он пытался выбраться из свалки и освободить таким образом для себя побольше пространства, чтобы найти своему могучему телосложению лучшее применение, однако всякий раз при подобных попытках кто-нибудь оказывался у него на пути. Эйджер, должно быть, угадал замыслы товарища, потому что тоже начал пытаться пробить проход в толпе солдат, но даже совместные усилия друзей ни к чему не привели.
Тогда Гудон, стряхнув с себя навалившегося на него наемника, врезался в водоворот сражавшихся. Солдаты, преграждавшие путь Камалю, дрогнули. Гудон не замедлил воспользоваться этим и бросился в атаку, но в тот же миг увидел, как Эйджер приник к лошадиной шее, раненный в голову. Тотчас же он повернул обратно, однако краем глаза успел заметить Линана, окруженного пятью солдатами. На долю секунды четт заколебался, и в это короткое мгновение на него набросились двое врагов. Быстрым движением Гудон свалил одного из них, однако второму удалось увернуться. Четт оглянулся назад. Эйджер держался в седле, из раны на голове струилась кровь, однако, несмотря на это, горбун продолжал проворно и ловко орудовать своим мечом.
Гудон вынырнул рядом с Камалем и прокричал:
— Спасай Линана! — после чего снова исчез в массе сражавшихся. От этой массы отделились несколько солдат и попытались преградить дорогу великану, но Камаль повернул лошадь и увидел наемников, окружавших Линана. Принц стоял на земле, а вражеские мечи поднимались и падали, словно крылья ветряной мельницы. До его слуха донесся крик, в котором слышались ненависть и ярость, и внезапно еще один всадник врезался в кольцо солдат. В этом всаднике Камаль узнал Дженрозу. Она размахивала мечом, как кнутом, по обе стороны, и хотя ее удары никому из солдат не нанесли ни малейшего ущерба, наемники растерялись и рассеялись.
Камаль еще успел увидеть упавшего на землю Линана, а в следующий миг он уже был возле первого из врагов. Его меч опустился в сокрушительном ударе и отсек руку солдата. Не задерживаясь ни на мгновение, он бросился на следующего наемника. Этого он ударил в глаз рукояткой меча, потому что ему не хватало времени для настоящего удара. Солдат отпрянул с криком боли и ужаса. Камаль взглянул на Дженрозу. Девушка спешилась и пыталась поднять Линана на свою лошадь, однако ей не хватало сил.
Боясь самого худшего, он бросился к ней, наклонился к Линану и, схватив его за пончо, одним мощным движением поднял его с земли и перекинул поперек шеи лошади Дженрозы. Дженроза проворно вскочила в седло, но уехать прочь не успела — уцелевшие наемники пришли в себя и бросились в атаку. Двое из них напали на Камаля, третий направился к Дженрозе. С одним из нападавших Камаль легко расправился, но другой неплохо знал свое дело, без труда отражал удары Камаля и не пытался приблизиться, задерживая великана.
Дженроза отважно защищалась, однако солдат с легкостью преодолел эту защиту и ранил девушку в бедро. Подавив крик, она повернула свою лошадь, пытаясь поставить ее так, чтобы между ней и врагом оказалась лошадиная голова, но при этом она на мгновение отпустила Линана, и он соскользнул на землю. Наемник издал победный вопль и продолжил нападение, вынуждая Дженрозу отступить прочь от принца. Несмотря на то, что ей удавалось парировать удары, девушка понимала, что близка к гибели как никогда. Ей было странно от того, что она не испытывала страха, была лишь злость на саму себя за то, что ей не удалось спасти Линана.
Камаль видел, в каком трудном положении она оказалась, но ничем не мог ей помочь. Всякий раз, лишь только он пытался повернуться к ней, перед ним снова оказывался его противник, бывший намного опытнее остальных, перекрывал ему путь и удачливо избегал опасности для себя. В отчаянии Камаль перехватил меч и бросил его в солдата, как копье. Изумленный наемник успел увернуться и отразить удар, но у Камаля уже появилась та секунда, которая была ему так нужна. Теперь он попросту ударил солдата в лицо. Глаза наемника сошлись у переносицы, рот открылся сам собой, и он начал валиться с коня. Камаль выхватил нож и вонзил его в горло наемника. Из смертельной раны хлынула кровь, а Камаль оттолкнул тело в сторону и наполовину соскользнул с седла, чтобы поднять меч. Выпрямившись, он взглянул на Дженрозу и с горечью понял, что опоздал. Девушка стояла на одном колене, а ее противник, сидевший на коне, уже заносил меч для гибельного удара.
Внезапно кто-то, появившийся за спиной всадника, схватил его за штаны и стянул с коня. Оба человека покатились по земле. Наемнику удалось вскочить на ноги, и Камаль увидел Линана, пытавшегося из последних сил отползти в сторону. Наемник издал торжествующий крик, занес меч и опустил его. В тот самый миг, когда конец лезвия коснулся спины Линана, острие меча Камаля чудесным образом пронзило грудь солдата. Сила удара была такова, что наемник повис на лезвии меча, как рыба на остроге. Из его рта хлынула кровь. Камаль опустил меч, стряхнул тело на землю, точно мешок с зерном, соскочил с лошади и бросился к Линану.
Дженроза опередила его и кричала, не переставая. Она сжимала тело Линана в объятиях, и ее заливала его кровь. Камаль опустился возле них на колени, его сердце билось так сильно, что ему казалось, будто оно вот-вот выскочит из его груди. Линан был смертельно бледен, однако между его губами кровь не выступила. Камаль быстро забрал принца из рук Дженрозы и перевернул его. Рана была глубокой, но кости не было видно. Камаль понимал, что если они не смогут остановить кровотечение, Линан неминуемо погибнет.
Тут он вспомнил о друзьях и посмотрел в их сторону. Лошади Эйджера и Гудона стояли бок о бок, а сами они, беспредельно измученные, продолжали отражать каждый удар. Их окружали восемь солдат, лица которых уже выражали торжество победы.
— Зажми его рану руками, — велел он Дженрозе. — Я вернусь.
Он подбежал к своей лошади, вскочил в седло и последним усилием пустил ее в галоп. Лошадь пробежала половину расстояния и неожиданно свалилась на землю. Камаль упал, выругался, вскочил на ноги и побежал к месту схватки, лелея в душе надежду на то, что он успеет вовремя, однако чувствовал он себя так, словно бежал по песку.
А в следующий миг он увидел, как что-то изменилось. Один из солдат, окружавших Эйджера и Гудона, отступил от них, следом за ним отступил второй. Они повернули своих коней и поскакали прочь. За ними последовал третий, затем все они один за другим повернули коней. Камаль в изумлении замер на месте. На его глазах что-то длинное, черное и оперенное вонзилось в спину последнего всадника, и он упал с седла. Камаль взглянул на Гудона, но его лук по-прежнему висел у него за спиной. Внезапно из темноты появился новый отряд всадников с луками и стрелами в руках. Поводья своих лошадей они держали зубами и преследовали наемников. Вот они выпустили стрелы, потом еще и еще, до тех пор, пока все солдаты, пытавшиеся спастись бегством, не оставили своих седел. Из спины каждого солдата торчало черное древко.
Линана захлестывали волны агонии. С каждым вдохом его грудь и спина разрывались от боли. Он сознавал, что его глаза были открыты, потому что он видел звезды в темном небе, а время от времени очертания чьих-то лиц. Кроме того, он слышал какие-то возгласы, топот копыт. Потом чьи-то руки передвинули его, потом еще раз.
Ему казалось, будто он слышал, как кричала на него Дженроза, а следом за ней Камаль. Почему они были так сердиты на него? Кто-то попытался его поднять. Он хотел сказать им всем, чтобы они уходили. Он слишком глубоко ранен. Почему они не оставят его в покое? Он был уверен в том, что если бы его оставили в покое, он мог бы заснуть, и тогда все стало бы хорошо.
Потом он услышал голос Пайрема. Нет, этого не могло быть. Пайрем остался в Кендре. Тогда где же был он сам? Его снова подняли, и его тело захлестнули новые волны боли. Море. Что было связано с морем? Он должен был вспомнить. Что-то важное. Он не хотел тонуть. Он просто хотел спать.
А потом все опять стало спокойно, хотя он чувствовал какое-то движение. Мимо него проплывали какие-то фигуры, он видел конские ноги.
Он взглянул в небо, но звезды исчезли. Он хотел было закрыть глаза, но оказалось, что они были уже закрыты.»Я засыпаю, — подумал он. — Наконец-то я засыпаю».