Наследник

Глава 9 Партизанский старшина

Глава 9. Партизанский старшина

Внимательно оглядев поле боя колдовским взглядом, Матвей предположил, что, похоже, помимо двух последних в колонне автомашин, ещё некоторые тоже не получили критических повреждений двигателей и ходовой части.

— Ребята, кто из вас умеет водить машину?

Четверо бойцов подняли руки.

— А я на мотоцикле умею ездить, — решил приобщиться к водительскому составу Марафонец.

— Так и я тоже могу на моцике рассекать, — оттеснив плечом выскочку, проворчал Вратарь.

— Мотоциклы у нас на ходу, а вот грузовики надо бы хорошенько осмотреть. Так что четверым шофёрам приказываю заняться подготовкой транспорта. Исправные машины отогнать в хвост колонны и развернуть на обратный ход.

Дорога хоть и была одноколейная, но позволяла разъехаться по обочинам встречному транспорту. С левой стороны дороги трупов почти не валялось, на расчистку пути больших усилий не требовалось.

— Вратарю и Марафонцу: выкатить один мотоцикл к голове колонны, второй отогнать в арьергард, а после с помощью электропилы убрать с дороги упавший ствол сосны. Остальным приступить к сбору трофейного оружия и боеприпасов. Забираем всё, вплоть до ножей. Приказываю при осмотре тел доставать из нагрудных карманов солдатские и офицерские документы. А я допрошу пленного офицера, и разминирую установленные на растяжках гранаты, они нам ещё пригодятся в деле.

— Ремни, портупеи, патронные сумки — тоже берём? — решил уточнить хозяйственный Шах.

— Даже солдатские ранцы и каски, — не стал разбрасываться ценным имуществом командир партизан. — А ещё, каждый должен присмотреть для себя комплект немецкой военной формы. Шесть целеньких мундирчиков нам предоставили мотоциклисты–разведчики. Гляньте, кому подойдут по фигуре. Для нас с Шахом я подберу что–либо из офицерского гардероба. Следуй за мной, примерим костюмчик.

— Ой, Кадет, тут целых и чистых мундиров не отыскать, — семеня вдоль обочины за перешагивающим трупы командиром, брезгливо морщился Шах.

— Да вот же, рядом с оглушённым гауптманом, скукожился дохлый лейтенантик, — дойдя до уцелевшего немца, заботливо уложенного подчинёнными за простреленным колесом грузовика, Матвей бесцеремонно поднял за шкирку рядом приткнувшееся щупленькое безжизненное тело лейтенанта и на весу повертел его из стороны в сторону. — Всего только одна дырка в кителе.

— Ага, зато она на груди, и карман кровью изрядно замаран, — привередничал Шах.

— Ничего, отвернёшь полу кителя в сторону, а «раненную» геройскую грудь бинтом перевяжешь. Пусть выглядит, будто пуля вскользь прошла. Для своего камуфляжа можешь размотать с головы пленника окровавленный бинт, ему он уж без пользы. Только сначала руки офицеру свяжи за спиной, а то, когда очухается, начнёт трепыхаться. Да рожу так не криви, не замараешься, по всему видать, ариец нам попался чистых кровей. Гляди, какая морда лощёная, истинный барон.

— Так может, с арийца мундир содрать? — завистливо скосил глаз на чистенькую офицерскую форму Шах. — Совсем ведь китель целенький.

— Толстоват боров, на тебе его одёжка мешком висеть будет, — отрицательно покачал головой Матвей. — А для меня слишком коротковата. Да и в штаб надо отправить красавчика в шикарной форме, чтобы впечатлить командование.

— А это чучело, часом, не околело? — пнул носком сапога в бок затаившегося пленника Шах. — Видать, здорово ему по башке досталось.

— Сейчас приведём в чувство, — грубо перевернул упитанное тело на пузо Матвей. — Вяжи руки, а я, так уж и быть, бинты для тебя сниму.

Матвей видел, что рана пустяковая: чуть кожа содрана, да шишка на голове. Сотрясение мозга, конечно, есть, но экспресс–допросу помешать не должно. Когда Шах связал гауптману запястья за спиной, Матвей приказал стягивать мундир с рядом валявшегося лейтенанта, а сам решил обработать царапину пленника огнём. Достав из кармана зажигалку, чародей извлёк огонь и поднёс пламя к открытой ранке.

Над фитильком зажигалки сформировалось полупрозрачное алое облачко и скользнуло вдоль раны. Матвей специально не обезболивал пациента, поэтому острый укол пламени привёл его в чувство.

Гауптман резко дёрнулся, открыл глаза и заозирался вокруг. Картина мира его сильно потрясла: дымящиеся остовы танков, заваленная трупами обочина дороги, бродящие среди кучи трупов косматые тела лесных чудищ, а у самого лица пляшущий огонёк зажигалки и склонившаяся страшная зелёная маска партизана.

— Гутен таг, гер гауптман, — убирая огонь от глаз перепуганного офицера, недобро растянулись губы в прорези зелёной маски.

По-видимому, у офицера было иное мнение о сегодняшнем недобром дне, но спорить с лесным чудищем он не стал. Говор партизана в косматом камуфляже не отличался изяществом, однако немецкие слова произносились вполне понятно. Сбивал с толку лишь характер вопросов: партизана совершенно не интересовали наступательные планы германского командования и дислокация воинских подразделений на линии фронта, он подробно пытал только о составе оставшегося гарнизона в близлежащих сёлах. Выяснив, что в трёх сёлах вдоль лесной дороги хозяйничают лишь малочисленные группки полицаев из местных активистов, красный командир потерял всякий интерес к пленнику.

Однако легче от этого немцу совсем не стало, тучного борова запрягли в импровизированные сани из двух скрещенных тонких стволиков сосен, между которыми натянули брезентовую ткань, снятую с крыши кузова. Передние концы оглоблей индейских саней водрузили на плечи тяжеловоза, привязав к ним кисти рук пленника, а задние концы жердин волочились по земле, оставляя в придорожной пыли неглубокие борозды. Партизаны загружали сани трофейным оружием и солдатским скарбом, а потом гнали гужевой транспорт в хвост разбитой автоколонны, где перегружали имущество в кузов грузовика.

В разгромленной колонне оказалось много исправных машин, но Матвей приказал не возиться с заменой пробитых колёс, а взять в дополнение к двум нетронутым пулями грузовикам арьергарда лишь ещё парочку совершенно не пострадавших. На изрешечённые пулями борта обращать внимание не стали, главное — ходовая часть в порядке. Приятным бонусом ещё стал бронеавтомобиль. Его Матвей поставил в голову партизанской колонны, сразу за мотоциклом с коляской. Управление броневиком командир взял на себя, а за руль мотоцикла посадил Вратаря. Марафонцу же, после окончания сбора трофеев, поручил доставить в расположение роты Гусева: пленённого гауптмана, штабную немецкую карту и портфель, плотно набитый солдатскими книжками.

— Товарищ командир, ну можно мне хоть вместе с пацанами подкрепиться, а уж после в дорожку отправляться? — заныл Марафонец, завистливо косясь на вскрывавших консервные банки товарищей.

— В расположение роты горячего супчика похлебаешь, — торопил гонца в путь командир. — На мотоцикле домчишь быстрее ветра.

— А отряд как я потом буду искать?

— Иди вдоль могил врагов, и с верного пути не собьёшься, — похлопав бойца по плечу, рассмеялся Матвей. — Вот ещё, чуть не забыл, передай в штаб фотоплёнку. Шах тут в кабине грузовика гауптмана обнаружил фотоаппарат с заправленной плёнкой и использовал свободные кадры, запечатлев побоище во всей красе. Помимо этих исторических сцен, на плёнке, может, есть что–то интересное для наших штабников, пусть проявят.

— Ага, пусть сами во всём удостоверятся, а то одной лишь коллекции солдатских книжек пехотинцев недостаточно, — одобрил подстраховку командира тщеславный боец, которому тоже хотелось получить заслуженную награду за беспримерный подвиг. — Тем более что документы танкистов сгорели, а загнанный лошак–гауптман на нас обиду затаил, хвалить не станет.

— Вся надежда на тебя, краснобай, — улыбнувшись, потрепал плечо Марафонца командир. — Ты уж распиши в штабе наши подвиги, как умеешь. А на счёт дальнейших наступательных действий передай: планируем сходу овладеть населённым пунктом Выдрица и к ночи, взяв под контроль мост в нескольких километрах за селом, закрепиться на восточном берегу реки Бобр. О результатах операции доложим завтра к полудню, так что ты в роте долго не задерживайся, чтобы поутру был в Выдрице, как штык.

— Так зачем же скромничать, может, погоним немцев сразу уж до самого Берлина, — под дружный хохот красноармейцев, шутливо предложил Шах, хотя самого оторопь брала от наполеоновских планов атамана.

Однако учинённое сегодня побоище настраивало молодёжь на оптимистический лад. Бойцы были заряжены на победу. И перепуганный взгляд загнанного тягловой работой гауптмана красноречивей любых слов убеждал в правоте командира. Немецкий офицер был в шоке от того, что всего лишь крохотная кучка мальчишек–новобранцев смогла уничтожить отборную штурмовую роту ветеранов–пехотинцев, усиленную танковым взводом и взводом егерей, обученных воевать в лесистой местности. И хотя с партизанской тактикой германцы столкнулись впервые, но ведь нельзя же объяснить столь быстрое и поголовное истребление опытных профессионалов лишь неожиданной засадой. Гауптману довелось увидеть только самое начало боя, потому он не мог даже представить, как произошёл эдакий ужасный конфуз.

Неведение пленника было Матвею на руку, ибо он не желал, чтобы до командования полка дошли все подробности операции. Россказни хвастливого Марафонца в расположении роты никто изложить на бумаге не рискнёт, а проявленные кадры фотоплёнки подтвердят лишь сам факт уничтожения вражеской колонны, не раскрывая всех этапов боя. Ещё Матвей не желал выполнять приказ комиссара полка о незамедлительной сдачи трофейного вооружения на склад и недопустимости использования его в строевых частях. Своих бойцов Матвей уже самовольно причислил к партизанам и намеревался воевать всем, что попадётся под руку. Исходя из этого решения, сержант не собирался действовать по указке ротного командира, не давая робкому Гусеву даже шанса управлять партизанским отрядом «парагвайцев», а лишь ставя его в известность о результатах боевых операций и дальнейших планах. Ведь, в целом, сержант поставленную ему стратегическую задачу продолжал выполнять: удерживал лесную дорогу, а уж тактические методы её решения — дело командира отделения.

Только отправив гонца–трепача в расположение роты, Матвей обратился к заму за справкой по добытому трофейному оружию.

Шах пальцем поправил дужку очков на носу и, заглянув в блокнот, бесстрастно провёл бухгалтерский подсчёт приобретённого имущества:

— Двести двадцать карабинов, тридцать два автомата, сорок девять пистолетов, четырнадцать ручных пулемётов, три противотанковых ружья, две винтовки с оптическим прицелом, три миномёта, — Шах запнулся, виновато развёл руками. — Сколько сложено мин в ящиках — не знаю, надо кузов разгружать. Ручных гранат тоже могу указать только приблизительное число: около двух с половиной сотен. Ещё имеем грузовик с продовольственным запасом и полевую кухню на прицепе.

— Я считал, что у немцев автоматов в подразделениях должно быть значительно больше, — несколько расстроился командир партизан. — А вот наличие такого большого количества пистолетов совсем не ожидал, и противотанковые ружья тоже — сюрприз.

— Ружья польского производства, затрофеенные немцами, — предположил Шах. — А пистолеты, очевидно, накопились от выбывших по ранению или погибших бойцов, ведь лишнее оружие на склад хороший командир не отправит.

— Спасибо за характеристику, Шах, — рассмеявшись, похлопал хозяйственного зама по плечу командир, записавших похвалу на свой счёт. — Дарю тебе немецкую снайперскую винтовку, а вторую возьму себе. Всем бойцам сменить громоздкие карабины на трофейные пистолет–пулемёты МП-40. В лесу с ними воевать будет сподручнее. Стрелкам передать советские «лимонки» гранатомётчикам, а самим заткнуть за пояс по паре ручных немецких «колотушек». Оно и к немецкой форме будет смотреться более подходяще. Советское вооружение припрятать, ходить только с трофейным, потому наганы сменить на кобуру с немецким пистолетом П-38.

— А зачем нам сей маскарад? — недовольно поморщился уже переодетый в форму немецкого лейтенанта Шах. — Я на германском языке пару предложений правильно связать не смогу.

— А ты думаешь, что в селе крестьяне лучше твоего по–немецки шпрехают? — обнадёжил городского интеллигента Матвей. — Ты, главное, делай грозный вид и говори побыстрее, а уж я буду сам твой германский бред интерпретировать. Только, пожалуйста, длину фраз соизмеряй со смыслом беседы. Я тут себе подобрал подходящую по размеру форму пехотного ефрейтора, так что буду твоим переводчиком, гер лейтенант. Кстати, парни, у кого форма кровью замарана, позаботьтесь о перевязке мнимых лёгких ранений грязными бинтами и поубавьте резвость движений. Между собой при чужих ушах не разговаривать, разве что можно бросить пару немецких фраз, если кто изучал язык.

— Да, почитай, в школе все учили, только не шибко выучили, — под одобрительные смешки, отчитался за всю молодёжную компанию Вратарь.

— Тогда делайте «морду кирпичом» и зло зыркайте на окружающих. Немцам, после разгрома, радоваться не чему.

— Так мы же не настоящие немцы, — весело рассмеялся Вратарь, тоже уже успевший переодеться в чужую солдатскую форму.

— Конечно, ты не похож на настоящего фрица, когда у тебя белая нательная рубаха выглядывает. Снять немедленно. И рукава форменной рубашки закатай по локоть, иначе в летнюю жару упаришься в плотном немецком сукне.

— Кадет, а что будем с нашим походным скарбом делать, — озадаченно почесал затылок Шах. — В доверху гружёные кузова его не уместить, а на пятый автомобиль у нас шофёра нет.

— Разместим в кузове бронемашины, — решил Матвей. — Давайте, ребята, разбирайте велоповозку, а мы с Шахом пока пробежимся вдоль придорожной полосы, подберём расставленные плакаты партизанских рож. Картинки нам ещё не раз пригодятся.

— А собачек куда?

— Берите в кабины грузовиков, у нас как раз три свободных места образовалось, — махнул рукой Матвей и загнул пальцы: — Трое бойцов на мотоцикле, я с Шахом в бронеавтомобиле, четверо шофёров за рулём грузовиков, и только один пассажир рядом с водителем в замыкающей машине.

Пировать на месте великого побоища герои не стали, наскоро перекусили консервами и, торопясь успеть добраться до вечера, поспешили к месту нового ристалища.

Подъезжая к окрестностям селения, Матвей заметил недалеко от дороги, в густом кустарнике, крытую брезентом кибитку с впряжённой лошадью. С дороги её обычным взглядом было не увидеть, но колдовским взором Матвей сумел разглядеть даже бездыханное тело крупного мужчины, навзничь лежавшего на полу кибитки. Бедолаге уже помощь не требовалась, оставалось разве что похоронить по–человечески, но это можно сделать и чуть погодя.

Когда колонна выехала из леса, то на краю поля столкнулась со странной похоронной командой. Семеро мужчин в форме красноармейцев, только без пилоток и поясных ремней, углубляли полосу братской могилы. Землекопов караулили двое молодцев с винтовками в руках и белыми повязками с чёрными надписями на рукавах гражданских рубах.

Командой по рации Матвей остановил колонну и выбрался из броневика. Подойдя ближе к могильщикам, он разглядел уложенные длинным рядком вдоль ямы трупы. Не позволяя чувствам отразиться на лице, Матвей внешне бесстрастно окинул взглядом пробитые пулями тела: десятки перебинтованных красноармейцев без гимнастёрок и дюжину гражданских лиц, в пёстрых цыганских одеждах, среди них более половины женщины и дети.

Война показала мерзкий оскал: выбитыми белыми зубами валялись окровавленные тела солдат, изодранные цветастые платья цыган пенились клочьями вдоль чёрной зияющей пасти могильного провала.

Волна ярости всколыхнулась в груди Матвея, но силой воли чародей заморозил кипящую в сердце кровь в кусок рубинового льда. Вопреки коварным соблазнам жестокой войны, он не поддался зову из тёмных глубин. Смерть больше не получит жертвоприношений. Костлявая рука жадной старухи бессильно зависла над головами, двух молодых селян, вставших по стойке смирно перед немецким господином. Карать нужно хозяев, а не стрелять их цепных псов, которые лишь послушно стерегут дом.

— Ком цу мир, музык, — корявя речь и перемешивая слова, Матвей пальцем поманил парня постарше. — Гер лейтенант спрашивать тебя: не появлялись ли в твоя деревня партизаны?

Сделав несколько шагов навстречу немцу и испуганно бросив взгляд в сторону бронемашины, через открытую дверцу которой на сидении был виден раненый офицер, молодой полицай услужливо поклонился ряженому ефрейтору.

— Никак нет, господин офицер. В деревне всё тихо. Проводим подворовой обход и разоружение местных охотников.

— Их бин унтер–офицер, — поправил подхалима Матвей. — Сколько зольдат уже собрано в ваш отряд полицай?

— Пока только пятеро, — виновато развёл руками парень. — Людишки ещё к новой власти не привыкшие, ведь ещё вчерась под советами ходили.

— В деревня остались ещё коммунисты?

— Председателя и агронома господин гауптман приказал повесить ещё с утра вместе с красным командиром, а больше у нас партийных отродясь не было.

— А сочувствующие большевикам и колхозные активисты?

— Так то же полдеревни тады вешать надось, — ужаснулся парень.

— Полдеревня не надо, пусть староста напишет на бумаге десять имён музык, которые могут первыми пойти в партизаны, — сократил размах репрессий ефрейтор.

— Так кто же их разберёт? — потупил взор парень.

— Староста должен разобрать, если не хочет сам болтаться в петле. Беги в деревня, собирай всех музык на площади и построй там с оружием гарнизон полицай.

— Дык, а с краснопузыми чегось делать, — парень мотнул головой в сторону пленных красноармейцев с лопатами. — Ведь разбегутся по лесу ироды, так и не докопав могилку.

— Свою могилку они уже выкопали, — прижав автомат к правому боку, направил ствол на военнопленных ефрейтор. — Кстати, музык, почему среди трупов я не вижу большого цыгана?

— Дык, укатил цыганский барон на своей кибитке, — пожал плечами полицай и попытался оправдаться. — Кодысь поутру ваши егеря деревню окружили, цыганский табор ближе к лесу стоял. А пальба началась, цыганьча по полю к чащобе побёгла, тут их из пулемёта и выкосили усех. Только лишь один барон выскочил на крытой телеге. Видать, ваш заслон у дороги конягу–то пожалел, не стал животину губить, а вона как даст дёру вдоль тракта, токмо пыль столбом. Однако в цыгана точно несколько пуль из карабинов всадили, завалили барона — не жилец он.

— Я это знаю, — изобразил из себя сведущего немца Матвей. — Спрашиваю: почему нет тела в общем ряду?

— Дык, кто же знает: сколько вёрст бешеный коняга проскачет? — развёл руками парень. — Мы по дороге не шастали. Думали, вы сами нагоните, ведь в ту сторону подались.

— Значит, упустили цыгана, — неизвестно кого укорил ефрейтор. — Теперь надо ждать в лесу ещё одного партизана, мстить будет жестоко. Как хоть было звать его?

— Дык, цыгане из-под самого Минска бежали, токмо вчерась поздно вечером в Выдрице появились. Цыганский барон спросил у председателя разрешение разбить лагерь на выкошенном поле. Токмо имени цыгана у него теперяча не спросишь, повесили утречком коммуняку.

— А ни кого из цыган в живых не осталось? — с затаённой надеждой спросил Матвей.

— Ни, разом порешили усех, господин гауптман казал народу, шо цыгане, жиды и коммуняки — жить не должны, — замотал головой молодой полицай

— Почему ты, музык, не правильно говоришь по–русски? — прищурившись, заподозрил неладное немецкий ефрейтор–переводчик. — Ты сам часом, не польский ли жид?

— Ни, я из-под Полтавщины, к дядьке Богдану приехал погостить, — испуганно кланяясь, признался молодец. — Он теперь в Выдрице староста и командир отряда полиции разом. Мы новой власти рады служить, и сыны его тоже, и брат родный.

— Семейный подряд, — зло усмехнулся ефрейтор и прикрикнул: — Музык, бистро выполнять команду: собрать народ на площадь!

Полицай подхватил под локоть паренька помоложе и вместе с напарником резво припустил через выкошенное поле к деревне. Оглянулись гонцы лишь уже у крайней избы, когда позади раздалась длинная очередь из автомата. Ефрейтор стоял, широко расставив ноги, на краю длинной братской могилы и стрелял по землекопам, скрытым от взора наблюдателей холмиком насыпи.

— Вот дурный немчик, — переводя дыхание от бега, зло прошипел полицай. — Теперича нам самим жмуриков закапывать придётся.

— Дюже злой нынче германец, — утирая рукавом пот, признал второй парень. — Видно, задали партизаны трёпку немцам. Вона, все борта у их машин в дырках. Как бы нас самих, со зла, в ту могилу не покидали.

— Дядька Богдан заступится, найдёт десяток скрытых коммуняк среди деревенских, — понадеялся на мудрого старосту полицай постарше.

— Германец нас кровью хочет повязать, — догадался молодой и поёжился. — А партизаны придут — за всё спросят.

— Дык, мы же сами никого не стреляли — за что нас–то? — насупился напарник.

— А ну, как заставят? — тяжко вздохнул молодой.

Второй не нашёл, чем успокоить дружка и потянул за локоть, торопя выполнить приказ ефрейтора. И вскоре в центре деревни заполошно зазвонил пожарный колокол, а по улочкам побежала ребятня, скликая мужиков на площадь перед избой сельсовета.

За это время, Матвей закончил инструктаж по обращению с немецким пистолет–пулемётом МП‑40, а потом бросил его, вместе с подсумком для магазинов, в руки дюжего красноармейца, приказав пока не высовываться из окопа.

— Спасибо за доверие, товарищ командир, — подхватив на лету оружие и подсумок с магазинами, широко улыбнулся чумазый землекоп. — Мы же в плен не по доброй воле сдались, нас немецкие егеря утречком сонными по хатам взяли. Мы вывозили раненых из полевого госпиталя под Борисовым, заночевать решили в деревне. А оно вон как вышло: немчура на зорьке навалилась со всех сторон, раненых всех штыками покололи, командира колонны повесели вместе с местными коммунистами, а нас, четверых шофёров и трёх медсанбатовцев, в похоронную команду определили. Фашисты тут, возле лесочка, ещё и цыганский табор прихватили — всех с пулемётов покрошили.

— Ваши полуторки на ходу? — разглядев колдовским взором четыре грузовика в центре деревни, спросил Матвей.

— Так точно, товарищ командир.

— Не у всех вижу знаки различия на петлицах, кто старший по званию?

— Я, сержант Филипчук, — поправив очки, подал робкий голос худосочный юноша. — Только я фельдшер, и командовать воинским подразделением не обучен. Призван на службу с третьего курса мединститута.

— Фельдшер — это хорошо, — обрадовался пополнению отряда полезным специалистом Матвей. — А двое твоих товарищей — толковые санитары?

— С поля боя выносить бойца и оказывать первую помощь обучены, — кивнул фельдшер и похвалился: — А я могу ассистировать при хирургических операциях и даже раны сам зашивать уже умею.

— Сработаемся, парни, — ободряюще подмигнул бойцам Матвей. — Только прошу побыть в сторонке, пока мы мирно приберём к рукам деревушку. Когда захватим плацдарм, пришлём за вами авто, а сейчас оставим ещё нож и мешок с сухпайком — подкрепитесь, только из канавы не высовывайтесь.

Колонна немецкой техники, урча моторами и поднимая дорожную пыль, неспешно проследовала до площади перед длинной избой сельсовета. Красный флаг с неё уже был содран, а германского стяга, видно, пока не нашлось. Рядом, на основе двух столбов и перекладины, сооружена виселица, на которой в петлях висело три босых тела. Возле крыльца избы встречал немцев усатый дородный дядька, перепоясанный солдатским ремнём с револьверной кобурой, на рукаве чёрной рубахи повязка полицая.

Два немецких грузовика, с изрешечёнными пулями бортами, сдали задним ходом к бревенчатой стене сельсовета, остальная техника разместилась вдоль края площади, охватывая её полукольцом. Народ уже медленно стекался к сельсовету, но по улицам ещё виднелись понукаемые криками полицаев вереницы селян.

Из бронемашины выбрались раненный в грудь щупленький лейтенант в очках и высокий статный ефрейтор, оба были в касках, однако вооружены лишь пистолетами, которые пока не вынимали из кобуры. От велеречивого приветствия старосты немцы отмахнулись, как от жужжания назойливой мухи. Офицер брезгливо сморщил нос и, взмахнув ладонью в сторону висельников, выдал длинную фразу из набора немецких слов.

— Гер лейтенант интересуется, сколько будут висеть тела и почему их разули? — перевёл речь офицера ефрейтор.

— Так чего же зря хорошей обувке пропадать? — пожал плечами дородный мужик. — А вынимать жмуров из петли господин гауптман вовсе не велел, покамест не протухнут, дабы внушить страх в сердца врагов Третьего рейха. Правила цивилизованной войны на Советский Союз не распространяются, потому, как большевистские варвары были изгнаны из Лиги Наций и не подписали Женевскую конвенцию по военнопленным.

— Чересчур грамотный? — с прищуром поглядел на политически подкованного селянина ефрейтор.

— Так то ж слова господина гауптмана, — втянул голову в плечи староста. — Я в колхозе лишь бухгалтерией ведал, но я беспартийный, а по молодости, в Гражданскую, за белых воевал.

Матвей перевёл ответ старосты на немецкий язык и получил скороговоркой новый вопрос от лейтенанта.

— Гер лейтенант требует список музык, желающих убежать в партизаны.

— Есть такая записулька, — с явной неохотой достал из кармана штанов мятую бумажку староста. — Только не расходовать бы мужиков зря, сами ведь говорили, что рейху потребно много хлеба. А кто же его робить–то будет, коле всех пахарей извести?

Матвей выхватил листок из руки старосты и взглядом пересчитал карандашные строки с фамилиями и инициалами потенциальных партизан: ровно десять, не больше, чем приказал полицаю. Переводить стенания мужика ефрейтор не посчитал нужным, просто передал расстрельный список в руки хмурому лейтенанту.

Шах пролаял короткую сумбурную фразу на немецком. Ефрейтор зиганул вытянутой рукой, браво щёлкнул каблуками и отправился к курившим в сторонке водителям грузовиков. До селян донеслись обрывки громких немецких команд, а шёпот на русском языке остался слышим только красноармейцам. Солдаты откинули задние борта двух грузовиков и принялись выгружать трофейное вооружение и амуницию к стене сельсовета. Обилие стрелкового оружия, железных касок и солдатских ранцев впечатляло.

— Надо бы помочь с разгрузкой, — громко обратился к старосте ефрейтор и подмигнул. — Выбери из толпы тот десяток музык, который значится в твоём списке.

Староста поморщился, поняв немецкую хитрость, но перечить не решился, не сходя с места, выискал взглядом упомянутых в его доносе мужчин и поочерёдно выкрикнул фамилии обречённых. Вызванные селяне, не подозревая подвоха, безропотно выходили из общей группы и присоединялись к работе по разгрузке транспорта.

Когда к площади подтянулись, понукаемые полицаями, отставшие колхозники, ефрейтор приказал местному гарнизону выстроиться в одну шеренгу. Пятёрка полицаев во главе со старостой молодцевато вытянулась вдоль края бревенчатой стены сельсовета. Все оказались вооружены советским оружием, отобранным у пленённых красноармейцев.

— Для русской винтовка и револьвер вам здесь не найти много патрон, — недовольно поморщился ефрейтор и взмахнул рукой в сторону богатого оружейного ряда. — Получите немецкий карабин.

Деревенские полицаи послушно сдали оружие в руки солдат, взамен им выдали пять немецких карабинов, без штыков и, разумеется, без патронов. Подошедший с фотоаппаратом Шах мимикой и жестами попросил полицаев улыбнуться, позируя на фоне груды сваленного немецкого вооружения и амуниции.

Когда местный гарнизон вновь выстроился в шеренгу у стеночки, командир отряда робко выразил недовольство:

— Нам бы патронов, хотя бы жменю на каждого?

— Могу выдать по одному, чтобы застрелиться, — зло усмехнувшись, совершенно без иностранного акцента, удивил полицаев ряженый ефрейтор.

Матвей встал напротив обомлевших от таких перемен предателей, ожёг взглядом и плавным движением вынул из кобуры пистолет.

— А теперь, поставили карабины у стеночки и марш к виселице, — чуть повернувшись боком, указал стволом пистолета направление движения Матвей. — По двое подхватили тела коммунистов, а староста в одиночку — красного командира.

Не отводя взгляда от ствола пистолета, полицаи медленно сняли с плеч ремни карабинов и аккуратно прислонили оружие к стене. Они всё ещё не могли поверить в очевидные перемены, теплилась надежда, что немец просто устраивает жестокую проверку. Народ, согнанный на площадь, напряжённо притих, не представляя дальнейшего развития событий.

Когда полицаи подошли к телам повешенных и подхватили их чуть ниже талии, докуда смогли дотянуться руками, Матвей, долго не целясь, выстрелил по натянутым верёвкам. Тела жертв упали в объятья мужиков, и те бережно уложили их на траву.

— Снимите с шеи верёвочные петли и займите своё место у стеночки, — кивнул на стенку сельсовета Матвей.

Пока перепуганные полицаи возились с туго затянутыми петлями, рядом на площади проявились разительные перемены: из кузова дальнего грузовика выпрыгнули трое уже переодетых в необычную маскировочную форму солдат, с советскими автоматами ППШ в руках, и взяли на поводок лохматых собак, истомившихся в кабинах грузовиков. На крыльцо сельсовета вышел очкарик, недавно изображавший немецкого лейтенанта, а теперь переодевшийся в форму красноармейца. А лже–ефрейтор сбросил с головы каску и прилюдно скинул с плеч немецкую униформу, демонстративно наступив на неё сапогом, при этом небрежно повесив через плечо ремень с вложенным в кобуру пистолетом. Завершающим штрихом к портрету красного командира стала вынутая из кармана немецких галифе советская пилотка с красной звёздочкой.

— Цирковое представление окончено! — поправляя водружённую на голову пилотку, громко резюмировал заезжий клоун. — Однако товарищей зрителей прошу не расходиться. После короткого митинга всем трудовым коллективом приступим к уборке территории.

Народ, затаивший дыхание, удивлённо выдохнул. Всё внимание восторженной публики было приковано к великолепной фигуре обнажённого по пояс атлета. Молодёжь поразилась картинно выписанной рельефной мускулатуре античного героя, а вот мужчин постарше больше удивил сверкающий в солнечных лучах серебряный крестик на его груди. Старики не припоминали, чтобы когда–то командиры красной армии так рисковали красоваться религиозными атрибутами.

Пока возбуждённая публика обсуждала видную фигуру героя и чудесные перемены, Матвей незлобиво усмехнулся и подмигнул растерявшимся деревенским полицаям:

— Граждане селяне, власть переменилась.

— Ага, как в Гражданскую, товарищ комиссар, — тяжело вздохнув, понял смысл перемен многоопытный дядька Богдан и шёпотом приказал молодым сородичам: — Переходим на сторону красных, если, конечно, сразу не расстреляют.

Бывшие полицаи торопливо содрали с рукавов повязки с надписями и поспешили встать в строй у стены сельсовета. Матвей кивком и взглядом разрешил им вооружиться пустыми карабинами.

— Тихо товарищи! — поднял руку Матвей. — Пришло время прояснить военную обстановку.

Галдёж на площади моментально смолк, все взоры устремились к советскому командиру. Ещё никто не видел знаков различия на его форме, но уважение он заслуживал не меньше генеральского. Ведь ещё сегодня до полудня люди видели роту обжиравшихся в деревне наглых немцев, укативших отсюда с танками и бронемашинами в длинной автоколонне, а уже к вечеру отряд красноармейцев привёз на их же измочаленных грузовиках гору трофейного оружия. Конечно, колхозники слышали звуки отдалённого боя, но не предполагали, что это уже кто–то из наших громит немцев в лесу. Беспечные германцы уж слишком были настроены на лёгкую победу, с гиканьем и песнями катились по деревенским улочкам. Очевидно, аэрофоторазведка не предрекала им трудности на пути к неизбежной победе Третьего рейха на этом, даже не участке полосы фронта, а забытом богом и генералами лесном междуполосье.

— Я командир отряда особого назначения. Советским командованием мне поручено сформировать партизанскую бригаду. Центральная база будет располагаться в районе вашей деревни. Поэтому, несмотря на колебания линии фронта, Выдрицу мы врагу не сдадим. Скорее всего, в ближайшее время нам придётся сражаться в полном окружении. Но на нашей стороне: сила родной земли, мужество защитников отечества и партизанская смекалка. Мужики, вспомним древние времена, когда чужеземцы не смели сунуть нос в лесную чащобу. Окружим свою территорию лесными засеками и затопленными рвами, чтобы ни одна вражья машина не проехала по дорогам в партизанский край. На всех тропах установим сеть хитрых капканов, смертоносных ловушек и минные заграждения. А сами научимся воевать, как лешие и духи болотные.

Матвей, улыбнувшись, указал рукой на фигуры в косматых маскировочных костюмах с закрытыми матерчатыми масками лицами. Возле ног смирно сидели дрессированные псы.

— Даже собак обучим нести сторожевую службу. В лесу и на болотах обустроим скрытые огневые точки, земляные норы и тайные схроны. Мы вынудим врага сражаться на незнакомой ему местности, лишь стрелковым оружием и по чуждым для европейцев правилам. Наглядным примером эффективности партизанской тактики может служить сегодняшний разгром колонны моторизованной немецкой пехоты. Мы из засады уничтожили врага в двадцать пять раз превосходящего нас по численности. Танки, бронемашины и полевая артиллерия ничего не стоят в маневренном лесном бою. Только лишь воинская выучка и мужество бойцов, да ещё опыт командира, — имеют значение.

— Осмелюсь спросить, молодой человек, а откуда у вас такой боевой опыт? — с прищуром глядя на комиссара–сказочника, выразил общее недоверие седовласый мужчина из бригады грузчиков. — Да и вы сами, такие лихие рубаки, откуда будете?

— Я оттуда, — улыбаясь, высоко подняв руку, указал пальцем на небо Матвей.

Народ удивлённо задрал голову, а затем самые глазастые разглядели в просвете между редкими облаками сверкающую на солнце странную летательную конструкцию и стали показывать товарищам на проплывающий высоко в небе дирижабль. Очевидно, линия фронта уже сильно сместилась к востоку, и парагвайские наблюдатели скорректировали маршрут патрулирования.

— Военное образование я получил в парагвайском кадетском казачьем корпусе, поэтому боевые товарищи и кличут меня Кадетом. Накануне войны вступил добровольцем в ряды РККА и за месяц подготовил из новобранцев–сибиряков пехотное спецотделение. Знания о приёмах ведения партизанского боя в условиях современной войны я получил от ветеранов, прошедших множество кровопролитнейших войн: Империалистическую и Гражданскую в ваших краях; а ещё сражавшихся в Южной Америке против армии Боливии, которой командовали немецкие офицеры; и в Западной Африке, в Абиссинии, против итальянских фашистов; а также в партизанской войне с колонизаторами в Конго и масштабных боях в Испании и Китае.

— Внушительный перечень, — почесал затылок седовласый мужик и, кивнув на гору трофейного оружия, усмехнулся: — Вижу, парагвайский казак, что применять в бою полученные знания ты умеешь.

— Курс теории окончил с отличием, — ответил скромной улыбкой Кадет и развёл руками. — Теперь пришло время практики.

— Ну что, мужики, выбора–то у нас особо–то и нет, — обернулся к односельчанам седовласый колхозный активист, — кроме как податься в партизаны. После таких подвигов доблестных красноармейцев, немцы всех в деревне перевешают без разбора и хаты дотла спалят. Фашисты уж показали свой норов, ни раненых солдат, ни женщин с детьми не пощадили. Так это армейские части ещё в хорошем расположении духа мимоходом проехали, а каково будет, когда сюда придут озлобленные каратели?

— Тады уж, сынки, точно несдобровать, энти нехристи жалости не ведают, — с тяжёлым вздохом поддержал дедок из толпы и обратил внимание на нательный крестик командира. — Я извиняюсь, товарищ Кадет, а вы истинно в бога веруете?

— Казакам в бою без твёрдой веры не выстоять, — Матвей поднял взор к небу и размашисто перекрестился по православному канону. — За нами — правда, с нами — бог!

Неожиданно налетел порыв ветра, качнул пожарный колокол на перекладине, и над площадью прозвучал торжественный гулкий звон.

По толпе мужиков прокатился, словно эхом от колокольного звона, возглас удивления. Мужики перекрестились поголовно, даже комсомольцы, суеверно озираясь.

Раскаявшиеся полицаи плюхнулись вслед за дядькой Богданом на колени, а тот, бросив карабин на землю, слёзно взмолился:

— Люди добрые, простите грешные души! Бес попутал. Мы честно отслужим, только не губите понапрасну, православные.

— Бог милостив, но строг, — Матвей обернулся к предателям. Среди жителей деревни у них имелось немало родичей, а сеять зёрна раздора командиру не хотелось. — Первыми в бою супротив врага смелость выкажете, тогда и в общем строю стоять будет не зазорно.

— Да мы хоть сейчас готовы в бой, — сурово зыркнув на испуганных молодых сподвижников, за всю компанию поклялся бывалый перебежчик.

— Сейчас вместе и пойдём, вот только приказы раздам, — огорошил штрафную команду чересчур деятельный командир, а затем удивил крестьянское общество гениальной прозорливостью, безошибочно выбрав самых боевитых мужиков из колхоза: — Те, кто помогал разгружать оружие, назначаются командирами боевых групп. Выберете себе по четыре бойца из числа пригодных к строевой службе мужиков. Старики и не обученная военному делу молодёжь пока отряжаются в хозвзвод. Они тоже вооружатся карабинами, но не будут привлекаться к боевым рейдам и караульной службе, а сосредоточат свои усилия исключительно на повышении обороноспособности военизированных объектов. Боевые же пятёрки получат на вооружение: один ручной пулемёт, два автомата, два карабина, пять пистолетов и десяток ручных гранат на группу. Мой заместитель, товарищ Шах, организует раздачу оружия и боеприпасов, а затем проведёт инструктаж по его использованию, однако пока без проведения боевых стрельб. Задачи для хозвзвода: организовать погребение павших в борьбе с оккупантами красноармейцев и мирных жителей, а также выделить группу технических специалистов для доставки в деревню повреждённой вражеской автомобильной техники и тел поверженного врага.

— Да неча с гадами возиться, прикопать немецкую падаль там же в лесу, — брезгливо сплюнул старичок из первого ряда колхозников.

Очевидно, этот разговорчивый дедок пользовался авторитетом среди селян, поэтому Матвей решил назначить его командиром хозвзвода.

— А вам, уважаемый, видать, довелось с немцами ещё в Империалистическую повраждовать?

— И с германцами и с поляками воевал, — гордо выпятил грудь старик. — А потом командиром пехотного взвода всю Гражданскую прошёл до самого Крыма.

— Ну, значит, и партизанский хозвзвод такому ветерану будет по плечу, — ободряюще улыбнулся старику Матвей.

— В штыковую атаку бегать уж мне не по годам, а тыловую часть организую, — расправив пальцами кончики усов, согласился принять команду опытный ветеран.

Общество поддержало верный выбор одобрительными возгласами. Прозорливый парагвайский казак удивительно точно сумел произвести подбор руководителей.

— Всем бойцам получить оружие, а затем командирам боевых групп и хозвзвода подойти ко мне для получения приказов.

Командиры пятёрок выбрали из колхозников надёжных бойцов, в основном своих родственников или друзей, и вперёд хозвзвода выстроились для получения оружия и боеприпасов. Вместе с вооружением каждому ещё выдавались: трофейный ранец с солдатским имуществом, ремень с патронными сумками, немецкая каска и клок простреленного пулями брезента, которым надлежало обшить каску.

Полицаев–перебежчиков Матвей отвёл в здание сельсовета, где они под диктовку написали заявления о приёме их в партизанский отряд и изложили свою версию, как они вместе с советскими сапёрами и диверсантами устроили в лесу засаду на автоколонну, а затем подписались под текстом и поставили отпечаток большого пальца. Вместе с фотографиями на фоне горы трофеев — убойный компромат для гестапо, в случае их попытки переметнуться опять на сторону немцев.

Когда подошли командиры, Кадет распределил задачи: кому–то выступить в караул вокруг деревни, специалистам отправиться за трофейной техникой, а остальным заняться погребением погибших. При этом часть похоронной команды отправлялась на машинах к месту разгрома немецкой колонны, чтобы закидать трупы немцев в кузова грузовиков. Для буксировки повреждённых машин, вместе с четырьмя трофейными, отправили и четыре советских полуторки медсанбата, благо их водители остались живы. Колхозные трактора тоже послали вслед колонне трофейщиков, приволочь совсем уж разбитую технику.

После постановки задач партизанам, пришёл черёд побеседовать с бывшими полицаями.

— Какова численность гарнизона, охраняющего мост через реку Бобр? — спросил у командира штрафников Матвей.

— Красноармейцев там было лишь одно отделение, а, сколько теперь немцы там своих сторожей поставили, я не ведаю, — пожал плечами дядька Богдан.

— Ну, думаю, столько же, — логично предположил Матвей. — Больше для охраны уже тылового объекта и не требуется, да и силы немцам нужно было поберечь для удара во фланг советских войск. Окопы и блиндажи располагаются от моста по эту сторону реки?

— Наши были вырыты так, — кивнул Богдан.

— Немцев, захвативших мост, это вполне устраивает, — продолжал рассуждать Матвей. — Им ведь теперь следует беречь объект от атаки диверсантов со стороны вражеского берега. Но вот, наверняка, караульный пост они выставят и по другую сторону моста. Товарищ Богдан, раздобудьте мне гражданскую одежду по росту.

— Сделаем, — бывший староста склонил голову на бок и прищурился. — Я так понимаю, мы к немцам подойдём в виде полицаев?

— Правильно понимаешь, — одобрительно усмехнулся Матвей. — Вот только полицаями будем мы с тобою, а необстрелянные пацаны пойдут под конвоем. Тебе же немцы предписание для доставки военнопленных в лагерь выдали?

— Германские бюргеры рабочей силой не разбрасываются, — подтвердил мужик. — Всучили мне в руки какую–то бумаженцию с гербовой печатью, но я её прочесть не смог, по-немецки писана.

Староста прошёл к столу председателя и достал из ящика сложенный вдвое листок.

— А какие ещё приказы успели отдать немцы? — взяв из рук старосты бумажку и прочитав содержание, спросил Матвей.

— Сначала изъять у населения все охотничьи ружья, а потом готовить к отправке в город колхозные запасы, загружать зерно в мешки. Говорили, что на днях должна прийти автоколонна из Борисова для вывоза продовольствия на центральный склад.

— Ружья собрал?

— Только полдеревни успели прошерстить, — смущённо отчитался бывший полицай–староста. — Дробовики свалили в сельсовете, тут, в чуланчике. Прикажете вернуть?

— Нет, оружия у нас хватает и трофейного, — отрицательно покачал головой Матвей. — Дробовики пустим на капканы–самострелы, но это позже. Ты лучше сейчас озаботься экипировкой остальных штрафников: когда привезут пленных бойцов из похоронной команды, пусть твои парни обменяются одеждой. Надеюсь, из семи комплектов формы красноармейцев найдётся четыре, подходящих по размеру.

— Так, может, нехай солдатушки сами продолжают изображать пленных?

— Нет, нам водители нужны, чтобы трофейную технику привести в деревню, — возразил командир. — Да и вас, перебежчиков, требуется испытать в деле.

— Пистолеты с патронами нам хоть выдашь? — насупился главный штрафник.

— Тебе к немецкому карабину дам штык, — чуть сжалился суровый Кадет. — А вот военнопленным оружие иметь не уместно.

— Так мои парни что, голыми руками фрицев душить должны?

— В этом театральном представлении они будут лишь статистами, а главные роли исполним мы с тобой, ну ещё мои бойцы чуток подыграют на струнных инструментах. Постараемся зря не шуметь, дабы не привлекать лишнего внимания слушателей. Нам завтра ещё второй акт спектакля предстоит играть перед заречной публикой.

Мужик перечить лихому командиру не решился, хотя и не понял хитрого режиссёрского хода. Замысел театральной постановки прояснился лишь, когда уже ближе к вечеру артисты–партизаны подошли к мосту.

Во главе труппы важно ехали на бричке Кадет и дядька Богдан, за ними уныло плелась в перепачканной землёй форме красноармейцев четвёрка штрафников. На чумазых лицах застыл неподдельный испуг. Впереди их поджидали настороженные немцы с карабинами, а по краю леса бесшумно подкрадывались головорезы–партизаны в мохнатых маскировочных комбинезонах. Шах остался в деревне, остальные бойцы вооружились пятью снайперскими винтовками и тремя парагвайскими арбалетами. Насколько эффективно чудное бесшумное оружие партизан штрафники ещё не ведали, зато понимали, что уж забросать расположенные близко к лесной чаще окопы гранатами атакующим труда не составит. Ведь немцы не имели времени, да и желания, расчищать полосу возле бывших оборонительных позиций русских. Попадать под перекрёстный огонь молодым парням было жутко страшно, а уж думать о том, чтобы предупредить обречённый на истребление крохотный гарнизон даже мысли не возникало. Ибо сибиряки ухитрились, каким–то образом, уничтожить одним махом целую немецкую ударную роту с танками и бронемашинами, что им стоит расправиться с десятком простых пехотинцев?

Встречать заезжую труппу артистов вышли все зрители: двое караульных появились на дальнем конце моста, семеро вылезли из окопов на ближнем берегу, лишь один засел возле ручного пулемёта, уложив ствол на бруствер окопа.

Командир поста заступил дорогу и властно поднял руку. Колхозные кони неспешно подкатили бричку вплотную, флегматично уставившись на препятствие. С брички соскочил высокий парень в тёмной рубахе с белой повязкой полицая на рукаве.

— Гутен абент, гер унтер–офицер, — поправляя на плече ремень немецкого карабина с примкнутым штыком, заискивающе улыбнулся Кадет и медленно достал из нагрудного кармана сложенный листок бумаги. — Битте, папир.

Немец взял в руки бумагу, внимательно прочёл предписание и пальцем пересчитал военнопленных по головам.

— Указано семеро, а в наличии только четверо, — на немецком языке спросил дотошный германец.

— Трое пытались бежать, пришлось пристрелить, — сплюнув, ответил с ужасным славянским акцентом деревенский полиглот.

— Почему вышли в столь позднее время? — прищурил глаз немец.

— Господин гауптман велел сначала трупы коммунистов захоронить, а уж потом гнать пленных в полицейский участок деревни Великое Городно, что за рекой. Дотемна думаем добраться.

— Успеете, если поторопитесь. Однако я гляжу, полуживые большевики совсем еле ноги волочат.

— Да на краснопузых бычках ещё пахать можно, а если штыком пригрозить, молодцы даже гопака спляшут. — Матвей оглянулся на сбившихся в кучку дрожавших статистов и грубо прикрикнул уже по–русски: — А ну-ка, краснопузые скоты, живо вприсядку да вприпрыжку пошли по мосту и копытами по доскам топотите погромче!

Штрафники начали резво пританцовывать и, размахивая руками, приседать. Матвей стал громко хлопать в ладоши и задорно смеяться. Немцы захохотали и тоже принялись хлопками задавать ритм танцу дикарей. Шумно притопывая по дощатому настилу, группа танцоров под конвоем полицаев двинулась к дальнему концу моста.

За шумом и суетой никто не заметил, как уткнулся залитым кровью лицом в бруствер пулемётчик, и свалились наземь двое, ближних к лесу солдат. Лишь когда следующие, стоявшие спиной к лесу немцы повалились на землю, караульные на дальнем конце моста почуяли неладное и обратили внимание на странный падёж фигур. Однако к этому моменту короткий мост был театральной труппой уже пройден, и Кадет неожиданно всадил штык карабина в грудь правого караульного. Старый солдат царской армии, дядька Богдан, резко спрыгнул с брички и, с глубоким выпадом вперёд, когда–то до автоматизма заученным движением, произвёл укол штыком в грудь левого караульного.

Двое ещё оставшихся на ногах немца вскинули к плечу карабины, но оперённые железные гвозди выбили им мозги, причём начальник поста удостоился сразу двух стрел под пилотку.

— Ну вот, товарищи партизаны, и прошло ваше первое боевое крещение, — вытирая окровавленный штык пучком соломы, Кадет ободряюще улыбнулся деревенской молодёжи, растерявшейся от столь скорой расправы с врагом. — Богдан, построй свою боевую группу в шеренгу.

Командир партизанской пятёрки выстроил группу вдоль перил моста.

— За проявленную выдержку и партизанскую смекалку объявляю вам благодарность, — сняв белую повязку с рукава, поблагодарил командир отряда.

Дядька Богдан тоже снял повязку полицая и, вытянувшись по стойке смирно, ответил за себя и всех новобранцев:

— Служим трудовому народу!

— А теперь, бойцы, грузите немчуру на бричку и везите к остальным жмурикам, — кивнул на другой край моста Матвей. — Выбирайте себе под фигуру мундирчики почище и занимайте место караула. Службу будете нести только со стороны наших окопов. Себе забирайте пулемёт, четыре карабина и пистолет унтер–офицера. Можете оставить с десяток гранат, остальное оружие грузите на бричку.

— Трупы закапывать или в реке утопить? — Богдану совсем не хотелось возиться с мертвяками.

— Сапоги и ремни с них снимите, а затем складируйте в лесу возле дороги, — опять задумал какую–то каверзу парагвайский балагур. — Завтра посылку отправим автотранспортом.

— Мы останемся стеречь мост одни? — засомневался в таком доверии бывший староста.

— Мои бойцы с приборами ночного видения прикроют из леса, — удивил техническими новациями парагваец.

— Может, от греха подальше, сожжём переправу? — предложил очевидный ход осторожный ветеран.

— Нет, мы по мосту завтра двинемся в наступление, — продолжал чудить парагвайский стратег. — Ты, дядька Богдан, с утречка съезди на бричке в Великое Городно, разведай обстановку.

— А коли тамошние полицаи спросят: зачем приехал?

— Так ты, вроде бы у нас и полицай, и староста, в одном лице, — подмигнул Кадет. — Передай для местной власти устный приказ господина гауптмана: пусть спешно готовят мешки с зерном для отправки в Борисов, немецкие грузовики не должны порожняком возвращаться в город. Завтра, к полудню, автоколонна заедет в деревню за попутным грузом.

— Складная брехня, — кивнул Богдан. — Если в деревню никто с немецкой стороны не сунется, то может пройти гладко.

— Ваши деревеньки тут на дальнем отшибе стоят, так что германские интенданты не скоро ещё сюда доберутся, — логично предположил Кадет. — Фронт по магистральным дорогам движется, а здесь пока «серая» зона, можно нарваться на разрозненные отходящие части РККА.

— А вдруг, и впрямь, кто–то из отступающих к мосту выйдет, а мы тут в немецких мундирах сидим? — поёжился мужик.

— Мои красноармейцы подстрахуют, — успокоил командир. — Снайперы с ночными прицелами займут позиции по обе стороны реки.

Бывшие полицаи украдкой переглянулись: понятно, что всевидящие бойцы Кадета не дадут им дезертировать и покинуть пост. Ясное дело, на немецкую виселицу молодые рекруты–партизаны сами не полезут, но у них до сих пор теплилась надежда просто сбежать подальше с родных краёв. А вот дядьке Богдану бросать семью в лихую годину резона не было. Прожил под советской властью два с лишним десятка лет, потерпит и ещё годик, пока не станет окончательно ясно, кто верх возьмёт. Парагвайский казак, видать, командир дюже толковый — вон как споро у Кадета всё выходит, с выдумкой и огоньком творит мастер. Уж, почитай, под три сотни врагов извёл, а на его бойцах ни царапины. Партизанить в лесах с таким удачливым атаманом всяко лучше, чем в деревне под немецкой петлёй ходить. Дядька Богдан собирался этой ночью доходчиво разъяснить столь очевидную истину своим юным родичам.

Когда молодёжь закинула трупы двух караульных в бричку и повезла по мосту, Богдан, вскинув трофейные карабины на плечо, спросил Кадета шёпотом:

— А пошто, казак, ты полицаев сразу в расход не пустил? Красные комиссары бы с ворогом не журились.

— Потому что я казак парагвайский, а в наших краях и белые, и красные, и даже анархисты, вместе за родину стоят. Для нашего партизанского отряда каждый штык дорог. Мудрый наставник меня учил: «Выбить оружие из рук врага — воинская доблесть, но использовать чужое оружие против самого врага — вот истинное мастерство».

— Да, видно, хорошие мастера тебя, казак, воинскому искусству обучали.

— Великие мастера, — подняв указательный палец, улыбнулся Кадет.

Оставив две тройки посменно караулить подходы к мосту, Матвей на бричке с парой оставшихся своих бойцов вернулся в деревню. Тут его ждал сюрприз: на мотоцикле вернулся, раньше намеченного срока, из расположения роты Марафонец.

— Пленного гауптмана и документы повезла в штаб полка колхозная машина с бойцами дальнего ротного дозора, — доложил Марафонец. — А меня товарищ старший лейтенант спешно отослал назад с приказом: «Отделению старшего сержанта Ермолаева занять оборону на месте уничтоженной колонны врага и не предпринимать попытки захвата деревни».

— Да что же нам теперь — деревню и мост опять немцам отдавать? — рассмеялся Матвей. — И почему Гусев меня старшим сержантом величает?

— Это вам, товарищ командир, очередное воинское звание присвоено, а также вы представлены к награждению орденом «Красной звезды», — Марафонец довольно улыбнулся. — А все бойцы нашего героического отделения — к медалям «За отвагу».

— А сержантские знаки различия мне на петлицы привёз?

— Нет, торопился очень, — смутился эдакой промашке гонец. — Как только подробно доложил о ходе боя на лесной дороге, я на полевой кухне перекусил и сразу в обратный путь рванул.

— Ну, вот теперь отужинай в колхозной столовой, поспи до рассвета, и опять гони мотоцикл в ротную располагу, — похлопал торопыгу по плечу Матвей. — Доложишь ротному о захвате деревни и моста, уничтожении немецкого караульного отделения, а также о формировании партизанского отряда из местных колхозников. Для отчётности сдашь Гусеву ещё десяток немецких солдатских книжек. Передашь ротному, что завтра мы намерены нанести удар по вражескому гарнизону в деревне Великое Городно и захватить там продсклады. В нашем распоряжении довольно грузового автотранспорта, есть бронемашина, в достатке миномётов и мин, имеется полтора десятка пулемётов с полным боекомплектом. — Матвей подмигнул и улыбнулся: — Так что, бери у Гусева полный набор треугольничков для петлиц старшины, ибо под моей командой партизан уже ходит, если и обозников посчитать, поболее роты бойцов.

Марафонец сытно отужинал в колхозной столовой и завалился спать, а поутру, за завтраком, услышал от вернувшихся из ночного караула партизан страшную байку. Мужики рассказывали: будто бы в полночь из леса выехала крытая кибитка, из неё на землю возле братского захоронения сошёл цыганский барон, сбросил брезентовый плащ с плеч и, прильнув к могильному холмику, скрылся в сырой земле. Плащ цыганского барона караульные после так и не нашли, а вот лошадка сама притащила кибитку к водопою у ручья. Общество поначалу не поверило молодым болтунам, но вот охотники сходили к братской могиле и с удивлением заметили следы от колёс и разворошённую землю, словно кто–то, и впрямь, перекапывал могильный холмик с того края, где цыганский табор захоронен. Мужики промеж собой судачили, что цыганский барон превратился в вурдалака и теперь будет мстить врагам за безвинно загубленные души родичей.

Да, видно, жди теперь по ночам всякой бесовщины в лесу.