«THE VOICE IN THE GARDEN». Перевод: Е. Доброхотовой-Майковой
Попытка вложить подтекстовую «мораль» в такой короткий рассказ, как этот, заставляет меня вспомнить замечательную цитату автора «Моби Дика», мистера Германа Мелвилла. Он как-то сказал: «О блохах никогда не будет написана великая книга, которую будут долго помнить, хотя многие пытались это сделать». (Но, замечательный Дон Маркиз[12] написал целую книгу о таракане по имени Арчи и его непоседливом друге, кошке-шлюхе Мехитабель, и хотя таракан, безусловно, стоит на эволюционной лестнице выше, чем блоха. Но все же, это говорит нам о том, что, возможно, мистер Герман Мелвилл не совсем прав). Этот короткий рассказ, по сути, написан умником, который так и не повзрослел. Но, «нарушители спокойствия», хотя мой урок никоим образом не вытекает из этого рассказа, из этой блохи, вы, бездельники, должны к нему прислушаться:
Если ты считаешь, что остроты и шутки, которые ты отпускаешь в кинозале, это кладезь остроумия и вызывают у всех восхищение, то, присмотрись внимательнее на всех вокруг, на тех, на кого ты хочешь произвести впечатление. И тогда ты, возможно, поймешь, что на самом деле они считают тебя из-за твоих шуточек дебилом. А, возможно, ты им и не являешься.
Последний мужчина на Земле брел по развалинам Кливленда, что в штате Огайо. Город и прежде не отличался весельем или живописностью, а теперь, подобно Детройту, Рангуну, Минску и Иокогаме, превратился в яростно развороченный конструктор из досок и кирпича, перекрученных стальных балок и оплавленного стекла.
Мужчина пробирался в обход груды камня и цемента — бывшего Памятника солдатам и матросам на бывшей Центральной площади, — когда его красные от слез по погибшему человечеству глаза различили то, чего не видели ни в Бейруте, ни в Венеции, ни в Лондоне — человеческое движение.
Он бросился бегом через рытвины уничтоженной авеню Эвклида. В голове звучали небесные хоры. Женщина!
Она его заметила, и в самом ее силуэте он угадал ту же ликующую радость. Поняла! Она протянула к нему руки, побежала. Они плыли друг к другу, словно в замедленном балете. Раз он споткнулся, но тут же вскочил. Они обежали смятые жестянки автомобилей и встретились перед искореженным остовом, который прежде — казалось, геологические эпохи назад — был зданием компании «Май».
— Я — последний мужчина! — выговорил он. Слова сами рвались наружу. — Последний, самый-самый последний. Все погибли, все, кроме нас. Я — последний мужчина, ты — последняя женщина, мы должны соединиться и продолжить человеческий род… и на этот раз у нас все будет правильно… без войн, без злобы, без нетерпимости, только доброта… у нас получится, вот увидишь… все будет хорошо, светлый новый сияющий мир на месте смерти и разрушения!
Под слоем копоти ее измученное лицо лучилось неземной красотой.
— Да, да, — сказала она. — Я люблю тебя, ведь мы только и остались, ты и я.
Он коснулся ее руки:
— Я люблю тебя. Как тебя зовут?
Она слегка покраснела.
— Ева. А тебя?
— Берни, — ответил он.