Накануне

Глава 15. Интронизация.

Черниговский князь все еще стоял под стенами Киева, ведя переговоры с киевлянами. Половцев приструнили, теперь они не безобразничали, и киевляне могли выкупить полон. Наконец Михаил договорился с киевлянами. Половцы в первых числах мая ушли восвояси, оставив человек двести князю Изяславу. Михаил Всеволодович торжественно въехал в Киев под звон колоколов благосклонно кивая на приветственные крики народа. Бояре киевские встретили Михаила честь почести, преподнесли дары многие и обещали жить в мире и согласии. Черниговский князь собрал вече и объявил свою волю - на стол Киевский сядет князь Изяслав. Народ воспринял новость спокойно, такое бывало уже не раз, главное Михаил уважил киевлян - Изяслав сядет на стол как князь, а не как посадник Михаила.

Церемонию вокняжения проводили по традиции в воскресный день. В Чернигов к Порфирию, в Резань, Юрьев и Галич к епископу Арсению ускакали гонцы - князь приглашал на церемонию вокняжения. Михаил подстраховался, все гонцы везли еще разрешение Белгородского епископа на прибытие в Киев - город митрополичьей кафедры и великокняжеского стола, по сути "царский город". Также все честные игумены киевских монастырей: седой как лунь архимандрит монастыря Печерского святой Богородицы Акиндин, игумен Михаил Выдубицкого монастыря, Петр Акерович (игумен Спасского на Берестове монастыря), Симеон Андреевский, Корнилий Феодоровский, Афанасий Васильевский, Симеон Воскресенский, Климент Кирилловский, Иоанн, игумен Черниговского Борисоглебского монастыря и иные игумены, числом двадцать получили приглашения прибыть к князю, и Михаил расстарался - чествовал игуменов, преподнеся богатые подарки, захваченные в княжеской сокровищнице.

Игумен монастыря Спаса на Берестове Петр Акерович, давний друг черниговского князя, проживавший поблизости от Киева, не мало потрудился, чтобы убедить киевлян принять князя Михаила. Черниговский князь обещал игумену епископскую кафедру, да не простую, а ключевую.

-- Исполнишь мою волю, я для поставления тебя в епископы не пожалею и тысячи гривен серебра, -- увещал игумена Михаил Всеволодович. -- Только будь в моей воле.

С приездом церковных иерархов начались жаркие споры о правомерности церковного обряда интронизации князя, так как место митрополита оставалось вакантным. Они настаивали на проведении только светской части церемонии, а необходимый церковный обряд провести после появления главы русской церкви на кафедре. Они ссылались на прецеденты, но Михаил Всеволодович урезонил епископов, напомнив, что при вокняжении Изяслава Мстиславича митрополита тоже не было, однако же церковная церемония была проведена... и предложив князю Изяславу поклониться двум киевским святыням - Софийскому собору, как в свое время сделал Изяслав Мстиславич, и Десятинной Богородичной церкви. Как говориться качество заменить количеством, а так как в этих двух храмах хранились одежды первых князей, применявшихся в обряде настолования по византийскому образцу, то епископы вынуждено согласились с князем.

С раннего утра народ во главе с боярами и духовенством вышел за ворота встречать нового киевского князя.

Изяслав, восседая на белом коне, заметно волновался, но старался держаться с достоинством. Седло и конскую упряжь богато украшенные золотом и жемчугами позаимствовали у прежнего князя, а длиннополое зеленое платье, подпоясанное желтым поясом, в лучах майского солнышка так и сияло, ослепляя блеском драгоценных камней и золотого шитья. Полсотни швей и вышивальщиц семь дней и семь ночей трудились над ним, да добрый десяток златокузнецов приложили свои руки к его изготовлению. Народ в предвкушении обильного угощения радостно кричал, приветствуя князя.

Черниговский епископ Порфирий в сопровождении духовенства и лучших людей Киева встретил князя с крестом и святыми иконами у Золотых ворот, и возглавил процессию, направившуюся в кафедральный собор - св. Софию поклониться Спасу и Богородице. Князья, въехав в город на конях, спешились и дальше шли пешком под хоровое пение религиозных гимнов. Среди доброго десятка князей Сашка, как многие тысячи людей, пришедший спозаранку к воротам, чтобы занять лучшее место, разглядел фиолетовый искалеченный нос Константина. Слава богу, резанский изгой не заметил парня, но Сашка непроизвольно дернулся, когда блуждающий взгляд князя скользнул по нему, и быстро спрятался за Местятку, радостно приветствующего князя громким ором.

В храм, где проходила служба набилось огромное количество народу, кому не хватило места, плотно стояли на площади, мальчишки как воробьи сидели на крышах домов, облепили все заборы. Сашка с Местяткай энергично работая локтями с большим трудом пробились внутрь храма. И вот, наконец, Изяслав в сопровождении князей и знатных жителей города входит в храм, где его встречает епископ, благословляя воздвизательным крестом.

Облаченного в одежды первых князей Изяслава под локти проводили к княжескому столу - широкой скамье с достаточно высокой спинкой. Изяслав смиренно преклонил голову и первенствующий архиерей, осенив верх главы крестным знамением, возложив крестообразно руки на нее и начал читать во всеуслышание молитву:

"Господи Боже наш, Царю царствующих и Господь господствующих, иже чрез Самуила пророка избравый раба Твоего Давида, и помазавый его во царя над людом Твоим Израилем...".

-- Аминь! -- пел лик.

-- Мир всем, -- величаво произносил архиерей.

-- И духови Твоему, -- ответствовал лик.

Протодиакон возглашал:

-- Главы ваша Господеви приклоните".

-- Тебе, Господи, -- пел лик.

После прочтения второй молитвы Михаил Всеволодович, одетый символически во все красное возложил на Изяслава желтую сферическую шапку без опушки и с дуговым орнаментом, имитирующем две нашивки, расходящиеся под углом от центра очелья. С этого момента и до конца службы Изяслав не снимал ее.

Бояре киевские и лучшие люди целовали крест новому киевскому князю, что заняло довольно продолжительное время, а потом князь в сопровождении духовенства поклонился иконам в Десятинной Богородичной церкви.

Толпы народа ожидали на площади выхода Изяслава, и радостно приветствовал его появление на ступенях храма.

-- Вот ваш князь! -- громогласно провозгласил Михаил Всеволодович.

Возгласами "кирелеисан" народ приветствовал Изяслава.

-- Принимаете ли вы меня всем сердцем? -- громко спросил киевлян Изяслав.

-- Можем главы своя сложити за тя, -- ответили киевляне.

Михаил Всеволодович улыбнулся краешком рта. Всем известна любовь киевлян, изменчивая, как погода по весне. Народ еще немного покричал, после чего князь заключил ряд с киевлянами, условия которого Михаил Всеволодович заранее обсудил с лучшими людьми Киева. Михаилу пришлось отпустить всех киевских пленников и надавить на половецких ханов, что бы захваченные ими люди не продавались жадным до полона латинским купцам и евреям-перекупам, не уводились в степь, где бы сгинули в безвестности, а были выпущены на волю, за хорошее вознаграждение. Это, безусловно прибавило популярности черниговскому князю в среде простого народа, а с боярством пришлось договариваться иначе: где-то настоять на своем, а где-то и уступить, а иных изгнать из Киева, конфисковав имущество.

После заключения ряда, что по факту выглядело лишь как дань традиции, процессия двинулась на княжеский двор, куда простой люд не пустили. Там, в торжественной обстановке, Михаил Всеволодович возложил золотой венец на голову Изяслава и усадил на древний стол, на котором по слухам восседал сам князь Владимир. Князь Изяслав устроил пир для лучших людей, пригласив церковных иерархов, но и простой народ не обделил - гулянья затянулись на три дня.

Народные гуляния, наконец, закончились. Жизнь горожан постепенно входила в привычное размеренное русло. За праздничными столами, народ не заметил, как люди черниговского князя грабили монастыри и церкви, поддержавшие прежнего князя. Михаил Всеволодович отдавший приказ на разграбление все же вынужден был считаться с киевским вече, потому грабили по-умному, не нарушая принятых правил. Религиозность киевлян обладала удивительной специфичностью. Впрочем, некоторые из игуменов обезопасили себя, преподнеся богатые подарки истинному правителю Киева - князю Черниговскому.

-- Все исполнили в точности, -- шепнул на ухо пьяному князю Варфоломей Кормиличич.

-- Сколько? -- поинтересовался князь абсолютно трезвым голосом.

-- Семь тысяч гривен серебра и почти три сотни гривен золота.

-- Не густо, -- поморщился князь.

-- Остального добра еще на добрых десять тысяч будет, -- дополнительно сообщил боярин. Может и более.

-- Хорошо, -- шепнул ему князь. -- Приготовь триста гривен для архиепископа Белгорода, да золота с полсотни положи.

-- А не лишка? -- прошептал боярин.

-- Делай как велю, -- прошипел князь, ласково улыбаясь гостям.

После пира, Черниговский князь отправил припозднившихся гостей по домам, велев холопам развести их на телегах, а сам отправился на митрополичий двор, где под охраной тридцати слуг из молодшей дружины сидел в заточении киевский князь.

-- Откажись от княжения, -- уговаривал его Михаил, -- и миром отпущу.

-- Так и отпустишь? -- недоверчиво спросил Владимир Рюрикович.

-- Богородица видит, не хочу тебе зла, -- продолжал увещать черниговский князь. -- Окупа с тебя возьму, по справедливости. Двадцати тысяч гривен думаю хватит.

-- Побойся бога, -- воскликнул теперь уже бывший великий киевский князь. -- Откуда у меня столько?

-- Найдешь, -- равнодушно пожал плечами Михаил.

-- А если откажусь? --

-- А коли откажешься...

-- Очи вынешь? -- нервно перебил Михаила Владимир Рюрикович.

Черниговский князь не ответил. Долго вдумчиво смотрел в напряженное лицо Владимира Рюриковича. Бывший киевский князь заметно нервничал: играли желваки на скулах, тонкие холеные пальцы, унизанные перстнями, нервно теребили четки. Михаил выдержал паузу, наслаждаясь беспомощностью князя.

-- В порубе сгною заживо, -- наконец, молвил он грозно.

-- Сын отомстит за меня, -- сверкнув очами, ответил Владимир Рюрикович.

-- Сыновец твой в полон попал к половцам. -- усмехнулся князь Михаил. -- В моей власти отнять его и бросить в поруб. Все веселее тебе гнить будет.

-- Сына не трожь! -- закричал Владимир Рюрикович.

-- Подпиши ряд и признай мое старшинство, -- потребовал Михаил.

-- Побойся бога! -- чуть не плача воскликнул Владимир Рюрикович.

-- О боге тебе надо мыслить, -- усмехнулся Михаил, уходя.