В тот день, когда сняли гипс, в гости неожиданно пришел Петрович. От чая отказался и долго крутил в руках рентгеновский снимок.
— Учитель, что-то случилось? — первым не выдержал Наиль.
— Да, — кивнул Петрович. — Мой любимый ученик... расскажи как и при каких обстоятельствах ты сломал средний палец на левой руке.
— Что за странный вопрос? — посмотрел Наиль на свою конечность. Гипс был на всю руку, кроме пальцев. Он пошевелил ими, сжал в кулак. — Не ломал я палец.
— Уверен? — учитель хитро прищурился.
— Не помню, — выбрал ученик нейтральный ответ.
— Вспомни, — потребовал Петрович, будто это такое обычное действие, как «почеши ухо».
Наиль почесал ухо и понял, что вспоминать не хочет. Там точно какая-то неприятная штуковина.
— Надо, — вздохнул учитель.
— Зачем? — продолжил упрямиться ученик.
— Ради твоей пользы. Я вижу, что перелом случился после магического заклинания. И мне нужно точно знать из-за какого именно.
— Зачем? — у Наиля засосало под ложечкой от предчувствия неприятных новостей.
— Затем, что где тонко — там и рвётся. Если это было заклинание огненной стихии, то тогда твой палец уязвим к огню. Кроме дополнительной защиты на палец, тебе также надо быть осторожнее с огненными заклинаниями, которые будешь плести сам.
— Так. И что мне теперь противопоказано делать всей левой рукой? — спросил Наиль и грустно погладил вышеозначенную конечность от ключицы до запястья, всю ту область, которая была под гипсом больше месяца.
— Магма, — ответил учитель. — Именно этой стихией заряжен драконобой. Только не паникуй, напрямую магму никто не магичит и ограничение для твоей руки — всего лишь дополнительный щит.
Петрович сел напротив, взял его пальцы в свои широкие ладони и мягко потребовал:
— Вспоминай. Это важно.
Взгляд у него при этом был таким тревожным, даже можно сказать тоскливым и одновременно злым.
Наиль словил дежавю.
Такими же глазами смотрел на него штурман. Когда это было? Вспоминать не хотелось. Но он заставил себя копаться в памяти, пытаясь уловить. Где? Когда? Что такого могло произойти, чтобы фарфоровая маска бесчувственности на лице штурмана дрогнула?
Воспоминания зашевелились и первым вплыло недоумение. Ватсона вывел из себя сломанный палец. Его, Наиля, сломанный во время ффбола и залеченный Лависом, палец. Он сам в тот момент даже не понял, почему маг остановил игру. Наиль уловил легкую панику Лависа и успел испугаться, но боль так и не почувствовал.
И теперь, увидев тревожное лицо штурмана, он начал паниковать:
— Что такое? Уже залечен палец. Не болит… А?
— Что такое?! — лицо штурмана искривилось еще больше. Он зло спросил: — Защитные амулеты были?
— Конечно, — кивнул Наиль. Никто в здравом уме не станет играть железным мячом без всякой защиты. Сам Наиль отказался бы начисто. Но ему этих защит отвалили даже больше чем Элис, его это, естественно, смутило, но Лавис сказал, что он лекарь и ему виднее кому и сколько. — У меня шесть, у княжны три.
— У тебя стандартные, у неё именные? — скривился штурман уже от злости.
— Вроде одинаковые… — растерялся Наиль. Он, конечно, недолюбливал тщедушного мага, но мысль, что кто-то специально будет ломать кости, шокировала. Да зачем же? Лавису же потом и лечить! Смысл?
— Уильям, — вмешался капитан. — Pas de panique. Без паники. Не пугай мальчика. Травмы у всех бывают. Амулеты иногда ломаются. Тебе ли не знать?
— Иногда? — штурман вскочил на ноги и заметался по каюте. — Иногда... О, я отлично знаю, когда они ломаются! Жьопа скранца! Бушприт ему в задницу... Кранжс.
Наиль испуганно вжался в кресло. Такого доктора, мечущегося и сыплющего проклятиями на альвийском, он видел впервые. Это пугало. То, что амулет не выдержал нагрузки и это чья-то спланированная акция — пугало. Неясные причины Лависа и Горина, втянувшие его в обучение чему-то опасному пугали. Не доверять людям, рядом с которыми живешь — очень паршиво. Ещё хуже, что Элис им доверяет на двести процентов.
— Это случайность, — сказал Наиль, вспоминая панику мага и ярость командира наемников. — Они точно не хотели…
Тут ему пришла в голову мысль, что амулет мог сломаться не просто так, а враги хотели покалечить княжну. Вот же дерьмо! Страх за себя ушел, поднялась тревога за девушку.
— Элис... — Он вскочил, чтобы бежать к ней и спасать.
— Я тебя никуда отсюда не отпущу, — тихо, но весьма эмоционально сообщил Ватсон, хватая Наиля за руки.
Наиль нервно рассмеялся этакому романтическому порыву, будто из фильма для влюбленных. Но резко осекся, заглянув в туман чужих глаз.
Там плескалась тьма.
Штурман горько сказал:
— Она не стоит даже твоего мизинца…
Наиль вытянул свои руки из чужого захвата, посмотрел на свои пальцы и ответил:
— Это мои мизинцы и только я буду решать, сколько они стоят.
— Ты не сможешь быть рядом с ней всегда!
— Буду столько, сколько смогу, — упрямо заявил Наиль, веря, что не нарушит это обещание.
Ватсон помрачнел, отошел к окну и тихо сказал:
— Это мой корабль… Не приходи больше…
Наиль ошеломленно замер от осознания того, что его выгоняют из дома. Это... больно. Он тихо взвыл:
— Почему?
— Твои прыжки на пиратский корабль, к отбросам и преступникам, порочат твою честь… — привел весомый аргумент штурман, но понял, что виконту дороже княжна, чем мнение чужих людей, и добавил: — Такое твое поведение бросает тень на княжну. — Он вспомнил, что у дочери Князя и так подмоченная репутация и привел новый довод: — Мои враги могут воспользоваться этой ситуацией. Она пострадает… и ты тоже…
Наиль в расстроенных чувствах пропустил все доводы мимо ушей. Страдания переполняли его и грозились вылиться слезами. Он почувствовал себя ужасно одиноким, таким одиноким, как песчинка в космосе. Внутри что-то откликнулось, проснулось. «Ты не один…»
Наиль шагнул к штурману вплотную и со слезами на глазах спросил:
— Ты прогоняешь меня?
Ватсон растерялся. Такой реакции он не ждал. Схватил юного мага за плечо и горячо прошептал:
— Никогда… Нет. О, дева Лизаветта, конечно же, нет!
Наиль выдохнул, устало уткнулся лицом в жесткую грудь штурмана. Происходило что-то непонятное. Почему так швыряет по эмоциям? Неужели страх, что прогонят с корабля так силен? Вот ведь пробрало...
— Виконт… — печально добавил Ватсон: — Тебе будет лучше там, в Королевствах… Ты же не знаешь, что я за человек… мое прошлое…
— Д-да? — голос всё еще дрожал, но Наиль попытался пошутить. — Твое прошлое изменит мое мнение о тебе?
Штурман промолчал, просто смотрел, но тьма в внутри него уже нашла выход наружу. И Ватсон не смог сдержать оковы памяти.
Наиль смотрел в потемневшие глаза Ватсона и одновременно видел пустой колодец его источника магии. Точнее, сначала показалось, что пустой, но звезды отразились в чернильной глади, и он понял: наполнен тьмой доверху. Поэтому штурман и не мог магичить, места для магии нет совсем. Но что это за херня? Это ведь не нефть, что это?
Внутри него самого что-то опять откликнулось... что-то странное… и оно радостно, слишком доверчиво кинулось в этот омут, будто в дом родной…
Перед его внутренним взором возникли картинки. Штурман, пока еще не штурман, а юноша, одаренный магическим талантом со всей щедростью. Очень красивый, белоснежный как снежный лорд: фарфоровая кожа, кипенно-белые длинные волосы, серебристые глаза, губы изогнуты в высокомерной насмешке. Он был слишком хорош и не мог без насмешки смотреть на нелепые потуги сверстников. Ему легко давалось всё, иногда слишком легко. Еще бы: ему повезло. Его отец — его учитель — учил его с пеленок. У него было всё: власть, сила, титул, деньги, слава. Не было друзей, но он не замечал этого: окруженный обожанием девиц и услужливым пресмыканием сверстников — им всем хотелось погреться в лучах чужой славы и занять место рядом с будущим властелином мира.
Чистокровный альв, не каждый мог похвастаться такими предками. Он стал бы королем. Королем королей.
Враги, конечно же, были. Те, кого он оттолкнул, посмеялся, а также брошенные девицы и их семьи, желающие мести. Враги отца и враги всей семьи, враги соседних стран, делящие власть на этом клочке побережья.
Так совпало, что ловушка была не одна и даже не три. С первой справился с легкостью, с тремя — приложив усилия, с пятой — теряя почти все. Но даже из шестой он выбрался самостоятельно, понеся повреждения тела и источника. Но эти травмы еще были поправимы... Если бы юноши, называющие себя друзьями, не бросили его умирать. Если бы они рискнули собой ради него. Потом они говорили, что считали его погибшим в пятой ловушке, но он им не поверил.
Он выжил, искалеченный магически и физически и не сдался. Месть давала ему силы, когда и семья и бывшие подружки-друзья отвернулись, вычеркнули его из своего круга общения, своей жизни. И он отомстил им всем. Не мог не отомстить. Честь рода превыше всего, пусть нечестными поступками он потерял собственную... пусть. Зачем мертвецу честь? Лишняя безделушка.
Нашел каждого, кто его бросил и расправился. Без магии. Теперь ему были доступны только мерзкие уловки: яд, удар в спину, подстава через купленных людишек. Отребье из воров, наемных убийц, взяточников — стали ему новой семьей. Он упал с вершины золотой горы на самый низ, на уровень портовых отбросов.
Собирался ли он и дальше так жить, когда живых врагов не осталось? Нет, конечно, нет. Но судьба посмеялась над ним. Раз за разом он выходил из всех передряг невредимым. Иногда единственным выжившим. Самые дерзкие преступления сходили с рук. Он искал гибели и не находил ее.
Постепенно сколотил команду из верных ему людей, угнал королевский флагман и ушел из родных вод в южные Харибы. И слава самого удачливого пирата была больше прежней славы талантливого мага. На своем корабле он установил свои правила — кодекс чести. Разбойники и пираты тоже могут быть благородными, держать слово и выполнять обязательства. Он стал неофициальным королем Харибского моря и правители других стран не гнушались заключать с ним мирные договоры и торговые соглашения. Мерзости и насилия стало меньше, но зло не перестало быть злом. Ватсон передал командование пиратской флотилией БарриБоссу, а позже командование бригом своему верному товарищу Вуду, остался здесь в роли штурмана, потому что делать дальше он не знал. Пока не появился юный мироходец и не возродил надежду вернуться к прежней жизни.
Наиль вынырнул из омута чужой памяти, ошарашенный и растерянный. С точки зрения любого здравомыслящего человека, давать магические силы такому отморозку — это позволить ему подняться обратно на свою золотую гору, вытаптывая соперников как сорняки под ногами — стать пособником нового зла. Однако то, что Наиль видел среди пиратов — внушало надежду: добро победит злобу.
И всё же... То, как Ватсон расправился со всеми своими товарищами, которые его бросили... Пусть неправильно называть их товарищами — не были они ему друзьями. Но и сам высокомерный гений магии не был хорошим другом.
— Мне нужно время подумать, — сказал Наиль и сделал полшага назад. Мысленно закрывая шторочкой всё то, что натворил Вилл из мести. Слишком тяжелая гирька упала на чашу весов. Черная.
А на другой чаше весов лежали собственные воспоминания: шторм, инициация, терпеливое выхаживание бредившего мальчишки, разговоры за общим столом, молчаливое, но уютное времяпрепровождение в каюте, верное плечо и крепкая рука, когда он болтался над стылой пропастью как сосиска на ниточке. Ни слова оскорбления, ни грамма презрения к недотепе-магу. Это всё стоит того, чтобы подумать как следует и принять решение в пользу Ватсона. Вернуть штурману магию и силу...
Вот только для этого придется опять нырнуть в этот черный колодец памяти… на это нужно решиться.
Он сделал еще полшага в сторону, избегая смотреть в глаза штурману. Боялся увидеть там чего-то такого, что качнет чашу весов в другую сторону. А еще боялся, что его собственное лицо сейчас выражает весь тот хаос, который творится внутри.
Наиль наугад открыл портал в куда-нибудь и замер. Его внутренняя сущность сопротивлялась, не желая оставлять тьму, что была в штурмане. «Схожу с ума» — решил Наиль. Потом подумал, что тьма должна находиться там, где и другая тьма — в космосе — и позвал её с собой. Выждал мгновенье, пока тьма перетекала в портал, и шагнул следом.
Магическое пространство раскинуло перед ним яркие и ароматные огоньки. «Милый, куда хочешь?». Он проследил, как черные искры тьмы радостно и свободно прыснули во все стороны, уже через миг затерявшись на фоне бесконечно-глубокого бархатного великолепия Вселенной. «К Элис» — решил он.
Остаток ночи он провел в раздумьях, сидя на крыше самой высокой башни замка Бордо. Прошлое Ватсона ужасало. Но знаете что ужасало самого Ватсона? Нет, не смерть бывших товарищей. Его мучил позор того, что убивать пришлось не в честном поединке, а в спину, исподтишка, бесчестно.
С первыми лучами солнца Наиль принял решение, что не ему менять этот мир. Эти правила и традиции складывались веками. Он может всего лишь не быть таким, как те, кто бросили Уильяма умирать в одиночестве. Теми, кто наполнил источник штурмана тьмой сгоревшего света. Как знать: может в этом и есть его предназначение? Может именно за этим он здесь и это его путь домой?
* * *
— Теперь он точно не вернется, — обреченно сказал штурман и рухнул в кресло за столом. Сфера корабля мягко и успокаивающе мерцала, но вот этот конец конца — когда больше не на что надеяться и верить — принес спокойствие. На душе стало легко.
Капитан сначала тихо, а потом всё громче рассмеялся. Уильям посмотрел на него удивленно. Кажется, Оливер был счастлив. С чего бы это?
Но в ответ капитан хитро прищурился и показал кончик языка: «Не скажу, хочу посмотреть когда сам поймешь».
— Ой-вей, — покачал головой штурман и привычно погладил сферу пальцами, проверяя навигаторские настройки. Магия сферы вдруг хлынула внутрь широким потоком, а не так, как раньше, едва пробиваясь в узкие щели оборонной стены. — Какого чьоррта? — вскочил Ватсон и вытаращив глаза на Оливера.
— У него получилось, — счастливо улыбнулся капитан. — Правда, дерево силы тебе придется растить заново. Но справился тогда, маленьким, справишься и сейчас.
Ватсон охнул и сел мимо кресла. Он рухнул на пол, отбив задницу, но схватился за голову. Потом судорожно пощупал себя за все места и тщательнее то, где раньше селилась магия.
Источник магии был жив! Слабый малыш, почти искра, но он был!
Все маги источники силы видели по-разному: то что Оливер называл деревом, Наиль колодцем, Уильям осознавал как башню. Ах неважно как это называть, но главное был ручеек, который питал эту конструкцию.
Вилл рассмеялся впервые за много лет по-настоящему.
* * *
— Ну что? — спросил Петрович, щелкая пальцами перед лицом ученика и выводя из раздумий.
Наиль помотал головой, выбрасывая тяжелые мысли, вспоминая, что хотел учитель.
— Эм-м... Это был огненный шар... в булыжнике...
— Извращенцы, — усмехнулся учитель добродушно.
— И... это плохо? — спросил Наиль, тщательно запаковывая память штурмана в шкатулку с пометкой «не вороши чужое грязное бельё». Поставил её на полочку своего темного чуланчика, покосился на синюю занавесочку, подозревая, что там есть ответы на вопросы. Например, о том, помог ли он штурману или как он попал в Пустоши. Вот только сил на это не осталось.
— Нет, это хорошо, — обнадежил Петрович.
— Почему?
— Потому что у тебя водная стихия.
— Я мог бы догадаться, — вдруг осенило Наиля. Ведь он так любит воду! Как рыба. Или лягушка. — Учитель, я дурак.
— Зови меня мастер, мне так привычнее.
— Мастер, а я тогда кто? Подмастерье?
— Нет, до подмастерья тебе еще расти и расти. Ученик ты, школяр, питомец.
— Питомец? — возмутился Наиль.
— Ага, он самый, — рассмеялся Петрович, не собираясь рассказывать любимому (потому что единственному) ученику тайну про растущего дракона. По крайней, мере до тех пор, пока Наиль не дорастет до подмастерья.