Надежда Тальконы [СИ]

17

Пошли третьи сутки, как закончился День Жертвоприношения. Надежда лежала, отрешенно глядя в пустоту, игнорируя и Праки Милреду и Альгиду. Она еще позволяла проводить необходимые медицинские манипуляции, но даже пить отказывалась. Не слушала никаких уговоров и увещеваний.

И Праки Аллант неизвестно куда исчез из дворца. По сведениям, которыми располагал Праки Найс, его Мудрость Аллант, сопровождаемый только двумя телохранителями, схватил люфтер, улетел на военную базу, срочно поднял один из новых истребителей и, никому ничего не объясняя, сам управляя боевой машиной, отбыл в неизвестном направлении.

К вечеру третьего дня у Надежды резко подскочила температура, и Праки Милреда всерьез начала опасаться за жизнь своей упрямой пациентки, которой после всего произошедшего просто не захотелось больше жить.

Праки Милреда решительно поднялась и отправилась в детскую, где бесцеремонно разбудила Мелиту и старательно втолковывала ей, как именно нужно себя вести, просчитывая каждый ее шаг.

Потом Праки Милреда зажгла храмовый светильничек и долго молилась, жалуясь Защитнице, прося прощения и благословения.

Праки Милреда старательно пересмотрела содержимое своей медицинской укладки и осталась недовольной. В конце концов она просто послала Мелиту на кухню за приправами. Кормилица притащила весь лоток, разделенный на ячейки, в каждой из которых находилась тщательно подписанная баночка с притертой стеклянной пробкой. Праки Милреда некоторое время перебирала их, наконец, выбрала одну, зачерпнула щепотку, развела в столовой ложке. И заставила Мелиту разбудить мирно спящего Геранда. Малыш закуксился, спросонья. Тогда Праки Милреда еще раз попросив прощения у Защитницы, сунула ложку с приправой в рот ребенку, да еще, обтирая ему губки, провела пальцем снизу вверх по слизистой маленького носика.

Прошло несколько секунд, и раздался обиженный вопль. Жестокосердная Милреда велела подождать несколько минут пока несчастный малыш не раскричался от жжения во рту и носу до посинения и разрешила плачущей от жалости Мелите бежать с ним в спальню к его матери.

— О Рэлла Надежда! — причитала Мелита, ползая на коленях у кровати, — я не знаю что с ним. Праки Геранд, он вдруг заплакал, и я не могу его успокоить. Никак не могу. Может, у него зубки режутся, я не знаю. Наверное, он заболел. Простите меня глупую, что я Вас побеспокоила ночью. Посмотрите, как ему плохо. Помогите, пожалуйста, помогите ему!

Она рыдала очень натурально, памятуя наказ Праки Мелиты, что Надежда почувствует любую, даже мельчайшую фальшь в голосе или в мыслях. И что этот жестокий способ единственный, которым можно спасти саму Посланницу, отвлекая от собственных страданий, не столько физических, сколько моральных. Единственный способ, способный вывести ее из ступора. Материнский инстинкт должен был сработать. И уж если даже это не поможет…

Некоторое время Надежда так же безразлично лежала, глядя в потолок, потом отчаянный рев сына и причитания кормилицы сделали-таки свое дело. Она подтянулась на руках, кривясь от боли, села на кровати, и, взяв на руки ребенка, принялась его успокаивать.

И Праки Милреда благодарно молилась Защитнице.

— Получилось!

Надежда понемногу начала подниматься и угрюмой, практически постоянно молчащей тенью, бродила по своим апартаментам, избегая даже Альгиды.

Аллант все еще отсутствовал, и Найс, выбивая свою Праки из угнетенного состояния, вот уже третий день периодически обращался к ней за решением, по его мнению, очень срочных и неотложных проблем. Надежда, как обиженный ребенок надувала губы, смотрела обреченно и жалобно. Но ей приходилось, пересиливая себя, решать поставленные задачи. Она разговаривала с Найсом бесцветным, полностью лишенным эмоций голосом, отворачиваясь и не поднимая глаз. Она стыдилась сама себя и думала, что теперь все, включая и Найса, смеются над ней и презирают.

— Праки Найс, — обратилась она однажды, пристально разглядывая маленькую царапинку на инкрустированной деревом столешнице, — что мне теперь делать? Я же на люди выйти не смогу. Обо мне теперь невесть что думают и говорят.

— О, Небо! Какие глупости Вы говорите, Рэлла Надежда! Вы попробуйте, выйдите, и сами убедитесь, что это лишь ваши домыслы.

Аллант появился в спальне глубокой ночью и скорее почувствовал, чем услышал, что Надежда не спит. Не зажигая света, он тихо, на носочках, прошел и осторожно сел на кровать, что-то с легким шорохом положив на прикроватный столик.

— Ай-я… — поздоровался он на джанерский манер, почти беззвучно, на выдохе. — Я улетел, не предупредив, извини. Я потом уже сообразил, что нужно было хотя бы информблок тебе оставить. — Надежда молчала и не шевелилась даже. — Найс, наверное, тебе говорил, что я брал истребитель. Я тебе информблок отчетный записал, посмотришь потом, если захочешь. Короче, я разнес эту проклятую комету на атомы. Говорят, вспышку было видно даже днем. Вот так. Теперь она больше никогда не появится над Тальконой и никому больше угрожать не будет… Я — дурак. Мне нужно было сделать это сразу же, как только мне доложили о ее возвращении. Я не сообразил вовремя и подставил тебя. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

Надежда, так же молча, извернулась, заползла головой ему на колени и ткнулась лицом. Гладкая теплая ткань джанерской формы так знакомо и полузабыто пахла кораблем и немножечко озоном.

Рука Алланта осторожно коснулась ее волос, поползла чуть прижимая, и еще и еще…

Его Мудрость Император Тальконы спал в эту ночь, не раздеваясь и даже не снимая обуви, поперек кровати и без одеяла, стараясь лишний раз не шевельнуться, чтоб не разбудить супругу, что доверчиво прижалась к нему и тихо дышала под мышку, держа одну ладонь у него на груди. Она не винила его в произошедшем, и это для Алланта было сейчас самым главным.

Бакет, телохранитель Алланта, предусмотрительно метнулся в сторону, освобождая дорогу. Рэлла Тальконы была в ярости. Дверь кабинета резко распахнулась от короткого удара ладонью. Аллант, сидящий за столом, удивленно поднял голову.

— Что случилось?

— Ничего! И кто это уверял меня, что Кадав попросил отпуск? По семейным обстоятельствам! Пока я никуда не выхожу! И главное, замену сам подобрал! А на самом деле что оказалось? И все так упорно молчали больше месяца! Все! Даже Бернет. Ты не имел права увольнять Кадава, а тем более заниматься рукоприкладством. Это не твой телохранитель, а мой.

— Но я же подобрал вполне достойного преемника. Еще скажи, что он не справляется. Не поверю!

— Раз уж он так тебе нравится, то и забирай его себе, третьим. Тем более, что речь идет вовсе не о профессиональных качествах твоего протеже, а о том, что ты неправомерно уволил моего личного телохранителя.

— Да его убить надо было!

— За то, что он первый догадался защитить меня?

— Но не таким же способом!

— А как сумел!

Аллант первый пошел на примирение, уступая:

— Ну, скажи Найсу, пусть он отыщет твоего незаменимого…

— Я сама.

— Тебе делать больше нечего, как за всякими слугами бегать? Ты — Рэлла этой планеты.

— А он — мой телохранитель.

— Делай, что хочешь… — как знаешь… устало выдохнул Аллант. — Я, действительно, хотел как лучше…

Бернет почти час пытался добиться связи со Стекольным. Как и полтора месяца назад инфоком друга был заблокирован на входящие сообщения из Талькдары. Тогда Бернет, представившись официально, потребовал у оператора разблокировать номер абонента. Приказ был незамедлительно выполнен, но к инфокому никто не подходил. И, когда времени почти не оставалось, и он уже хотел бросить все, потому что Рэлла Надежда вот-вот должна была выйти, замигала сигналка установленной связи. На экране появилась младшая сестра Кадава, старающаяся держаться по-взрослому строго и вежливо. Но вся строгость разом исчезла, когда она увидела Бернета.

— Праки Бернет! — обрадовалась она. — Ой, может быть хоть Вас брат послушает. Он сейчас все время такой… такой… — девочка бессильно махнула рукой. В ее глазах блеснули слезы.

— Подожди, не плачь. Включи инфоком в его комнате на внешнюю громкую связь. Я попытаюсь с ним поговорить.

— Я попробую Праки Бернет, если он меня пустит.

Кадав лежал на диване лицом в спинку, в грязной майке, мятых тренировочных штанах и босиком.

— Кадав… — позвал Бернет. Друг даже не повернулся, лишь досадливо дернул плечом. — Слышишь ведь! Повернись хоть.

Молчание и никакого больше движения.

— Кадав! Ты что, совсем сдурел, пока дома вылеживался?

Никакой внешней реакции.

— Ну и как хочешь! Можешь не поворачиваться. Главное, чтоб услышал. Короче! К тебе летит Рэлла Надежда. Примерно через два часа мы будем у тебя. Если ты еще в состоянии адекватно мыслить и понимать, ЧТО тебе говорят, то слушай. С тебя машина. Хоть роди, а скажи, что нашел.

Кадав рывком сел на диване.

И видок же был у него! Глубоко ввалившиеся воспаленные глаза, резко выступившие скулы, щетина, не меньше, чем недельной давности.

— Что?!

— Что слышал, красавец ты мой! Некогда мне. Все. Вылетаем уже.

И отключился.

Так и стоящая в дверях сестренка внимательно следила, как первые три минуты ее донельзя опустившийся братец заторможено смотрел на погасший экран инфокома. А затем, чуть не сбив ее с ног, бросился в ванную. И девочка побежала к матери обрадовать, что Кадав встал и, похоже, собирается взяться за ум.

Вскоре, чисто выбритый, он тоже примчался к матери:

— Мам! Дай мне рубашку. Белую. Быстрее! И носки, новые. Брюки я нашел.

И, еще не успев, как следует, одеться, набрал на инфокоме справочник, что-то быстро просмотрел и через полминуты набрал номер:

— Это фирма «Драйв»? Меня интересует последняя модель «Сарнетты» белого цвета. Нет, только чисто белого. Вы в состоянии выполнить срочный заказ? Машина должна быть у ворот моего дома не позднее, чем через час. Возможно? Хорошо. Дополнительные требования? Синяя лента и Государственный флажок Тальконы на капот. Да, именно так. Да. Знаю. На ваше усмотрение. Да. Эта цена в пределах разумного. Но, напоминаю, машина нужна не позднее, чем через час. Иначе я расторгну сделку.

Такого тона в разговоре: делового, напористого, почти жесткого, мать не слышала от сына не то что в последний катастрофический месяц, но и вообще никогда. Он стремительно возвращался к жизни. И всего-то потребовалось одно короткое сообщение.

Кадав уже полчаса стоял у предусмотрительно распахнутых ворот и пристально смотрел в небо, на Запад. Заранее вызванные по 02 коду машины полицейского сопровождения ожидали поодаль. Бывшего телохранителя била нервная дрожь, и он старательно стискивал зубы, чтоб не стучали. Он почти пропустил тот момент, когда из легкой утренней облачности, круто пикируя, вывалился белоснежный люфтер с отключенными двигателями. Его, явно, вел Бернет. Потому что никто иной, с такими пассажирами на борту, не стал бы так неосмотрительно сажать машину без посадочной площадки, даже не сделав круг для прикидки. Но Бернет, круто закладывая правый крен, виртуозно точно вписался в улицу и нежно опустил люфтер как раз по линии срединной разметки. Рэлла Надежда, наверняка, оценила такое лихачество, а вот Альгида, скорее всего, пребывала в предобморочном состоянии.

Наверное, нужно было подбежать, помочь с трапом, но, неотвратимо закаменев, Кадав остался стоять на месте и, молча, обреченно смотрел, как ЧУЖОЙ рослый парень из охраны внутреннего радиуса, безупречно четко проделывает ВМЕСТО НЕГО все положенные действия. Бернет выпрыгнул из кабины, взбежал по трапу в салон, и Кадав почувствовал, что мгновенно вспотел.

Рэлла Надежда спускалась, чуть придерживаясь кончиками пальцев за руку чересчур заботливого Бернета. Или так оно бывало всегда? Полтора месяца, но что-то неуловимо изменилось в ее облике. Очень спокойное, заметно осунувшееся, но, тем не менее, все так же невероятно красивое лицо. Его Праки была одета слишком торжественно для простого визита к провинившемуся отставному слуге: развевающееся белое платье и тончайшая кружевная вуаль, изящный венчик на лбу, инкрустированный лазуритом и топазами, легко качающиеся у висков удлиненные ромбики топазовых подвесок. Колье и серьги в тон комплекта. Или Рэлла Надежда уже вовсе не его Праки?

От этой мысли Кадав окончательно растерялся, и когда Рэлла Надежда приблизилась, он, вместо приветствия, рухнул перед ней на колени, прижимая подбородок к груди и безвольно уронив руки. Он мог бы простоять так неизвестно сколько, расписываясь в безоговорочном признании своей вины и полной покорности.

— И долго мне еще созерцать твой затылок и слушать твое глубокомысленное молчание? — По крайней мере, в ее тихом голосе не было ярости, только нетерпение и тонкая ирония. — Подъем!

Кадав немедленно встал, продолжая отводить взгляд.

— Во-первых, Кадав, я хотела бы извиниться перед тобой за Алланта. Он погорячился тогда.

— Нет, Рэлла Надежда! — впервые подал голос бывший телохранитель. — Он имел полное право…

— А я уже подумала, что ты онемел! Ты, действительно, так считаешь? Вот, возьми. — На ладони Надежды лежал, до боли знакомый, расстегнутый джанерский браслет — если ты не передумал, конечно.

Кадав одновременно глупо улыбался и растерянно хлопал глазами, но вслух не сказал ничего.

Надежда подождала, пока он, торопясь, не застегнул браслет.

— Бернет сказал, что транспорт у тебя есть. Отвези меня в ваш Храм, пожалуйста.

Кадав во второй раз подал голос:

— Но мне туда нельзя, Рэлла Надежда! На мне проклятие Защитницы.

— Вот еще! По-твоему, я должна слушать и поддерживать всякие глупые суеверия и твои пререкания к тому же? — в голосе прорезался металл возмущения — И кому, интересно, все это нужно, тебе или мне? Я что, зря сюда летела? Короче! Либо ты сейчас же садишься в машину, либо я навсегда прощаюсь с тобой, упрямцем, и лечу назад. Ну?

— Простите, Рэлла Надежда! Я отвезу Вас.

— Да. Еще. Твоя мать, она очень сильно верующая, не так ли? Устрой ее в машине сопровождения. Ей ведь очень важно все знать.

Маленький Храм Стекольного, у подножия горы, дышал бедной суровой древностью. Все его Служители и немногочисленные утренние прихожане у входа встречали Божественную Посланницу. Бернет постарался, сообщил о прилете.

Расстояние от машины до начала короткой, выложенной из гранита дорожки Кадав преодолел спокойно. Но, едва ступив на первую плиту, замер, почти физически ощутив препятствие. Надежда, пропуская его вперед, легонько подтолкнула в спину.

— Струсил, что ли? Эх, ты!

И сама опешила, когда тяжелые двери храма сами собой резко захлопнулись, едва Кадав приблизился ко входу.

Парень отшатнулся в ужасе и рухнул на колени. Сзади, среди Служителей и прихожан послышался тихий ропот, многие осеняли себя священным обережным знаком.

Надежда сделала еще несколько шагов, подойдя почти вплотную к ступеням входа. Двери, опять таки без видимой посторонней помощи, плавно распахнулись перед ней. Все это начинало походить на какую-то мистику.

Надежда вернулась от самых дверей и, крепко ухватив за правое запястье, вздернула с колен мертвенно-бледного телохранителя.

— А ну, пошли! — и, упрямо вскинув подбородок, силой поволокла парня за собой.

Двери угрожающе заскрипели, дрогнули, но остались распахнутыми. Вслед за ними в храм вошли все остальные. Строгое убранство древнего святилища было лишено столичной, почти нарочитой роскоши.

— Возьми светильник!

Едва только чаша светильничка, выполненная здесь из яркого синего хрусталя, оказалась в руках Кадава, огонек немедленно потух. Парень был близок к истерике.

— Дайте ему другой светильник!

На сей раз, даже Надежда ощутила резкий леденящий порыв ветра со стороны алтаря, который отбросил Кадава почти к дверям. Он едва удержался на ногах, но тут же опустился на колени и теперь стоял в полной беспомощности, напуганный и жалкий. Из-под стиснутых век катились крупные капли.

Во всем храме, разом погрузившемся в тревожный, гнетущий полумрак, не осталось ни одного горящего светильника.

Похоже, за древней верой этой планеты все же стояли какие-то неведомые силы, которые, до сего момента, Надежда воспринимала на уровне фарса и показного вынужденного подчинения. Она и не подозревала, что можно, вот так, жестоко мстить, не принимая, парню, посягнувшему, пусть и по принуждению, даже не на саму Защитницу, а лишь на ее Посланницу, как настойчиво продолжали именовать Рэллу Тальконы все священнослужители и большинство населения планеты. На сей раз, все было всерьез.

Надежда, коротко вздохнув, смотрела, КАК синхронно шевелятся губы у священнослужителей, может быть, впервые увидевших открытое проявление Силы их Покровительницы. Как, стиснув руки под подбородком, и прикрыв глаза, истово молится мать Кадава. Ее бескровные губы быстро шевелились в неслышной мольбе. Получается, пытаясь разубедить женщину и Кадава в беспочвенности проклятия, Надежда сама подвергла их этому стрессу.

— Всерьез так всерьез! — Посланница вернулась к дверям. Не решаясь на открытый вызов, из боязни еще больше навредить до смерти напуганному телохранителю, за шиворот затрещавшей рубашки вздернула Кадава с колен, вновь стиснула пальцы на его запястье и силой поволокла вперед, почти физически ощущая внешнее сопротивление. Ее несчастный телохранитель был здесь явно неугоден. Но она все-таки дотащила его через весь храм к алтарю.

Кадав вновь сполз на колени, и Надежда отпустила его руку.

Надежда, чуть прищурившись, посмотрела на статую Защитницы на алтарном возвышении. И собственный голос зазвучал под сводами храма совсем по-чужому, но вполне уверенно.

— О, Великая Защитница! Ты же знаешь, как все было. Прости и прими моего телохранителя, как простила и приняла его я. Ибо он навек нуждается в тебе, твоей власти и покровительстве. Пожалуйста, прими!

Чуть помедлив, она, к ужасу присутствующих, уверенно поднялась на алтарное возвышение, вставая лицом к лицу со статуей Защитницы. Затем сняла с себя колье, лазуритовое с топазами и застегнула замочек на шее статуи, с удивлением отметив почти живое человеческое тепло, идущее от камня изваяния. Отступала она, медленно пятясь. Кадав так и стоял на коленях, сжимая в левой руке синюю чашу потухшего светильника.

Надежда сомкнула пальцы над потухшим светильником и зажгла его, как сделала однажды в день коронации.

— Прими его, пожалуйста! — Полушепотом повторила она. — Дай знак, что он прощен.

И в одно мгновение все светильники храма сами собой вспыхнули.

И Кадав впервые, после дня Жертвоприношения, робко улыбнулся.

Надежда подошла к Бернету и, торопясь, оперлась о его руку. Сейчас она была близка к обмороку. Воздуха катастрофически не хватало.

— Вроде бы и не особо устала… — подумала Надежда, — Или это тоже знак? Не велят вмешиваться или что другое? — но вслух шепнула только одно слово: уходим!

Кадав заметался, не зная, что же ему делать: присоединиться к общей благодарственной молитве, ведь виновником всех сегодняшних событий был никто иной, как он сам, или же следовать за своей Праки. Он выбрал второе, уже на бегу прося прощения у Защитницы, в глубине души надеясь, что она поймет и простит его и на этот раз.

Надежда обрадовалась, что смогла дойти до машины, и никто ничего не заметил. На свежем воздухе ей стало лучше. Наверное, это было не совсем вежливо, убегать, не прощаясь, но уж лучше так, чем грохнуться в обморок у всех на глазах или хотя бы дать заметить посторонним, что ей стало плохо в храме.

— Бернет, поведи машину, пожалуйста. Боюсь, что Кадав пребывает сейчас в слегка растрепанных чувствах.

В душе Кадав возмутился, но вслух перечить не посмел. И вскоре, сосредоточенно смотря в лобовое стекло, понял, что Надежда была права и слово «слегка» она употребила исключительно из деликатной тактичности. Он просто не способен сейчас нормально вести машину, да еще с такими пассажирами.

Идти в дом Надежда отказалась и ждала его в люфтере, который немедленно взлетел, как только Кадав поднялся на борт. Ему давали полчаса на сборы. Он уложился вдвое быстрее. И был безмерно счастлив, что возвращается к любимой работе.

Альгида, еще с самого утра выглядевшая слишком встревоженной и напряженной, наконец решилась:

— Рэлла Надежда, — обратилась она, заискивающе заглядывая в глаза, — можно я отлучусь часа на два? Мне в город нужно. И уточнила, — очень нужно.

Праки Милреда с изумлением смотрела на служанку Рэллы Тальконы, застывшую в дверях ее кабинета.

— Альгида, ты?

— Праки Милреда, мне нужно Вам кое-что сказать. Кажется, Рэлла Надежда беременна. Со дня Жертвоприношения. Она никогда на женские дела особого внимания не обращала и, тем более, сроков не подсчитывала. А я всегда подсчитывала и за себя и за нее, и по себе сверяла. А Рэлла Надежда еще, похоже, не подозревает. Но представляете, что со дня на день начнется?!

Праки Милреда понимающе качала головой, сосредоточенно думая, под каким предлогом ей нужно немедленно появиться во дворце. Каким образом соблазнить Рэллу Надежду на медосмотр, чотя. Хотя бы дистанционный, а еще лучше заполучить образец крови. И не стоит ли, для начала, поговорить его Мудростью Аллантом?

Аллант ушел в кабинет и закрылся там, выставив телохранителей за дверь. Время суток не имеет никакого значения, если в душе кавардак. Неприятности обладают поражающей способностью возникать, как только позволишь себе расслабиться и дашь отдохнуть.

Талькона мирным путем подтвердила свое могущество и привилегированное место в секторе. И все жители планеты с благоговением говорили о Посланнице. Даже Западный Материк прислушивался к ее словам. Пожеланиям на уровне строгого приказа. Вот и заводы строились один за другим: и горноперерабатывающий и, главное, авиастроительный. И скоро будет первый, самый первый в истории Тальконы космический корабль межсекторного класса качества, оснащенный своим же оборудованием. Матенс зря времени не терял и бурно разворачивал деятельность. Не отнимешь дар у человека! И умудрилась же Надежда обратить внимание на щуплого затравленного паренька. Не ошиблась. Теперь, женившись, он с удвоенным старанием создавал свое детище: приборостроительный завод космоэлектроники. А супруга крепко и надежно держала его в пухленьких ручках, оказавшихся к тому же очень деловитыми. Такую деятельность в новом особняке развернула! Все у нее там по струночке ходят, включая мужа.

Даже у них с Надеждой все было отлично.

Целых два счастливых месяца, которых, казалось, должно было хватить, чтоб хоть немного забылся весь ужас Дня Жертвоприношения. Надежда даже перестала испуганно вскрикивать по ночам, ища спасения у его плеча, аи, просыпаясь, смотреть виновато и смущенно. Вновь научилась улыбаться. Но вот уже третья неделя, как все из рук вон плохо.

Аллант долго сидел за столом, до онемения стиснув сплетенные пальцы. Потом решительно крутнулся вместе с креслом к компьютеру.

База Накасты отозвалась быстро, но что толку! «ДэБи-14» стояла на профилактике, экипаж в отпуске. Где точно искать на Чионе Каша знала только Надежда.

И Аллант, вздохнув, послал вызов Шетону.

— Шетон… — начал было Аллант.

— О, кого я вижу! — Перебил его рептилоид. — Не ждал, честно не ждал.

Аллант, не перебивая, давал ему выговориться.

А рептилоид, внимательно посмотрев на собеседника, мгновенно переменил тон и спросил быстро и очень серьезно.

— Что-то случилось? Ведь просто так ты не стал бы меня искать.

— Случилось. — Угрюмо подтвердил Аллант. — Но, если честно, я искал Каша. А так как не знаю его координат…

— Что случилось-то? — Настойчиво повторил ящер. — Надежда натворила что-нибудь?

— Натворить не натворила, но ваша помощь ей сейчас необходима. Рассказывать все с самого начала слишком долго, но, если вовсе коротко, то дела обстоят так: Надежда ждет ребенка.

— Но это же прекрасно! — восторженно перебил его Шетон, — У людей сезон размножения слишком редок. Насколько я помню законы вашего вида, родителей следует поздравлять. Так что присоединяюсь.

— Спасибо Шетон, — устало выдохнул Аллант.

— Не понял! Ты будто и не рад?

— Да… рад, наверное… не знаю… но вот Надежда решила, что не хочет рожать этого ребенка. У нее опять жуткая депрессия, и токсикоз страшный, и вообще… все плохо. Я только-только ее наладил, вроде бы все нормализовалось. И тут, бац, эта беременность! И все стало еще хуже, чем было. Я уже не знаю, что делать. Вы не могли бы кто-нибудь прилететь? Я полностью оплачу перелет, не беспокойтесь.

— Беспокоюсь! И очень сильно, — ехидно отозвался Шетон. — Я, между прочим, по вашим человеческим законам, вообще, прихожусь Надежде родственником. Братом. Правда, не кровным, молочным. Мне ее отец объяснял. А кровь у нас не совместима.

— Я всегда считал, — зациклено твердил свое Аллант, не очень-то слушая собеседника, — что Надежда сильнее меня и спокойнее. А она сорвалась. Опять сорвалась!.. Но, если учитывать все обстоятельства… она даже не ест почти ничего. Так можно голодом себя уморить… и ребенка этого… тоже… Короче, прилетайте, если сможете… я здесь вам все объясню.

— Успокойся и жди. Надежде не говори пока ничего.

Шетон Ог скользящей походкой приблизился к изголовью кровати.

— Ай-я, девочка! Как же долго я тебя не видел!

— Шетон… — ответ был чуть слышным, но губы скривились в жалком подобии улыбки.

— Хорошо же ты встречаешь своего старого друга!

— Извини. Я сейчас… — Надежда подтянулась на руках и села, опираясь головой о спинку кровати. — Просто я сейчас не совсем в порядке.

— Оно и видно! А мы с Шетоном-младшим и Кашем рассчитывали отдохнуть тут у вас. Где-нибудь на океане, в уединенном месте. Компанию не составишь?

— Попробую. Если Аллант не будет возмущаться.

— Не буду, не буду. Твои гости — развлекай.

— Только переоденься в форму, пожалуйста. — Попросил Шетон. — Что-то я совсем не воспринимаю тебя в этих тряпках.

Тряпками обозвали тончайший батистовый пеньюар в пене розовых невесомых кружев.

Надежда усмехнулась и с готовностью быстро кивнула, за что сразу же и поплатилась — зажала рот ладонью и опрометью выскочила из спальни, цепляясь второй рукой за стену и дверные косяки, чтоб окончательно не потерять равновесие. Альгида выбежала за ней следом.

— Вот такие дела — грустно констатировал Аллант, со вздохом разведя руками.

— Ничего… — успокаивая, отозвался Шетон.

Через некоторое время, когда все сидели в напряженном молчании, в дверях появилась Надежда, в джанерской форме и поэтому кажущаяся совсем тоненькой и хрупкой девчонкой. Пряди волос на лбу влажные и прилизанные, взгляд ввалившихся глаз вопросительный и самую чуточку лукавый.

— Я готова, вообще-то.

Рептилоиды поднялись.

— Аллант, мы похищаем у тебя супругу на некоторое время. Мы будем где-нибудь на океане. Нас не ищи. Если что-то потребуется, мы сами тебя найдем.

Уже в коридоре Надежда обернулась:

— Кадав со мной. Бернет и Альгида остаетесь здесь до моего приказа. И не возмущаться!

Уж, каким образом Рептилоиды на чужой планете умудрились отыскать этот островок, затерянный в океане, неизвестно. Но они очень мягко опустили свой кораблик, летящий в атмосфере в люфтерном режиме на самый край вдающегося в океан узкого мыса. Весь островок — десять минут хода вдоль и поперек. В самой середине — миниатюрная рощица из тонких устремленных ввысь деревьев, трепещущих в недосягаемой высоте ленточками кожистых листьев, почти не дающих тени. Крупнозернистый, практически белый песок кругового пляжа. И все.

Выбрались наружу. Уселись прямо на песке. Надежда попыталась, было, опереться ладонью и тут же отдернула ее, песок раскален. Она начала тщательно разгребать верхний слой, чтоб расположиться комфортно. Кадав перехватил инициативу, докапываясь до более прохладных слоев. После дворца с кондиционерами здесь было тяжко. Пекло несусветное. А рептилоидам в радость. Надежда крепилась, сколько могла, пытаясь делать вид, что все в порядке, натянуто улыбаясь, старательно поддерживала беседу.

Шетон сам предложил:

— А может быть, тебе прилечь, отдохнуть немного, пока жара спадет. По человеческим меркам сейчас должно быть не очень-то комфортно. Недалеко и до теплового удара. А мы поныряем. Давно такого пространства не видели.

— Только осторожно. У нас тут змеи водятся. — С беспокойством предупредила Надежда.

— Нашла о чем переживать! Думаешь, рептилия с рептилией не договорятся? Так, что лучше идите в корабль. Гостевая каюта вторая, справа от входа.

Надежда, благодарная ему за это предложение, кое-как, почти теряя сознание, доплелась до заветной каюты.

Сработал фотоэлемент, открывая двери. Кадав заглянул из-за ее плеча. Довольно просторная для такого корабля, практически пустая прихожая и узкая дверь направо. Дохнуло живительной прохладой, легким, едва уловимым запахом влажной утренней листвы. Торцевая стена полностью занята голограммой полупрозрачной весенней рощи с соответствующими звуковыми и запаховыми аналогами. Он, следом за своей Праки, переступил порог. Пол, чуть пружинящий под ногами, зеленого, почти траурного цвета. Слева, сразу за дверью, странного назначения возвышение немного ниже колена из черного глянцевого камня чуть длиннее полутора метров. У самой двери — единственный предмет мебели — низенький столик из голубого рифленого пластика. На нем стандартная джанерская упаковка минеральной воды, на девять бутылочек и большая пачка белкового концентрата. Все!

Кадав толкнул ладонью вторую дверь, и губы его невольно вытянулись в обиженно — удивленную трубочку. Никакой каюты за ней не было — дверь вела в непривычного вида санблок.

— И это всё? Что они позволяют себе эти Рептилоиды!? Даже в тюрьме есть, какой-никакой матрац на кровати. А здесь и кровати нет! Они что, совсем не соображают, что пригласили в гости Рэллу Тальконы?

Надежда, между тем, присела на каменное возвышение, уткнулась лбом в колени. Кадав растерянно стоял возле нее и не знал, что ему делать.

— Открой мне воды, пожалуйста, — жалобно попросила Праки, не поднимая головы.

Он, торопясь, выполнил просьбу и присел на корточки напротив, ожидая, пока у него примут бутылочку.

Надежда сделала несколько быстрых глотков.

— Открывай концентрат, если хочешь есть. Я — спать…

И, действительно, даже не разуваясь, примостилась на каменной лежанке и провалилась в сон.

Кадав медленно жевалпережевывал солоноватые сухарики концентрата и смотрел на свою Праки. Видел бы кто другой, как спит сейчас Рэлла Тальконы: не раздеваясь, на правом боку в позе зародыша, уткнувшись лбом в локтевой сгиб правой руки, ею же обнимая себя за лопатку. Левой рукой прикрывая голову. Вот так. Без подушки, без одеяла, не говоря уж о прочих постельных принадлежностях.

Совершенно не такая, какой ее привыкли видеть преданные подданные на приемах и праздниках: без малейшего намека на косметику, измученная недомоганием, хрупкая и беззащитная. И почему только Праки Аллант отпустил ее сейчас, именно сейчас, когда ей, как никогда, требовались ласка и поддержка?

А этим зеленым чудищам на все наплевать! Им бы только купаться да на солнце жариться. Ни хорошей еды, ни нормальной каюты. Единственная забота — кондиционер, настроенный на человечески комфортный режим. Кадав поднялся, снял куртку и укутал ею свою Праки. Она проспала весь вечер и ночь, не просыпаясь. Кадав, сидя, спал у двери. Рептилоиды так и не появились.

Следующий день стал повторением предыдущего, только с той разницей, что Надежда отправила Кадава купаться, а сама сидела с рептилоидами на песке. Ее по-прежнему выворачивало наизнанку не только от сухариков концентрата, но и от воды. Тем не менее, она вполне непринужденно болтала, свистя, шипя и щелкая, как гости.

На третий день она вовсе ослабела. Кадав уже готов был поругаться с рептилоидами, мысленно высказывая все, что думал и обильно награждая их самыми нелестными эпитетами.

Рептилоиды, все трое, расположились почти на границе прибоя. Они дружно чистили, потрошили, и сразу жарили на странного вида нагревательном приборе свежевыловленную рыбу, складывая ее румяной горкой на поднос. С чего они взялись кулинарничать, Кадав не совсем понял. До сего момента рептилоиды вполне свободно довольствовались сырой и живой добычей.

Надежда с обреченным видом сидела в отдалении на бревне, вынесенном океаном, и смотрела на прибой. Даже купаться сегодня не пошла. Кадав расположился чуть позади. Он уже научился ждать.

Один из рептилоидов, не поднимаясь с песка, переливчато и пронзительно свистнул. Надежда медленно обернулась и поплелась на зов.

— Ничего себе! — Возмутился про себя Кадав. — На свист! Как хрунта! Да за такое оскорбление убивать надо! — но вслух опять не сказал ничего, только яростно сжал кулаки и пронзил ближайшего рептилоида ненавидящим взглядом.

Рептилоид никак на него не среагировал. Он молча указал Надежде место на песке слева от себя и довольно кивнул, когда она села.

Кадав запоздало сообразил, что сидят Рептилоиды не совсем удобно для беседы: один перед Надеждой, а двое других по бокам и чуть позади, образуя равносторонний треугольник, в центре которого расположилась его Праки. Некоторое время они о чем-то вяло щелкали, больше сами Рептилоиды, чем Надежда.

Кадав так и не уловил момента, когда взгляд ее бессмысленно поплыл, губы скривились в неком подобии глупой улыбки. Она сидела и спала с открытыми глазами, покачиваясь и с трудом удерживая равновесие. Кадав бросился, было, к ней, но ближайший рептилоид, совсем по-человечески, пригрозил телохранителю воздетым пальцем и быстро прижал его к губам, призывая к тишине.

Воздействие было мощным и тотальным. И в результате Надежда с аппетитом поела той самой жареной рыбы и не позеленела при этом, как обычно. И все еще так же заторможено и покорно пошла спать, как ей приказали, причем уже на интерлекте. Кадав тоже поднялся, но ему жестом приказали остаться. За Надеждой последовал один из рептилоидов.

— Садись, поешь. Тебе ведь тоже пришлось в эти дни несладко. И не такие уж мы изверги, как тебе показалось. Мы, во-первых, присматривались. А во-вторых, выбивали Надежду из, ставшего уже привычным, режима благополучия и изнеженности.

Я знаю Надежду с рождения, точнее, еще до рождения. Примерно с такого же периода беременности у ее матери, как сейчас у Надежды. Но здесь вся беда в том, что она ассоциирует и беременность и ребенка с негативными событиями жизни, интуитивно противясь его рождению. Отсюда и такой токсикоз и депрессия. Мы постарались сгладить негативные воспоминания и настроить ее на более благосклонное отношение к своему ребенку. Думаю, что все должно наладиться. Но мы еще последим за ней некоторое время и подкорректируем ее состояние. Хотя, по правилам нашей планеты, это не совсем честно и законно. Мы не вправе проводить такое тотальное воздействие. Но Аллант просил помощи. И помощь, действительно, была ей нужна. Да ты ешь, ешь… Ведь она тебе не только хозяйка?

Кадав смутился.

— Я люблю Рэллу Надежду.

— Ну, тогда иди, карауль свою любовь, хотя здесь некому ее обидеть. И сложновато, как я думаю.

Через день Надежда запросила по браслету акваланг и фруктов и, наконец, включила свой маячок.

Бернет прилетел через полтора часа.

— Кадав, не хочешь поменяться? Лети домой, если устал.

— Рэлла Надежда! — взмолился он — я что-то сделал не так? За что?

— Просто хотела, чтоб ты отдохнул.

— Но ведь это Бернет женился, а не я. Пусть уж вместе с Альгидой и отдыхают.

— Как хочешь…

Провожая глазами люфтер, Кадав спросил:

— Рэлла Надежда, а ваши Рептилоиды могут читать человеческие мысли?

— Свободно. Причем даже через стенку или на приличном расстоянии. Если захотят.

Невысказанное вслух ругательство сорвалось с губ тихим, сразу же оборванным шипением.

— В чем дело?

— Наверное, мне нужно извиниться. — Потупил голову Кадав.

— Перед кем?

— Перед ними. — Кадав мотнул головой в сторону корабля.

— Наверное. — Спокойно подтвердила Надежда. — А есть за что?

Кадав, подтверждая вину, потряс головой.

— Только они же все одинаковые. Я их не различаю.

— Да не может быть! Смотреть внимательнее нужно! Для начала обрати внимание на глаза. У них у всех радужка отличается по цвету. Это зависит от возраста. Самая яркая — у Шетона-старшего. У Каша — почти желтая. И роста они разного.